Русская Горненская женская община в «граде Иудове» близ Иерусалима

«Налево по ту сторону и сплошь зеленеющей долины на подгорье белеет куча зданий, – описывает Горнюю¹ о. архимандрит Антонин в 1870 году, направляясь из Иерусалима на Синай вместе со своим ученым спутником арх. Филаретом, ректором Киевской Духовной Академии, скончавшимся в сане рижского епископа. Наиболее бросающаяся в глаза центральная часть их есть детский приют, недавно выстроенный братьями Ратисбонами, обратившимися из еврейства в католичество. Восточная оконечность занята латинским монастырем Рождества Предтечи, выстроенным на месте дома Захарии, где и родился «в рожденных женами болий». На западном краю селения другая группа зданий знаменует собою место встречи Божией Матери с Елисаветою и трехмесячного пребывания у неё, зовомое католиками просто и кратко: Magnificat. Припоминаю минуты, проведенные нами в Горней, куда мы тоже со тщанием ехали за неделю пред тем. Дорогое по священным событиям, место это, совсем олатинено. У православных нет там ни церкви, ни дома, ни клочка земли. Земля то, правда, есть, занимает видное место, состоит из сплошной скалы и украшается русским именем, имеет хозяев и ждет прихода их много лет. Но я боюсь, что эта «неплоды нераждающая» ничего не дождется и никогда не возвеселится о чадах многих. Мне видится в воображении совсем иная местность, имущая мужа, и потому чадородная паче пустыя».²

Провидению угодно было указать о. арх. Антонину такого желанного «мужа» в лице «несравненного», как его называет сей последний, бывшего министра путей сообщения, члена Государственного Совета Павла Петровича Мельникова, бывшего на поклонении святым местам Палестины в октябре 1869 года и, как потом признавался он сам, вывезшего из этого путешествия «столько утешительных для души впечатлений и столько приятных воспоминаний, большей частью благодаря дружески радушному приему во Святом Граде о. арх. Антонина». Благодаря стараниям и изумительной энергии, проявленной в собирании пожертвований П. П. Мельниковым, о. арх. Антонину и удалось приобрести в русскую собственность участок земли в живописной местности, ознаменованной одним из самых умилительных событий в жизни Богоматери, прорекшей здесь будущее величие Рабы Господней, которую будут ублажать, вси роди (Лк. 1:48). С гористого кряжа, по которому расположен этот знаменательный участок, полный трогательных библейских воспоминаний, открывается очаровательный вид на окружающую местность, а у подошвы кряжа бьет обильный источник, куда, как гласит предание, сама Богоматерь ходила за водой, во время трехмесячного здесь пребывания в доме праведных Захарии и «южики³» своей Елисаветы, и носящий наименование «Источник Девы Марии». Посему долг справедливости повелительно диктует нам дать место в настоящем очерке и краткой характеристике этого великодушного милостынесобирателя и жертвователя – на приобретение Горней – П. П. Мельникова, который, оказывается, не только палестинолюбцем, но, к тому же, и горячим радетелем процветания русской Духовной Миссии и русского дела в Св. Земле вообще.

Личность этого жертвователя участка в Горней, бывшего министра путей сообщений П. П. Мельникова, как паломника Св. Земли и как доброго христианина, выпукло обрисовывается перед нами во всей своей симпатичной привлекательности в его переписке с о. арх. Антонином. Очутившись в Палестине в октябре месяце 1869 года и совершив путешествие по святым местам её под руководством о. арх. Антонина, он проникся глубоким уважением к личности начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и к его плодотворной для русского здесь имени деятельности. Пообещав о. Антонину 5 октября сделать на Св. Земле какое-либо доброе дело и будучи им направлен на приобретение земельного участка в Горней, они напрягали в России все усилия, чтобы собрать необходимый капитал на это, по его мнению, святое и полезное дело. Своими личными связями в высших правительственных и финансовых сферах он оказывал о. Антонину, другим членам Иерусалимской Духовной Миссии и русскому делу в Св. Земле вообще незаменимые услуги.

В 1870 году, напр., возник вопрос о назначении о. архимандрита Антонина епископом в Северную Америку, каковое назначение сам о. Антонин отклонял от себя, а П. П. Мельников и почитатели о. Антонина считали даже вредным для успеха русского дела в Палестине. «О предположении перемещения Вашего я узнал от А. П. Озерова, писал П. П. Мельников 10 мая 1870 года. В тот же день поехал к митрополиту московскому (Иннокентию), который этим делом особенно интересуется, так как Вы должны были, сколько поняли его, занять пост, им прежде занимаемый, с пребыванием в С.-Франциско. Старик, по-видимому, был огорчен телеграммою от Вас, ибо желал человека вполне надежного для продолжения и упрочения дела проповеди между язычниками, которому он положил начало. Я провел с ним весь вечер и, кажется, убедил его, что в Иерусалиме Вас трудно заменить, а для С.-Франциско найдется человек и с большим честолюбием, и с лучшим здоровьем. На днях я получил известие от Товарища Обер-Прокурора, что Вас из Иерусалима не потревожат. Мне кажется, что эта мысль перемещения Вас принадлежит высокопреосвященнейшему Иннокентию, по доверию к Вам, без всякой задней мысли сбыть неудобного человека».

«До меня дошло, – писал П. П. Мельников 10 октября того же года, – что здоровье Ваше нехорошо и вынуждает Вас настоятельно просить об увольнении от настоящей Вашей должности. Это было бы крайне прискорбно для нашего русского дела в Палестине, да и для маленького дела, предпринятого нами в Горней. Мне в особенности жалко будет, ежели Вас не будет в Иерусалиме в случае приезда туда нашей доброй Государыни, а Она имеет сильное желание предпринять это путешествие, и уже почти решено было исполнить его нынешнею осенью выездом около октября из Крыма, но политические обстоятельства помешали и вынудили не отменить, а отложить это предположение. Ежели, как я надеюсь, приведется в исполнение будущею осенью, то, конечно, Императрице было бы весьма приятно, чтобы именно Вы ее там встретили и сопровождали, во-первых, потому, что Она весьма предупреждена в Вашу пользу, а во-вторых, что никто не познакомит Ее так обстоятельно и так сердечно со всеми святынями Иерусалима. Прошу Вас, чтобы все, что говорю о предположениях Ея Величества, оставалось между нами».

