Выдержки из дневника ученика Иркутской семинарии Егора Добросердова

Выдержки из дневника ученика Иркутской семинарии, высшего отделения, Егора Добросердова¹, командированного в июле 1831года, по распоряжению Его Высокопреосвященства, Преосв. Apxиeп. Иринея, в улусы Бурят Аларского, Балаганского и Идинского ведомств, в качестве миссионера со свящ. Ник. Комаровским²

Июля 23, 1831 г. утром мы были, по приказанию Высокопр. Иринея, в крестовой – за paнней, после коей в его присутствии, слушали в напутствие себе молебен. Замечательно, при этом, было то для меня, что при чтении Евангелия, развернутого самим над главами нашими, унылый и нерешительный доселе, – отдаться предлежащему мне делу всецело,– вдруг я почувствовал, что в меня, как бы бодрость вселилась и сила к предстоящим подвигам, сопряженным для меня с немалыми по неопытности моей и по недоброхотству ближайшего ко мне начальства–затрудне­ниями. Я, как орел в обновленной юности, укрепился при этом и был на самые раны готов (Пс.37:18), и часа в три отправился уже с воодушевлением в путь мой.

Впрочем, отъехав верст пят, при виде Вознесенской обители мне не вольно сгрустнулось: тут была могила от.иеромонаха Нифонта, которого любило сердце мое и который годов до 4-х почти был коротко знаком мне и помогал тогда мне своими советами... Отпев молебен свят. Иннокентию, мы зашли на могилу о. Нифонта, где за панихидой молили Господа успокоить его в лоне Авраамовом, где добродетель торжествует, блаженствует; где Сам Господь оттирает слезы земных тружеников, работавших Ему со страхом. Долго и после стоял я близ этой могилы–с моими спутниками – и учился жить у мертвого³.

Прибыв после сего на станцию Зуй, мы останавливались здесь, часа на два и отправились далее. Вечер был прекрасный, пение птиц, разнообразие деревьев и благоухание цветов доставляли моему сердцу невырази­мое утешение, так что не ощутительно мы подъехали к реке Китою, через которую переправясь благополучно пристали на ночлег к священнику Баликтуйской церкви о. Николаю Казанцеву. Супруга его приняла нас с paдостью. Через полчаса явился и сам он.

24 Июля. Отблагодарив священника за гостеприимство, в 9 часов мы отправились в Тельминскую фабрику, где свящ. Ал-р Пономарь принял нас с радостью; в церкви нашли мы такую чистоту, опрятность и порядок, каких нигде не видали. Мы говорили о назначении сюда Диакона, по благословенно Архипастыря нашего, чему о. Ал-р был рад.

Пробыв у него около 2-х часов, мы отправились в Усолье, где и избрали для себя квартирою дом здешнего диакона Николая. Были у ве­черни; ибо спутник мой о. Николай желая воздать, как бы долг своему наставнику, покойному о Нифонту, решился отслужить здесь по нем обедню. После обедни мы отслужили панихиду.

В 2 часа 25 Июля мы отправились в с. Мальту. Хотя и не было при здешней церкви местного священника, однако в ней все приведено было в должный порядок, отставным Ускулукской Троицкой церкви священником Иоанном, посланным сюда по распоряжению благочинного, для служения и исполнения треб. Помолившись Господу, мы отправились в с. Тайтурку и дивились на пути, при виде дивной панорамы,– чудному персту Всевышнего, который, поставил горы в мериле и холмы в весе (Ис.40:12), все привел в беспримерное устройство. Затем, пробыв в с. Ускулукском час       у родной      моей тетки      мы отправились в с. Бельск, где я родился.      Родители мои встретили      меня – с ра­достью, не зная еще ничего о цели моего пути. Вечер весь и до поздней ночи проведены мною в сладкой беседе с ними.

26 Июля. Услышав звон к утрени, мы, не медля, пошли в церковь. После литургии и обеда, я стороной завел разговор с моей матушкой «о намерении моем» посвятить себя, согласно желанию, между прочим, и «Владыки, Христу и, оставив мир, идти в монахи, по окончании курса»; при чем уговаривал ее – родную мою – не грустить и не печалиться, но благословить меня; тем более, что и сама она ведала из отзывов отца своего, а моего деда о моем призвании....

Но она жаловалась на бедность и      старость      с родителем      моим, и я противопоставлял ей – надежду на Бога; по случаю же высказываемой труд­ности для нее пожертвовать      мною –первенцем      и любимым своим детищем, я говорил ей, что Сам Господь заповедал первенцу народов – Израилю посвящать Себе на служение первенцев; не говоря уже о том, что для благочестия и любви нет перепон к соединению; что разлука лишь более питает и воспламеняет их. Вздохи ее при этом и слезы сильно меня тронули, но не поколебали: со слезами я уговаривал ее благословить меня на вступление в иноческое звание. Припоминал ей собственные же ее наблюдения, касательно меня, с самого младенчества... После долговременного увещания она подала знак согласия и я, будучи несказанно обрадован, не раз кланялся ей в ноги и лобызал ее руки...

