Пашковцы в Тверской епархии: c присовокуплением краткого очерка возникновения, истории и учения секты пашковцев

Под влиянием многоразличных причин, о которых в последнее время говорилось немало и в повременных изданиях и в специальных исследованиях, в 60-х и 70-х годах настоящего столетия весьма заметно стало усиливаться сектантское движение одновременно в разных местах России¹. Проявляясь в форме то чистого мистицизма, то мистико-рационализма, а преимущественно чистого рационализма, движение это является особенно заметным на юге России. Но в то же время и не без некоторой связи с южно-русским сектантством оно обнаружилось по поволжью и далее – к северу. В 60-х и 70-х годах в губерниях Нижегородской и Костромской стала быстро распространяться секта – известная под названием “немоляков”, с характером рационалистическим и отрицательным; распространение ее, хотя не на столько заметное, пошло потом далее – к северу – в губернии Вятскую и Пермскую и достигло Сибири. Но из поволжских губерний, расположенных по верхней Волге до ее, так сказать, загибу к югу, в рассматриваемом отношении заслуживает, кажется, преимущественного внимания губерния Тверская. Здесь сектантское движение нашло для себя почему-то особенно благодатную почву и отлилось в некоторые совершенно своеобразные формы. Нам кажется, что пока еще рано доискиваться глубоких причин этого явления: прежде этого необходимо близкое и обстоятельное знакомство с характером сектантского движения, чтобы потом говорить о причинах его. Поэтому главная задача исследователя современного сектантства Тверской губернии должна состоять преимущественно в собирании более или менее достоверных сведений о той или другой секте, в сохранении и приведении в систему несомненных данных о ней. Эту задачу мы и берем на себя по отношению к распространению пашковщины в некоторых местностях губернии².

К тому времени, когда в Петербурге явился в аристократическом кругу модный проповедник, лорд-апостол, как его не без иронии называют, Гренвиль Редсток, в Тверской губернии была уже благоприятная почва для восприемлемости семян учения этого непризнанного “апостола”. Здесь, кроме распространения секты “немоляков”, последователи которой должны быть весьма восприимчивы к учению Редстока, в то же время усердно уже занимались распространением брошюр с протестантскими тенденциями книгоноши английского библейского общества³. Поэтому нечего удивляться, что когда ревностный последователь Редстока г. Пашков с усердием, достойным лучшего дела, сам непосредственно и чрез своих агентов стал распространять свое лжеучение, то среди населения некоторых местностей Тверской губернии нашел немало последователей. Этому значительно способствовало и то обстоятельство, что многие жители некоторых уездов Тверской губернии отправляются на заработки в Петербург, где они непосредственно могли знакомиться с проповедью Пашкова, что мы и увидим далее на деле. Соседство Тверской и Петербургской губерний точно также сыграло в данном случае свою роль. Одним словом, нам представляется довольно понятным, что вскоре же после обнаружения пашковского учения в Петербурге, оно явилось и в Тверской губернии. В десятилетний период времени – от начала восьмидесятых годов пашковщина обнаружилась с полною определенностию, насколько нам известно, в следующих уездах Тульской губернии: Новоторжском, Бежецком, частию Корчевском, Вышневолоцком и Старицком; несомненно, последователи ее имеются и в других уездах, но мы пока не имеем определенных об этом известий и сведений, а потому и не говорим о том⁴.

Известно, что сектантское движение, подготовившее, так сказать, благоприятную почву для пашковщины, а потом развившееся и более определившееся под несомненным влиянием ее, обнаружилось в Новоторжском уезде почти в одно время с проповедничеством в Петербурге г. Редстока, а за ним и Пашкова. Уже в 1876 году (через два года по прибытии Редстока в Петербург) священник села Яконова доносил полиции, что в деревне Шевелине (Поведской вол., быв. Шевковской) появился сектант Василий Кириллов Сютаев, который отказывается крестить своего внука. На допросе Сютаев показал, что не крестит внука потому, что в писании сказано: “покайтесь и пусть крестится каждый из вас” (Деян.2:38); а ребенок каяться еще не может. Когда же, по поручению Тверской консистории, священник делал Сютаеву “первоначальное увещание”, то он сказал, что потому-де прекратил посещение церкви, что “не понимал ничего из чтения и пения в церкви, не знал даже евангелия, которое прихожанам не объясняется, и, словом, во тьме оставался”. В 1877 году тот же священник делает новый донос полиции, в котором пишет, что Сютаев распространяет свою ересь и что секта эта – “не евангелисты, а социалисты”, которые не признают властей⁵. Ко времени этих доносов Яконовского священника пашковское учение могло уже свободно достичь Новоторжских пределов; – и действительно, мы имеем целый ряд указаний на то, что так называемые сютаевцы находились под сильным его влиянием. Так, судебный следователь г. Губченко в разговоре с А. С. Пругавиным высказал, что жители дер. Шевелина, будучи по ремеслу каменщиками, бывают в Петербурге, знают о Пашкове; к этому он присовокупил, что пашковцы не раз присылали в Тверь разные книжки для передачи сютаевцам⁶. Затем, священник с. Яконова сообщал Пругавину, что он дознался о происхождении сютаевской ереси и узнал, что она идет “из Питера, от барона” (вероятно, разумеется барон Корф, или же сам Редсток). Но что особенно важно, так это то, что сыновья Сютаева были знакомы с Пашковым и его воззрениями и неоднократно бывали на его беседах в Петербурге⁷ и что, наконец, пашковцы не раз присылали брошюры на имя Сютаева. Все это нас убеждает в том, что развитие сютаевщины происходило под сильным влиянием пашковщины⁸. Этому выводу противоречит, по видимому, то обстоятельство, что учение Сютаева значительно разнится от учения пашковского. В то время как пашковцы учат об оправдании одною верой, предполагая, что вся религия – в теоретическом признании искупительных заслуг Христовых и в твердом убеждении, что “мы спасены”⁹, сютаевцы уклонились в неправильное понимание любви, как основы христианской религии: “отсюда та или другая вера, то или другое учение, те или другие книги тогда только и постольку именно хороши, поскольку они служат водворению любви, правды и мира”. “Вера, говорит Сютаев, одна: любовь, потому что Бог любовь, стало быть, где нет любви, там нет и Бога”¹⁰. У пашковцев начало отвлеченное, теоретическое, у сютаевцев – практическое. Но не смотря на это видимое различие, сютаевское учение образовалось не без значительного влияния пашковского. У пашковцев в учении есть один такой пункт, который мог лечь в основу учения сютаевского. Пункт этот заключается в том, что после уверования во Христа, после проникновения мыслию во Христа, т. е. иначе после теоретического признания истины искупления, они – пашковцы – делаются уже людьми совершенно иными, не совершающими грехов, способными только на правду и дела добрые, хотя эти дела не имеют для спасения никакого значения: Бог вовсе не требует от человека этих дел, да и совершение их не принадлежит собственно самому человеку¹¹.

Нам представляется, что это учение о чистоте, мире и правде больше понравилось Сютаеву, чем отвлеченное и трудно усвояемое простым умом учение об оправдании одною верою. Вместо того, чтобы признать это учение придаточным пунктом, несущественным, как это сделано у пашковцев, Сютаев выдвинул его на первый план, положил в основу своего религиозного учения. Так объясняется различие в учении Пашкова и Сютаева: любимым предметом рассуждений первого является – вера спасающая, а второго – любовь, братство, единение. Что же касается, далее, отношений сютаевцев к православной церкви, то они почти совершенно одинаковы с пашковскими – отношения чисто отрицательные. В этом отношении влияние пашковского учения на образование сютаевского является несомненным. Сютаевцы, как и пашковцы, не признают церкви, как хранительницы благодатных даров и орудия нашего спасения, отрицают св. таинства, посты и обряды прав. церкви. Все свое учение они основывают только на новом завете и главным образом – на евангелии, причем толкуют все по своему – в духовном смысле. Но признавая известное влияние пашковцев на образование учения сютаевцев, мы, повторяем, ничуть не смешиваем этих двух явлений. Сютаевщина не имела особенного успеха при своем начале и, кажется, не имеет никакой будущности: не приложимое к жизни учение Сютаева об общности и безраздельности имений и совершенном братстве, так что не нужно ни судов, ни войны, ни властей – учение хотя и соблазнительное – не могло долго обольщать его последователей при виде живой действительности, разрушавшей в корне все это учение¹².

В то время, как толки о сютаевцах призамолкли, не вдалеке от дер. Шевелина – этого центра сютаевщины – с значительной силой обнаружилась пашковщина и заставила обратить на себя серьезное внимание. Появившись на этот раз сначала в д. Сальницах, она с значительною быстротою распространилась отсюда по соседним селам и деревням.

Впрочем, было бы несправедливо указать на дер. Сальницы, как центр, из которого исключительно распространилась пашковщина в том округе; на ряду с Сальницами в данном случае могут быть выставлены некоторые селения соседнего Бежецкого уезда, каковы деревни Малая Горка и Сошники, находящиеся от Сальниц приблизительно верстах в 40–50; так что течение пашковского влияния шло с разных сторон. Между этими, так сказать, более видными пунктами пашковской пропаганды, как мы увидим, существуют живые связи и сношения – в целях именно привлечения новых членов в секту.

В дер. Сальницах, принадлежащей к приходу Золотихинской церкви, пашковская секта обнаружилась около 1887 года и пошла она от крестьянина этой деревни Ивана Кондратьева. Иван Кондратьев, по происхождению корел, 40 лет, увлекся пашковским учением, проживая в Петербурге, где он, по его собственному показанию, бывал нередко на собраниях пашковцев (на Песках по 4 и 7 улиц.), на которых проповедывал некто Иван Розов. Сын Кондратьева Василий Иванов, держась также пашковского учения, кажется, доселе проживает в Петербурге. Свои религиозные убеждения Кондратьев на предварительном следствии выразил так: “я не хожу в православную церковь, не признаю святости креста и икон, не поклоняюсь им поэтому, но я христианин и исповедую религию по слову Христа Спасителя, т. е. по евангелию; это – самое главное основание моей религии и еще 22 ветхозаветные книги. Читая евангелие и ветхозаветные книги, я пришел к непоколебимому убеждению, что крест я должен носить в душе своей, что иконы есть творение рук человеческих, почему молиться на них не следует; в церковь я не хожу главным образом потому, что обстановка церкви и обряды богослужения не соответствуют моему вероисповеданию, да к тому же я понимаю слово церковь, как собрание верующих в духовном смысле”. К этому Кондратьев прибавил, что, исповедуя такую веру в Бога, он вовсе не старается распространять ее. Однако истинная история дела показывает совершенно противное: старания Кондратьева в распространении пашковщины весьма ревностны. По согласному показанию свидетелей по делу Кондратьева на предварительном следствии, он весьма часто (по показани, напр., одних, “каждый вечер”, а по показанию других, “чуть не ежедневно”) собирал собрания, о которых оповещал народ заранее и приглашал желающих присутствовать на них. Приходящих на собрания по этому приглашению Кондратьев и другие пашковцы стараются совратить в свою веру, уверяя всех, что только в их вере и можно спастись. Напр., 7 янв. 1890 года крестьяне дер. Сальниц Александр Кириллов, Поликарп Арефьев и Николай Иванов вошли в дом Кондратьева, чтобы “послушать их службу”; тут пашковцы начали их расспрашивать, грешны они или нет, и если грешны, то сегодня же должны познать истинную, т. е. пашковскую веру; при этом Иван Кондратьев говорил, что вот он, будучи прежде таким же грешником, как только узнал пашковскую веру, совсем очистился от грехов. Для характеристики собраний пашковцев должно упомянуть, что на них, по показанию свидетелей, Кондратьев читал на память молитвы, напр., такого содержания: “Господи, побей их (т. е. православных) камнями, умягчи их сердце”. Последователи его в это время наклонялись к земле и шептали какие-то слова, причем даже рыдали. После Кондратьева на собраниях читали и другие – желающие подобного же рода молитвы: “Господь придет на заре, побей их камнями” и т. д., причем присутствовавшие точно также все становились на колени и “плакали навзрыд”. На собрания эти являлись пашковцы не только дер. Сальниц и соседних, но из деревень довольно отдаленных – даже из другого уезда. Так известно, что сюда приходили из дер. Сошников (Бежец. у.) крестьянин Прокопий Трофимов, из села Пиногощ (Беж. у.) Варлаам Федоров, из дер. Трестина (Твер. у.) Дмитрий Федоров, из дер. Малых Горок (Бежец. у.) крест. Михаил Иванов с женою Татьяною Ивановою и с детьми. Последний известен, как очень ревностный пропагандист пашковщины в своей деревне и других; у Кондратьева он иногда жил по нескольку дней и даже недель, причем в бытность его в доме Кондратьева происходили собрания каждодневно¹³.