С мыслью об отставке о. Антонин возбудил вопрос по назначении ему пожизненной пенсии. «Вопрос о пенсии, писал о. Антонину П. П. Мельников 15 ноября 1870 г., рассматривался в особой комиссии, с участием находившегося здесь Н. П. Игнатьева. Они сообщили мне немедленно о последствиях. Дело шло о 600 рублях, но, по настоянию Игнатьева, увеличили до 1000 р. в год пенсии, которая будет выдаваться, когда пожелаете оставить службу. Игнатьев, по-видимому, дает Вам настоящую оценку. Они же обещали помочь, когда дело дойдет до легализации покупаемой нами земли в Горней»⁴. Назначение пенсии о. арх. Антонину вселило в душу его сомнение и даже тревожное опасение за удаление из Иерусалима. «Опасения, выраженные Вами относительно влияния ходатайства Вашего о пенсии, – успокаивает его П. П. Мельников в письме от 25 ноября, – не должны Вас беспокоить, как Вы могли видеть из последнего письма моего. Пенсия назначена за заслуги Ваши на случай, когда бы Вы вздумали удалиться на покой, но она нимало не предрешает условия удаления, по крайней мере мне так сообщил Игнатьев». По просьбе, о. арх. Антонина, П. П. Мельников предпринимал большие хлопоты пред Обер-Прокурором Св. Синода графом Толстым об определении в штат члена Иерусалимской Миссии иеромонаха Вениамина, получившего заграничное пострижение в монашество и, по Высочайшему повелению 11 июля 1816 года, не имевшего права состоять на русской службе в сущем сане, и добился возможности на первых порах лишь «состоять ему при Миссии и пользоваться от неё содержанием» (письмо от 13 ноября 1870 г.). Награждение крестом монахини Магдалины, начальницы русского женского приюта в Иерусалиме (письмо от 10 мая 1870 г.), и получение медали арабом Джель-Ядом, продавцом и бывшим владельцем Горней (письмо от 16 марта и 13 ноября 1870 г.), обязаны П. П. Мельникову и его хлопотам. Чрез П. П. Мельникова присланы в храм Гроба Господня иконы Св. Благоверного Князя Александра Невского и Св. Мироносицы Марии Магдалины (Ангелы Государя Императора Александра II и Его Супруги Государыни Императрицы Марии Александровны), писанные известным художником Нефом, по понятной причине «не в греческом стиле» и «без окладов», но в «богатых рамках» (письмо от 10 мая 1870 года).

Но имя великодушного жертвователя на приобретение Горней остается незабвенным навсегда по его теплому, сердечному сочувствию успеху русского дела в Св. Земле вообще и деятельности русской Духовной Миссии в частности, и особенно благодаря привлечению к ним высокого внимания и покровительства добрейшей и благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны, всю жизнь пламеневшей искренней горячей любовью к Иерусалиму и его заветным, дорогим христианскому миру Святыням. «Спутник мой – художник немец, – писал П. П. Мельников о. Антонину 10 мая 1870 г., – сделал коллекцию весьма хороших видов внутренности храма Гроба Господня и храма Рождества в Вифлееме. Государыня пожелала их видеть, обещала дать мне знать, когда я могу у Неё быть. В назначенный день не может принять, по случаю кончины маленького Внука, а с тех пор не посылает. Если удастся видеть Государыню до отъезда моего, то поговорю с Ней о наших делах в Иерусалиме и намекну о Горней».

«Пользуясь досугом, в котором, при теперешнем моем изложении, не имею недостатка, – извещает П. П. Мельников 3 февраля 1870 г., – я написал две толстые книги дневника моего путешествия на Восток. Они не предназначаются, разумеется, для печати, но написаны единственно с целью, чтобы, ежели удастся мне, их прочла наша добрая Государыня. Это Ее познакомит с положением наших дел в Палестине, с личностями русских представителей, затруднительностью их положения и в особенности подвигнет к предпринятию путешествия к Святым местам без дальнейшего отлагательства. Вопрос весь в том, как добиться, чтобы Она прочла эти записки, которые, к сожалению, вышли весьма объемистые. Я привезу их к Вам, ежели осуществится моя мечта еще раз съездить на поклонение Св. Гробу Господню и в особенности съездить в сопровождении Августейшей Поклонницы». «Немалым утешением моей теперешней жизни, – писал П. П. Мельников 22 декабря 1872 г., – служат воспоминания моего путешествия на Восток и поклонение Святому Гробу Господню. Всякий день утром и вечером благодарю Бога, что Он сподобил меня помолиться на местах, освященных Его земною жизнью, и при этом случае не могу всякий раз не вспомнить о добром отце Антонине, который так много способствовал сделать это путешествие благотворным для души. Дневник этого путешествия, написанный мною наскоро, чтобы для себя упрочить все малейшие его подробности, был читан Императрицею, во время пребывания в Ливадии. Она, по-видимому, осталась довольна этим чтением, но мне хотелось бы несколько большего результата, а именно, чтобы оно подвинуло Ее к путешествию в Иерусалим и обратило Ее внимание на все невыгодные стороны положения нашей Духовной Миссии в Св. Граде. Я неоднократно останавливался на этом предмете и говорил о личностях в том именно расчете, что Государыня прочтет мои записки. После возвращения Государыни, я еще не имел Её аудиенции, но Она обещала меня потребовать к себе на днях. В этом свидании я увижу, до какой степени Она обратила внимание на серьезную сторону записок». «Весьма был бы счастлив, – писал П. П. Мельников еще в 1871 году 16 марта, – если бы оторван был от этих занятий приглашением нашей Государыни сопутствовать Ей в Иерусалим, но, правду сказать, имею мало надежд, чтобы это предположение осуществилось. Государыня продолжает желать пламенно этого путешествия, и я стараюсь поддерживать Ее в этом благом намерении, но тут примешивается множество соображений и финансовых, и дипломатических, и самого состояния здоровья. Ни то, так другое послужит помехою».

Глубокие впечатления, вынесенные из поездки в Св. Землю, благотворно отразились и на частной благотворительной деятельности П. П. Мельников на родине. «В благодарность за то, что Бог сподобил меня помолиться Святыне Иерусалимской, мне хочется, – пишет он о. Антонину 16 марта 1871 года, – учредить на даче, (в 70 верстах от Петербурга) богадельню для старух прихода и приют для престарелых девиц благородного звания. Дома уже готовы. Церковь после. Остается пополнить дома нужною утварью». И эти благородные порывы великодушия П. П. Мельникова тем выше и ценнее в наших глазах, что, по его откровенному признанию, несмотря на высокое свое государственное положение, он обладал лично «небольшим капиталом» (письмо от 29 ноября 1878 г. и 13 ноября т. г.). Когда патриарх Иерусалимский Кирилл II (1845–1872 г.) и митрополит вифлеемский обратились к нему с просьбой о денежном пожертвовании: первый – на сооружение храма во имя Преображения на Фаворской горе, а второй – на Вифлееме, то П. П. Мельников писал о. Антонину 16 марта так: «Душевно бы рад, да в эту минуту, с предпринимаемыми мною учреждениями на даче, решительно нет сил, т. е. денег не хватает. Со временем, когда соберусь с силами, не забуду гостеприимного их угощения в Св. Вифлееме. Не теряю надежды поблагодарить и глубокоуважаемого блаженнейшего Патриарха. Пусть он молит Бога, чтобы Царица наша успела совершить желаемое Ею поклонение, и тогда они получат более, нежели сколько могут собрать от нас, более богатых желанием, нежели деньгами». Тем ценнее, поэтому, в очах Божиих, тем достопамятнее должно быть для счастливых насельниц Горней и тем большей горячей благодарности в потомстве заслуживает незабвенный П. П. Мельников, как за свою личную жертву на это доброе русское дело, так особенно и за свои неусыпные труды и изумительный по энергии старания собрать на приобретение участка в Горней необходимые средства и привести все дело к счастливому благоприятному концу.