27-го дня. Переночевав здесь, ми решились немедленно отправиться в путь. Но при виде скорби и слез матушки, я должен был опять уте­шать ее, при чем имея себе помощником и родителя моего, который дав­но уже – в тайне сердца своего – обрек меня в монашеское звание. Оба мы со слезами ее уговаривали; смотря на нас и все родные, слушающие нас, также плакали и утешали неутешно рыдающую матушку. Побежденная, казалось, общей, усильной мольбой, она решилась искать отрады своему сердцу у благосердой Владычицы; почему все мы пели молебен и все плакали при этой разлуке. Наконец, мы отправились с о.Николаем и благополучно при­были в один из улусов –Бурят Аларского ведомства – в улус Шуленги третьего рода, – Бордоная Поргоева.

О. Николай и я, беседовали здесь, с Хоба-раком, или учеником Ламы, в роли причетника по нашему, о важности и необходимости крещения, для очищения скверны греховной. Он спорил со мною, говоря, между прочим, что кто – в какой вере родился, живет, тот так и живи, оставайся; что, как между деревами есть разность: не все деревья на пр. сосны, березы, есть тополи, ели и пр.; так и между людьми. Вы – рус­ские – будьте Русскими на здоровье, а мы Буряты останемся – Бурятами с своей праотеческой верой. Опровергнув его первое положение, я тотчас же – возразил: ты говоришь, что каждый из нас должен оставаться при вере предков; а зачем же ты с Ламой преследуешь шаманство? Зачем вводите вы то, что лет каких-нибудь за 25 вовсе здесь не быва­ло? Хозяин юрты и многие из его подчиненных не без удовольствия, ка­залось, видели замешательство недолюбливаемого ими представителя Ла­маизма, по сильной привязанности своей к шаманству....

Выехав отсюда, мы прибыли не ранее полночи в село–Голуметь и пристали у свящ. о. Евфимия Амбвросова, который очень был рад нашему приезду. Во всю эту ночь, до самого рассвета, мы с от.Николаем вели разговор и советовались: каким образом действовать на Бурят?

28-е      число. Поутру сего дня, ми были в церкви, в коей все было в порядке. К сожалению, каменная здешняя церковь, освященная покойным Apxиeп. Михаилом в 1829-м году, очень растрескалась и ее уже запеча­тали. В сей церкви нам понравилась живопись и резьба иконостаса. Пocле осмотра церкви, мы были у свящ. о. Михаила Коналова, и имели разговор с сыном его дьячком–Прокопием, который лишился ума, в 1830 г. 21 мая. Причиной сего, не без основания, полагают дурное воспитание и худое поведение, особенно же злость его матери. О. Евфим, как родных, угощал нас, почитая себя счастливым, что, представился случай–к благотворительности. Простота его, радушие, скромность супруги, его очень нам понравились, и мы решились, не искать для се­бя – другой квартиры; тем паче, что упомянутый Св-к почел бы себя, в таком случае обиженным. После обеда, я учил малютку-крестника о. Нифонта из Тупкинск. бурят. День был пасмурный, дождливый и ми никуда ни выходили.

29-го      дня. В cей день, но причине дурной погоды, мы также просидели почти без исхода в доме упомянутого Св-ка, советуясь о мерах действования на бурят; готовили письма в Иркутск: и разграфливали тет­ради, необходимые для письма. Под вечер, были у дьячка, брата – Свящ-ка о.Евф. – Ивана.

30 Июля. Сего числа отправились ми в Аларскую Думу бурят, дабы, известить Тайшу о прибытии нашем, тем удобнее и беспрепятственнее иметь влияние на Шуленег и Старшин–прочих улусов, т. е. – поселений бурятских. Расстояние от Голумети до Думы, верст, полагают, 30-ть;

Мы прибыли часу в 12-м ночи и решились не являться к Тайше до утра. Впрочем, ему немедленно дано было знать о нашем приезде.

31-е ч. Кумирня при капище, преисполненное идолов, стояло наедине, пред нашими глазами. Лучи солнца ярко скользили по поверхности белою медью обитой ее бомбо, или верхушки. Будучи служителями и жрецами вечной тьмы, Ламайцы имеют и кумирню свою обращенною на запад. В 10м часу явился Тайша, человек молодой и умный, по имени Павел. После обычного приветствия, мы сказали ему о цели нашего путешествия. Выслушав нас, он пожелал нам– счастливого пути, и отправился к встрече прибывшего сюда исправника. Я с о. Ник. пошел в кумирню, пред коею встретил нас сам Лама–человек простодушный и с радостью показывал своих идолов. После осмотра кумирня, зашли мы и к нему по неотступной просьбе. По угощении, он проводил нас пешком, не менее версты. Заметив в его юрте молодую бурятку, которая, невзирая на обычную в их быту застенчивость, держала себя развязно, как полная хозяйка и, зная, что по учению Ламайской веры, Ламы не должны иметь жен, я завел речь с Ламою об этом. Простодушный мои собеседник откро­венно сознавался, что « трудно и невозможно ему жить холостяком и–без хозяйки; что, хотя и знает он, что грешит; но что же ему делать»? А ты бы крестился, говорили мы с о. Николаем ему. Нет, не крещусь я: мне жить будет нечем и пp. Не без грусти расстались мы с радушным Ла­мою и отправились опять в Голуметь, тем более, что буряты, озабо­ченные приездом исправника, не обращали на нас внимания, хотя Тойша отдал приказ и Шуленгам и Старшинам делать нам все нужным поcoбия.