Описанные нами собрания были для Кондратьева одним из главных способов пропаганды; но и кроме собраний он находил немало средств для распространения излюбленного своего учения. Так, священник с. Кавы о. Толмачевский доносил преосвященному, что в его приходе Кондратьев и его жена “с неимоверным фанатизмом” делали попытки совращения православных в трех селениях: Осташкове, Лисьих Горах и Кузовине. Именно: в с. Осташкове Кондратьев продавал и раздавал книжки с тенденциями пашковского учения; в Лисьих Горах жена Кондратьева в доме одного крестьянина Родиона читала многим женщинам, собравшимся вокруг ее из разных селений, со слезами на глазах “какую-то” книгу (евангелие) и толковала. В деревне Кузовине Кондратьев совратил было крест. Ивана Кириллова и подарил ему новый завет в переплете, на задней стенке которого оттиснуты слова: “для русского народа”. О. Толмачевский в своем рапорте преосвященному отмечает еще тот замечательный факт, что Кондратьев для большей, вероятно, убедительности дерзает уверять слушателей, что он имеет в себе Духа святого, внушающего ему наставлять людей на новую веру, в которую он принимал желающих своим особым крещением. О том, что в нем пребывает Дух св., Кондратьев заявлял в дер. Чашкове в доме одного крестьянина Зиновия, но Зиновий возразил ему, что в нем не Дух св., а сатана, и с тем прогнал его из своего дома¹⁴. Далее, что дов. замечательно, Кондратьев делал попытку вести свою пропаганду чрез школы – Кузовинскую и Золотихинскую. В первой из них он имел долгое препирательство с учителем Захаром Егоровым в присутствии учеников, причем о священниках высказался следующим образом: “скоро православные священники будут рыскать, как голодные львы”. В Золотихинской же школе он бесплатно раздавал мальчикам книжки, которые потом были отобраны и представлены полицейской власти. На сколько открыто и даже дерзко вел свое дело пропаганды Кондратьев с последователями, – это показывает особенно следующие две его выходки. Когда на светлой неделе 1890 года священник с. Золотихи о. Орлов ходил в дер. Сальницах с образами, то вслед за ним ходил и Кондратьев с своими последователями (которых было человек 5) и, дразня священника, он и последователи пели какие-то несвященные песни, из которых свидетель, сообщивший об этом факте, запомнил только такие слова: “по заре пойдет рано Бог”. В тот же, вероятно, раз, когда священник, обходя дер. Сальницы, проходил мимо дома Кондратьева, последний обратился к мальчику, несшему за священником кадило, с вопросом, что он такое носит и для какой цели? Когда этот мальчик объяснил значение кадила, то Кондратьев сказал, что его, т. е. кадило, стоит только бросить и затоптать в грязь.

Кроме вышеуказанных пунктов, деятельность Кондратьева имела очень заметных успех в дер. Лужках, принадлежащей к приходу с. Михайловой Горы. По показанию православных крестьян этой деревни, пашковщина появилась здесь “в течение последних пяти лет”, т. е. начало ее падает на тот же 1887-й год, в который начал свою пропаганду Кондратьев в дер. Сальницах. По согласному показанию священника и всех свидетелей, первым провозвестником пашковского лжеучения в Лужках был, несомненно, Кондратьев. Скоро он приобрел усердного помощника в своем деле в лице крестьянина дер. Лужков Гавриила Васильева. Стоит отметить, что этот крестьянин до перехода в пашковскую секту был беспоповцем. Это обстоятельство обращает на себя внимание потому, что не смотря на то, что между старообрядческим расколом и вообще сектами рационалистическими нет ничего общего, даже должна, по видимому, существовать между ними вражда, однако в последнее время встречаются случаи перехода старообрядцев в общество сект рационалистических. Известно, что в той же деревне сделалась пашковкою старообрядка Прасковья Ермолаева. После того, как Гавриил Васильев увлекся пашковщиной, в доме его стали происходить весьма часто собрания, преимущественно ночью. На собрания эти приезжал и Иван Кондратьев. Затем, известно, что на эти собрания нередко являлись из других уездов и даже из Петербурга какие-то неизвестные лица, как, напр., было в январе месяце 1891 года. В феврале месяце в Лужки приезжали две дов. известные пашковки из Бежецкого у. из дер. Малых Горок – крестьянки Марья Васильева и дочь ее Матрена Иванова. Это – мать и сестра упомянутого выше крестьянина Михаила Иванова. По собственному заявлению этих крестьянок, они прибыли в дер. Лужки к своим родственникам – “братьям и сестрам по духу”, что раньше они гостили в дер. Сальницах, и что как там, так и в Лужках ходили на собрания, на которых читали и толковали тексты из евангелия. Собрания пашковцев, происходившие в Лужках, характеризуются теми же чертами, как и вышеописанные собрания в Сальницах и других деревнях. Из последователей пашковского лжеучения в д. Лужках стоило обратить некоторое внимание, кроме Гавриила Васильева, еще на одного крестьянина Ефима Иванова. Этот крестьянин заявил о себе, что он целых 20 лет искал “веры более подходящей”, пока не обрел ее в форме пашковщины. В истине пашковского учения он убедился в то время, когда в продолжение шести недель он находился в Бурашевской колонии (для умалишенных) и читал там евангелие. Сделавшись пашковцем, Ефим Иванов успел уже заявить себя дерзкой и кощунственной выходкой против православной церкви. Дня за 2–3 до праздника св. Николая (6 дек.) 1890 г. он зашел к крестьянину Николаю Иванову и высказал ему здесь свой взгляд на православных священников и на иконы в следующей грубой форме: “зачем вы приглашаете на дом священника? он – наемный пастух”; затем, указывая на стоявшие на полке св. иконы Николая чудотворца и Нила Столобенского, он выразился так: “Николка и Нилка выбросить вон, таких мощей нет”¹⁵.

В несомненной связи с распространением пашковского лжеучения в Новоторжском уезде находится распространение его в уезде Бежецком. Здесь наиболее резко сказалось пашковское движение в дер. Малых Горках Алешинской волости, где главным пропагандистом лжеучения явился крестьянин Михаил Иванов. Это – тот Михаил Иванов, о котором мы выше упоминали, как об усердном посетителе пашковца дер. Сальниц Ивана Кондратьева: у него Иванов проживал по нескольку дней сряду, – причем каждодневно собирались собрания. Очевидно и несомненно, так. обр., что между пашковцами Новоторжскими и Бежецкими существуют живые сношения, – в целях более успешной пропаганды лжеучения, чего и действительно они достигают в значительных размерах. О Михаиле Иванове пока известно, что он прежде проживал в Петербурге; здесь он состоял на службе в “Обществе поощрения духовно-нравственного чтения”. С целью продажи этих книг он ездил в разные города. Вероятно, благодаря такому своему положению, он и впал в заблуждение: общество, в котором служил Михаил Иванов, очевидно, то самое, которое основано Пашковым и компанией для издания и распространения своих тенденциозных брошюр и которое было закрыто по Высочайшему повелению 24 мая 1884 года. Пропагандистская деятельность Михаила Иванова отразилась прежде всего на его семействе, которое все совратилось в пашковщину – совратились: мать его Марья Васильева, жена Татьяна Иванова, брат Кирилл Иванов и сестра Матрена Иванова. Но принимая во внимание то деятельное сношение, которое Иванов ведет с пашковцами – даже других уездов, за несомненное должно признать, что жертвы его пропаганды далеко не ограничиваются одним семейным кружком. Впрочем, должно сказать, что в совращении семейства Михаила Иванова, помимо его, немалое значение имели и обстоятельства. В этом отношении заслуживает особенного внимания показание (заметим, откровенное) тогда еще 12-летней сестры Михаила – Матрены, из которого обнаружилось кое-что очень важное, именно обнаружилось то, как много путей, которыми пашковцы ведут свою пропаганду. Матрена Иванова показывала судебному следователю на предварительном следствии следующее. С 6 лет, когда Матрена с матерью проживала в Петербурге, она ходила в школу учиться; школа эта находится на Заболконском проспекте. Посещение ею школы продолжалось около 4-х лет. В школе Матрена обратила внимание на одну девочку-сиротку, которая не молилась Богу. Матрену это заинтересовало, – и она спросила девочку, почему она не молится Богу. Девочка на это ответила, что “образам молиться не следует, нужно молиться Богу душою и сердцем”, при этом она присовокупила, что она “ходит на мирную беседу в один дом”. Пришедши из школы домой, Матрена о всем этом рассказала своей матери. Узнавши дом, в котором происходили, по словам девочки, “мирные беседы”, Марья Васильева (мать Матрены) с дочерью стала ходить туда. “Там, по словам Матрены, собиралось много народу, который молился на коленях Богу, не делая крестного знамения; в помещении, где собиралась эта беседа, образов не было. На беседе читали Евангелие”. Очевидно, на эти собрания ходил и сам Михаил Иванов и занимал на них не последнее место, потому что далее сестра его показывает: “брат мой Михаил Иванов… во многом спорил на собраниях с теми лицами, которые там были по поводу святых и мощей, доказывая этим лицам, что должно веровать и в святых и в мощи, а те это верование отвергали”. Вероятно, это было на самых первых порах увлечения Михаила Иванова пашковщиной. Впоследствии же он ясно и определенно высказывает свой отрицательный взгляд на православную церковь, на таинства, на почитание мощей и святых¹⁶.

Что касается, далее, Корчевского у., то в нем сектантское движение отлилось в какую-то совершенно своеобразную форму. Говоря так, мы, впрочем, разумеем только один известный случай обнаружения здесь особого рода сектантства, многими своими сторонами, несомненно, соприкасающегося с пашковщиной. Именно: крестьянин с. Новодмитровского, Федоровской волости, Иван Алексеев Петров в следующей форме выразил свои верования. “Согласно евангельскому слову, как я его понимаю, порицаю я православную веру, иконы, церковь и таинства православной веры. Ничего этого я не признаю, т. е. православия. Теперь моя вера, как ее называют, верование духоборца. Так как по нашему верованию иконы и изображенные на них считаются ни во что, то я и считаю себя в праве относиться к изображениям на них с презрением, все равно как на картинках… быть может, при этом и называл изображения св. Николая чудотворца и других ничтожными именами¹⁷. Богом я признаю того, кто делает добро…, обратил на себя внимание чтением св. евангелия, которое постоянно ношу при себе и когда ко мне из любопытства начал стекаться народ, я стал рассказывать ему о истинном Богопочитании, говоря, что образа – идолы, церкви – капища, таинства признавать не следует и священников – тоже”. В этом показании особенно внимания заслуживает фраза “Богом я признаю того, кто делает добро”. Очевидно, Петров представляет Бога не как личность, самостоятельное и самодовлеющее Божественное существо, а как что-то отвлеченное, как доброе начало в человеке – противоположное злому: то, что есть в человеке доброго – то и Бог: личный, внемирный Бог исчезает, а является он силою, или одною стороной деятельности человека – добром¹⁸.

