Праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня и святой Иоанн Златоуст

Чтобы обогатить свою проповедь на литургии в честь праздника Воздвижения Честного Креста Господня, мы пересматривали различные святоотеческие тексты. За более чем двадцать пять лет нашего священнического служения мы рассмотрели большое количество самых разных тем, стараясь не повторять одни и те же из года в год. В агиографической и святоотеческой литературе, как и в гимнографии нашей Церкви, можно найти множество тем – исторических, литургических, догматических, этических, аскетических и прочих сокровищ во благо верующим, жаждущим услышать святоотеческую проповедь, а не социально-политический, философский, психологический анализ и личные рассуждения и рассказы. Хорошая проповедь требует труда, исследований и усилий.

О Честном Кресте Господнем и празднике Воздвижения святыми Отцами написано множество замечательных текстов. Одному только святителю Иоанну Златоусту приписывается более десяти речей, однако, согласно патрологическим исследованиям, большинство из них не являются подлинными или их авторство подвергается сомнению. Поэтому при подборе текстов необходимы внимательность и знания, чтобы тот, кто говорит проповедь, цитировал подлинные произведения Златоуста, а их авторство было бесспорным. Проповеди святителя Иоанна Златоуста к празднику Воздвижения Честного Креста Господня не сохранились, а приводимые в некоторых сборниках и житиях не являются подлинными. Но в других его речах есть подлинные, замечательные и уникальные упоминания о Честном Кресте, настоящие жемчужины духовности и ораторского искусства, которые мы представим в другой раз.

Как бы там ни было, с праздником Воздвижения Честного Креста Господня, связано две вехи его многомятежной, крестной и мученической жизни, поэтому мы вкратце расскажем о них. Одна из них – это мужественное противостояние императрице Евдоксии, которая вместе с коварным патриархом Александрийским Феофилом были его главными гонителями, с согласия большинства трусливых и недостойных епископов той эпохи, как это бывало и часто бывает в церковной истории и в наше время. Другой вехой является его мученическая кончина, которая произошла в день Воздвижения Честного Креста Господня, 14 сентября 407 года, после его трехлетнего изгнания в отдаленные и недоступные города Кукуз и Арабисс в горных хребтах Тавра и Анти-Тавра, после трех месяцев изнурительного перехода под палящим солнцем из Арабисса в далекий Пифиунт на Кавказе, с июня по сентябрь 407 года. В какой-то момент его изнеможение и слабость стали столь сильны, что он не мог больше продвигаться вперед и остановился примерно на трети пути, после чего последовало его славное успение в Команах на берегу Понтийского (Черного) моря, в день Воздвижения Честного Креста Господня – подходящий день для его собственного крестного пути.

Отношения святителя Иоанна с императором Аркадием, сыном Феодосия Великого, и его супругой Евдоксией изначально были прекрасными. Императорская чета сначала очень ценила и восхищалась знаменитым клириком Антиохийской Церкви, чье ораторское мастерство, ученость и добродетель получили всеобщую известность и признание, в результате чего именно он был избран и взошел на Константинопольский патриарший престол после смерти патриарха Нектария в 397 году. Сам он был против и отказывался от этого почетной и многоответственной должности, подавая хороший пример большинству духовенства, стремящегося занимать епископские кафедры различными способами, многие из которых несправедливы и нечестны. Решительно воспротивились против его перевода [в Константинополь] и жители Антиохии, заявив, что ни за что не согласятся лишиться того драгоценного духовного сокровища, которое Бог даровал их городу. Однако, судя по всему, воля Божия была такова, чтобы добродетели Златоуста воссияли на самом выдающемся в то время престоле в новой столице империи, который благодаря Златоусту претендовал на такое же первенство и такую же честь, что и первый престол древнего Рима, а также вытеснил на третье место по первенству чести древний престол Александрии. Сговорившись с префектом Антиохии, император Аркадий тайно организовал похищение Златоуста, который был доставлен в Константинополь против своей воли, где был восторженно принят духовенством и населением новой столицы. Он был рукоположен во епископа 15 декабря 397 года своим впоследствии заклятым врагом патриархом Александрийским Феофилом, а его интронизация состоялась в феврале 398 года.