Август

1-е число. После божественной литургии и обеда, мы были на островах и встретив – на возвратном пути – одну престарелую, познакомившуюся уже с нами – бурятку, обласкали ее и пригласили к себе. Она дала слово. Между тем в доме о. дьякона, куда зашли мы, – неожиданно встретили одного скопца – из крестьян; это был человек, по-видимому, степенный и умный, но к сожалению напитан предрассудками скопческими. За шесть пред сим лет, по свидетельству, священников, в Голуме не было ни одного скопца; но явившийся с торгом поселенец Василий Агафонов – скопец – такую снискал доверенность у здешних жителей, что почти лучшим из них внушал чуждаться супружества, презирать духовенство и насмехаться над всем священным. Хотя священник Евфимий неоднократно увещевал его с последователями и не раз доносил даже о них о. благочинному, но неизвестно почему доселе не принято против них решительных мер. Между тем это бы нужно, тем паче, что медленность и молчание, со стороны начальства содействуют распространению их секты и глубже вкореняет в сердцах простодушных тлетворные семена зловредного учения. Носится даже молва здесь, скопцами же без сомнения под рукой пущенная, будто бы архипастырь и сам благоволит к ним. К подобному предположению невеждующей черни подало случаи: во1-х молчание высшего начальства на представления упомянутого священника; во 2-х не намеренный вызов, по воле архипастыря и назначение священника Евфимия Амбврос. к Иркутской, Ермолаевской церкви. Чего не придумает ложь, дабы выдать себя за истину? И многие ли из простодушных крестьян способны обсудить и понять, аще от Бога суть (1Ин.4:1) такие миссионеры.

Я немало говорил, касательно безобразной их секты; но не знаю, будут приняты слова мои с таким же расположением, с каким они вышли из моего сердца. Правда, они почти все начали ходить при нас в церковь, – но, быть может, этим желают только ослабить силу донесение местного пастыря и видимым обращением к церкви – нанести новый удар верным чадам церкви. Так поступают птицеловы, которые близ хлебных зерен приставляют клетку, или сеть простирают.

За тем вечером заняты мы были беседой о христианстве с означенной выше старицей из бурят и ласково–с сердечным участием уговаривали ее принять св. крещение. Она предоставила себе завтра сказать нам откро­венно: да, или нет. Приятно было видеть, что она имеет и немало понятий о христианской религии.

2-е число. После      утрени мы      с о. Николаем      решились      просветить таин­ством крещения вышеупомянутую 80-ти-летнюю идолопоклонницу, которая еще до утрени пришла      к нам и объявила о      желании своем креститься.

Это нас очень порадовало. Если апостол Филипп не      усушимся крестить каженника Кандакии царицы Муринския (Деян. Ап.8:26–39); то кто мы, чтобы отказать усердной просьбе дряхлой старицы? И так, когда восприемники были найдены, мы повели ее в здешнюю каменную Никольскую цер­ковь. По прочтении огласительных молитв, переводимых о. Николаем, на знакомый ей язык, мы пошли на реку, куда сопровождали оглашенную старицу прибывшие два сына, также язычники, которые поддерживали ее. Сердце мое трепетало от радости, при виде сего чудного зрелища. Слепые руководили – прозревать начинающую! Младенцы, не имеющие и темного понятия о жизни духовной, которая возникает от наития Духа Святого на сердца наши, вели сочетаться со Христом – мать старицу, призванную Им через болезнь и, как после оказалось, и через особенное откровение. Ощутивши волю духовной жизни, она с радостью погрузила беззакония свои в струях речных, при произнесении служителем алтаря благотворных и живоносную силу в себе имеющих словес: во имя Отца, и Сына, и Св. Духа… Дети не без радости, казалось, смотрели на мать свою, коей имя вписывалось теперь в книгу живота, Мне казалось, что самые небожи­тели ликовали обращение кающейся грешницы, воспевая Агнцу песнь победную.

По облачении ее в белые ризы, дети вторично взяли под руки мать свою и с радостью ввели ее в храм. После обеда я с одним из них имел довольно продолжительный разговор, касательно обращения к христианству; но, к сожалению, он меня не понимал; ибо мало был сведущ в знании нашего языка. Пленясь кротким моим обращением, он вкрадчиво испрашивал моего совета: что им теперь делать с престарелой своей матерью? Я советовал ему, согласно и желанию самой новопросвещенной, оставить ее и содержать в сем же селе; при чем старался уверить его, что премилосердый Господь поможет ему, невзирая на бедность, обеспечить ее в необходимом, особенно если он и сам крестится. Казалось, он был этим доволен и ушел от меня. После сего мы были у крестьянина Василия Иванова, который был очень рад, что мы посетили его и побеседовали с ним «о едином на потребу».