Когда выяснилось, что араб Ханна Карлов Джеляд, владелец участка в Горней, запросил за него 5 т. наполеондоров⁵, П. П. Мельников стал изыскивать все меры, чтобы собрать эту сумму в Петербурге среди своих знакомых. «Делом приобретения места в Горней я, – писал он о. арх. Антонину 10 мая 1870 г., – не переставал заниматься. Надеюсь выразить моим знакомым из богатых людей и добавить, что по настоящую минуту имею подписку на 22 тысячи рублей серебром. Чтобы составить 5 тысяч наполеондоров, нужно по теперешнему ничтожному курсу 33 тысячи. Следовательно, не достает еще 11 тысяч. Буду хлопотать, но опасаюсь, что всю сумму не скоро наберу... Если удастся видеть Государыню (Марию Александровну) до отъезда моего за границу, то поговорю с Ней о наших делах в Иерусалиме и намекну о Горней. Может быть, и Она примет участие в складчине». «По прибытии из-за границы, я поспешил, – пишет П. П. Мельников в письме 10 октября того же года, – распорядиться собранием денег, подписанных на приобретение места в Горней града Иудова⁶. Пока прислано 17.825 р. серебром, которые вчера отправил чрез Министерство Иностранных Дел. Вы получите вексель на банкира в Иерусалиме, который выдаст деньги. Надобно наблюсти, чтобы он не сосчитал лишнего куртажа⁷ и комиссии. Затем – ожидаю еще около 4.000 р., которые не замедлю выслать тем же порядком. Не знаю, удастся ли мне еще что-нибудь собрать, но во всяком случае, ежели успею, то немного. В этих обстоятельствах, я полагал бы, следует ограничиться покупкой такой части всего места, какую по сумме окажется возможным. Вы себе представить не можете, как трудно сделать что-нибудь в этом роде при настоящих трудных обстоятельствах и общем безденежье». «Четыре тысячи наполеонов, – продолжает делать подсчеты П.П. Мельников в письме своем от 13 ноября, – составляют по курсу 315 сант. (за рубль) около 25.400 руб. сер., а по курсу 310 сантимов за рубль около 25.800 руб., кроме расходов на пересылку и банкирской комиссии, а как мною собрано только 21.825 руб., то недоставать будет 3.575 руб.–4.000 р. с., смотря по курсу, а может быть и более, ежели курс еще понизится, чего в настоящих политических обстоятельствах ожидать можно. Но эту разницу я, как ни ограничен средствами, охотно возьму на свой счет, ибо полагаю, что нельзя сделать лучшего употребления денег. «Напишите также, – прибавляет П. П. Мельников в виде запроса о. архимандриту в том же письме, – какое именно полагается сделать устройство в приобретенном месте и из какого источника может быть покрываем расход на содержание. Нельзя ли извлекать какой-нибудь доход из плодовитых деревьев и от поклонников". Волнуемый сомнениями и опасениями, как бы облюбованный участок земли в Горней не ушел из рук, и невозможностью собрать деньги в таком количестве, какое желал за него получить корыстолюбивый владелец, П.П. Мельников через восемь дней (т. е. 20 ноября) писал о. Антонину: «Последнее письмо Ваше (от 29 октября), душевно уважаемый отец Антонин, полученное мною третьего дня, убеждает меня, что нам благоразумнее было бы ограничиться покупкой одного двухэтажного дома с такою частью сада, которая будет соответствовать нашим денежным средствам. Лучше иметь менее пространное владение, но иметь средства приспособить его для удобного приюта и оградить, нежели захватить большой объем, да ожидать, пока будет возможно им воспользоваться. Ежели же купить все место и оба дома с целью продать излишнюю часть, то едва ли мы выручим то, что затратим за лишнее место, да и неприлично Миссии торговать местами. Впрочем, делайте, как признаете за лучшее, но при этом должно иметь ввиду, что дальнейшие сборы денег встретят большое затруднение в теперешних обстоятельствах. Народ денежный так прижался, что мне стоило большого труда, чтобы выцарапать то, что успел собрать. Императорскую же Фамилию мне не хотелось в это дело примешивать, потому что это тотчас приняло бы совершенно не частный характер дела и повлекло бы к обязанности какой-то отчетности».

В январе 1871 года вопрос о покупке участка в Айн-Кариме стоял в таком виде: владелец араб Ханна Карлов Джеляд требовал с о. Антонина 100 наполеонов за уничтожение вакуфа⁸ и 200 золотых за доставку в руки его документа частной собственности. 16 февраля того же года сделка, наконец, состоялась, и «ходжет» (купчая) была составлена на имя упомянутого Ханны Карлова Джеляда, причем заплачено за него – по словам о. Антонина, «узел с неизвестным количеством денег». «Миссия, таким образом, – пишет в своем дневнике о. арх. Антонин под этим числом, – владеет пятым священным местом в Палестине. Берем не мытьем, так катаньем. Поклон до земли беспримерному П. П. Мельникову».

Окончанием этого желанного дела о. Антонин немедленно поспешил с радостью поделиться с главным виновником миссийского благополучия в Иерусалиме. «Спешу поздравить Вас с удачным исходом переговоров с владельцем земли в Горней, – отвечал П. П. Мельников о. Антонину еще от 3 февраля 1871 г. – Вы мастерски провели дипломатическую сторону этого дела. В два раза переведены были мною 20.875 р. с. Надеюсь еще выслать в непродолжительном времени тысячу или полторы, смотря как соберусь с деньгами. Таким образом, Вы будете иметь 22 или около 22½ тысяч. А как землевладельцу надобно заплатить 20 тысяч р., то, следовательно, более 2 тысяч р. останутся на необходимые расходы по купчей и по устройству в приобретенной местности». «Последнее письмо Ваше, душевно уважаемый о. Антонин, я, – писал П. П. Мельников, – получил 8 марта и вот только, сегодня 16, отвечаю. Выжидал высылки последних денег и объяснения Обер-Прокурора (Св. Синода графа Толстого) по предмету награды крестолюбивому нашему продавцу. 4 дня тому назад препровождены мною в Азиатский Департамент 1.300 руб., да перед этим было выслано 3.000 руб. (вместо 2.000, о которых писал). Эти последние в настоящую минуту уже Вами верно получены – итого 4.300 руб., а как, по первому, внесено было 17.825 р., то всего выслано 22.125 р. сер. От души и Вас, и себя поздравляю с этим приобретением для нашей Миссии. Оно Вам наделало хлопот и забот, но для этого полезного, скажу, святого дела можно было потрудиться безропотно».

Вступив во владение участком земли в Айн-Кариме, или в Горней, о. Антонин прежде всего по склонам гор рассадил 5000 виноградных лоз, множество масличных, и миндальных деревьев, кипарисов, березок и т. п., затем позаботился и об удовлетворении духовных потребностей насельниц вновь созидаемой им общины, а равно и тех туземцев, которые возвратились из латинства в лоно православной Церкви. С этой целью он, сначала в палатке, а потом и в большом доме, отведенном под паломнический приют, устроил домовую церковь с алтарем и добился от патриарха назначения сюда особого священника – араба, которого приняла на содержание патриархия, а Миссия дала ему даровую квартиру.

Но на этом о. арх. Антонин, однако, не мог остановиться. В числе обитательниц Горненской общины нашлась энергичная матушка Леонида, которая взяла на себя нелегкий труд – путем сбора пожертвований в России содействовать дальнейшему благоустроению Горней, о чем постоянно мечтал незабвенный о. Антонин. 22 сентября 1879 г. матушка Леонида отправилась, с благословения о. Антонина, в Россию для сбора пожертвований на задуманный о. Антонином русский храм в Горней во имя иконы Казанской Божией Матери (Первая жертва м. Леониды из Одессы была получена в Иерусалиме 14 ноября вместе с пожертвованиями других лиц в сумме 135 р.). Храм этот воздвигался в целях поддержания православия среди местных обитателей, подвергшихся сильному влиянию свившего там прочное гнездо католичества, а по сему, по совету севастийского архиепископа Никифора, местоблюстителя патриаршего трона, и русского консульства решено было созидать в Горней в пределах русских владений «русско-арабский храм».