Он сразу завоевал любовь и уважение народа своей безбоязненной откровенностью, прямотой, уникальным и непревзойденным даром речи, своей непринужденностью и бесстрашием в обращении с сильными и поддержкой слабых, а прежде всего – своей святой жизнью и своими делами, которые соответствовали его словам. Но в то же самое время он вызывал гнев и зависть тех, кого он обличал, политических и церковных правителей, главным образом потому, что он порицал их роскошную и расточительную жизнь, проводимую в неге; их бессердечность по отношению к бедным и обездоленным. Это антизлатоустовское движение, к сожалению, с некоторых пор стала возглавлять императрица Евдоксия. Опустим соответствующие подробности и перейдем сразу к эпизоду, связанному с праздником Воздвижения Честного Креста Господня, во время которого Златоуст со всем своим епископским достоинством и авторитетом показал могущественной Евдоксии ту силу, которой обладают те, кто решил отречься от своего ветхого человека, а также от всего мірского и земного, подъять Крест и идти за Христом, следуя Его призыву: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною»¹.

Согласно повествованию преподобного Симеона Метафраста², во время собирания винограда царица Евдоксия посетила царский виноградник, граничащий с виноградником одной вдовы. Императрица вошла в чужой виноградник и срезала там гроздь винограда. Когда ей сказали, что этот виноградник принадлежит другому человеку, она ответила, что отныне виноградник относится к царским поместьям. К несчастью, в то время существовал лукавый обычай, порожденный алчностью и человекоугодничеством, согласно которому если царь ступал ногой на какое-либо поле и вкушал плодов с него, оно немедленно причислялось к царским владениям, а его владелец вознаграждался другим полем или денежной суммой, равной стоимости этого владения. По мнению преподобного Симеона, Евдоксия совершила расхищение чужого имущества, потому что желала, с одной стороны, досадить вдове, примкнувшей к почитателям Златоуста, а с другой стороны, рассчитывая, что он будет поддерживать вдову, хотела изыскать предлог, чтобы изгнать его из церкви как не признающего царских прав. И действительно, святой Иоанн Златоуст написал вежливое письмо, рекомендуя вернуть отнятый виноградник и восстановить несправедливость, но без ожидаемого результата. Комментируя эту одержимость царицы злом, святой Симеон приводит пословицу «горбатого могила исправит»³. Праведный патриарх не довольствовался письмом, но еще и посетил царицу Евдоксию лично. Когда же он понял, что она непреклонно настаивает на владении виноградником, то подверг её ещё более строгому порицанию, сказав, что она должна вернуть вдове ее имущество, потому что иначе она будет походить на Иезавель, жену нечестивого царя Ахава: «Верни же, сказал, женщине ее собственность. Неужели ты стремишься походить на супругу Ахава?»⁴.

Услышав такое обличение, царица Евдоксия страшно разгневалась и сказала, что она не потерпит оскорблений и отреагирует соответствующим образом. Она не только не вернет вдове виноградник, но и не выплатит ей никакой компенсации. Конечно же, Златоуста не устрашил гнев царицы, и, вернувшись из дворца, он повелел привратникам храма Святой Софии, чтобы они затворили двери и не позволили ей войти в храм, когда она приедет на богослужение: «Вернувшись из дворца, великий приказал церковным привратникам, чтобы они, когда царица подойдет к дверям, не позволили ей войти»⁵. Восхищаясь этим смелым решением, достойным истинного епископа, составитель жития предвосхищает события и называет святителя Иоанна великим: «Вернувшись из дворца, великий». Вся жизнь и деятельность Златоуста полны великих дел⁶. Это было в канун праздника Воздвижения Честного Креста Господня, и то, что произошло далее, послужило для нас поводом обратиться к этому событию по случаю сегодняшнего праздника: «Между тем, приближался праздник, во время которого воздвигается Крест Божий». Храм был битком набит, не только из-за праздника, но и потому, что все были очарованы «золотым» языком Иоанна, из уст которого, как им казалось, исходили не слова, а изливался некий нектар, питающий душу и отличающийся кристальной чистотой. На службах присутствовали писцы, записывающие каждое его слово, чтобы не пропало ничего из сказанного им: его речи сохраняли, как драгоценное сокровище. Вскоре к храму прибыла и Евдоксия со своей многочисленной свитой, во всем царственном великолепии. Кто посмел бы преградить ей вход в храм? Однако авторитет Златоуста и его влияние на верующих были так велики, что привратники, неокоры, подошли к дверям и затворили их, как он повелел: «Привратники держали двери, выполняя то, что им было приказано». Царица пришла в дикую ярость и призывала народ быть свидетелем этого оскорбительного поведения патриарха. Пока ее слуги пытались взломать двери, один из них обнажил меч и замахнулся на священную дверь храма. Однако, как только он поднял свою кощунную руку, она отсохла и стала недвижимой, вследствие чего и Евдоксия, и ее спутники испугались. Дело в том, что данное великим Златоустом повеление воспрепятствовать входу царицы было сделано не из человеческих побуждений – оно было вызвано божественной ревностью и целью его было прославление Бога; причина же его была в том, чтобы святыня не подвергалась попранию: «Повеление же великого не просто так было и оно было сделано не по каким-то человеческим соображениям, но было движимо ревностию по Бозе и во славу Божию совершаемо; причина же его была в том, чтобы не пренебрегали священным»⁷.