3-е число. Сего дня мы отправились в Грязно-Хитойский улус, но не нашли в нем никого, кроме старых да малых, по этому выехали отселе в Алятский улус и прибыли туда уже ночью.

4-е число. Утром сего дня мы просили гостеприимного старшину Николая Хочаева, у коего ночевали, собрать бурят и – он удовлетворил нашему желанию. Собравшимся мы говорили: о необходимости покаяния, о страшном суде и об обращении к Господу. Многие, казалось, со сладостию слушали, особенно когда говорил я о гнусности жизни греховной; человека четыре– даже плакали; но предрассудки и мрак неверия мешали им утвердиться в святой вере. Впрочем можно надеяться, что, при более благоприятных обстоятельствах, семя святой веры прозябнет и, при содействии благодати Божьей, может, не останется бесплодным. После продолжительного собеседования, мы служили молебен свят.Николаю и буряты, благоговея к сему святителю, с детьми своими молились на коленях, клали даже деньги, кои мы вручили старшине, дабы он сам отправил их в церковь на местную свечу святителю. После чего, я ходил взглянуть на здешнее озеро, коего площадь простирается верст до 9-ти; оно, по отзыву здешних жителей, очень изобильно рыбою. Впрочем – в сем году, во время суровой зимы, вероятно от мелководья, рыба в нем выдохла и теперь в продолжении целого дня, и на одну, как говорится, варю добыть не могут. Прекрасный вид сих мест просто обворожителен…

Отсюда мы отправились в Шилонский улус, но в нем никого не застали, крому подгулявших (пьяных) стариков и – отправились за четыре версты в другой Хурхатсий улус. Так как уже было поздно, то мы, приставши здесь у Шуленьги Тарыпа Тыхсеева, просили его собрать людей на следующее утро для слушания Слова Божия. Между тем, проходя и обозревая улус в нижнем его конце, увидели не в большом от нас расстоянии шалаши. Приблизившись к ним, мы узнали, что здесь находятся больные из упомянутого улуса. Буряты мало заботятся о благосостоянии своих больных. Жена, по их обычаю, должна в случае болезни, оставить мужа, детей и переселиться в сие место плача. Мне желалось сблизиться с ними и утешить их вниманием своих; но они смотрели на нас с недоверчивостью и испугом, как не приготовленные к посещению нашему и видимо избегали всякого сближения с нами. Поэтому не без сожаления – мы должны были оставить их на волю Божию.

5-е число. Шуленьга, вследствие нашей просьбы, собрал не более двадцати стариков, коим мы и говорили: о сотворении мира, о падении и искуплении. Старцы слушали нас не очень внимательно, ибо сердца их и головы были занятии аракою и чуждались истины. Удивительный народ! Молодые все без изьятия, равно и старики, доя кобыл, делают араку – вроде кумыса и пьянствуют, переходя из одной юрты в другую.

Оставив сей улус, мы прибыли Цаганур и пристали к буряту Шалону – человеку достаточному в сем месте. Он угощал нас чаем, и между прочим, сообщил, что 15 человек его соотчичей ушли в близ лежащий Агищхойский улус, дабы слушать нас, присовокупив к сему, что и лошади для нас там приготовлены; почему мы, не теряя времени, при сопровождении его, отправились в сей улус, но здесь не нашли ни лошадей, ни людей. Упомянутый старик говорил, что он еще вчера посылал в сей улус – с известием о нашем прибытии шамана – жреца тех из бурят, кои не разделяли верований, распространяемых ламами – выходцами из Монголии, или даже из Тибета; но шаман признался, что не извещал о сем местных жителей, потому что правил талан. Что было делать? Ни людей, ни лошадей! Хлеб у нас весь вышел; а мы, невзирая на позднюю пору, еще и не завтракали. Зная лукавство бурят, я угрожал им жалобою… Через минуту появились и лошади и несколько человек, дабы перевести нас через грязь и тонкое болото. Попросивши старшину, дабы он к 7 числу приготовил людей, мы отправились и благополучно прибыли в Голуметь.

6-е число. Отслушав утреню, я занимался до литургии чтением выписок из Христианского Чтения и святоотеческих книг, привезенных с собою, а после литургии весь день провел с самим собою и сожалел о бесплодной весне моей жизни, которая более или менее посвящена была мечтам пылкой юности. Душа моя до того расскорбелась, что я нигде и ни в чем не находил себе покоя; все, казалось, отказывало мне в радости. С стесненным сердцем и с распростертыми к небу руками искал я помощи у престола Царя-царей, Который незримо назирает и объемлет всех и все. И мир душевный и спокойствие совести возвестили мне о руке Господней, простертой на поднятие меня из тьмы греховной: я со слезами уже радования и благодарности лобызал сию спасительную десницу, и давал в моей сердце обет – всегда быть преданным ее водительству. И как бы я счастлив был, полагаю, если бы во всю мою жизнь, столь же живо ощущал ее близость к моему сердцу! К вечеру подошел отец Николай, который своей откровенностью и ревностью к проповеди Слова Божия еще более умножили мой энтузиазм. До белого света, не смыкая глаз, мы занимались с ним беседою о предметах, веселящих сердце и просвещающих ум. Наконец утомленные, поклонившись с братской любовью один другому до земли, разошлись.