Вот как рассказывает о построении церкви в Горней, в евангельском граде Иудовом (Saint Jean du desert) архим. Антонин в письме на имя Б. П. Мансурова от 16-го марта 1882 г.:

«Уже более 10 лет, владея в священной местности сей большим участком земли с двумя домами, садом и проч., Миссия успела в находящемся там селении Айн-Карим, состоящем исключительно из магометан и арабов-католиков, приобрести немаловажное значение. В апреле 1880 г. 6 семейств латинских обратились к Миссии с заявлением принять православие и быть в ее ведении. Миссия отклонила от себя эту незаконную честь и направила их в местную православную патриархию, вопреки их желанию. Патриархия, несвычная с миссионерским делом, робко и неохотно соглашалась на просьбу прозелитов, наконец, нам удалось уладить дело, и 8 июля того же года архиепископом севастийским (теперь митрополит Петры Аравийской) Никифором, бывшим тогда (за отсутствием патриарха в Константинополе) наместником патриаршим, люди были приняты в лоно православия через таинства крещения и миропомазания. Вслед за тем, патриархия, совместно с Миссией, устроила в селении для новообращенных временную церковь и именно, ради безопасности и лучшего наблюдения, на русской территории, сперва возле нашего поклоннического приюта под палаткой, а потом, при наступлении зимних непогод, и внутри нашего, так называемого, большого дома. В то же время, в видах надлежащего упрочения православия на месте, соглашено было между мною и патриаршим наместником, немедленно приступить к постройке и небольшой церкви; так как ни у самих новообращенных, ни у патриархии не было в селении своей земли, то и выбрано было для сего место в наших владениях весьма пригодное и приглядное, которое сам наместник и благословил, во время нарочно устроенной мною поездки моей с ним в Горнюю. Ни ему, ни мне не приходило тогда на мысль обращаться к кому-нибудь еще третьему за позволением строить ее, так как выбранное нами для того место пользуется экстерриториальностью⁹, и множество перед глазами всех совершающихся тут примеров беспрепятственного созидания церквей латинских и протестантских на чужеземных территориях позволяли думать, что мы вполне свободны в своем деле. Постройка церкви таким образом началась, и с небольшим через год благополучно кончилась. В то же время и богослужение православное постоянно в селении совершалось нарочно поставленным от патриархии арабским священником, получающим от патриархии содержание, а от Миссии квартиру (нанимаемую в селении). Надежды латинской пропаганды, что совращенные в схизму¹⁰, по обычаю, не замедлят возвратиться в лоно церкви-матери, все становились слабее и слабее. А между тем пример 6-ти семейств из Горней ободрительно подействовал на жителей Вифлеема, и к празднику Рождества Христова того же 1880 г. более 200 латинцев тамошних обратились (тоже через посредство Миссии нашей) в православие, и тем же архиепископом, частью в присутствии самого патриарха, крещены. Это окончательно раздражило и раззлобило здешних католиков и их протектора французского консула. Совокупное их давление на местного пашу, француза по воспитанию и русофоба¹¹ по принципу, сделало то, что чиновник этот, сквозь пальцы смотрящий тут на все, что делают иностранцы, счел нужным, по страху наговоров на него перед Высокою Портою¹², отнестись в наше здешнее Консульство бумагой, о которой Ваше В-во имеете уже сведение. Он, не обинуясь, говорил тут, что вынужден так действовать поднятым католиками шумом о русской пропаганде в крае. Он настоятельно требовал и от патриархии, чтобы та купила себе место в Горней для постройки на нем своей церкви, и заставил ее вытребовать себе из Порты фирман¹³ на ту церковь, который давно уже и получен. По заверению паши, дело все стоит за церковью нашей в Горней»¹⁴.

Под будущий «русско-арабский» храм было избрано 16 июня 1880 г. место «у самых ворот на первой террасе». 10 июля окончательно была заключена сделка с мастером, который за 250 наполеондоров взялся выстроить церковь, не забыв, при этом, выговорить себе и обычный бакшиш¹⁵. Несколько позднее он набавил за свой труд цену уже в 300 наполеондоров. 5 апреля следующего 1881 года новым договором за 30 наполеондоров тот же мастер обязался выстроить колокольню.

Благие эти начинания о. Антонина в Горней стоили ему немалых хлопот и неприятностей. Весьма дружелюбно договорившись с настоятелем католической обители Св. И. Предтечи по вопросу о свободе действий на приобретенном участке, он сперва пользовался этим правом, но когда сменился (18 июня) кустод¹⁶ Святой Земли в Иерусалиме, о. Антонин тотчас лишился благожелательного соседа, который был и смещен именно за то, что «дал возможность появиться и осуществиться схизматическим тенденциям аин-каримцев». 12 апреля 1881 г. стало известно, что Иерусалимский губернатор Реуф-паша, которого считали русофилом¹⁷, потребовал, чтобы на постройке, как в Горней, так и на Елеоне, о. Антонин выхлопотал султанский фирман, а до получения его прекратил бы всякие постройки.

Не осталась спокойной и Иерусалимская патриархия, разгадавшая тайные намерения о. арх. Антонина – «русско- арабский храм» со временем превратить в чисто русский, а посему и начала всячески тормозить дело. Патриарх Иерофей (1875–1882 г.) писал в 1881 г. по поводу постройки о. Антонином церквей на Елеоне и в Горней первенствующему члену Св. Синода Исидору, митрополиту петербургскому, специальную грамоту, в которой, отвергая обвинение русского посла в Константинополе г. Игнатьева, оказывавшего мощную поддержку в благоприятном решении горненского вопроса, что патриархия будто бы желала подчинить «русские священные храмы её духовному начальству» и что она будто бы «секретным образом ходатайствовала о том, чтобы правительство (турецкое) не выдавало испрашиваемый (посольством) фирман», жаловался, однако же, что о. арх. Антонин «соорудил вышеназванные храмы, не уведомив прежде нас и не получив на то нашего согласия», и тем «отступил от канонов и постановлений церковных», что о. Антонин, таким образом, в своих действиях «поступает невыносимо и окончательно истощил наше терпение». «Благоприятный исход этого дела мы, – писал патриарх Иерофей, – полагаем в том: пусть Св. Синод Российской Церкви пришлет к нам послание в духе христианской любви и потребует от нас канонического нашего согласия на устройство вышеназванных церквей, уверив, что эти церкви будут управляемы согласно с канонами и постановлениями святой Церкви». Св. Синод через митрополита Исидора такую братскую мирную грамоту охотно написал патриарху Иерофею и, указывая в ней на экстерриториальность церквей на Елеоне и в Горней и преждевременность, до окончания сооружения этих церквей, испрашивать патриаршее благословение на освящение этих храмов и на начало в них богослужений, вместе с тем выражали твердую уверенность, что о. арх. Антонин не замедлит, по окончании построек, испросить таковое благословение Его Блаженства. Одновременно с сим м. Исидор ходатайствовал перед патриархом о беспрепятственном и незамедлительном благословении на освящение и открытие богослужений не только для названных храмов в Горней и на Елеоне, но и для Гефсиманского храма во имя св. Марии Магдалины, созидаемого на средства от щедрот русской Императорской Фамилии в память Императрицы Марии Александровны.