Могущественная и разгневанная царица, которой не дали переступить священный порог, вернулась во дворец. А тот, кто был наказан параличом руки – поскольку его душевная болезнь не была неизлечимой, как у царицы – оправился от удара, проявил благородство души и в присутствии многих людей пришел к патриарху и исповедал перед всеми, что он согрешил, что он раскаивается и умоляет исцелить его руку. Златоуст с большой любовью посоветовал ему омыть руку в алтарной умывальнице, после чего его рука исцелилась и он воздал хвалу Богу, исповедуя благодать чуда Божия⁸.

И по отношению к императору Аркадию он сохранял такое же дерзновение, апостольское и священническое мужество, как и по отношению ко многим другим могущественным политическим, военным и церковным сановникам, таким, как, например, могущественный готский полководец Гайна, а также влиятельный первый сановник и консул Аркадия Евтропий, коварный и могущественный патриарх Александрийский Феофил и мерзкая группа окружавших его епископов, которые на пресловутом разбойничьем Соборе при Дубе в 403 году приговорили к низложению и изгнанию этого неподкупного и бескомпромиссного иерарха. Должно быть стыдно нынешним архиереям, трусливым и колеблющимся, как тростник на ветру, прилипшим, как устрицы, к епископскому комфорту и власти, которые, когда их порицают за изменчивые, противоречивые, позорящие их решения и убеждения, осмеливаются ссылаться на не имеющие никакого отношения к ним высказывания и взгляды Златоуста, чтобы прикрыть свою трусость и раболепие перед власть имущими Церкви и государства.

Чтобы не слишком удлинять текст, упомянем лишь его ответ императору Аркадию, который, почитая и уважая авторитет этого великого Архиепископа, не решался силой изгнать его со престола и отправить в ссылку. Под давлением Евдоксии и, прежде всего, плохих епископов он преодолел колебания и, в конце концов, отдал приказ силой изгнать Иоанна. Палладий Еленопольский, самый лучший и самый надежный биограф Златоуста, считает, что царь не принимал участия и был невиновен во враждебных действиях, направленных против святого Иоанна, и что в конце концов, думая, что епископы всегда поступают правильно, как наивно полагают многие и сегодня, он принял их мнение и решения: «Император был во всем произошедшем невиновен… император, докучаемый ими, поневоле поверил им как епископам – ибо воистину пресвитер или епископ не знает лжи». В одной из своих последних попыток переубедить их, он сказал им подумать, не ошибаются ли они. Они ответили ему: «Государь, да падет низложение Иоанна на главы наши», повторяя то, что произошло между Пилатом и иудейскими правителями. И когда, наконец, император повелел Иоанну уйти самому из Церкви, чтобы избежать народной смуты и столкновений, этот добрый пастырь, досконально изучивший науку священства – «ученый во священстве», как его иногда называют, – зная, что священством епископы и священники обязаны Богу, а не людям (ни тем, кто их рукополагал, ни тем, кто ходатайствовал за них), дал в высшей степени достойный ответ. Он сказал, что не может добровольно отказаться от сана, оставив паству без защиты, как, к сожалению, поступил недавно один отступник-архимандрит, восхваляемый невеждами и несведущими. Он оставит свою кафедру только против своей воли и изгнанный силой: «Я от Спасителя Бога принял Церковь сию для попечения о спасении народа и не могу ее оставить. Если же ты хочешь этого, хотя город спорит с тобой, изгони меня силой, чтобы я оправданием своего отступления имел бы твое самовластие»⁹.