В то время как в разных деревнях Новоторжского, Бежецкого и др. уездов распространителями пашковщины являются крестьяне, совратившиеся преимущественно в Петербурге, в Вышнем Волочке распространителем ее является лицо чиновное, как этому и естественно было случиться в городе. С 1882 года в Волочке ревностным пропагандистом пашковского лжеучения является коллежский секретарь Федор Евфимов Ушков. Об нем нам известно, что он по происхождению дворянин Смоленской губернии и учился в Смоленской гимназии. По окончании образования он служил сначала в одном из департаментов Петербурга, но потом, получив наследство, вышел в отставку и поселился в В. Волочке с своею женою и свояченицею. До 1882 года он был православным, и дом его, между прочим, был украшен многими ценными иконами. Но в этом году Ушков впал в какую-то меланхолию и для совета с докторами ездил в Петербург. Здесь он скоро познакомился с Пашковым и стал усердно посещать его собрания. Пашковским учением Ушков увлекся быстро: через какие-нибудь четыре недели знакомства с Пашковым он уже оставляет православие и возвращается в Вышний Волочек в качестве пашковского миссионера, снабженного для этого разными брошюрами. Согласно своим новым религиозным убеждениям, он в своем доме снял драгоценные иконы, уложил их в сундук, а на место их увешал стены евангельскими изречениями, затем перестал ходить в церковь, а устраивал моления у себя дома; свояченица его при этом играла религиозные канты, а сам он читал импровизированную молитву. Не ограничиваясь своей семьей, Ушков начал распространять пашковщину и в городе: с этою целью он созывал к себе в дом всех, встречавшихся ему на улице, читал им из Библии, с присоединением своих толкований на прочитанное, раздавал книжки, а некоторым бедным старушкам и деньги. Кроме лиц, принадлежавших к семье, Ушкову помогали в деле пропаганды состоявшие под надзором полиции в В. Волочке г.г. Кукин, Никитин и Печугин. На собрания г. Ушкова приходили большею частью фабричные; между ними были не только мещане и жители городские, но и жители различных окрестных сел и деревень и даже иногородние; случалось, что были на собраниях евреи и еврейки, был сторож Петропавловской церкви, был дьячок Михаил Алексеев Владимирский и даже какой-то ученик приходского училища (Николай Воробьев) и многие дети. Известно, далее, что были на собраниях посетители из Торжка, из Осташкова и какой-то Филипп Васильев Ярцов из Калуги, был помощник начальника Завидовской станции Николаевской железной дороги. Ушков всех посетителей записывал в книгу, вероятно, для того, чтобы доказать пред Пашковым свою пропагандистскую деятельность и похвастать пред ним своими быстрыми успехами. На собраниях его иногда бывало человек до 100. Не мешает, впрочем, заметить, что на собраниях этих далеко не все охотно слушали проповедь Ушкова; некоторые даже возмущались этой проповедью, особенно когда в проповеди отрицались и порицались иконы и мощи. Иногда в толпе раздавались голоса: “эво, братцы, какой учитель появился; слышите ли, что он говорит”¹⁹. Благодаря такой деятельности г. Ушкова и К°, в В. Волочке образовался некоторый кружок пашковцев. Но пропаганда далеко не ограничивалась одним городом; она в довольно сильных размерах обнаружилась и в уезде В.-Волоцком. Это наилучшим образом раскрывает нам интересное дело о пашковцах, которое разбиралось в Волочке Тверским Окружным Судом 11 октября 1890 года. Изложение истории этого дела будет вместе с тем раскрытием пашковского движения в В.-Волоцком уезде. Она заключается в следующем.

Около сентября месяца 1887 года прошел слух, что в некоторых селениях Раевской волости и усадье Ворожебском распространяется какая-то “новая вера” под названием “пашковская”²⁰. На основании этого слуха полицейский урядник 3-го стана, В.-Волоцкого у., Павел Воскресенский прибыл в село Ворожебское и здесь от священника села Василия Успенского узнал, что действительно в его приходе, по слухам, в недавнее время уклонилось “в пашковскую веру” все семейство крестьянина дер. Столбихи, Раевской волости, Меркурия Кузьмина, состоящее из его жены Василисы Ульяновой, дочерей – Дарьи, Ольги, Пелагеи и второй Дарьи; а также уклонились в пашковщину зять Меркурия, крест. дерев. Мокеевки Матвей Дмитриев с женою Татьяной Меркурьевой, прислуга г. Амукова, землевладельца в усадьбе Ворожебском, Павлина Астафьева и кормилица Марья Алексеева. Из расследования так начавшегося дела обнаружилось, что первою и главною виновницею занесения и распространения пашковского лжеучения в упомянутой местности была Марья Алексеева Семенова. Марья Алексеева, по происхождению крестьянская девица Петергофского у. Копорской волости, деревни Копорья. Она проживала большею частью в Петербурге и здесь, между прочим, поступила в услужение к упомянутому г. Амукову, с которым потом и переселились в его усадьбу Ворожебское. Свою, так сказать, деятельность по совращению в пашковскую ересь Алексеева начала, еще живя у Амукова в Петербурге, и скоро приобрела себе в доме его ревностную последовательницу в лице другой прислуги, крестьянской девицы дер. Столбихи Дарьи Меркурьевой. Эти-то две личности – крестьянские девицы Марья и Дарья (одной из которых 28 лет, а другой 31) и явились проповедницами и пропагандистками пашковского учения в приходе Ворожебском. Не любопытно ли слышать о таких оригинальных проповедницах, тем более, что одна из них (Дарья) даже безграмотная и только учится грамоте?! Понятно из вышесказанного, что первенствующая и руководящая роль в деле такой проповеди из этих двух лиц должна была принадлежать Марье Алексеевой, как грамотной. Свое дело совращения она начинала, как это обыкновенно делают и все пашковцы, с чтения другим Евангелия с известными тенденциозными толкованиями его. “Мы с Дарьей, показывала сама Марья на предварительном следствии (25 окт. 1888 г.) читали вместе Евангелие, которое Дарья хорошо понимала, и мы вместе молились с нею о том, чтобы уразуметь, что есть воля Божия, так как мы считали себя падшими грешницами и надеялись замолить у Бога прощение”. Дарье Меркурьевой Евангелие очень нравилось: “мне, показывала она 26 окт. 1888 года кандидату на судебные должности Бах – 9 участка г. Петербурга, очень понравилось учение Христа, и я по приезде в деревню говорила о нем всем родным”. Когда при чтении Евангелия Марье с Дарьей встречались непонятные места, то они, по собственному их показанию, молились Богу, чтобы он открыл им глаза, и Бог “открывал им”. Результатом таких чтений Нового завета с произвольными толкованиями на него было то, что Дарья вслед за Марьей убедилась в излишестве и совершенной ненадобности внешнего строя церкви, а поэтому она совсем перестала ходить в церковь, воздавать должное поклонение и почитание иконам, принимать св. таинства и т. д., а стала надеяться на спасение чрез одну только веру во Христа. Убедившись сама в этом, она скоро сделалась ревностной помощницей Марьи в совращении других, и прежде всего она явилась проповедницей нового учения среди своих ближайших родных. Довольно скоро ей удалось привлечь на свою сторону четырех своих сестер: Татьяну, Ольгу, Пелагею и вторую Дарью. Делала она попытки совратить и семидесятилетнего старика-отца, но это ей не удалось. Интересно в этом отношении показание самого отца Дарьи, Меркурия Кузмина (показание дано В.-Волоцкому судебному следователю от 9 ноября 1888 г.): “я – отец Дарьи Меркурьевой, которая в церковь не ходит и говорит, что живет по Евангелию и говорила мне, что надо жить по Евангелию, но я ее не понимал, а Марья Алексеева мне даже читала свое Евангелие, но я ее не понимал, а потому я в церковь хожу и иконам святым я поклоняюсь, а дочери мои Ольга, Пелагея и Дарья и жена Матвея Дмитриева, моя дочь, Татьяна поверили своей сестре Дарье и в церковь не ходят, а живут, как она учила их”. Каково положение отца в семье, которая вся уклонилась от православной церкви и потому, вероятно, относится недоброжелательно к своему православному отцу! Так как из вышеперечисленных сестер проповедницы три – Пелагея, Татьяна и Дарья – состоят в замужестве, то чрез них эта ревностная пашковка постаралась повлиять и на мужей их. И действительно, скоро муж Татьяны Меркурьевой, крест. дер. Мокеевки (того же Ворожебского прихода) Матвей Дмитриев и муж второй Дарьи, крест. дер. Столбихи Давид Алексеев сделались пашковцами. Муж Пелагеи, как видно, не поддался влиянию проповедницы Дарьи и своей жены, но за то жена оставила его, что сделала она по совету и убеждению Дарьи-проповедницы. Священник о. Василий Успенский в рапорте Тверской д. консистории писал, между прочим, что Дарья “заставила Пелагею бросить мужа и дом и с грудным младенцем перейти (из дер. Ерошихи) в Столбиху к сестре Дарье”. Кроме всех упомянутых лиц, был совращен еще брат Матвея Дмитриева, крест. дер. Мокеевки Иван Дмитриев. В совращении родственников Дарьи принимала деятельное участие и Марья Алексеева, которая, будучи грамотной, пользовалась всяким удобным случаем почитать им Евангелие. На суде выяснилось, что когда Марья с Дарьей жили у г. Амукова в с. Ворожебском, то не редко их посещали гости, которых они старались “провестить”. Важно в этом отношении показание на суде церковного сторожа с. Ворожебского Антипа Ильина. Так как Антип Ильин является человеком дов. начитанным и толковым, то Марье с Дарьей особенно хотелось привлечь его на свою сторону. С этою целью они раз пригласили его к себе – в дом Амукова – на чашку чаю и завели с ним разговор о Боге. “Как ты думаешь о Боге”, обратилась к нему с вопросом Марья. Антип отвечал, что он верит в Бога так, как велит православная церковь. Затем, говоря частнее о своей вере, он сказал, что почитает святых и молится им, воздает должное поклонение иконам, особенно в церкви. На это Марья прямо заметила, что иконы – дерево и что нужно молиться только духом; не нужно, говорила она, и креститься, потому что крест в душе. Говорили они еще о причащении, причем Марья, или, может быть, Дарья заметила, что “где сидим, тут и причащайся”. Раз Дарья с сестрами приходила к Антипу Ильину и на дом с предложением ему читать Евангелие. Антип Ильин сказал, что он Евангелие читал и любил читать, но Евангелие, предложенное Дарьей, не взял, поопасившись, по его собственным словам, “не другого ли сословия Евангелие предлагают ему”. Так и не удалось Марье с Дарьей сбить с пути истинного этого церковного человека. Так вели свое дело распространения пашковского учения две девицы-проповедницы. По сообщению свящ. Успенского, они вели даже переписку с Петербургом и оттуда получали одобрительные письма крепко стоять за веру и мужественно переносить гонения. Из одного письма из Петербурга от какой-то “Паши”, присланного на имя Марьи, видно, что действительно в деле наших проповедниц принимала участие какая-то Петербургская “барышня Евгения Карловна”. Вот это письмо, приложенное при деле. “Милая сестрица Маша во Христе и Даша. Я ходила, справлялась о девочке (какой?!), она, слава Богу, жива и здорова, я мало хожу на собрание, читаю и радуюсь, что могу читать, слава Богу, мать моя на месте, но только она скучает; что я посылала – ответа не получала, у нас сильное гонение. Барышня Евгения Карловна посылает вам обеим поклон, мы посылаем вам вместе мир Божий, отпишите, когда получите мое письмо и когда вы приедете с дачи. Известная тебе Паша в Господе сестра”. Характер всего письма, а особенно подчеркнутые нами места ясно показывают, что “Паша” и барышня Евгения Карловна вполне разделяют мысли и убеждения “Маши и Даши”, т. е. наших Вышневолоцких проповедниц. Какое разумеется в письме гонение – трудно сказать; вероятно, письмо было писано уже после начала судебных расследований, бывших по рассматриваемому делу в Петербурге – в октябре 1888 года. “Паша”, писавшая письмо, это, вероятно, Павлина Астафьева, одна из прислужниц г. Амукова: писала она тогда, когда Дарья и Марья вместе с семейством г. Амукова жили на даче, а она почему-либо оставалась в Петербурге. Из дела обстоятельства эти вполне не выясняются. Далее, как на поддержку в деле распространения пашковского учения упомянутыми крестьянскими девицами, свящ. о. Успенский в рапорте консистории указывает на денежную субсидию, получавшуюся ими из Петербурга: он признает это даже главною причиною распространения пашковщины. “Главная поддержка в их мнимой вере и причина ее распространения состоит, как надобно полагать, не в религиозном убеждении, а в деньгах, высылаемых из Петербурга; сами они хвастают пред православными: “ваши боги безноги, указывая на полулики (точнее – поясные изображения) св. икон, ничего вам не подают, а нам невидимый Бог денежки шлет”. (Из рапорта о. В. Успенского).

