Несправедливая укоризна: [Письмо в редакцию по поводу ст. проф. А. П. Лебедева «О нашем символе веры»]

В февральской книжке «Богословского Вестника» за настоящий год на мою долю досталась укоризна от Ал. П. Лебедева в том, что я приписал ученейшему р.-катол. епископу Гефеле «невозможнейший абсурд» (стр. 281 – примеч. под строкою).

Обвинение конечно тяжкое, и мне – признаться – горько слышать это, – тем паче, что, бросив на меня эту укоризну, А. П. не благоволил обставить свою речь так, чтобы дело было изложено в надлежащей ясности и чтобы никаким недоумениям места не оставалось.

В чем же, однако, дело?

Дело в том, что слова «невозможнейший абсурд» сковал сам А. П., что из-под моего пера их выпускаемо не было.

Я в своем разборе Гефелевского мнения по разбираемому вопросу употребил выражение, что Гефеле допустил «важ­ный недосмотр».

Чтобы, кажется, нетерпимого в таком моем выражении, чтобы следовало из-за него выпускать такой громкий выстрел? Ал. П. изъявляет свое неудовольствие на мое замечание, сделанное при разборе суждения Гефеле потому, что таким замечанием оказывается неуважение к учености Гефеле; не говорит Ал. П. ясно – но разуметь дает, что благодаря таким не разумным отношениям к трудам западных ученых, мы рискуем опасности подвергнуться неприятностям от немцев: благо нам, что немцы не читают наших книг.

Да позволено мне будет отстранить от себя обвинение, какое незаслуженно возвел на меня г. Лебедев.

В разбираемом месте, служащем поводом к настоя­щему неприятному объяснению, у Гефеле идет речь о том, кто был составителем Символа веры, известного теперь у нас под именем Никео-Цареградского. Гефеле пишет (Ист. соб. т. 2, стр. 10):

Никифор Каллист свидетельствует, – (точнее было бы перевести слова Гефеле: will wissen – словами: Никифор хочет знать – но ведь смысл от сего не изменяется): – так Никифор Каллист свидетельствует, что Символ нашего собора был издан Григорием Нисским, Марк Евгеник на Флорентийском соборе утверждал, что автором Символа следует признавать или признается (werde gehalten) Григорий Богослов.

Но то и другое показание – продолжаем речь Гефелеву так мало обстоятельны и мало достоверны – что Тильмон, как мне кажется имел право, mit Recht – (заметьте, чита­тель, это выражение Гефелево, в нем вся сущность дела) – Тильмон имел право высказать совершенно иную гипотезу. Какая же это гипотеза Тильмона – которую имел право выставить он, Тильмон, и которую одобряет сам Гефеле (wie mir scheint – mit Recht)? Следует речь о Символе Епифаниевом, составляющем corpus delicti настоящего нашего объяснения с Ал. П.

Тильмон – продолжает Гефеле – исходит из того, что Епифаний в своем Ancoratus с. 121 поместил подобный (ahnliches) символ, с замечанием, что символ тот состоял во всеобщем употреблении и что обстоятельно изучать его обязаны были все оглашаемые. – Но Ancoratus Епифания издан был еще в 374 г., как об этом совершенно ясно говорится во многих его местах (следуют цитаты, указывающие на те места). – Следовательно, рассматриваемый символ должен был появиться в церковном употреб­лении по крайней мере десятилетием раньше до второго Вселенского собора и представляется вероятным, что собор не собственно новый Символ составил (nicht eigentlich neues Simbolum aufstellte), но воспринял такой, который был уже в употреблении заранее, в некоторых местах изменил, именно привел в сокращение, – как это дока­зывать можно сравнением текста у Епифания с текстом действительного Символа составленного нашим собором. За сим у Гефеле следует изложение нашего настоящего Никео-Цареградского Символа веры. Снова прошу Г.г. читателей припомнить выражение Гефеле, что он Гефеле за этим мнением Тильмона признает право – mit Recht – и сам ему сочувствует.

Судите же теперь Гг. читатели беспристрастные, имел ли я основание выразиться, что Гефеле допустил важный недосмотр, когда он – не усвояя надлежащего значения свидетельствам Никифора Каллиста и Марка Евгеника – оказывает предпочтение мнению Тильмона, который своими соображениями не только не помогает делу, а только еще болee оное затемняет.

Ежели же я имел основание употребить выражение, что Гефеле – предпочитающий Тильмона Никифору Каллисту и Марку Евгенику – допустил важный недосмотр, то на чем же основывается А. П., укоряющий меня, что я приписал Гефеле невозможнейший абсурд.

В заключение этой своей заметки присоединю еще не­сколько слов:

Инкриминируемые А. П. мои исследования писаны были уже более 35 лет тому назад; той книжечки, где содер­жится разбираемое место, у меня в настоящее время не имеется, она за давностью лет затерялась. Ежели там окажется что-нибудь такое, что с моим настоящим объяснением не согласно и что может служить для А. П. достаточным основанием к укоризне мне, то я готов при­нести ему тысячи извинений за то, что защищая себя те­перь, отнимаю силу у его нападений на мои строки писан­ный больше 35 лет тому назад, а ежели и там – в той книжке – содержится тоже, что и в моем объяснении настоящему то я буду доволен спокойствием в своей совести, что объяснением своим я operam et oleum non perdidi.

Иоанн Епископ Аксайский.

Март, 6, 1902.