Такие примеры архиереев – истинных епископов, а не лжеепископов – сформировали отношения между Церковью и государством в православной греческой Ромейской империи (Византии), уникальной державе с тысячелетней историей. Златоуст решительно и определенно способствовал этому. Он считает, что каждый из двух институтов должен действовать в рамках своего предназначения и не вмешиваться в полномочия другого. Он четко очерчивает эти границы и роли каждого, как принято говорить сегодня при обсуждении подобных вопросов: «Иные пределы царской власти, и иные пределы священства… Первый (царь) получил власть распоряжаться делами земными; а постановление священства занимает место горе… Царю вверены тела, а священнику – души»¹⁰. Политическая власть отвечает за физическое и материальное, за все, что касается человеческого тела, церковная власть заботится о духовном; обо всем, что касается души. Главный интерес Церкви состоит не в устройстве жизненных реалий, а в приготовлении людей к жизни вечной. Царство христиан, как учит апостол Павел, находится на Небесах. Кроме того, Государство не занимается философией жизни, чтобы учить, что такое душа, что такое мир, какова судьба человека после смерти и как преуспеть в добродетели. Это дело священников, а дело политических мужей – договоры, сделки и деньги. Вся забота Церкви должна быть направлена на духовное созидание человека и приготовление его к Небу¹¹.

Конечно, это не означает, что со стороны священников запрещено обличение политических вождей, когда они принимают несправедливые решения, направленные против правых догматов веры, против бедных и слабых. Это тоже нарушение Божьих заповедей, поэтому применяется обличение; это не вмешательство, а указание на пределы политической власти, применение правила «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам». Священник не возьмется за оружие, чтобы свергнуть правителей, но будет их обличать с дерзновением и отвагой: «Дело священника – не употреблять оружие, но только обличать и показывать дерзновение»¹². Сам Златоуст остался вечным примером дерзновения, когда, будучи патриархом Константинопольским, порицал царицу Евдоксию за то, что она отобрала виноградник у бедной вдовы и за то, что на площади возле храма устраивала в свою честь пляски и народные гуляния перед своей статуей, что мешало проведению богослужений. Вспышку гнева царицы против него и решение изгнать его он встретил общеизвестными и памятными словами: «Иродиада опять беснуется, опять возмущается, опять пляшет, опять старается получить на блюде главу Иоанна»¹³.

В духовных вопросах политические правители должны подчиняться священникам, так же как в политике священники должны подчиняться политикам. Будь то апостолы, евангелисты или пророки, «но подчинение власти не подрывает благочестия» ¹⁴. Златоуст с восхищением отзывается о мученике Вавиле и восхваляет его отношение к могущественному императору, проявившему невероятную ​​жестокость: он убил сына персидского царя, которого собственный отец отдал в качестве залога для соблюдения некоего соглашения. Смиренный епископ не колеблясь изгнал из храма грешного царя, как пастух отделяет паршивых овец от стада, дабы предотвратить передачу болезни. Произнесенное Златоустом «Слово о блаженном Вавиле» производит неизгладимое впечатление… ¹⁵.

Священнослужители стоят выше политических правителей не потому, что они наделены большей земной властью, а потому, что выше их миссия. Различие в содержании и месте их деятельности дает священникам преимущество перед царями и другими государственными мужами. Это различие сопоставимо с различием между небом и землей, или душою и телом: «Это начальство настолько превосходнее гражданского, насколько небо выше земли… насколько отличается душа от тела, настолько и духовное начальство отстоит от гражданского»¹⁶. Это духовное превосходство подтверждает и практика помазания епископом царя, когда он венчался на царство и принимал на себя царские обязанности, «потому что священные законы предали и подчинили его рукам даже царственную главу; и когда нужно бывает испросить какое-нибудь благо свыше, то, обыкновенно, царь прибегает к святителю, а не святитель к царю» ¹⁷.

Запрещая императрице Евдоксии входить в храм Святой Софии, Златоуст несомненно имел в качестве образца для подражания священномученика Вавилу, епископа Антиохии – города, где он сам родился и вырос и в котором в течение 5–6 лет он служил в сане диакона (381–386) и 12 лет в сане пресвитера (386–397), пока не взошел на Константинопольский патриарший престол. Сегодня, когда мы хотим упомянуть о смелых епископов, которые дерзнули запретить царям входить в храмы, и подчеркнуть независимость Церкви от государства, мы справедливо ссылаемся на святое и богоугодное деяние святого Амвросия (374–397), епископа Медиолана (нынешний Милан в Италии), который запретил благочестивому и святому императору Феодосию Великому (379–395) входить в Миланский собор в 390 году за то, что по его приказу на городском ипподроме было истреблено семь тысяч фессалоникийцев – в качестве возмездия за убийство нескольких офицеров во время народного восстания. Святитель Амвросий наложил на императора епитимью (отлучение на восемь месяцев от Таинства Причастия), которую тот соблюдал и в течение всего этого времени не носил императорских украшений¹⁸.

Кроме того, он запретил императору находиться внутри алтаря и причащаться вместе с духовенством во время Божественной литургии и учил, что царская порфира, то есть символ власти монарха, обозначает право выполнять обязанности царя, но не священника: «Порфира сообщает лишь царское, а не священническое достоинство» ¹⁹. В письме 20 (пар. 19) он пишет, что «императору принадлежат дворцы, священнослужителю – церкви».