В заседании отделения Тверского Окружного Суда 11-го октября в г. В. Волочке и явились на скамье подсудимых крестьянские девицы Марья Алексеева и Дарья Меркурьева, обвинявшиеся в совращении в пашковскую ересь. Виновными в распространении пашковского учения они себя не признали, а сознавались только в том, что они любили читать Евангелие, которое иногда читали и посторонним, но об обрядах и иконах, о том, что будто они не нужны, никому ничего не говорили. А так как в Евангелии, говорили подсудимые, ничего худого нет, а только одно хорошее, – говорится там о нашем спасении чрез Христа, то мы и не считаем себя виновными. Начался допрос свидетелей. Так как из свидетелей одни были православные, а другие – вполне уже увлеченные пашковским учением, то понятно, что показания их были совершенно различны. Прежде всего, свидетели-пашковцы все отказались принять присягу на основании известных слов Евангелия: “не клянись вовсе” (Мф. 5, 34) (Мф.5:34). При допросе свидетели-православные раскрыли дело приблизительно так, как оно изложено нами выше: факты совращения в пашковщину из этих показаний выяснились с несомненностью. Данные, добытые при этом судебным процессом, явились главным и вполне справедливым основанием для обвинения подсудимых. Свидетели же из пашковцев, по возможности, уклонялись говорить о самом деле, а более распространялись о религиозных воззрениях. В этом последнем отношении показания их довольно характерны и заслуживают внимания. На вопрос председательствующего – “какого они исповедания”, пашковцы отвечали: один (Матвей Дмитриев) “христианского: верую И. Христу и всем святым”, другой (Иван Дмитриев) отвечал словами символа веры: “верую в единого Бога Отца” и т. д., третья (Татьяна Меркурьева) “евангельского – христианского”. Затем, свидетели крестьяне Иван Дмитриев, Матвей Дмитриев и Давид Алексеев Гусев особенно указывали на то обстоятельство, что они “до призвания их Господом” (т. е. до совращения в пашковщину) были большими грешниками: “прежде, говорил на суде Иван Дмитриев, я был и вор, и пьяница, и глупый, хотя и ходил в православную церковь”; “прежде мы были большие грешники и пьянствовали”, обличали себя на суде Матвей Дмитриев и Давид Алексеев. Но теперь с ними произошла радикальная перемена. Отчего? Это – опять-таки одинаково объясняется всеми пашковцами. То, что они делали прежде, то делали “по нивидению”, а теперь “Господь призвал”, “Господь научил”, “Господь дал”, “Господь с нами”, “потому что сказано: стучите и отворится” (Мф.7:7); теперь им “открылось”, т. е. они получили какое-то просветление и озарение как бы свыше. Относительно православного храма свидетели-пашковцы говорили, что туда ходить не следует, потому что иконам кланяться нельзя, а понять там ничего невозможно, – да и потому не следует ходить в церковь, что церковь, по слову Христа, везде, где собраны двое или трое во имя Его (Мф.18:20). Один пашковец (Давид Гусев) сказал, что он ходит в церковь, но только в живую. Тот же пашковец относительно таинства покаяния показывал, что он его признает, но только “пред Господом, а не человеком”, а одна пашковка сказала, что “пред Господом она исповедуется каждый день”. Одним словом, из показаний свидетелей-пашковцев обнаружилось, что они вполне увлеклись пашковским лжеучением и что возвратить их в православную церковь весьма трудно; напротив нужно ожидать, что они пойдут дальше по тому же скользкому пути, на который встали, и явятся впоследствии ревностными пропагандистами пашковщины в своих деревнях.

Не излагая других подробностей судебного процесса, которые не имеют существенного отношения к намеченной нами задаче, мы закончим здесь речь об нем тем сообщением, что дело кончилось осуждением подсудимых. Решением суда обе подсудимые к ссылке в Закавказский край. Не можем, впрочем, не отметить здесь того обстоятельства, что судебное решение было выслушано обвиненными совершенно спокойно: они в это время только поднимали глаза и головы к верху, как бы молясь Богу и предаваясь Его воле, а одна из них складывала и поднимала руки в молитвенном настроении. Совершенно подобное же мы наблюдали и при другом деле о пашковцах, на котором нам пришлось быть и о котором речь сейчас будет ниже²¹.

Из всех дел о пашковцах, происходивших в Тверской губ., особую известность получило дело крестьянина с. Ладьина (Стар. у.) Никанора Трофимова Орехова – и не потому, чтобы оно было особенно важно, так сказать, по своей сущности (для уяснения и характеристики пашковщины), а по той простой причине, что оно было одним из самых первых дел этого рода не только в Тверской губ., но и других, почему, естественно, и обратило на себя особенно внимание печати. История этого дела в литературе настолько уже известна²², что мы не находим нужным нового подробного изложения ее, а коснемся ее коротенько; более же подробно укажем только на те стороны дела, которые обнаружились во время самого судебного процесса, о чем в печати не имеется еще никаких известий.

В декабре месяце 1883 года один крест. с. Ладьина, Старицкого у., Никанор Трофимов Орехов, возвратясь из Петербурга, где он работал на Балтийском судостроительном заводе, оказался принадлежащим к пашковскому лжеучению, в чем местный священник убедился лично из объяснений с Ореховым. После недолговременного пребывания в своем доме Орехов опять уезжал на заработки в Петербург, откуда возвратился на родину в декабре 1884 года еще более упорным в своем лжеучении, которое и начал распространять между соседними крестьянами. Местный священник о. Рязанцев обратил на это серьезное внимание и нашел нужным донести о появлении и распространении в его приходе нового учения епархиальному начальству и сообщить о том же в Старицкое уездное полицейское управление, что и сделал 12 декабря 1884 года. Следствием вполне было установлено, что прежде всех в пашковское учение уклонился Никанор Трофимов Орехов во время пребывания своего в Петербурге в 1883 году. Его примеру последовали работавшие также в Петербурге односельцы его: Влас Максимов, Степан Павлов Воронов, Павел Павлов; затем вся семья Трофимова, состоявшая из отца – Трофима Арефьева, жены и троих детей его, некоторые из семейных Павла Павлова и, наконец, сосед Орехова Яков Васильев Мамай. Всего совращенных лиц оказалось 17 человек. Кроме установления факта совращения в пашковское учение, было дознано о нескольких случаях кощунства; из них наиболее обращают на себя внимание те, при которых пашковцы обнаруживали свое нетерпимое отношение к православному духовенству и св. иконам. Православных священников они называли “идолами”, св. иконы “простыми досками, намалеванными маляром без всякого толку”, православных всех “идолопоклонниками”. Впрочем, об этом подробнее мы намерены сказать ниже – при изложении дела так, как оно выяснилось из свидетельских показаний на суде.

Вследствие вышесказанного епархиальное начальство передало дело о совратителях и кощунниках на распоряжение прокурора Ржевского окружного суда. Однако на первый раз дело приняло не тот оборот, какой был желателен в видах охранения православных от дальнейшего совращения в лжеучение. Московская судебная палата на заключение прокурора о деле, своим определением от 18 февраля 1886 года, постановила прекратить его относительно четырех лиц, которые, по следствию, должны бы подлежать суду, и оставила подлежащим суду только одного главного из всех распространителя лжеучения – Никанора Орехова. Но затем по инициативе епарх. начальства снова было возбуждено преследование против пяти пашковцев, распространявших свое лжеучение, следствием чего и состоялся разбор дела их Ржевским окружным судом в городе Старице.

7-го мая 1888 года в 10 часов дня суд был открыт. На скамье подсудимых явилось пять человек – самых обыкновенных, ничем особенно не выдающихся крестьян – ни по своей наружности, ни по костюму: – но тем замечательнее было знать, что эти наши простые русские мужички являются проповедниками нового религиозного учения, а не того, которое издавна содержит наша православная церковь. На многие мысли и соображения наводят подобные случаи, сильно заставляют они призадуматься всякого, для кого не безразличны интересы веры и церкви. Как-то с трудом верится даже своим ушам и глазам всякий раз, когда слышишь и видишь, что из среды наших православных крестьян появляются выходцы, начинающие отрицать церковь, иерархию, обряды и т. д., т. е. отрицать все то, чем наш русский народ жил и дышал в продолжении стольких веков своей исторической жизни, и вместо этого проповедующие идеи протестантские, лютеранские и даже кальвинские, т. е. такие идеи, к которым во время оно русский народ относился не только с ненавистью, но даже с каким-то физическим отвращением: с точки зрения древнего русского человека лютеранин – вовсе даже и не христианин, мало этого, он – человек нечистый, с которым не нужно иметь никаких сношений и ничего общего; а теперь простой русский крестьянин является проповедником протестантских идей. Главный из подсудимых, который был первым глашатаем новых идей в своей деревне (Ладьине, Стар. у.) явился на суд с Библией в руках, очевидно с прямым намерением защищать свое учение словом Божиим²³. Замечательно, что из всех пяти подсудимых только двое знали хорошо грамоте, а из остальных троих – двое совсем безграмотны. а один с трудом умеющий читать. Вот каковы новые проповедники нового религиозного учения! На вопрос председателя – “какой подсудимые веры”; – все они, кроме одного Власа Максимова, отвечали, что они – веры “евангельской”, а Влас отвечал, что он “веры православной, бывший – евангельской”. Дело в том, что этот подсудимый в великом посту того же 1888 года обратился к православной церкви. Допрошенный судом отдельно от прочих подсудимых, Влас Максимов рассказал историю своего совращения в пашковскую ересь и потом возвращения в православие. Оказывается, что до своего совращения он, живя в Петербурге, вел нетрезвую, разгульную жизнь, что и подало повод Никанору Орехову обратиться к нему с увещаниями, среди которых Орехов стал звать Власа сходить послушать проповедей и бесед г. Пашкова. Влас послушался, и в первый же раз беседы Пашкова ему очень понравились, так что он стал посещать их нередко, результатом чего и было его убеждение в истинности учения Пашкова. Но потом Влас, уже после возбуждения против него и других судебного преследования, стал сомневаться в учении пашковцев, стал много думать, съездил за советом в Кронштадт к о. Иоанну Сергиеву и в конце концов решился опять возвратиться в лоно православной церкви. Но прежде чем сделаться снова членом церкви, он просил, чтобы его наказали и “посадили в тюрьму на 47 дней для того, чтобы пострадать”: “40 дней, говорил Влас, я желал пострадать по примеру сорокадневного поста Спасителя, а 7 дней прибавил потому, что отвергал 7 таинств”. В заключение своих показаний Влас признавал себя блудным сыном, пришедшим к Отцу. Религиозные убеждения прочих подсудимых, насколько они выяснились из показаний их самих, представляются в следующем виде. Единственным основанием их верований является Слово Божие: “они веруют так, как учит Писание”; все спасение заключается в вере в И. Христа, а церковь, иерархия, обряды, иконы и прочие внешние средства спасения не нужны. Относительно таинств они выражались весьма неопределенно, так что на вопрос одного из экспертов, – “сколько таинств они признают”, Орехов сказал: 4 или 5, а другой подсудимый упомянул только три, – и то не все те, какие перечислил сам Орехов; при этом понимание таинств у них совершенно своеобразное; напр. указание на таинства миропомазания и елепомазания (которые, очевидно, смешиваются) Орехов усмотрел в том месте Евангелия, где говорится, что жена помазала ноги Иисуса многоценным миром и тем приготовила его к погребению. О значении добрых дел говорили они весьма неопределенно; очевидно, что в их представлении очень мало ясности в этом отношении. На вопрос “что спасает”, все отвечали – “одна вера”, а на вопрос о делах говорили, что и “они нужны”, но не поставляли их особым условием спасения. Понять их в этом отношении было дов. трудно; только один из подсудимых (Павел Павлов) пролил некоторый свет на эту сторону их учения. Он сказал, что после познания истинного учения (т. е. пашковского) они уже не грешат, не делают худых дел: перестали пить, ругаться скверными словами и т. д.²⁴ Затем, обращает на себя внимание показание одного из подсудимых по поводу вопроса о поклонении иконам; по показанию его, бездушным иконам поклоняться не следует, а лучше поклоняться друг другу²⁵. Из показаний подсудимых выяснилось также, что они часто собирались читать новый завет и к ним для слушания являлись соседи, причем это чтение сопровождалось объяснениями и пением стихов. При своих показаниях о вере Орехов часто делал попытки обратиться к ссылке на Библию, неоднократно хотел читать по ней. Самые первые слова его показаний были: “я верую всему, что есть в Слове Божьем, а всему, чего там нет, не верую”, и после этого прямо хотел читать по Библии. Прибавив ко всему сказанному об учении подсудимых то, что Орехов не признает иерархии на основании слов Спасителя: “не называйте себе учители на земле” (Мф.23:8) и т. д., мы в общих чертах исчерпаем все учение ореховцев, насколько оно выяснилось из показаний их самих. Значительно более выяснилось это учение из свидетельских показаний, к изложению которых мы и обратимся.