7-е число, пятница. Утро сего дня мы посвятили приготовлению к поездке в упомянутый Атхойский улус. В половине дня мы верхами туда отправились. Доехав до грязи и болота, мы сняли с себя платье и брели версты с полторы пешком. Я радовался, что представился случай уподобится мне много-мало, при этом, благовестникам Христовым, которые всю вселенную обтекли красными стопами своими. По прибытии в улус собравшемуся народу говорили: о Законе Божиим, данном через Моисея и невозможности спасти себя своими силами. Потом говорили им об Искупителе и многие слушали со вниманием до глубокой ночи.

8-е число. Хозяйка дома, где я приютился,– жена новокрещенного в Икрутске – Ильи Винокурова, с заботливостью Марфы старалась о приготовлении нам завтрака. Пристыженный ее бдением я встал и, по молитве, пошел будить о. Николая. Между тем собравшиеся буряты, ожидали обещанной им духовной пищи. Мы говорили им: о бессмертии души, о воскресении и страшной суде. Хозяин дома, в коим было собрание, – старшина Зарматхай Кобетуев слушал нас со вниманием; а прочие – с хладнокровием, потому что время было «страдное» и они занимались мысленно сенокосом. Впрочем, к отраде нашей, один по окончании беседы, изъявил желание креститься. После чего о.Николай служил святителю Николаю молебен. Все, слушавшие нас, молились с детьми своими. После сего, перешедши чрез болота, мы опять отправились в главную квартиру нашу – в Голуметь, и прибыли уже к вечеру. Так как здешние священники занимаются полевыми работами сами, то о.Николай решился заменить их. После вечерни, мы долго утверждали готовящегося к просвещению – в вере и ее святейших догматах.

9-е число. Воскресенье. Весь этот день, до солнечного заката, посвятил я, после наставления изъявившего готовность принять крещение Матфея, на чтение и размышление. Небесные истины окрыляли дух мой, и я, подобно ребенку, предавался восторгу от этой как бы новой для меня находки. К вечеру мне вздумалось пройтись по селению, и я просил отца Николая и отца Евфимия, незадолго пред сим пришедших, сопутствовать мне. Согласились они и мы обошли все селение. На средине обратного пути о. Николай оставил нас с о.Евфимием и явился уже в полночь… Я сожалел об этом, не подавая, впрочем, ему никакого вида…

10-е число. Понедельник. Утром, напившись чаю, мы опять приготовляли к крещению, уже омолитвенного Матфея. После чего, отродивши его водами крещения в жизнь вечную, мы отправились и благополучно прибыли в улус, расположенный по речке Ирети. Шуленьги сего улуса – Бахсея Косомова – не было дома; но жена его приняла нас радушно. Я пошел осмотреть окрестности сего места. С Северо-запада представилась мне цепь громадных гор, кои в облаках скрывали вершины свои гигантские и увенчаны были вечными снегами. Это ледники природы и запасной водоем, Творцом устроенный, из коего, по манию Его, текут реки Иркут, Китой, Белая, Ока, Ия, Бирюса и многие другие притоки и источники. С юго-востока примыкают к сему месту обширные степи и зеленые равнины, где природа в полях златыми класами волнующихся и зеленых кустарников изливает весь тук своего плодородия и невольно возбуждаем благодарность к Творцу. Но к сожалению ежедневное наслаждение сими видами, как бы пиром природы, или – лучше сказать – благодеяниями Божиими, соделало пресытившегося бурята нечувствительным: неблагодарный он и здесь с поникшей головой сидит в своей мрачной и закоптелой юрте, поставляя все свое благополучие в араке и в табаке. На речке стояла мельница хозяина нашего. Солнечные лучи, играя на тихой поверхности пруда с среброчешуйчатыми рыбками, представляли взору моему новое восхитительное зрелище, и я, любуясь сею картиною, дошел до сошников, где оглушающий шум низвергающихся с ревом волн обратил все мое внимание. Трудно представить себе ту ужасную быстроту, с каковою одна волна несется за другою, и в течении своем превращается в белую кипящую пену. Тончайшие брызги разновидных капель, подымаясь вверх мириадами, составляли млечное облако. Будучи орошен тончайшим, как бы серебряным дождем, я с наслаждением прислушивался к звукам этого чудного концерта, и не прежде оставил это зрелище, как о.Николай с шуленьгою Басеем Косомовым – хозяином подошли ко мне.