В последовании праздника святого Амвросия (7 декабря) есть хвалебные упоминания об этом его мужественном поступке. В житии говорится: «И перед царем Феодосием, осквернившим себя кровопролитием в Фессалониках и прибывшим в город Медиолан, он заградил божественные врата церковные, и в напоминание о содеянном осмелился ему показать, сколь велика разница между духовным лицом и мирянином-царем, и советовал ему воздержаться от грубого и дерзкого нарушения божественных установлений, чтобы в старости доброй закончить свою жизнь».

В стихире на вечерне праздника гимнограф пишет: «Благочестиваго царя, согрешивша иногда, яко Давида Нафан, дерзновением обличил еси, Амвросие всеблаженне, сего яве отлучению подложил еси, и покаянием наказав боголепно, сочислил его пастве твоей». В тропаре 6-й песни канона он добавляет: «Ревность твоя ревности Илии подобна, блаженне, ибо верного царя, обагренного кровию, ты обличил, из божественных пределов изгнав, достоинство Божие храня».

Святитель Амвросий совершил это изумительное деяние: отлучение и изгнание из храма императора Феодосия Великого в 390 году от Р. Х. Следует отметить, что в остальном Феодосий Великий был верным и благочестивым царем, которому Церковь обязана многим, так как он защищал Православие посредством многих законов, а особенно потому, что он созвал Второй Вселенский Собор (381). Вот почему он причислен к лику святых. Его память празднуется 17 января, о чем составитель его жития пишет: «В сей день память благоверного царя Феодосия Великого» и посвящает ему следующее двустишие:

Царствование преградой не стало

Тебе, Феодосие, ко спасению.

В то же самое время Златоуст служил в Антиохии в сане пресвитера. Произошедшее в Фессалониках в 390 году, а именно массовые убийства народа, едва не случилось и в Антиохии тремя годами ранее, потому что антиохийцы, противясь новым высоким налогам, тоже восстали: они разрушили статуи членов императорской семьи, подожгли общественные здания и царский дворец. Император Феодосий Великий решил сурово наказать всех антиохийцев. Наказания удалось здесь избежать благодаря епископу Флавиану, отправившемуся в Константинополь и умолявшему о прощении восставших, а Златоуст в Антиохии своими знаменитыми Беседами о статуях (Андриантами) (Беседы 1–21) утешал перепуганных ожиданием неминуемого наказания людей, но в то же время упрекал их за безрассудные действия и бессмысленные разрушения. По мнению специалистов, эти Беседы о статуях «являются самым прекрасным образцом ораторского искусства Златоуста»²⁰.

Когда Златоуст закрыл двери собора Святой Софии перед царицей Евдоксией в Константинополе в 403 году, он безусловно знал о том, что сделал в Медиолане святитель Амвросий в 390 году, еще и перед лицом императора Феодосия, к имени которого был добавлен эпитет «Великий» (Феодосий Великий). А его сын Аркадий со своей супругой царицей Евдоксией столкнулись с ещё более сильной церковной личностью, чем был святитель Амвросий. К сожалению, они не последовали примеру своего отца и свекра, которого покаяние и послушание епископу, уважение к высочайшему достоинству священства возвеличили ещё больше, чем прежде, а в течение трех лет мучили Златоуста в ссылке и, наконец, довели его до смерти.

За восемь лет до показательного противостояния святителя Амвросия могущественному Феодосию Великому – в 382 году в Антиохии, Златоуст, бывший в ту пору ещё диаконом, недавно рукоположенным антиохийским патриархом Мелетием (361–381), произнес две речи: одну короткую – «О святом великомученике Вавиле» ²¹, а другую более пространную – «Слово о блаженном Вавиле, а также против Юлиана, и к язычникам»²². Второе из этих двух слов – великий апологетический трактат против идолопоклонства, в котором он мастерски переплетает мученичество антиохийского епископа Вавилы (238–250) и более позднюю попытку Юлиана Отступника восстановить и возродить идолопоклонство в Антиохии в 362 году. Но ему воспрепятствовали в этом мощи мученика, который через более чем сто лет после своей мученической кончины чудесным образом обличил лживость и обман идолов.