Все свидетельские показания могут быть разделены на две категории – показания пашковцев и показания православных. Из первого рода показаний больше уясняется положительное учение сектантов, а из второго – их взгляд на православную церковь, или вообще их отношение к православным. Все свидетели-пашковцы, из которых обращают на себя особенное внимание старик-отец Н. Орехова, жена и сын его, на вопрос о вере отвечали, что они “веры евангельской”; впрочем, одна сектантка, кажется, жена Филиппа Иванова отвечала, что она – “веры истинной”, а какой, – того не хотела объяснить. На следующий вопрос, – ходят ли они в церковь, отвечали вопросом же: “в какую церковь?” – и затем прибавляли: “то, что у вас (т. е. православных) называется церковью, это не церковь, а дом молитвы”. Особенно в этом отношении характерно показание сына Орехова, мальчика 14-ти лет. На вопрос: “ходит ли он в церковь”, отвечал: “в какую; церковь, по Слову Божию, мы: вы есте храм Божий (1Кор.3:16), а в вашу церковь не хожу”. Отвечал он это бойко, уверенно и совершенно спокойно, – очевидно, уверенный в справедливости своего ответа. Так удобно и крепко привились к нежной душе мальчика семена лжеучителя-отца. На дознание же о том, с какого времени и почему перестали сектанты ходить в церковь, почти все они отвечали, что перестали ходить года 4 тому назад “по внушению Духа святого”. Суду необходимо было выяснить, какую роль играл в совращении своих семейных хозяин дома, главный лжеучитель Никанор Орехов, но свидетели-пашковцы в большинстве настойчиво утверждали, что они “просветились” сами собою, читая Библию; ее читал старик Орехов еще до прихода Никанора из Петербурга; только жена Н. Орехова после долго упорства принуждена была сказать, что “куда игла, туда и нитка”, т. е. прямо созналась, что она последовала за мужем. Сам старик Орехов утверждал все одно и тоже, именно, что и раньше прихода сына из Петербурга в 1883 г. он читал Библию. Но как бы то ни было, из показаний свидетелей-пашковцев вполне выяснилось, что все они стали совращаться в пашковское лжеучение не раньше, как в 1884 года, потому что все согласно показали, что в церковь православную перестали ходить года четыре тому назад; а след., это было в то время, когда, по доношению местного священника, Никанор Орехов начал распространять свое лжеучение между соседями.

Из показаний православных свидетелей выяснилось преимущественно отрицательное отношение сектантов к церкви, таинствам, богослужению и обрядам. По показанию одного из свидетелей, о священных предметах прав. церкви сектанты отзывались так, что “и сказать нехорошо”. И действительно, другой свидетель припомнил целый ряд кощунственных выражений сектантов о святынях церкви. Так, он засвидетельствовал, что о мощах сектанты говорили следующее: “наклали у вас там (т. е. в прав. церкви) головешек обгорелых, да и прикрыли их, а вы прикладываетесь²⁶. О св. Таинах, по показанию того же свидетеля, сектанты говорили так, что действительно не хотелось бы повторять. В самом деле, не больно ли для чувства верующего слышать такой отзыв о св. Таинах: “наболтает у вас (православных) поп чего-то, выпьет сам, да потом платком потрет (конечно, разумеется вытирание св. сосуда шелковым платком), а платок-то отдаст старосте, а тот пойдет с ним среди народа, да бабам”, – и далее следуют такие показания, которые лучше здесь не воспроизводить. Затем, по поводу вопроса о св. причащении у этого свидетеля с кем-то из сектантов был, по его показанию, такой разговор. Сектант однажды говорил ему, что каждый раз, как мы едим и пьем, причащаемся; на это он, свидетель, заметил: “как же так; положим, что мы за обедом причащаемся, а куски после обеда часто отдаем собакам, или скоту; ведь выходит, что и собаки причащаются”. Кстати здесь заметить, что действительно и на суде один из подсудимых (Павел Павлов) относительно таинства причащения говорил, что каждый раз как мы едим или пьем, причащаемся, потому что возвещаем смерть Господню. Очевидно, в данном случае обнаруживается ложное понимание слов ап. Павла: елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже прийдет (1Кор.11:26)²⁷. Из показаний все того же свидетеля выяснился отчасти взгляд ореховцев на почитание святых. Празднование святых ореховцы считают по меньшей мере делом неважным. Когда православные торжественно праздновали в первый раз день св. Кирилла и Мефодия, тогда ореховцы отправились на работу. На замечание православных, – зачем они пошли работать, – те отвечали: “какой там Кирилл и Мефодий: мало ли вы выдумаете каких святых, – все и празднуй”. На замечание православных, что праздновать св. Кириллу и Мефодию приказал сам царь, пашковцы отвечали, что “царь такой же человек, как и все, помазанника Божия они в нем не признают, и что он не может приказать им праздновать какому-то Кириллу”. Что касается самих подсудимых, то относительно почитания святых они говорили на суде уклончиво, не высказывая положительного своего взгляда на этот предмет. Председатель Суда попросил одного из подсудимых, чтобы он назвал имена хоть некоторых святых, которых они (пашковцы) почитают; но подсудимый этот, не назвав ни одного святого, заметил только, что их около престола Божия предстоит столько тысяч, что не перечислишь. После свидетеля, содержание показаний которого выше изложено, пред судом выступила свидетельница, – вдова, крестьянка с. Ладьина. На вопрос председателя, что она может показать по делу, – она ответила: “ничего, только знаю, что они (пашковцы) выстроили мне сарай – и спасибо им за то”. Когда были спрошены сами подсудимые, почему это они выстроили вдове сарай. Суд желал выяснить, не было ли у пашковцев каких-нибудь побуждений для постройки сарая, не желали ли они этим расположить вдову в свою пользу и чрез то совратить ее в свое лжеучение. Но выяснить это – не удалось. Не без основания можно было предполагать, что пашковцы для более легкого привлечения в лжеучение получали из Петербурга денежные средства, но на Суде было узнано только, что получил рублей 20 – неизвестно откуда – один Филипп Иванов²⁸. Из показаний прочих православных свидетелей обращает на себя внимание показание одного мальчика (14 лет), который говорил, что один из сектантов даже на улице читал им (нескольким детям) Евангелие и объяснял. Всех свидетелей было допрошено 26 человек. Все они снова подтвердили свои показания, какие давали на предварительном следствии, и из этих показаний еще раз выяснилось, что св. иконы ореховцы называли простыми досками, “намалеванными малером”, “лопатами”, “идолами”, церковь – “домом торговли, в котором торгуют просфорами, свечами и т. п., иудейской синагогою”, православных священников – “идолами, кичкой, волхвами, подобными Симону-волхву”, православных – идолопоклонниками и т. п. В заключение речи о свидетельских показаниях стоит сказать, что ореховцы справедливость многих из этих показаний отвергали, или же истолковывали их иначе. Так, напр., сам Орехов по поводу показаний свящ. Рязанцева о том, что он (Никанор Орехов) раз не снял перед св. крестом шапки и при этом еще оскорбил его (священника) грубыми словами, объяснил, что шапки он не снял потому, что был тогда весьма сильный мороз, а слов – оскорбительных для священника – не говорил. Мамай по поводу показаний того же священника рассказал, как будто бы раз в Благовещеньев день священник не дал ему поцеловать икону и как это оскорбило его. Из всех подсудимых, которые вообще держали себя на суде спокойно и скромно, только Мамай значительно горячился, говорил не раз, что свидетельские показания – ложны, укорял православных в разных пороках, говорил, м. пр., об утайке православными крестьянами деревни каких-то казенных денег; при этом Мамай кричал и размахивал руками. Сам же Орехов во время этих показаний большею частию только покачивал головой и неопределенно улыбался, давая конечно тем знать, что все показания – ложны, что он относится к ним с презрением. Но еще важно то, что все подсудимые не хотели признаться, что они по собственной инициативе проповедовали свое учение. По поводу свидетельских показаний относительно этого пункта подсудимые утверждали, что их “вынуждали” высказывать свое учение сами же православные, которые, интересуясь их учением, добивались у них этого посредством расспросов о том, чему и как они веруют, и что они – пашковцы – только удовлетворяли желание любопытствующих, а не навязывали им своего учения.

Наконец, когда после речей экспертов²⁹, прокурора, адвоката и пр. дано было подсудимым сказать в свою защиту последнее слово, то все они приблизительно сказали одно и тоже, именно, что они надеются на Господа Бога и на справедливость судей, Богом поставленных, что готовы они и пострадать, потому что И. Христос страдал; впрочем, Влас Максимов к этому прибавил, что он, как блудный сын, возвратился в церковь православную, и потому больше надеется на помилование. После этого присяжные удалились для совещания. Совещание их продолжалось два часа, и эти два часа все, присутствовавшие в зале Суда, переживали томительно-напряженное состояние. Не смотря на то, что совещание присяжных происходило весьма поздно, в залу Суда к этому времени набралась масса народа, и преимущественно заметны были крестьяне. Наконец, около 12 часов ночи присяжные вынесли приговор: все подсудимые признаны были виновными в распространении пашковского лжеучения, хотя и в неодинаковой степени, именно двое – Яков Мамаев и Влас Максимов признаны заслуживающими снисхождение. Незаметно было, чтобы этот приговор произвел на подсудимых очень сильное впечатление: неизвестно, конечно, что они тогда чувствовали, что переживали в душе, но с внешней стороны они выслушали приговор весьма спокойно и заметили только, что покоряются всему, что относительно их угодно Богу и что они готовы пострадать. После этого Суд удалился для окончательного решения дела. Совещание Суда также продолжалось около двух часов. Подсудимые, по видимому, продолжали сохранять полное спокойствие, о чем, м. пр., свидетельствовало и то, что они тихо разговаривали между собою, как бы совещаясь о чем-то, а особенно характерно в этом отношении то, что один из подсудимых (Павел Павлов) способен был в это время вздремнуть и заснуть немного: значит дух его не особенно был в тревоге. Около двух часов за полночь Суд вынес решение. по этому решению суда, все подсудимые с лишением всех прав подвергнуты были ссылке в Закавказский край. Со стороны подсудимых выражение той же покорности воле Бога, которого они якобы познали более и совершеннее других.

В заключение нашей статьи, или точнее в добавление к ней мы даем краткий очерк происхождения и первоначальной истории пашковской секты; подробности в этом отношении не могут составлять нашей задачи, потому что последняя состоит в изображении положения или состояния пашковщины только в Тверской губернии, что мы и сделали выше.

В 1874 году явился в Петербурге неожиданный и оригинальный проповедник, английский лорд Гренвилль Редсток. Вследствие разных жизненных обстоятельств проникнутый страстию к миссионерству и пропаганде своих воззрений, этот лорд, кроме Англии, в продолжении долгого времени проповедовал во Франции и в Швейцарии, пока не достиг и пределов России. Оригинальный способ проповеди, состоявший в безыскусственном, импровизированном объяснении Свящ. Писания, сопровождаемом коленопреклоненными, также импровизированными молитвами, пением особых стихов и т. п., везде привлекал к нему немало слушателей. Слух о новом проповеднике быстро распространился по Петербургу и заставил встрепенуться сердца той части петербургского общества, которая падка до всяких новинок. А в данном случае новинка была немалая: английский лорд – в роли проповедника, миссионера в статском платье, как хотите, редкость! А когда пронеслись слухи об особенных приемах проповедника и о содержании его проповедей, то интерес петербуржцев к этой новинке удвоился. Помимо этих обстоятельств, и то самое время, когда явился Редсток в Петербург, было таково, что заставляло петербуржцев быть чуткими к подобным явлениям. Дело в том, что интеллигенция наша после увлечения крайними и резкими отрицательными теориями, господствовавшими в 60-х годах, начала мало помалу опомниваться, не нашедши в этих теориях удовлетворения духовным потребностям человека: в ней начала чувствовать потребность в какой-нибудь проповеди. Отставши от одного берега – православной церкви, затем проблуждавши среди заманчивых крайних отрицательных веяний, интеллигенция тогда не успела на чем-нибудь определенном остановиться – пристать к какому-нибудь другому берегу, и поэтому искала выхода из своего неопределенного положения. Таким образом, для проповедей Редстока в Петербурге была благоприятная почва; поэтому нечего удивляться тому, что скоро же в проповедническую залу лорда стало стекаться многочисленное аристократическое общество, из которого многие сделались ревностными последователями Редстока и образовали из себя секту редстокистов. Между тем, самое содержание проповедей Редстока, хотя оно и представляло собою ничто иное, как только развитие идей протестантизма с примесью методизма, для русских было ново и привлекательно. Главным пунктом его проповедничества был вопрос об оправдании человека одною верою; добрые же дела в этом случае могут служить только тормозом, задерживающим человеческое спасение; отсюда у Редстока вытекало отвержение таких вспомогательных и необходимых средств для нравственного преуспеяния человека, как обряды и таинства, и самой церкви. Такое учение мы назвали привлекательным, – и не без основания: освобождение человека от многих сложных обязанностей возлагаемых на него христианством, как нельзя более желательно в том классе общества, где за ежедневной суетою, погонею за удовольствиями, мало остается времени заглянуть внутрь себя и подумать о своем спасении.