Бажей – человек достаточный показывал нам свой кожевенный завод, на осмотре коего с удовольствием, мы пробыли у него часов до 3-х в деревянном, довольно порядочном доме и, между прочим, говорили о падении и о воплощении Сына Божия. Он слушал нас с хорошим, казалось, расположением. Вечером он предложил нам ужин. После сего пригласил нас в юрту. Всякий бурят, хоть бы имел у себя хороший дом, предпочитаем его мрачной, закопченной дымом – юрте. Как магнит влечет железо, как солнце – подсолнечник, так юрта влечет сердце бурята...

10-е число. Вставши поутру мы говорили 10 человекам: о сотворении человека и его падении; о потопе и рассеянии; о заповедях и искуплении. Собравшиеся буряты слушали нас, казалось, со вниманием. После сего мы отправились в улус шуленьги Бордоная Порозова; но как здесь никто не был собран, тоя опять занимался почти до сумерек с Бажеем, который провожал нас до Бордоная. Душа его приметно алкала небесной манны; но он не высказывался. Впрочем, при всей своей скрытности, под конец сказал мне: «будет время, когда и я приму христианскую веру и сооружу здесь храм даже; но не теперь, дайте мне срок…»⁴ Образованному сему буряту не нравилось пристрастие о.Николая к араке; по этому горько мне было видеть в собрате моей недостаток.

11-е число. Старики и старухи толпами собирались в квартиру нашу, но с выражением боязни. Напрасно, говорил я им ласковым тоном: зачем вы боитесь нас и предубеждением готовитесь слушать Слово Божие? Мы никого из вас не станем неволить к принятию веры Христовой; мы приехали просить и молить только вас, как братьев наших полюбить общего Спасителя нашего Иисуса Христа и воспользоваться Его благодеяниями …Вы не любите, отказываете таким рабам, кои служат вам с недоверчивостью; равным образом и Иисус Христос, Господь наш не приемлет тех, кои не хотят служить Ему: Он требует сердца вашего и произволения. После сего говорил им: о втором пришествии, о страшном суде – и они слушали со вниманием.

Успокоенное недоверие их, но не уничтоженное, мало обещало нам плода и мы отправились в 3-х верстах от сего отстоящий улус. Но здесь никого не нашли. Шуленьга Абахай оправдывался незнанием нашего приезда; между тем, мы еще за день давали о себе знать. Часа, впрочем, через три собрались человек 15 старух и стариков; но как многие из них были уже пьяны, то мы, поговорив с ними немного, отправились в Голуметь. При спуск в это село вдруг повозка наша перевернулась вверх дном. Ямщик попал под повозку и лошади помчали было нас; но вскоре, несмотря на ярость свою, вдруг остановились. О, думал я под повозкою: это рука Ангела остановила их, это глас небесный запнул и пресек резвые ноги их. О.Николай вылез из-под повозки с ушибом левой руки; а я со слезами благодарил за сохранение свое Господа и поднимал разбитого ямщика. Бедный! говорил я, ты очень ушибся! Да, говорил он, «кабы не Владычица, коей я сего дня молился, то вряд ли бы уже мне и жить-быть». Сие приключение произошло от болта (сердечника), который несмотря на крепость, сломился и весь почти короб разбился. Спасение мое и невредимость при сем приключении я списывал святому благословению Архипастыря, который в виде завета заповедал мне молитву Иисусову: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного, для надежнейшего напутия… Чувствуя в полной мере сие благодеяние Господа моего, я со слезами благодарности шел к своей квартире; между тем, собравшийся народ, отыскав болт, привез за мною и о.Николая.

12-е число. Среда. В сей день я занимался чтением книг. О.Николай лечил вывихнутый палец. Между тем отдали для спайки кузнецу болт.

13-е число. Утром я ходил к кузнецу, куда отправили для починки повозку. Но кузнец наш занимался другой работай, о нашей и не думал. Чудное дело! Кузнецы в деревнях редки, а потому живут, как господа. Нечего было делать: надлежало искать другого и я, при сопровождении о.Николая, отправился к другому кузнецу – цыгану и он тот час же принялся за нашу работу. Пришедши из кузницы – домой я предался против воли моей унынию и – сну, который пленил меня. Между тем о.Николай смотрел за работниками, отделывающими дом его. Вечером мы оба ходили к кузнецу, который и обещался к завтрашнему утру отделать все…

14-е число. Так как дошла до нас весть, что из Цаганурского уруса один 75-летний старец, тронувшись увещаниями нашими, пожелал креститься; то в ожидании его прихода, мы решились еще переночевать. После вечерни были у старушки тещи о.Николая.

15-е число. Отслушав утреню, я вздумал, по совету о.Николая и по просьбе священно-церковно-служителей сей церкви, сказать слово назидания во время литургии; посему и занялся его сочинением. Потом мы приготовляли упомянутого старца к св.крещению и обручили его небесному Жениху около полудня.