Но как ни тяжелы были все эти неблагоприятные обстоятельства для задуманного святого дела, построение храма в Горней и приготовление его к освящению шли безостановочно. Постоянно текли на это дело пожертвования от разных лиц, посещавших Св. Землю. В числе таковых нельзя не отметить пожертвований семьи графа Е. В. Путятина 100 р. и 10 золотых и совместно с В. Н. и С. Д. Хитрово „по 100 франков на день со всех» за все время пребывания их в Св. Земле (1880 г.). Сборщица м. Леонида, успешно ведшая сбор в России, 15 марта 1881 г. заказала в России иконостас за 700 руб. и приобрела для того же храма великолепную плащаницу, серебряные сосуды, кресты, дарохранительницу, иконы и колокол в 41¹/₂ пуд, пожертвованные Самойловыми. Были и другие жертвователи на Горненский храм деньгами в небольших суммах, церковною утварью и богослужебными принадлежностями и облачениями.

К началу 1882 года храм в Горней был окончен постройкой, и наступило время подумать об освящении его. Но тут на пути встали вышеуказанные затруднения и всякого рода проволочки частью со стороны патриархии, а частью даже со стороны и русского Генерального Консульства. Правда, престарелый митрополит Петры Аравийской Никифор, проживавший в Горней и благонастроенный в пользу русских своей духовной дщерью Марией Гладкою, склонился было освятить Горненский храм, не испрашивая даже на то благословения свято-гробского братства, но консул русский В. Ф. Кожевников просил его секретно не делать этого, пока султанский фирман не будет получен на Горненскую постройку. По секрету, „Святый Петре», как звали в Палестине митрополита Никифора, сообщил об этом о. Антонину 1 сентября 1882 г., к каковому сообщению последний отнесся, однако, с полным недоверием. Но письмо консула того же дня к о. Антонину, рекомендовавшее ему не спешить с освящением храма „по политическими соображениям,» по признании о. Антонина, „разорвало его сердце на 23 части» и показало ему ясно, что „неверие» его было совершенно излишне. Святогробское же братство, со своей стороны, рекомендовало о. Антонину дождаться выборов нового патриарха, каковые в это время были весьма затяжные и крайне бурные, и от него уже получить разрешение на давно ожидаемое освящение храма в Горней.

5 февраля 1883 года, наконец, местоблюститель патриаршего трона согласился „на перенесение антиминса из временной церкви в новосозданную в Горней», причем он сообщил о. Антонину, между прочим, что консул троекратно „добивался от него какого-нибудь письменного отзыва о деле Горненской церкви, дающего о. Антонину благословение учинить перенос антиминса из дома в церковь».

На сей раз о. Антонин не стал ожидать письменного разрешения, а, воспользовавшись устным благословением местоблюстителя патриаршего трона, начал быстро готовиться к малому освящению Горненской церкви во имя Казанской Божией Матери. 13 февраля, заготовив „терновый лик» Спасителя для Горненского нового храма, произведение собственной усердной, но недостаточно искусной в художестве кисти, о. Антонин со всей почти Миссией в 3 часа дня отправился в Горнюю. Погода стояла сравнительно недурная, и настроение путешественников было весьма благодушное. К пяти часам вечера путешественники прибыли в Горнюю и водворились в большом доме. Отдохнув несколько времени и посоветовавшись относительно предстоящего богослужения, все отправились в церковь, чтобы сделать необходимые приготовления к предстоящему освящению. Пришлось даже перестроить жертвенник, а посему за этими хлопотами незаметно прошло около двух часов времени. С наступлением темной ночи раздался первый удар колокола на всю окрестность с колокольни нового храма, и началось всенощное бдение, по выражению о. Антонина, «со всем праздничным апломбом». Поклонники наполнили почти весь храм. и помазание елеем длилось до конца канона. Окончилось вечернее богослужение в одиннадцатом часу.

Утро 14 февраля было туманное и довольно холодное. О. Антонин с 6 часов утра был уже на ногах и занимался со своими сотрудниками перенесением из временной церкви в „новосозданную» икон и других предметов храмовой обстановки. В 8 час. начался звон к литургии, которую совершал сам строитель с 4 иереями и двумя диаконами. С торжественным крестными ходом перенесли антиминс из временной церкви в новую, совершили водоосвящение, омыли святою водою столы, предназначенные для трапезы и жертвенника, одели их в установленный на сей предмет одеяния, со св. антиминсом, в преднесении хоругвей и крестов, совершили крестный ход вокруг храма, „переговорились, по уставу церковному, с певчими при входе в него», т. е. с произнесением стихов псалма: „Возьмите врата князи ваша» и т. д. и положили св. антиминс на трапезу. „Вышло, таким образом, – по словам о. Антонина, – почти полное освящение храма. Первая литургия в нем, – прибавляет о. Антонин в своем дневнике, – конечно, преисполнила сердце мое умилением»... Окончилась литургия в 1-м часу. Возвратившись в приют под дождем с градом после поздравлений и чаепития, все принялись за уборку иконостаса и всего алтаря во временном храме, в котором водворены были тотчас Царские портреты и перенесена необходимая столовая мебель для парадного, по случаю торжества, обеда, приготовленного на 22 персоны. Обед прошел оживленно, при общем одушевлении, с пением приличествующих торжеству псалмов и величаний. До вечера местные православные обыватели являлись к о. архимандриту Антонину с поздравлениями.

Вечером в новоосвященном храме совершено было всенощное бдение, а наутро 15 февраля порану была отслужена членом Миссии о. Парфением литургия. О. Антонин, благословил двух стариц на прислуживание при храме и, сделав там необходимые распоряжения, осмотрел все хозяйство в своих владениях, посетил, много потрудившуюся при создании храма, матушку Леониду и некоторых других почтенных стариц и с чувством полного удовлетворения, после обеда на 15–20 персон, покинул любезную его сердцу Горнюю. Пред отъездом он принял визит посланца о. гвардиана¹⁸ соседнего католического монастыря. Возвращение в Иерусалим о. Антонина совершилось при весьма бурной ветреной погоде.

Мирно, после этого, потекла жизнь насельниц Горненской общины под покровом Казанской Божией Матери, имея своим духовным руководителем и строителем любвеобильного и опытного отца Антонина. Община быстро росла в своем численном составе. Непритворна была поэтому безутешная скорбь инокинь Горненской общины, когда незабвенный маститый старец о. Антонин почил от трудов своих 25 марта 1894 г.

При арх. Антонине Горненская община получала иногда пособия и от Императорского Православного Палестинского Общества. Так, в 1891 году к празднику Рождества Христова передано о. арх. Антонину 2.000 фр. для женской общины в Горней, «лишенной обычных доходов, в виду запрещения выдачи заграничных в Иерусалиме паспортов для русских паломников», в силу чрезмерной засухи и недостатка воды на русских постройках. В 1892 году, по примеру предшествующего года, назначено ей пособие в том же размере «в виду еще неустановившегося правильного движения в Св. Землю православных паломников», но с тою разницей, чтобы распределение этих денег было предоставлено «ближайшему усмотрению» управляющего подворьями Общества в Иерусалиме Н. Г. Михайлова.