Одним из самых усердных посетителей и слушателей проповедей Редстока в Петербурге был весьма богатый помещик, полковник Василий Александрович Пашков, которому и суждено было получить печальную известность основателя секты, потому что она стала называться по его фамилии, хотя в существе дела он был только продолжателем дела Редстока. Мы недостаточно знаем о прошлом этой личности. Известно только, что до своего увлечения редстоковским учением он был самый обыкновенный аристократ – богатый помещик, проводивший время среди разнообразных светских удовольствий и развлечений; к религии он относился холодно, и даже пренебрежительно. На проповедь Редстока он пошел, вероятно, как и большинство, ради новинки, ради новости развлечения. Не решаемся брать на свою совесть решения вопроса, действительно ли проповедь Редстока произвела на Пашкова такое могучее впечатление, что разом пересоздала его внутренний мир и образовала решимость жить по духу, – или же просто ему понравилась в Редстоке роль проповедника, которого все так жадно слушают, который в продолжение долгих часов является предметом общего внимания, и Пашкову захотелось самому пережить тоже состояние и сделаться проповедником³⁰. Не есть ли это затея богатого барина, которому прискучили другие развлечения?! Повторяем, не беремся решать этого вопроса; но как бы то ни было, Пашков сделался усерднейшим продолжателем дела Редстока: благодаря ему семена, посеянные лордом-проповедником, дали хороший всход на русской почве: это достаточно подтверждает вышеизложенная нами история пашковщины в Тверской губернии. Открывши проповеди в своих обширных петербургских домах, Пашков постарался расширить круг своих слушателей: кроме аристократии, ему хотелось привлечь на свои беседы и простой народ; это скоро ему удалось, благодаря, вероятно, особенно тому обстоятельству, что более бедным посетителям, он после беседы оказывал вспомоществование то деньгами, то одеждой, т. е. просто заманивал их на свои беседы³¹. И действительно, Пашков сумел привлекать на свои беседы слушателей из простонародья: нам известно, что его беседы скоро же стали посещать фабричные, извозчики и другие рабочие. Но Пашкову хотелось еще шире поставить дело своей пропаганды среди народа. С этою целью он вместе с некоторыми другими дов. влиятельными лицами г. Петербурга образовал “Общество поощрения духовно-нравственного чтения”. Так как, по видимому, цель и задача этого общества были вполне благонамеренны и даже весьма полезны, то оно было утверждено Министром Внутренних дел 4-го ноября 1876 года³². На самом же деле задачею этого общества было распространение среди народа брошюр с протестантскими тенденциями, изложенными в популярной форме: брошюры эти с одной стороны были переводные, а с другой представляли собою искусственный подбор тех или других мест из Свящ. Писания и святоотеческих писаний, благоприятствующих пашковскому учению. Цена за эти брошюры назначена была весьма низкая: 1 к., 1 ½, 2 к., благодаря чему они распространялись в народе весьма быстро и конечно производили свое влияние. По их направлению, брошюры могут быть подразделены на три категории: 1) такие, в которых ничего не заметно противного православному учению, 2) такие, в которых замечается легкий сектантский оттенок и 3) такие, где этот оттенок выступает весьма рельефно³³. Той же цели, т. е. пропаганде протестантских идей служил еще иллюстрированный журнал “Русский рабочий”. Помимо всего этого, Пашков и его сотрудники для распространения своих заблуждений употребили следующий дов. своеобразный способ. Новый Завет (а иногда и всю Библию) на русском языке они испестрили многочисленными отметками – подчеркнули в нем все те места, которые известным образом могут быть истолкованы в пользу протестантского учения. В данном случае, понятно, они руководились тем психологическим соображением, что человеку свойственно во всякой книге обращать преимущественное внимание на те места, которые так или иначе отмечены. Таких Новых Заветов теперь распространилось весьма много, так что у тверских пашковцев их отобрано до 10-ти. Наконец, говоря о средствах пропаганды Пашкова и К°, нельзя пройти молчанием материальных средств, о которых, впрочем, отчасти было упомянуто и выше. Располагая огромным состоянием, Пашков и некоторые его сотрудники не щадят его на излюбленное дело, чем весьма и весьма сильно поддерживают секту. Между прочим, Пашков в Петербурге устроил дешевую столовую, чрез которую дов. широко ведется дело пропаганды. Столовая эта находится на углу Большой Самсоньевской улицы³⁴.

Все изложенные обстоятельства первоначального возникновения секты пашковцев и затем дов. быстрого ее распространения не могли, конечно, не обратить на себя внимание гражданской и церковной власти. Когда беседы Пашкова в Петербурге приняли очень широкие размеры и когда с другой стороны сделалось известным, что Пашков проповедует на этих беседах, тогда последовало воспрещение ему устраивать как в своем доме, так и в других частных и общественных религиозно-нравственные собрания. Это было в 1877 году, т. е. спустя целых три года после приезда в Петербург Редстока и первых его проповедей. Употребив эту наиболее действительную меру для ограничения пашковской пропаганды, правительство в следующем 1878 году поручило церковной власти увещевать Пашкова и его единомышленников оставить свое заблуждение и присоединиться к церкви. Затем столичное духовенство и по собственной инициативе стало устраивать беседы с народом в строго-православном духе в противовес пашковскому протестантизму, стало избирать предметом своих проповедей разбор и обличение нового лжеучения. Не ограничиваясь всем этим, столичное духовенство в 1880 году образовало еще особое общество, которое главною задачею своею поставило борьбу с вновь появившимся лжеучением. Между тем, в том же 1880 г. последовало еще раз воспрещение Пашкову устраивать воскресные беседы. В виду, несомненно, всех этих стеснений и ограничений, а также противодействия со стороны православного духовенства, что все вместе взятое сильно ограничивало вредную деятельность Пашкова, он на время счел лучшим оставить Петербург и перенести свою пропагандистскую деятельность во внутренние губернии: последнее для него было очень удобно, потому что в нескольких губерниях Пашков имеет богатые поместья. И вот заносятся семена пашковского лжеучения в губернии – Московскую, Нижегородскую, Тамбовскую, Тульскую и др. Но перенеся деятельность в свои поместья, Пашков не позабывал и Петербург: по временам он приезжал сюда и открывал беседы, чем, конечно, воодушевлял своих последователей, остававшихся в Петербурге. Когда же, вероятно, газетные толки о пашковщине призамолкли, и сам Пашков перестал быть предметом этих толков, он осмелился возвратиться в Петербург, где снова начал устраивать свои религиозно-нравственные собрания и вести воскресные и др. беседы. К этому времени относится выступление в роли борца за православие против пашковцев г. Богдановича, старосты Исаакиевского собора, который написал “Открытые письма к г. Пашкову”: “в них автором кратко изложено вероучение пашковщины и указана неблаговидность средств, какими Пашков завлекал в свою секту православных, а затем сделан вывод о вреде секты” (Прав. Обозр. 1890, 2, стр. 16). Эти письма, а также начавшие мало по малу появляться газетные заметки о новых проявлениях сектантской деятельности Пашкова и К° снова заставили Правительство обратить серьезное внимание на сектантов. Оно решило предпринять более энергичные меры против зла. 24 мая 1884 года последовало такого рода Высочайшее повеление: “Закрыть Общество поощрения духовно-нравственного чтения и принять меры к прекращению дальнейшего распространения учения Пашкова на всем пространстве Империи”. После этого Св. Синод предписал епархиальным архиереям, а Министерство Внутренних Дел – губернаторам – следить за распространением лжеучения и немедленно доносить высшему начальству. После такого рода правительственного распоряжения Пашкову не только не удобно, но почти что уже не возможно было оставаться в Петербурге: он уехал за границу. Но уехавши за границу Пашков, насколько нам известно, не оставил своего дела уловления в сеть лжеучения православных чад церкви; напротив он ведет деятельное сношение с оставшимися в России передовыми пропагандистами его лжеучения. Говорят даже (за справедливость этих слухов, впрочем, ничуть не ручаемся), что он инкогнито проживает где-то в России.

Дальнейшая история пашковского лжеучения может быть выражена в следующих немногих словах: “верь, что грехи твои искуплены кровью Христа, что ты спасен как бы ни вел себя, что бы ты ни делал, и ты действительно будешь спасен”, а г. Богданович (бывш. церк. староста Исаакиевского собора) выразил эту сущность только двумя словами: “мы спасены”. Но если требуется яснее выразить учение Пашкова, то нужно обратить внимание на следующие главные пункты его: 1) спасение совершилось, и все уверовавшие в Христа спасены; 2) спасение даровано нам даром без всякого содействия с нашей стороны; 3) человек спасается чрез одну веру в Христа и для усвоения спасения от него требуется только, чтобы сознал себя грешником, не способным собственными усилиями и стараниями умилостивить Бога и затем обратиться взором к Христу, уверовать, что Он хочет спасти его и всю надежду возложить на искупительную жертву Христа; 4) каждый принявший в себя Христа непременно творит добрые дела, которые не спасают самого человека, а суть плоды веры; из нее они вытекают сами собою. Из других пунктов рассматриваемого учения обращает на себя внимание еще следующий: “церковь сама по себе, а прежде всего нужно искать Христа”. Ограничившись указанием этих главных пунктов³⁵, мы посмотрим теперь, какие логические выводы или следствия вытекают из них. Прежде всего вытекает отрицание значения в деле спасения всех внешних средств. В самом деле, если человек спасается одною верою, одним даже приникновением мысли ко Христу, то к чему все эти посредства для спасения; если, далее, Христос непосредственно имеет тесное общение с уверовавшим, вселяется в него, то для чего еще должны существовать церковь, таинства, иерархия – в качестве условий для освящения и спасения человека: освящение и спасение совершается непосредственно одним Христом по вере. Все эти мысли необходимо содержатся в главном пункте пашковского учения об оправдании одною верою. По свидетельству одного из слушателей воскресных бесед Пашкова г. Попова, Пашков проводил даже взгляд на внешние средства спасения, как на измышления диавола: все эти средства спасения суть стена, отделяющая человека от Бога (Церк. Вест. 1880 г. № 10). Здесь Пашков пошел даже дальше Лютера, который, рассуждая о церковном строе подобным же образом, все-таки оставил за ним значение педагогическое, воспитательное, чего не признает Пашков. Но все-таки, как видно из сказанного, нового русский проповедник выдумал немного сравнительно с немецкими реформаторами XVI века. Относительно добрых дел г. Пашков учит также, как немецкие реформаторы, именно, что они не имеют в деле спасения никакого значения, и хотя он прямо не отрицает их необходимости, но каждый может сделать вывод относительно их необязательности. “Все мы пред Богом, говорится в одной из брошюр Пашковского издания, не более, как развращенные грешники, и вся наша праведность ненужный хлам. Мы не можем рассчитывать на нее, а должны прийти ко Христу, как нищие, нагие грешники, ища оправдания не в делах наших, а в нашей вере. Представим себе эту нашу воображаемую праведность в виде очень красивых платьев, которые нравятся нам, но не нравятся Богу. Они не только не спасут, но могут погубить нас, если мы положимся на них. Навешивать на себя подробные наряды также безумно и опасно, как бы было опасно для моряка во время кораблекрушения нагружается всем, что он может захватить пред тем, как бросаться в воду, чтобы плыть к берегу. Корабль может потонуть при грузе из бриллиантов точно также, как при грузе из простого камня³⁶.