К поездке нашей хотя не было уже никакого препятствия, но о.Николай, вопреки моим советам и просьбам, не хотел оставлять Голумети. Что оставалось делать? Надо было терпеть и ожидать. Посему, волей-неволей я решился еще ночевать, чтобы – в противном случае – совсем не потерялся мой спутник…

16-число. Воскресенье. Сей день был для меня днем радостной разлуки с Голуметью. Отслушав утреню и литургию и простившись со всем причтом, мы отправились в сопровождении здешнего священника Евфимия Амвросова. Слава Богу! Слава Богу! Говорил я: опять я скоро достигну до улусов и возвещу бурятам глаголы живота вечного… Поднявшись с Голумети на Угорь, я видел свои журавлей и гусей, летящих от зимы в более теплую полосу – на покой. Конечно, думал я, рано или поздно придет и моя зима; рано или поздно и мне должно будет перелетать воздушные пространства – мытарства; но дерзну ли пред Лицеем грозного Судии сказать: се покой ми, Господи, где вселюся?! Достигну ли до желанного покоя блаженной пристани или, может быть, застигнутый бурею страстей, я и при самом береге жизни сей погрязну в пучине отчаяния; может быть, стрелок жестокого ада в виду самого блаженного Эдема, в виду Ангелов и Серафимов убьет меня? О, кто даст мне днесь крыле яко голубине (Пс.54,7), дабы я смог воспарить к объятиям Отчим, к объятиям Судии премилосердого, представив Ему в оправдание драгоценные заслуги Спасителя моего? Я пугаюсь тебя – жизнь моя; и уже изнемогаю под тяжким гнетом твоего механизма. Приими мя, Господи, туда, где нет греха и горя, где правда и блаженство процветают, лобызаются!..

Размышляя таким образом, мы проехали 12 верст. Упомянутый священник простился с нами и благодарил нас за доброе к нему расположение…Сменивши во время пути дважды лошадей, мы приехали на третью станцию – в Гымыл. Здесь толпа пьяных окружила нас и из числа их один трезвее других спросил: так ли проповедовал Спаситель наш, как проповедуешь ты?.. Пристыженный этим вопросом, я молчал и затем какая-то грусть овладела мною. Ты не раб Христов, говорил я сам себе; ты далеко от своего Первообраза. Смирись же и терпи! Когда ямщик запряг лошадей, мы отправились в Бельск. Солнце скрылось уже за небосклон, и нас окружил мрак. Версты за три не доезжая до Бельска, ямщик сбился с дороги и повез нас по узенькой тропе. Пни и колоды задевали и поминутно останавливали повозку, которая до того разбилась, что кое-как мы доехали лишь до дома и тут только забыли наше горе…

17-е число. Понедельник. Вставши поутру, мы ходили в церковь и богадельню. После сего, отдав повозку для починки, мы были у дяди моего – диакона; а потом я прогуливался с сестрой моей Евдокией по берегу реки Белы. Так как по возвращению нашему – с сестрою – повозка наша была уже готова, то я решился было тот час же ехать. Но мать слезно просила меня переночевать и я не смел ей отказать в этом.

18-е число. Вторник. Приняв благословение от родителей моих, я отправился из Бельска – с о.Николаем в Черемховскую слободу. Благословение Господне, прозябающее и процветающее на полях – в классах приводило меня в восхищение. Многие из них, будучи преисполнены зернами, прилегали к самым персям своей матери – земли. И праведник, думал я, украшающий собою бесплодную ниву мира, будучи преисполнен дарами неба, при благодатном на него веянии Святого Духа, то подобно сим классам – возносится, то никнет от избытка смирения долу; ибо вполне сознавая, что земля он (Быт.3,19) и смиряется, чтобы порыв славы не лишил его духовной жизни, прежде нежели жители неба соберут его в житницы свои (Мф.13,30)…

Доехав до д.Верхнего Булая, мы переменили лошадей и к вечеру приехали в с.Черемхово. Первым предметом нашего внимания был храм Господень, где – к сожалению – я заметил, что священник был не трезв; но он – в оправдание свое говорил, что был в гостях. В церкви во всем порядок. Церковнослужители также все были исправны. Поскольку было уже очень поздно, то мы и решились здесь переночевать.

19-е число. Среда. Вставши поутру, я был по предварительному безотступному прошению, у брата о.Николая, который будучи уже крещен, жил в селении сем крестьянином и священник Елизарьев также был с нами. После сего мы были у священника Петра Серебряницкого и у причетников – братьев Александра и Василия Старцевых. Часу в первом отправились в с.Кутулик, где священник принял нас с радушием. Здесь мы ночевали.

20-е число. Четверток. Утром сего дня, осмотрев церковь и утварь, отправились в улус, называемый Хуйта. Прелестные окрестности и пение птиц восторгали дух мой: сам не свой – я с умилением смотрел и засматривался невольно на эту бездну милосердия и всемогущества Божия. Какое перо, или какая кисть может вполне изобразить прелесть чудной перспективы, рисовавшейся пред моими взорами! Сам Рафаель и Корреджио отложили бы здесь кисть свою, благоговея пред сим образом красоты природы. Зимние юрты бурят, простираясь по холмикам, покрытым выреем, напоминали времена праотцев – странников. Обширная степь, почти вся покрытая копнами и блеяние стад все это очаровывало взор мой и заставляло забыть на время ярем жизни.