В 1897 году начальником Миссии в Иерусалиме был назначен о. Рафаил, игумен Саровской обители, питомец и духовник русского Пантелеймоновского монастыря на Афоне. Не лишенный физических и некоторых духовных природных дарований, о. Рафаил, однако, не обладал ни силою воли, ни административными способностями, ни авторитетом своего приснопамятного предшественника, хотя, в то же время, и не был чужд самомнения и мании величия и мечтаний, как он писал к В. Н. Хитрово в своем письме от 20 сентября 1897 г., даже и самую Духовную Миссию «поставить на духовное и материальное совершенство». В этих своих, хотя и благих, но преждевременно и недостаточно взвешенных реформаторских поползновениях, о. Рафаил задумал ввести некоторые улучшения в порядке внутренней жизни Горненской общины, к чему его побуждали и В. Н. Хитрово и генеральный консул А. Г. Яковлев. Чтобы поставить сестер общины в большую зависимость от начальника Миссии, как писал к К. П. Победоносцеву 29 июня 1897 года В. Н. Хитрово, о. Рафаил, по совету его, ввел в ней общую трапезу, на что от Палестинского Общества обещано было ему по 10.000 франков ежегодно. А. Г. Яковлев, со своей стороны, рекомендовал установить более точные правила, для передачи домиков обитательниц Горней после своей смерти Миссии или их наследницам¹⁹.

В тех же видах урегулирования жизни обитательниц Горней и бдительного надзора за их поведением о. архимандрит Рафаил произвел выбор «старшей сестры», каковой оказалась матушка Рахиль. Выбор этот не пришелся по душе многим сестрам, и они выставили свою кандидатку в лице имевшей громкую репутацию в Иерусалиме Марии Гладковой, именуемой «матушкою Мариею». В Горней произошло разделение на две партии. Волнения среди стариц общины приняли такой угрожавший характер, что потребовалось вмешательство генерального консула А. Г. Яковлева, который для успокоения умов, с помощью кавасов²⁰, вынужден был удалить из Палестины Марию Гладкову. В целях же водворения правильного порядка и мира в Горненской общине, в письме к Обер-Прокурору Св. Синода К. П. Победоносцеву от 4 мая 1898 г., А. Г. Яковлев ходатайствовал об утверждении составленных им для Горненской общины «писанных правил». Правда, о. Рафаил находил «эти правила не достаточно строгими», но, по мнению консула Яковлева, «вначале надо дать нестрогие правила, чтобы приучить старушек хотя к какому-нибудь порядку. Через год можно сделать эти правила строже под видом усовершенствования их». Консул Яковлев выражал даже пожелания 1), чтобы из России была прислана монахиня высокой иноческой жизни для замещения должности старшей сестры общины и 2), чтобы урегулированы были наследственные права насельниц Горненской общины. «0. Антонин, по словам А. Г. Яковлева, приглашая старушку строиться, разрешал до перехода домика к Миссии передавать его еще одному лицу. Это я слышал и сам от о. Антонина, и здесь всем известно. Если Вы прикажете, писал г. Яковлев, чтобы домик, после смерти строительницы, прямо переходил к Миссии, то я постараюсь заставить их составить такое заявление. Но это произведет некоторый шум и вызовет против меня много жалоб. Старушки, продавая друг другу домики или части их, совсем перессорились между собою, а также боязнь моя, чтобы они не обратились при продаже к турецкой власти (на что они имеют право), заставляет меня просить Ваше Высокопревосходительство почтить меня уведомлением шифром чрез 1-й Департамент о Вашем утверждении этого заявления полностью или с такими-то изменениями»²¹.

Желание о. арх. Рафаила исполнилось. Проект правил для Горненской общины, предложенный К. П. Победоносцеву генеральным консулом А. Г. Яковлевым, был одобрен, и правила, за немногими исключениями, получили утверждение в Св. Синоде 24 июля 1898 года № 2699. Правила эти в общем сохраняют свою силу в Горненской общине до настоящего времени и читаются так:

1) «Горненская женская община состоит в подчинении и послушании начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, который есть ее непосредственный начальник и покровитель.

2) Сестрами Горненской общины признаются русские подданные, владеющие домом или частью дома в ограде общины на основании законно составленного заявления (по форме, приложенной в конце сих правил).

3) Все наличные сестры, в заранее определенном, по благословению начальника Духовной Миссии, собрании, избирают 5 кандидаток, из которых начальник Духовной Миссии назначает одну старшею сестрою, другую ее помощницей и третью заведующей ризницей, о чем и доносит Св. Синоду.

4) Старшая сестра заведует внутренним порядком, хозяйственной частью и общей столовой общины. Она одна по делам общины сносится непосредственно с начальником Духовной Миссии.

5) Помощница заступает место старшей сестры, в случае ее отсутствия, болезни или смерти, и исполняет все поручения, которые будут возложены на нее старшей сестрою.

6) Заведующая ризницей имеет наблюдение за ризницей общины, которую принимает и сдает не иначе, как по описи, а также печется о благолепии церкви.

7) Желающая провести одну ночь в общине, или у одной из сестер испрашивает на то разрешения старшей сестры, без которого она не может оставаться на ночь в общине.

8) Желающая провести в общине или у одной из сестер более одной ночи должна иметь на то письменное разрешение начальника Русской Духовной Миссии с точным в оном обозначением времени пребывания в общине, а также имеет ли она пользоваться общей столовой. Разрешение это обязательно должно быть предъявлено старшей сестре.

9) Мужьям и родственникам сестер и вообще лицам мужского пола пребывание ночью в общине ни в каком случае не дозволяется.

10) Сестры, предполагающие провести ночь вне общины, должны иметь на то письменное разрешение старшей сестры.

11) Желающая строить новый дом в ограде общины должна предварительно получить на то письменное разрешение начальника Духовной Миссии с точным обозначением места и условий постройки. Это предварительное разрешение должно быть желающей строиться представлено в императорское Генеральное Консульство, которое составляет по оному законное заявление (по форме, приложенной в конце сих правил).

12) Желающие перестроить дом, вырывать камни и вырубать деревья должны получить на то письменное разрешение начальника Духовной Миссии с точным обозначением условий разрешенного места. Разрешение это должно быть перед началом работ предъявлено старшей сестре.

13) Во избежание недоразумений, желающие при постройке или перестройке дома заключить контракты с подрядчиком для составления контракта могут обращаться в Императорское Генеральное Консульство.

14) Все овощи п плоды, находящиеся в ограде общины, за исключением растущих у домов и насажденных самими владелицами оных, составляют общее владение общины, возделываются и собираются по распоряжению старшей сестры.

16) Сестра, не имеющая по болезни возможности выходить из своей комнаты, имеет право получать у себя из общей столовой одну порцию обеда и одну порцию ужина.

16) Продажа вина и крепких напитков в общине строго воспрещается, и виновная в такой продаже немедленно исключается из общины.

17) Во избежание недоразумений, свои распоряжения относительно имущества на случай смерти сестры должны делать чрез посредство Императорского Генерального Консульства.

18) В случае смерти сестры, старшая сестра, или заступающая ее место, немедленно уведомляют о сем начальника Духовной Миссии, который от себя дает о сем знать Императорскому Генеральному Консульству.

19) По выносе покойной, старшая сестра или заступающая ее место, в присутствии ризничей и двух сестер общины, запирает дверь квартиры покойной, а остальные прикладывают свои печати, ключ от двери берет к себе и принимает все зависящие от нее меры к ограждению имущества покойной впредь до законного распоряжения.