Учение Пашкова – не новое: оно ничего глубокого или оригинального в себе не заключает, и однако не смотря на это, оно успело привиться не только в высших классах русского общества, но проникло и в среду простого народа, у которого наиболее ярко обнаружились и плоды этого учения. Кроме вышерассмотренных условий и обстоятельств, в объяснение этого явления нужно сказать еще то, что Пашковское учение предлагает весьма легкий и удобный путь спасения, оно освобождает человека от весьма многих сложных обязанностей, возлагаемых на него христианством, успокаивает совесть человека и таким образом представляет собою спекуляцию на счет человеческой беспечности. В самом деле, разве мало успокоительного в том, что раз пред лицом Бога добрые дела не имеют никакого значения, то мы можем творить все, что нам вздумается совершенно безнаказанно. Такое учение для простого народа, для массы положительно яд, вливаемый в души простецов: у простецов религия и жизнь большею частью сливаются, и раз простец во что поверовал, то вера эта непосредственно отражается на жизнедеятельности, на всех поступках. Да и самая-то вера простеца всего лучше и виднее познается в действиях и поступках. Простец большею частью не может ясно формулировать отвлеченные начала своей веры, но всегда верно приложит эти начала к жизни, раз он проникся ими. Совершенно подобное случилось почти со всеми пашковцами-крестьянами, дела о которых мы выше изложили. Насколько можно понять из показаний этих крестьян, они (за немногими исключениями) довольно смутно представляют себе отвлеченное начало Пашковского лжеучения об оправдании одною верою, но все они (без исключения) вполне верно приложили это учение к жизни, именно перестали ходить в церковь, перестали принимать священников, отказались от принятия таинств и от богослужения православной церкви, перестали затем почитать святых и поклоняться им, наконец дошли до самообольщения, что они уже не могут творить грехов. Все это – такие поступки и действия, которые, несомненно, согласны с основным учением г. Пашкова, но повторяем, что самое это основное учение из ясного представления крестьян-сектантов не редко ускользает. Благодаря неясному теоретическому усвоению пашковского принципа, произошло то, что они совершенно темно представляют учение о таинствах. Не будучи, очевидно, в силах совершенно отрешиться от прежних верований, с которыми они, конечно, сжились, которые руководили их жизнью, привыкши одним словом к мысли о необходимости таинств, некоторые сектанты-крестьяне и после усвоения пашковского лжеучения продолжают признавать таинства, хотя и понимают их своеобразно и даже разногласят в своих показаниях о числе их (вспомним, напр., показание Орехова, что таинств 4 или 5 и показание Павла Павлова, говорившего, что их 3)³⁷. Это показывает, что не все пункты пашковского лжеучения отчетливо усвояются пашковцами-крестьянами (хотя бы и передовыми); они всего лучше и яснее усвояют из него только то, что для них более понятно, что легче дается в руки и что, наконец, более приложимо к жизни, жизненнее. Поэтому мы замечаем, что излюбленным предметом рассуждений крестьян-пашковцев является отрицание почитания икон, мощей и всей богослужебной внешности и т. п. Но за то с другой стороны замечается со стороны их привнесение в пашковское лжеучение кое-чего нового, в чем уже обнаружилась самостоятельная работа русского ума, ставшего на путь рационализма.В этом отношении особенно характерно показание одного из подсудимых пашковцев, что они вместо икон поклоняются друг другу: в этом обнаруживается преувеличенное уважение к человеческой личности (начало духоборческое). Тоже самое мы усматриваем в показании Корчевского пашковца Ивана Петрова, который прямо выразился, что он “Богом признает всякого, кто делает добро.” Хотя пункта о поклонении друг другу не содержится прямо в учении Пашкова, но он все-таки не находится в прямом противоречии с духом этого учения, а напротив соответствует ему. Вполне естественно восчувствовать к личности человека большее уважение, если признать, что человек чрез веру непосредственно соединяется со Христом и что после этого уже не грешит. Значит, здесь простой ум крестьянина дал учению Пашкова дальнейшее развитие, и кто знает, до каких крайностей в своем развитии дойдет учение Пашкова, если оно привьется среди простого народа. Наконец, стоит обратить внимание на то, как некоторые сектанты-крестьяне смотрят на таинство св. причащения. Мы, говорят они, причащаемся каждый раз, как пьем или едим, или, по словам других, когда преломляем хлеб. Здесь опять выразился рационализм в толковании известного места из 1-го послания ап. Павла к Коринфянам (1Кор.11:26). Не дает ли все это права думать, что если простой русский ум станет в понимании св. Писания на ложный путь, указываемый ему такими проповедниками, как Пашков, то он зайдет в такие дебри всевозможных заблуждений, что выход из них на истинный путь будет уже весьма труден.

Кроме довольно многочисленных заметок, корреспонденций, известий и т. п., явившихся о секте пашковцев в разных газетах и журналах и преимущественно на первых порах ее образования и обнаружения, в настоящее время мы имеем несколько довольно обстоятельных статей, раскрывающих историю и учение секты пашковцев. В этом отношении заслуживает особенного внимания недавно появившееся исследование г. Гр. Терлецкого “Секта пашковцев”, которое первоначально печаталось в Прав. Обозр. за 1890 год (т. I и II). В исследовании этом читатель найдет достаточно подробные и интересные сведения о первоначальном зарождении секты в Петербурге, об образовании, организации и дальнейшем развитии ее; насколько, как видно, было возможно для автора, он коснулся распространения пашковщины и в провинции. Затем, в том же исследовании находится изложение учения пашковцев, преимущественно на основании брошюр с тенденциями пашковского лжеучения. Вообще, труд этот до настоящего времени является самым главным при знакомстве с сектой. Далее, для знакомства с первоначальным образованием пашковщины под влиянием проповеди в Петербурге лорда Редстока заслуживает внимания статья г. Лескова “Великосветский раскол. Гренвиль Вальдигрев лорд Редсток, его жизнь, учение и проповедь” (очерк), напечатанная также в Прав. Обозр. за 1876 год. Здесь мы в довольно художественном изложении знакомимся с личностью лорда Редстока, с его прошлым, с его разными приключениями, выдвинувшими его на поприще проповедника. Равным образом из этой же статьи довольно обстоятельно мы можем познакомиться с характером проповеди лорда в Петербурге³⁸. Для знакомства с брошюрами пашковского издания, которые имеют столь важное значение в распространении пашковского лжеучения, лучшею статьею является доселе статья прот. П. Мегорского: “По поводу попыток к распространению брошюр с Пашковским лжеучением на севере России и, по преимуществу, в Олонецкой губернии” (Христ. Чт. 1886, 2, стр. 671–730). Точно также о брошюрах пашковских, а равным образом о характере бесед г. Пашкова и К° можно приобрести некоторые сведения из статьи г. Вл. Сахарова, напечатанной в “Московских Церковных Ведомостях” за 1883 год (№№ 14, 15 и 16), а потом вышедшей особой брошюрой, под заглавием “Пашковцы в провинции”. Здесь разумеются главным образом пашковцы Тульской губернии. И еще о брошюрах см. в статьях Тамбов. Епарх. Вед. 1888 г. №№ 4, 6 и 7 под заглавием: “О брошюрах пашковского издания (по поводу указа Св. Синода об изъятии этих брошюр из обращения)”, Церк. Вестн. 1883, № 24, Астр. Епарх. Вед. 1883, № 13, Тамб. Еп. Вед. 1883, № 17 и Черн. Еп. Вед. 1885, № 15 – в статьях “Книги и брошюры пашковцев”, в Твер. Еп. Вед. за 1882–83 г. “О брошюрах, распространяемых среди народа”. Более систематическое изложение пашковского лжеучения с довольно подробным критическим разбором на него можно читать в статье г. П. Малицкого “Пашковцы и их богословские тенденции”, напечатанной в Тульских Епархиальных Ведомостях за 1881-й год и вышедшей отдельной брошюрой. Статья эта обращает на себя внимание еще в том отношении, что в ней указаны все те места, которые подчеркнуты или отмечены в Новых Заветах, вышедших из рук пашковцев, причем места эти, соответственно учению Пашкова, разделены на категории. В отношении полемики с пашковцами довольно важны “Письма к одному лицу в С.-Петербурге по поводу появления там нового учителя веры”, напечатанные в 1881 году. В письмах этих автор (вероятно, еп. Феофан), до глубины души возмущенный пашковским лжеучением в сильных и правдивых без прикрас выражениях обличает это лжеучение. В сочинении видна ревность автора по православию. К тому же полемическому отделу с пашковцами должна быть отнесена маленькая брошюра под заглавием “Разговор православного и пашковца о Священном Писании и преданиях церковных”, С.-П.Бург 1890 г. В Богосл. Вестн. за настоящий год (1893 г.) печатается статья г. Мартынова “Разбор и опровержение догматический заблуждений пашковцев”. В конце концов обозревая литературу относительно пашковской секты, упомянем о недавнем издании бывшего старосты Исаакиевского собора Е. В. Богдановича “Голоса из России против пашковского лжеучения, по поводу недавнего прискорбного случая” (С.П.Б. 1891 г.) и о статье г. Н. Сахорова, напечатанной в апрельской книжке (1892 г.) “Богословского Вестинка” под заглавием “Пашковец”. В первой из этих статей говорится в защиту православного обряда погребения усопших, против пашковцев и им подобных сектантов, не признающих подобного погребения; во второй сообщаются сведения о пашковце Бежецкого уезда, дер. Малых Горок Михаиле Иванове (который в статье назван Дмитрием) и его учении. В заключение мы должны сказать, что в опровержение и обличение пашковского лжеучения о церкви православной, таинствах, почитании святых, мощей и икон и вообще в обличение отрицательного отношения пашковцев к церкви с полным удобством можно пользоваться всем тем, что написано против подобных же пунктов учения молокан, духоборцев, штундистов и т. п. сектантов.

Дмитрий Скворцов

Примечание. Эта статья наша в первоначальном (сравнительно, очень кратком) виде, была читана в заседании Тверской Ученой Архив. Комиссии 6-го ноября 1890 года (Жур. 30-го завед. Твер. Уч. Арх. Ком. стр. 11–12), а потом в некоторых отрывках предложена была благосклонному вниманию членов Второго Миссионерского Съезда, 7 июля 1891 года, в присутствии Высокопреосвященнейшего митрополита Иоанникия; здесь она подверглась некоторому обсуждению со стороны сведущих и просвещенных членов Съезда. По этому последнему поводу долгом своим поставляем сделать одно необходимое замечание. Одним из членов Съезда нам был предложен вопрос: сколько приблизительно пашковцев в Тверской епархии? На этот вопрос дать удовлетворительный ответ (в смысле указания определенного числа) было невозможно, и мы ответили на него таким образом: лично нам известных по судебным процессам, а равным образом известных по именам пашковцев в Тверской епархии мы могли бы насчитать человек до 60. Ясно, что мы этим вовсе не хотели сказать, что всего пашковцев в Тверской епархии 60 человек, а только указали на число пашковцев, известных нам, (которых, так сказать, мы могли бы перечислить по пальцам). Между тем в “Отчете Второго Миссионерского Съезда”, составленном г. В. М. Скворцовым, указано общее число пашковцев в Тверской епархии 60 человек (стр. 28), а со слов этого отчета начинает уже повторяться это число и в некоторых исследованиях и статьях о сектантстве (напр., в ст. “Из церковной жизни: борьба с сектантством” проф. Н. А. Заозерского, в Богосл. Вест. 1893 г., январь, стр. 140). Поправляем эту невольную ошибку составителя отчета, в которой мы и самих себя признаем не безвинными. Пашковцев в Тверской епархии несравненно больше 60 человек (их нужно считать далеко не десятками); это вне всякого сомнения, но сколько именно это известно пока одному Богу. Секта пашковцев принадлежит к числу таких новых сект, статистика которых для науки еще почти невозможна.

Автор.

Имея в виду практическую цель – дать читателям из священнослужителей средство вести более или менее удачные собеседования с сектантами-пашковцами, мы здесь – в приложении к нашей статье – помещаем указание цитат тех мест из Свящ. Писания, на которые преимущественно ссылаются пашковцы в подтверждение своих заблуждений. Отсутствие подобных справочных указателей не редко ставит наших приходских батюшек в очень затруднительное и даже некрасивое положение при собеседованиях с сектантами³⁹.

Учение пашковцев.

1. Спасение дается даром, по одной вере, без заслуг и добрых дел.

Мф.22:29, 10:8; Еф.2:8; Рим.3:22, 3:28, 5:17, 10:3; Гал.2:16; Ис.59:6, 64:6.

Опровержение.

Мф.7:21, 16:27; Ин.14:21; Иак. 2:14–26; 1Ин.3:3, 3:18; Рим.2:6; 1Кор.6:9, 7:19, 13:2; 2Кор.5:10, Еф.2:10, 6:8; Тит.2:11–14.

Учение пашковцев.

2. Ходатайство пред Богом поручено только И. Христу.

Ин.6:27, 14:13–14. 1Тим.2:5, 1Ин.2:1, Рим.8:26–27, 8:34, Еф.2:18. Евр.7:25, 8:6, 9:15, 9:24, 12:24. Пс.59:13, 141:5–7; Ис.8:19; Ос.7:16; 1Цар.28:15–16.

Опровержение.