Здесь интересно будет вкратце показать, что задолго до мужественного и показательного противостояния святого Амвросия Медиоланского императору Феодосию Великому (390) молодой диакон Златоуст в Антиохии в своем апологетическом трактате описывает мужественное противостояние мученика Вавилы не благочестивому христианскому императору, готовому покаяться и образумиться, но жестокому гонителю христиан, которого Вавила изгнал из храма, когда он после страшного и гнусного убийства попытался войти в храм и осквернить его – как убийца и как язычник.

Итак, он рассказывает нам, что в недалеком прошлом был некий римский император, совершивший отвратительное и ужасное убийство молодого царевича другой страны, которого его отец доверчиво передал в качестве заложника, обещая выполнить соглашение о прекращении военных действий между ними. Молодой царевич использовался как залог, как гарантия соблюдения оговоренных условий. Златоуст не называет нам имени этого царя. Св. Симеон Метафраст и синаксари считают, что нечестивое убийство невинного совершил император Нумериан, царствовавший в 283–284 года после своего отца Кара (282–283). Однако, поскольку исторические исследования и епископские списки показывают, что священномученик Вавила, который обвинял императора-убийцу, был епископом Антиохийским в период с 238 (или 240) года по 250 год, когда он принял мученическую смерть, многие считают, что императором-убийцей был Декий (249–251), известный жестокими гонениями на христиан.

Этот жестокий и бесчеловечный император, несмотря на то, что царь персов, чей сын содержался в качестве заложника, не нарушал соглашения, зарезал молодого царевича, чтобы продемонстрировать свою силу. Не успели его руки обсохнуть от крови, как он захотел посетить храм христиан, дабы осквернить его после отвратительного убийства, а также заставить христиан воздать ему почести в их храме. Однако в то время, когда совершилось это жестокое и достойное сожаления событие, пастырем Антиохийской церкви был великий и удивительный епископ Вавила, который, возможно, не превзошел дерзновением и смелостью пророка Илию и Иоанна Крестителя, этих отважных мужей, но и не уступал им: «Достиг того, что нисколько не уступал в дерзновении этим доблестным мужам». Он столкнулся не с правителем нескольких городов, тетрархом или царем одного народа, а с тем, кто владел большей частью ойкумены, был «властителем планеты» (гр. πλανητάρχης), как мы сказали бы сегодня, страшным и ужасным во всех отношениях, как по величию своей власти и военной мощи, так и по дерзости и испорченности своего характера. Этого всемогущего императора, правителя ойкумены, Вавила изгнал из церкви «как низкого и недостойного уважения невольника с такой твердостью и с таким бесстрашием, с каким пастух отделил бы от стада паршивую и больную овцу, препятствуя переходу болезни от больной на прочих» ²³.

Златоуст поясняет, что это было чудо смелости и дерзновения, если подумать о царской свите – щитоносцах, военачальниках, вельможах, придворных, множестве сопровождающих и всей прочей шумной процессии. И посреди всех них – царь верхом на коне, надменный, в роскошных царских одеждах и усыпанный драгоценными камнями, блистающими на царском венце. А с другой стороны, церковной, иная картина – смиренный епископ в простой одежде и с сокрушенной душой, не имеющий языческой дерзости, но полный христианского мужества. Никто не может описать словами дивную отвагу и твердость души Вавилы, сумевшего достичь высочайшей смелости. Как посмел старый и слабый епископ обойти царскую стражу и свиту? Как он открыл уста, чтобы обличить его? Как он положил свою правую руку на грудь царя, которая все еще пылала от гнева и была горяча от убийства? Как он оттолкнул человекоубийцу? Стремительна и неповторима речь Златоуста: «Как подошел старец? Как он растолкал копьеносцев? Как открыл уста? Как говорил? Как обличал? Как положил правую руку на грудь, еще пламеневшую гневом и дышавшую убийством? Как отлучил человекоубийцу? Ничто из происходившего тогда не устрашило его и не удержало от намерения. О, непреклонная душа и высокий ум! О, небесные помыслы и ангельская твердость! ²⁴».

Оценивая благие последствия мужественного поступка мученика Вавилы, святитель Иоанн Златоуст заключает, что он стал причиной сразу трёх благ и принес великую пользу. Во-первых, все нехристиане, идолопоклонники империи, поразились, узнав, каким дерзновением, каким мужеством вооружает Христос Своих служителей, и осмеивали раболепие языческих жрецов, готовых покориться правителям, дабы не лишиться привилегий и комфортной жизни от поклонения идолам. «Все неверующие были поражены и удивились, узнав, какое дерзновение сообщает Христос рабам Своим, и осмеивали раболепство, неволю и унижение идольских жрецов» ²⁵.