20) За нарушение вышеизложенных утвержденных правил виновные подвергаются взысканию, налагаемому начальником Духовной Миссии, который, в случае необходимости, обращается за содействием Императорского Генерального Консульства.

21) По прошествии года с введения сих правил, начальник Духовной Миссии обязан представить Обер-Прокурору Святейшего Синода свои соображения относительно изменения и дополнения оных.

Приложение к §§ 2 и 11 правил

«Заявление». Я нижеподписавшаяся (имя, отчество, фамилия и звание заявительницы, собственницы дома) сим заявляю, что я выстроила на мои средства в дереве Айн-Кярем (место Горнее) близ Иерусалима, на земле, принадлежащей ныне вакуфу о. архимандрита Антонина, бывшего начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1,2 или часть) дом(а). При этом я приняла нижеследующие условия: 1) Я могу жить в этом доме до смерти моей и, умирая, имею право, чрез Генеральное Консульство в Иерусалиме, продать или подарить его другому лицу женского пола, исключительно русской подданной, с тем, однако, что после смерти сего последнего, этот дом немедленно и бесплатно становится собственностью Русской Духовной Миссии в Иерусалиме; 2) если я не укажу здешнему Генеральному Консульству этого лица при жизни моей, то этот дом, по смерти моей, немедленно и бесплатно переходит в полную собственность здешней Духовной Миссии, и я лишаю моих наследников права изъявлять какие бы то ни было притязания на него; 3) я не имею права закладывать эту недвижимость без разрешения начальника Духовной Миссии и без посредства здешнего Генерального Консульства. Вследствие всего вышеизложенного, я, с согласия начальника Духовной Миссии, сим заявляю, что, после моей смерти и на перечисленных выше условиях, упомянутый дом должен быть бесплатно передан в пожизненное пользование русской подданной (звание, имя, отчество и фамилия лица, в пожизненное пользование которого отдается дом), которая должна явиться лично в течение (такого-то срока) в Генеральное Консульство для составления окончательного акта. Иерусалим, число, месяц и год. Подписи владелицы дома и двух свидетельниц. Даю мое согласие на все вышеизложенное. Иерусалим, число, месяц, и год. Начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (подпись) (м. п.)». «Я, нижеподписавшаяся (звание, имя, отчество и фамилия лица, в пожизненное пользование которого отдается дом) принимаю означенный дом на вышеизложенных условиях и повторяю, что, после моей смерти, начальник здешней Духовной Миссии имеет право, если он того пожелает, немедленно и бесплатно вступить во владение этим домом, и что наследники мои лишаются права изъявлять на дом какие бы то ни было претензии. Иерусалим, число, месяц и год. Подпись лиц, в пожизненное пользование которых отдан дом. Подпись двух свидетельниц. Засвидетельствование Генерального Консульства».

___________________________

Преемник о. Рафаила смиренный и добрейший арх. Александр (Головин) (с 1899–1903), скончавшийся в 1915 году на покой в сане епископа и настоятеля ставропигиального Воскресенского монастыря, именуемого «Новый Иерусалим», чужд был всяких реформаторских поползновений. Человек мира и любви и бережливый хозяин, арх. Александр заботился о том, чтобы обеспечить общину неприкосновенным капиталом, дабы не ставить ее в зависимость от случайных пожертвований, и того или иного прилива русских богомольцев в Иерусалим. С этой целью он с 1899 г.–1903 г. для большей крепости капитала в % бумагах разных наименований, принадлежащих Горненской общине и Духовной Миссии, в сумме 60.402 р. 78 к.²² передал на хранение в Петроград в Хозяйственное Управление при Св. Синоде, рассчитывая содержать общину на проценты с капитала, усугубляемые, конечно, притоком возможных пожертвований боголюбцев из поклонников.

Новый начальник Духовной Миссии с 1903 г. о. арх. Леонид (Сенцов), питомец школ светской и богословской, архитектор по специальности, с живым подвижным характером и широкими агрессивно-полемическими тенденциями, не подражал осторожной осмотрительности своего предшественника. Имея в прошлом высокий пример незабвенного в летописях Иерусалимской Духовной Миссии начальника арх. Антонина и желая повести Миссию по тому же пути, к глубокому сожалению, забывал, однако, о присущих этому великому деятелю осторожности и редком умении находить доступ к сердцу благочестивых, богатых и влиятельных паломников. О. арх. Леонид II увлекся земельными приобретениями в Св. Земле, нередко не имеющими ни священного, ни материально ценного значения, а иногда даже прямо обременительными для небогатой средствами кассы Иерусалимской Духовной Миссии. Что же касается агрессивно-полемических тенденций о. арх. Леонида в его энергичной деятельности в Св. Земле, то они, к сожалению, направлялись иногда не только против инославной пропаганды, создающей сомнительные христианские легенды и самые рискованные предания на святых местах, но и против преданий греческой православной Патриархии (напр., русская Вифания у подножия Елеона, вызвавшая в Иерусалимской патриархии бурю негодований против Миссии) и даже против преданий, разделяемых самою же русской Духовной Миссией (напр., участок Бет-Захария, где будто бы имели дом родители Св. Пророка и Предтечи Иоанна, и, следовательно, то место, где, по Евангелию, пребывала три месяца у своей счастливой «южики» Пресвятая Дева Матерь Божья).

Но о. арх. Леонид, чуждый возможных опасений истощить ресурсы не только Миссии, но и тесно с нею связанной Горненской женской общины, ясного понимания бесцельности некоторых своих земельных стяжаний в Палестине и упомянугых выше идейных противоречий, так сказать, с самим собою, много и даже не без успеха работал над улучшением и приведением в благоустройство миссийских владений. В частности, по отношению к Горней о. Леонид, затратив свыше 66 тысяч рублей, сделал там весьма многое. Так, в 1913 году он приобрел новый участок земли в 5.100 квадратных метров, известный в Горней под именем «камня сидения», где, по преданию, отдыхала Богоматерь во время Своего пребывания во «граде Иудовом». За этот участок им заплачено 3.232 р. 42 к. из неприкосновенного капитала Горненской общины, испытывавшей, как известно из донесения о. арх. Леонида в том же 1913 году, острую нужду в материальном довольстве. На самом участке, именуемом Горней, приобретенном о. арх. Антонином, в 222.591,37 метров = 52.770 квадратных сажень, о. Леонид выстроил вновь 24 домика для сестер общины, .устроил 9 цистерн для воды ценностью в 3.460 р., расширил и благоукрасил гостиницу – приют для 200 интеллигентных паломников, выстроил вновь трапезную, рукодельную с книжной и иконной лавкой и библиотекой для чтения, баню с баком на ее плоской крыше для воды, нагреваемой жгучими лучами солнца, снабжающей и прачечную, что, при дороговизне топлива в Палестине, в его экономии имеет большое значение, коровник, с домом над ним, маслобойни с прессами и кладовыми и с маленьким домом вблизи нее, образцовый птичник, наполненный множеством домашних пернатых разнообразных пород для получения яиц, необходимых в монашеской трапезе, пчельники, дом около восточных ворот и дом около нового строящегося собора, каменную лестницу и ограду. Но венцом всех построек в Горней, по мысли о. арх. Леонида, должен был служить вновь заложенный обширный собор, выведенный к началу настоящей войны до сводов и стоивший уже до 12 тысяч рублей. Хотя собор этот и не является в настоящее время насущной потребностью общины, удовлетворяющейся своим старым храмом во имя Казанской Божией Матери, а в будущем для престарелых насельниц общины могущий даже представлять, в виду нахождения его на высокой горе, немало затруднений при посещении ими богослужений, однако, нельзя отказать о. арх. Леониду в удачном выборе места для него. С этого места открывается дивный вид на окружающую местность, и храм, расположенный по склонам горненского кряжа, будет своим величественным видом производить на туземцев и паломников импонирующее впечатление.