Добрый шуленьга Сакир принял нас с радостью; собрал людей в особую юрту – и мы сеяли, что Господь вложил в сердца наши не менее 5-ти часов. 50-т человек слушали нас со вниманием, а хозяин дома пожелал даже креститься. Будучи несказанно обрадован, я советовал о.Николаю послать за забытою им требой бывшего при нас Черемховского причетника Василия Старцева и он, несмотря на темную ночь, отправился. После чего, по приглашению о.Николая, был у двух родных его братьев; наконец сон, злой господин, овладел крепостью моею и я ушел в квартиру.

21-е число. Рано народ всякого пола и возраста – собрался возле очагов Сакировой юрты. Я начав с сотворения мира говорил, не прерывая порядка исторического, до его кончины. После надлежало бы крестить желающего; но при виде слабости о.Николая, я просил его отложить совершение таинства до завтра и удалившись версты за полторы от юрты, при виде прекраснейшего местоположения и при созерцании очами веры Господа везде присущего, свободно мог оплакивать грехи мои пред Сердцеведцем. О, бесплодная смоковнице! говорил я душе моей. Секира гнева Божия уже при корени; одно мановение Правосудного и ты будешь вечною пищею огня неугасимого. Покайся, принеси Господу поды сокрушения, целомудрия и смирения и Господь не уничтожит тебя. Оправдай, по крайней мере, жизнию твоею мнение тех, которые видя в тебе едва приметные отпрыски жизни, ожидают добрых плодов. После сего я уже со спокойствием сошел с пригорка, где я видел как бы дом Божий и врата небесные (Быт.28,17)… Вечерняя заря, обагровив небосклон, догорала и вскоре скрылась от взора моего…

22-е число. Суббота. Сего дня о.Николай, посоветовав буряту, желающему креститься, явится в с.Кутулик, пригласил меня отправится в Нотский улус, где был шуленьгою Молокшин Васильев. Приехав туда часу в 4-м, мы человекам 40 проповедовали: о воскресении, страшном суде и один пожелал крестить дочь свою – трехлетнего младенца. После сего хозяин дома и все его семейство – люди здравомыслящие – угощали нас бараниною, ягодами и чаем. Я подарил сыну его Михаилу, довольно расторопному и умеющему читать по-русски, монгольский катехизис – при искреннем желании ему спасения. Затем мы отправились в Кутулик; а шуленьга – в знак благодарности – послал проводить нас сына своего, не могши сам по старости сего сделать.

23-е число. Воскресенье. После литургии служил я здесь панихиду по родном моем деде – отце родителя – священнике Прокопие, скончавшемся здесь лет за 60 пред сим. Добрый и обязательный он оставил по себе незабвенную память между крестьянами здешними, невзирая на то, что наездами лишь бывал здесь, по распоряжению начальства и для временного только исправления треб. Старики и старицы говорили, что праведник он, что многие из них видали нередко в церковной ограде – над могилой его огонек, или как бы свечу горевшую. И отрадно это было для сердца моего и не непоучительно было предание это, переходящее из уст в уста…

С 24-го по 30-е августа. Мы посетили селения: Заларю, Балаганск, Евсееву и Каменку. С бурятами Балаганского ведомства не могли мы беседовать о вере по причине озабоченности их при встрече светских властителе, нагрянувших пред нами. Места, занятые бурятами сего ведомства, по левую сторону многоводной Ангары, очаровательны: везде видишь отлогие горы, долины – и изобилие во всем.

В Балаганском селении, расположенном на самом берегу Ангары, были мы дня с три. Переправившись здесь через Ангару, мы поехали в Иркутск и на два дня остановились в Евсееве у о.Георгия. Умный и знающий свое дело, он большую имеет слабость: упивается не редко. Впрочем, не теряет надежду – исправится.

Селение Каменка раскинутое на прекрасной возвышенности; особенно местоположение церкви живописно. Не много мест можно встретить с такими чудными окрестностями. Здесь один из священников очень рассеян и занят более собою, чем паствой своей, которая жаловалась, при том нам, что при разборе старой церкви, многие железные вещи он перевез к себе на мельницу.

С 31-го августа по 3-е сентября: мы осмотрели лежавшие на пути церкви: Олонецкую, Александро-Заводскую и Урикскую. Все они в порядке и с хорошим причтом. Особенного внимание заслуживает священник последнего села: 85-ти летний почти, если я не ошибаюсь, но не небодрый еще старец о.Иоанн, вдовствует лет до 45 уже. Не взирая, однако же, на это, все чувства у него, как у юноши, сохранились в целости: доказательство его жизни примерной, трезвой и целомудренной…

Иркутск,

1831 г. сентября 3 дня