Во-вторых, обращаясь к верующим (не только к простым людям, но и к правителям), он показал, что между царем и самым простым верующим нет никакой разницы перед Богом, когда дело касается наказания и епитимьи: «Носящий диадему ничем не лучше самого последнего, когда он должен быть обличен и наказан» ²⁶.

Есть ещё и третий вид пользы – нечто очень важное. Он показал тем, кто собирался в будущем царствовать или стать священниками, что цари не должны быть высокомерными, а священники должны иметь высокое мудрование, потому что во всем происходящем на земле более главным выразителем воли Божией является обладатель священства, чем обладатель царского достоинства; величие священнической власти не должно принижаться никогда, но лучше умереть, чем отказаться от полномочий, которыми наделил священство Сам Бог: «Есть и третий немаловажный подвиг: у имеющих впоследствии священствовать и царствовать – у последних он смирил умы, а у первых возвысил, показав, что получивший священство есть более властный блюститель над землей и над совершающимся на земле, нежели носящий багряницу, и что надобно не уменьшать величие этой власти, но скорее отказываться от жизни, нежели от прав, которые Бог свыше уделил в жребий этой власти». ²⁷

Завершая эту замечательную апологетическую речь, Златоуст говорит, что велика сила мучеников и при жизни, и после смерти, как показал святой Вавила своими непрерывными подвигами. Он защищал законы Божии от попрания; он совершил правосудие над убийцей; он показал, как велика разница между священством и царской властью; он разрушил мірское тщеславие: научил царей не распространять свою власть за пределы, установленные для них Богом, а священникам показал, как они должны использовать силу священства.²⁸

С таким духовным вооружением и божественной силой духовных дарований, которые он выказал еще в Антиохии как диакон, и еще более как пресвитер (381–397), Златоуст взошел на патриарший престол Константинополя (397–407). Высокое положение не изменило его веры и нравов и не привело его к компромиссам и раболепию перед мірскими правителями. Как мученик Вавила столкнулся с міродержителем – императором Рима, так и он столкнулся с властительницей Нового Рима царицей Евдоксией. Именно такие епископы нужны и нам с вами в эту эпоху неверия и растления, в которую мы живем.

Мученическая кончина и мучения св. Иоанна Златоуста длились не несколько часов или дней, как обыкновенно бывает у святых мучеников, а целых три года в далеком Кукузе и соседнем с ним Арабиссе. К концу трехлетнего срока его конвоирами стали жестокие воины-варвары, которые получили приказ от политических и церковных правителей Константинополя причинить ему тяжелую и жестокую смерть, за что им были обещаны награды и высокие должности. В Константинополе были обеспокоены, поскольку, несмотря на его изоляцию в этих далеких городах, многие приезжали туда, чтобы посоветоваться с ним и выразить ему свою любовь. Он продолжал и там действовать как епископ, несмотря на свое низложение, и даже проповедовал там православную веру. Так вот, его желали максимально удалить от своей паствы, назначив новым местом ссылки Пифиунт (ныне – Пицунда в Абхазии), у подножия Кавказа, на северной оконечности Черного моря, в самой отдаленной точке империи, где не было христианского населения, а все жители были язычниками. Там, как пишет более поздний биограф, «епископы могли быть уверены, что Иоанн будет окончательно приговорен к могильной тишине» ²⁹. Однако планы их рухнули, ибо задолго до того, как Златоуст достиг Пифиунта, когда они прошли только треть пути, Бог упредил их и препроводил его во славу и торжество Царствия Небесного.