Основатель Горненской женской общины архимандрит Антонин в 1880 году писал о Горней следующее: «В Миссии нашей не сомневаются, что в этом – «жребий Божией Матери», в близкой будущности устроится обширный приют именитых русских отшельниц, желающих в полной и невозмутимой тишине духа окончить дни своей более или менее тревожной жизни, которому образцом послужит устав древнего скитского жительства, без игуменьи, без казначея, без благочинных и тому подобных формальностей, в основу которых положены будут тайно- водственные слова вдохновенной песни Богородицы! Да будет!»²³

Но этой мечте идеалиста-инока не суждено было осуществиться даже и отчасти. «Именитых русских отшельниц», даже просто интеллигентных русских женщин, со времени своего создания до наших дней, Горненская женская община «града Иудова», если не упоминать о матушке Марии (Гладковой), приобретшей в Св. Земле громкую, но печальную репутацию, не знала и не знает. В этот «жребий Божией Матери», «прекрасный, как рай Божий», устремились в большой части те полуинтеллигентные женщины и даже из низших слоев нашего общества, а чаще всего рясофорные послушницы²⁴ и монатейные инокини²⁵ русских обителей, которые, прибыв на богомолье и поклонение великой христианской Святыне в Св. Земле и поддавшись обаянию чарующей прелести свободной жизни, не пожелали снова вернутся на родину. Одних удерживали в Иерусалиме пережитые ими в отечестве душевные и сердечные разочарования и разбитые надежды, других – искание простора и заманчивой свободы жизни, нередко после тяжелого гнета сурового послушания от дней юности в наших женских монастырях, третьих – зародившиеся здесь, неожиданно для них самих, новые симпатии и чаяния, в надежде наслаждений увлекавшие их слабую человеческую натуру неиспытанными радостями и ощущениями и т. д. Редко из них были лица состоятельные и материально независимые, большинство же бедняки и сироты, которые возлагали надежду лишь на Бога и на свой личный труд для заработка себе куска насущного хлеба. Приобретение для тихой и безмятежной жизни домика или хотя бы части его для многих из них составляло предмет их вожделений и редко осуществимые на деле мечты. Можно ли поэтому надеяться, чтобы такой состав отшельниц Горненской общины мог вполне проникнуться «тайноводственными словами вдохновенной песни Божией Матери», произнесенной в этом святом месте и руководиться в жизни «уставом древнего скитского жительства», свободного и безнадзорного со стороны стариц, опытных в духовной жизни. Отсюда было вполне естественно и то явление в жизни данной общины, что, пока был жив создатель и руководитель ее арх. Антонин, в общине и без устава жизнь насельниц протекала сравнительно мирно и дружелюбно. Всякие уклонения и нестроения в общине о. арх. Антонин прекращал своим авторитетом и силою своего нравственного влияния. Но как только этот авторитетный страж отошел в вечность, и на месте его очутились люди иного духа и силы, человеческая слабая природа насельниц сказалась тотчас же, и в общине появились нестроения и раздоры. Подавить их, или хотя бы положить им преграду, пришлось уже путем создания определенных правил для общины, утвержденных в 1898 г. 24 июля Святейшим Синодом.

Правила эти, созданные лицом, мало знакомым с иноческим бытом, нельзя, однако, признать удовлетворяющими своему назначению. В них говорится общими положениями о сестрах, начальствующих в общине, их правах и взаимоотношениях, о сношениях с начальником Миссии и Генеральным Консулом, о приобретении насельницами домиков и наследовании их, об общей трапезе и посетителях Горней – и только, но о том, как должна проходить внутренняя жизнь обитательниц общины, откуда и как они добывают себе средства на одежду и на другие необходимые жизненные потребности – все это правилами 1898 г. не затрагивается. Вот почему необходимо здесь кратко коснутся и этой стороны жизни насельниц Горненской общины.

Неприкосновенный капитал общины, собранный создателем ее для обеспечения существования насельниц, как мы уже знаем, не велик, а в виду израсходования его о. арх. Леонидом в последнее время на покупку земли и новые постройки, доведен до цифры крайне незначительной (3.057 р. 47 к.). Доходы общины от поклонников и других статей весьма скромны: за последние годы пред настоящей войной доходы ее выражались в таких цифрах: в 1911 г. в сумме 9.769 р., в 1912 г. в сумме 15.859 р. и в 1913 г. в сумме 6.176 руб. При двухстах насельницах Горненской общины в настоящее время, столь ничтожных доходов, вполне естественно, недостаточно даже для более или менее удовлетворительной общей трапезы, и, как заявлял в Святейший Синод в 1913 г. начальник Духовной Миссии арх. Леонид, сестрам приходилось в буквальном смысле слова «голодать». Чтобы иметь хотя бы маленькие средства на удовлетворение потребностей первой необходимости и работать в садиках и огородах, имеющихся при каждом почти домике, тщательно ухаживая за плодовыми деревьями и огородными овощами, сестрам общины необходимо в свободное от этих работ время заниматься шитием священных облачений, воздухов, плащаниц, изготовлением смертных сорочек и саванов, писанием икон на дереве или священных картин на бумаге, чтением сорокоустов или псалтири вечного поминовения (в русском Александровском подворье Императорского Православного Палестинского Общества постоянно проживают пять сестер этой общины для чтения по почившим членам и жертвователям Общества неусыпной псалтири у Порога Судных Врат) и т. д. Сестры, неграмотные и незнающие какого-либо рукоделия, дающего заработок, поступают служить в качестве прислуги на русские подворья Палестинского Общества и русской Духовной Миссии и даже к частно проживающим в Иерусалиме, Назарете Хайфе и Иерихоне русским подданным и иностранцам. Все это ясно говорит за то, что внутренняя жизнь общины далека от идеала, указанного приснопамятным создателем ее арх. Антонином. «Это был не монастырь, – по справедливому замечанию В. Н. Хитрово в письме его к Обер-Прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву от 29 июля 1897 года, – даже не община, а, если можно так выразиться, вольное женское казачество». Для Бога и для созерцательной жизни у насельниц Горней не остается времени, и небольшой храм ее во имя иконы Казанской Божией Матери, особенно в будние дни, нередко остается пустым, за полным в нем отсутствием богомолиц. Но и после введения в жизнь синодальных правил 1898 года, при тех даже усовершенствованных способах ведения сложного хозяйства в общине, какое задумано рачительным о. арх. Леонидом II, на внутреннюю духовную сторону жизни насельниц общины обращено внимания также мало. И это, несомненно, будет продолжаться так и далее в Горненской общине, которая в этом отношении уступает даже Елеонской общине в Иерусалиме, основанной в 1906 г., пока эта община не будет обеспечена денежными средствами из постоянных источников и не получит правил, регулирующих подробно внутреннюю сторону жизни ее насельниц.

А. Дмитриевский