Прежде чем указывать цитаты текстов, подтверждающих мысль о ходатайстве за нас пред Богом со стороны святых людей, мы должны сказать, что во всех приводимых пашковцами текстах И. Христос называется единым Ходатаем в том смысле, что Он один только мог спасти род человеческий от греха, проклятия и смерти. Этим однако нисколько не отрицаются ходатайства за нас святых. “Как единство Отца небесного, говорит Стефан Яворский, не устраняет бытия отцев земных, как единство наставника и учителя Христа не исключает учителей земных и как единство святости и господства Христова не отнимает святости у прочих святых; так точно и единство Ходатая Христа не устраняет бытия других ходатаев, только несравненно отличных от Него. Христос есть Ходатай в деле искупления и сыновнего предстательства пред Отцем, святые же ходатаи в делах моления, как други Божии, по слову Псалмопевца: “мне же зело честни быша друзи Твои Боже” (Пс.138:17). Христос есть Ходатай, не требующий за Себя других ходатаев; святые же, живя здесь (на земле), нуждались в Ходатае-Христе и ныне нуждаются в Нем ради нас. Христос есть такой Ходатай, ходатайства Которого имеют силу сами по себе, святые же – такие ходатаи, ходатайства которых имеют значение лишь в силу заслуг И. Христа. Короче: “Христос Ходатай по природе, святые же ходатаи по благодати”⁴⁰.

О ходатайстве святых: Быт.20:7, 1Цар.7:8–9; Иер.15:1, Мф.10:41; Иак.5:16 и дал.; 2Пет.1:13–15; Рим.15:30; 1Кор.6:2; снеси Мф.19:28; 2Кор.1:11; Еф.1:16, 6:18–19; Кол.1:3, 1:9, 4:3; 1Сол.3:10 и 2Сол.1:11; 1Тим.2:1–2; 5:5; Флм.1:22; Откр.6:9–10, 8:4.

Примечание. Все сейчас приведенные места идут в обличение и другого, однородного с указанным пункта пашковского лжеучения, именно будто не следует молиться никому (точнее: призывать в молитвах), кроме Бога и поклоняться⁴¹.

Учение пашковцев.

3. Запрещено делать какие-либо изображения и поклоняться им.

Деян.17:29, 19:26; 1Ин.5:21; Рим.1:22–25; 1Кор.12:2; Гал.4:8–9; 1Фес.1:9; Откр.9:20; Ис.2:8, 44:13–20; Втор.4:16, 5:8–9, 27:15; Быт.35:2, 35:4; Исх.20:3–5, 22:20; Лев.19:4, 26:1; Чис.33:52; Нав.24:14, 24:23; Суд.2:17, 8:33; 1Цар.7:3; Пс.113:11–16; Иер.10:3–5, 10:8, 10:14–15; 16:19–20, 44:3–5, 44:8; Иез.8:5–12, 20:39; Ос.4:12; Ион.2:9; Авв.2:18–19.

Опровержение.

Общее замечание, которое нужно сделать относительно всех приведенных выше мест, заключается в том, что в них запрещается делать изображения и изваяния богов языческих и воздавать им поклонение божественное. Известно, что евреи были весьма склонны к идолопоклонству, о чем свидетельствует вся история этого народа; оставляя истинного Бога, они не редко поклонялись Молоху (Лев.18:21), Ремфану (Деян.7:43), Ваалу, Астарте (Суд.2:13; 3Цар.18, 21–29), Ваалфегору (Числ.25:3–5, Суд.8:33) и пр. Поэтому-то они особенно нуждались в возможно частом предостережении от увлечения идольскими изображениями, как богами. Но иное дело идольское почитание и совершенно иное христианское иконопочитание: там почитались идолы, как изображения языческих богов или даже как самые боги, а здесь (в иконопочитании) воздается почитание и поклонение изображенным на иконах Истинному Господу Богу, Его Пресв. Матери и св. угодникам Божиим. Подобное иконопочитание, как говорит слово Божие, открыто Самим Богом еще в Ветхом завете чрез Моисея и Соломона, а в Новом оно подтверждено Христом и Его апостолами. Изображение не только святых, но и Самого Бога возможно, потому что Он благоизволил неоднократно являться в разных видах, о чем можно находить свидетельства в следующих местах: Быт.18:1, 32:30; Исх.25:18–22, 37:7–10, 33:9, 33:11; 36:1, 36:8; 3Цар.6:23, 6:27–30. Ис.6:5; Иез.41:17, 41:20; Дан.7:9, 7:13–14; Лк.3:21–22 и парал. Мф.3:16; Мк.1:10; Ин.1:15, 2:9; 1Тим.3:16.

Учение пашковцев.

4. Почитание мощей нетленными есть вражда против Бога.

Быт.3:19; Пс.89:4; Иер.8:1–2; Ин.11:39; Деян.13:36; 1Кор.15:50.

Опровержение

4Цар.13:21; Пс.33:20–21; Прем.2:23; Сир.48:14–15; см. также Исх.13:19; 4Цар.23:17–18; Пс.15:10; Деян.13:35.

Учение пашковцев.

5. Поминовение усопших противно воле Божией.

Лк.16:26; 1Фес.4:13–15; Пс.48:8–9.

Опровержение

Тов.4:17; Сир.7:36; 2Мак.12:43–45; Мф.12:31–32; 1Ин. 2:2; Иак.5:16; Рим.14:8; Еф.6:18–19; отчасти: 1Цар.31:11–13; Иер.16:7; Мф.22:32; 1Тим.2:1.

6. Против пашковского заблужения, будто бы внешнее богопочитание (выражающееся в поклонах, крестном знамении и т. п.) излишне: Мф.28:9; Лк.22:41; Рим.12:1; 1Кор.6:20, 14:25; Еф.3:14; 1Тим.2:8; Откр.4:10–11⁴².

1) *Что такое христианин.

2) *Истинная радость. СПБ. Типограф. Балашева 1881 г. изд. Н. Р.

3) *Радостная весть. Варшава 1880.

4) *Звание христианина и его значение. СПБ. 1882; изд. Н. Р.

5) Веришь ли, что ты грешник?

6) Что вы думаете о Христе?

7) *Приди ко Иисусу. Вольный перевод с немецкого. Изд. 3-е. СПБ. 1881.

8) *Голос времени. Изд. 2-е. СПБург. 1882.

9) *Благая весть.

10) *Благодатное дитя.

11) *Примирился ли ты с Богом? Изд. Н. Р. СПБ. 1882.

12) *Путь ко спасению.

13) О готовности И. Христа принимать грешников. СПБ. Типогр. Алекс. Круг, Гороховая, № 17. 1878.

14) Взирай на Иисуса. СПБ. 1881.

15) *Встреча со старушкой. Варшава 1880.

16) Два старика.

17) Дружеские беседы.

18) *Застигнутые врасплох. СПБург. 1880 (Есть издания, помеченные “Одесса 1882 г. печатано в Варшаве).

19) Краткое руководство к чтению Нового Завета СПБ. Типогр. А. Круг, Гороховая, № 17, изд. 3-е. 1880. (Той же брошюры есть изд. Н. А. СПБ. 1882).

20) Слово жизни.

21) Повествование о слепом.

22) *Два слова о св. Библии Изд. Н. Р. СПБ. 1882.

23) *Он любит меня.

24) *Брачная одежда. СПБ. Тип. А. Круг, Горох. № 17; изд. 3-е. 1878 г.

25) *Иисус Назорей идет. СПБ. Тип. Имп. Ак. Наук. 1878.

26) *Брачный пир. Варшава. 1880 г.

27) Это я! Не бойся!

28) *Два пути и пределы их. СПБ. Типогр. Балашева, Средняя Подъяч., д. № 1. 1881 г.

29) Возвращение грешника к Богу.

30) Подумай о будущей жизни. СПБ. Тип. Имп. Ак. Наук. 1880 г. (12-е изд.)

31) Пшеница или солома. Варшава. 1880 г.

32) Нееман, военачальник Сирийский и его чудесное исцеление во Иордане. Изд. Н. Р. СПБ. 1881. Типогр. В. Балашева.

33) Выгода от потери. Изд. Н. Р. СПБ. 1880 г.

34) *Исполняете ли вы волю Божию?

35) Строгий осмотр.

36) Одиноки в целом Лондоне.

37) Маша или чудный сон.

38) Лиза, бедная певица.

39) Рассказ для детей и взрослых.

40) Вынужденная ложь.

41) Что пользы в детях?

42) *Сегодня или никогда. Истинное происшествие. Изд. Н. Р. СПБ. Тип. Балашева. 1882 г.

43) Два богатства и истинная радость, или сила Божия в деле спасения. Изд. Н. Р. СПБ. 1881.

44) Два помолоделых старца.

45) *Беседы двух друзей о возрождении. СПБ. Типограф. Балашева. 1882. Изд. 3-е.

46) Воробьи все видели.

47) *Пастухи и овцы. Изд. 7-е. СПБ. 1878 г.

48) Больной пастух. СПБ. 1882 г.

49) *Разговор двух матросов после бури.

50) *Два брата. Варшава. 1880 г.

51) Кумир (истинный рассказ). Изд. Н. Р. СПБ. 1880 г.

52) На лесопильне.

53) Энох.

54) Мытарь и фарисей. Изд. Н. Р. СПБ. 1882 г.

55) Беседа у смертного одра. Изд. Н. Р. СПБ. 1882 г.

56) Что это будет стоить?

57) *Перекличка.

58) Пропавшая девочка.

59) Маленькая Мэг.

60) Улица богомольцев.

61) *Первая молитва Джэмса.

62) *Как был завоеван яблоновый двор?

63) Сети ловца.

64) Убеди их войти.

65) *Рай и ад.

66) Берегись горячих напитков. СПБ. Тип. Имп. Ак. Наук. 1881 г.

67) Тайна прегрешения.

68) Приношение православным христианам.

69) Чада Божии, наследники Его.

70) Два властелина. СПБ. Тип. Балашева.

71) *Молишься ли ты? СПБ. Тип. А. Круг. Гороховая, № 17–56. Изд. 9-е.

72) Несколько правил благоповедения.

73) Назидательное чтение.

74) Размышление на песнь песней.

75) Духовная сокровищница.

76) *Пора домой и превыше разума (стих). СПБ. 1882 г.

77) *Благодаришь ли ты Бога? Изд. Н. Р. СПБ. 1882 г.

78) В эту ночь или никогда.

79) *Напоминание христианам из слова Божия.

80) *У Бога не остается бессильным бессильным никакое слово.

81) Покаяние.

82) Христос грешную душу к Себе призывающий.

83) Чему учит Св. Писание? Изд. 3-е. СПБ. 1877.

84) В притоне лондонских воров.

85) Божественные слова мира и утешения. Изд. 2-е СПБ. 1882 г.

86) Бог есть любовь. СПБ. 1877 г.

87) *Жизнь И. Христа, (ц. ½ к.).

88) Спасен или погиб – будьте готовы.

89) Открывается дверь, – Ответ неверующему.

90) Зеркало души (на листе).

91) *Христос все во всем.

92) О вере в Христа.

93) Семь изречений Спасителя.

94) Молитва Господня.

95) Все, что делаете (на листе большого и мал. форм.)

96) Так Господи.

97) *Новая азбука. СПБ. 1883 г.

98) Мир вам (картина).

99) Вино – злейший враг человечества.

100) О пьянстве.

101) Радостные песни Сиона.

102) Любимые стихи.

103) Коллекция десяти изречений Св. Писания на разноцветных картах.

104) Русский рабочий (иллюстрир. журнал).

105) Любезный читатель, прочти сие повествование о слепом.

106) *Слепая девушка и Евангелие.

107) *Встревожился Иерусалим.

108) О слове Божием. Из соч. св. Тихона. Изд. 10. СПБ. 1878 г.

109) Свойство христианской веры. Из творений св. Тихона. СПБ. 1880 г.

110) Нравственно-духовные назидания. Издание 9-е. Из творений св. Тихона. Тип. Императ. Акад. Наук. 1881 г.

111) О конце добрых дел. Из творений св. Тихона. Издание 9-е. Из творений св. Тихона. Тип. Императ. Акад. Наук. 1881 г.

112) О вере в Христа. Из соч. св. Тихона. Изд. 12-е СПБ. 1878 г.

113) Покаяние. Из творений св. Тихона. Издание 21-е. СПБ 1878 г.

114) Христос грешную душу к себе призывающий и воздыхание грешной души ко Христу Сыну Божию. Из. соч. св. Тихона.

115) О пьянстве. Его же.

116) Христианские нравоучения. Его же.

117) Из бесед покойного преосвященного Михаила, митрополита Новгородского и СПБургского, т. VII, отд. XIX, о том, могли ли законы, пророки и жертвы спасти человека? и для чего они установлены и даны от Бога?⁴⁴

Перепечатано из №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9 и 10 Тверских Епархиальных Ведомостей 1893 года.