Палладий Еленопольский составил краткое, но очень сильное описание этого трехмесячного крестного пути великого изгнанника с июня по сентябрь 407 года. Район Пифиунта был пустынным местом на берегу Понтийского моря. Двое солдат, сопровождавших его, получили приказ сделать путешествие трудным и мучительным, потому что власти Константинополя обещали им, что «если он умрет по дороге, они будут удостоены больших должностей». Один из них вел себя более человеколюбиво, а другой, жестокий и злой, отталкивал тех, кто умолял пожалеть ссыльного, и заботился лишь об одном – чтобы погубить Иоанна. Когда шел проливной дождь, они продолжали путь под дождем, лившимся потоками по спине и груди. А когда был сильный зной, он выставлял Иоанна на солнце, зная, что блаженный, будучи лысым, как пророк Елисей, неимоверно страдал от жгучих солнечных лучей. Любой город или деревню, где была баня, что могло бы немного облегчить тяжелый путь, они проходили, не останавливаясь. Святой выдерживал этот невыносимый путь в течение трех месяцев; его лицо сияло от благодати как звезда, а тело его было похоже на спелое яблоко на верхних ветвях – спелое, покрасневшее под лучами солнца, готовое упасть. Они приблизились к Команам, но миновали их и, остановившись за городскими стенами, на расстоянии нескольких километров, заночевали. Там была небольшая церквушка в честь мученика Василиска, епископа Команского, который претерпел мученичество в Никомидии при Максимиане. Ночью явился ему мученик Василиск и сказал ему: «Мужайся, брат Иоанн, завтра мы будем вместе». Говорят также, что он явился и священнику храма и велел ему приготовить могилу и все необходимое, потому что «завтра придет Иоанн». Получив это предупреждение, Златоуст умолял на следующий день сопровождавших его воинов не продолжать путь, а подождать до полудня. Они же не послушали его и отправились дальше. Но они не прошли и пяти километров, как здоровье изгнанника ухудшилось, что сделало невозможным продолжение пути. Они вернулись в храм мученика Василиска. Там Златоуст, собравшись с последними силами, попросил, чтобы его облачили в светлые церковные одежды и обувь. И после причащения Святых Христовых Таин он совершил свою последнюю молитву перед всеми присутствующими, сказав, по своему обыкновению: «Слава Богу за всё». И, прибавив «Аминь», лег и протянул ноги, «благовременно бегущие ко спасению для избирающих покаяние и к обличению преизобильно возделывающих грех». ³⁰ Это было в самый день Воздвижения Честного Креста Господня, 14 сентября 407 года.

Не так легко подобрать заключительные слова и подытожить то, что было написано ранее, если мы хотим применить это к нашему времени и оценить падение священства, а особенно епископского сана. Презирается все священное и святое, отвергаются законы Божии и евангельские заповеди, бахвалится и кичится всеересь экуменизма, нерукоположенные раскольники разрушают единство Церкви. А епископы, вместо того, чтобы запирать двери перед волками и охранять стадо, сотрудничают с волками, становятся волками в овечьих шкурах, закрывают двери храмов и порочат священные таинства и догматы Церкви, так что верующие не находят себе убежища, чтобы спастись от диких нравов врагов Церкви, находящихся уже не за ее стенами и пределами, а внутри, говорящих устами о любви и раздирающих ближних на части.

Святитель Иоанн Златоуст написал свой классический и непревзойденный труд – шесть слов «О священстве», который должны изучать все, кто собирается быть священником. Он сам своей жизнью и служением показал, что всё то высокое и величественное, о чем он писал, является осуществимым, как это показали на протяжении веков тысячи святых клириков, несмотря на то, что многие другие вели себя недостойно и не могли оказаться от наслаждений житейских, от раболепия и пресмыкания перед сильными міра сего.

Святая диаконисса Олимпиада некогда впала в уныние, наблюдая, как злые епископы заставляют страдать и преследуют неподкупного, непримиримого, высоконравственного иерарха, завидуя его добродетелям и гневаясь на его обличения. И хотя Златоуст, написав Олимпиаде свои знаменитые и искренние слова «Я никого так не боюсь, как епископов, исключая немногих» ³¹, признает, что действительно большинство епископов являются недостойными людьми и их следует опасаться, это не значит, что нужно утратить оптимизм, веру в Бога и впасть в уныние, нерадение и небрежение о духовном. Никакие человеческие беды не должны лишать нас мужества – ни бедность, ни болезнь, ни оскорбления и злословие, ни презрение, ни даже то, что считается худшим из всех – смерть, ибо «из всех зол человеческих один грех есть действительное зло». ³² Ничто и никто не может причинить нам вреда; вред наносим себе только мы сами, когда согрешаем. Он подробно развивает эту тему в превосходном нравственном трактате, который он написал в изгнании в Кукузе и адресовал Олимпиаде, возмущенной ужасным положением Церкви. Он также обращается к тем, кто сегодня находится в удрученном и подавленном состоянии, говоря, что никто не может причинить вреда тому, кто не поступает неправедно и не вредит своими грехами душе. ³³

Заканчивая житие Златоуста и ссылаясь на то, что он упокоился в день Воздвижения Креста Господня, 14 сентября, св. Симеон Метафраст выбирает следующие очень подходящие к этому случаю и весьма уместные слова:

«Тот, кто не был привязан ни к чему из настоящего, но полностью распял себя міру, и кто не хвалился ничем иным, кроме Креста Христова, должен был оставить сей прах земной (т. е. свое тело) в день праздника Креста Господня. Не имея никаких мірских наград и медалей, он явился чистым к небесному жительству»³⁴.

30 сентября 2020 года

Источник: ΑΚΤΙΝΕΣ. Перевод: Елена Огородник.