Письма архимандрита Феодора (Александра Матвеевича Бухарева) к казанским друзьям: В.В. Любимовой, А.И. Дубровиной и протоиерею В.В. Лаврскому

[1860 г.]

Милостивая Государыня, Добрая Варвара Васильевна!

Господь с Вами, наша матушка Игумения⁴, и с Екатериной Васильевной⁵ и с казначеей Вашей Антониной Ивановной⁶, с Александрой Васильевной⁷, с Парасковьей Андреевной, с Марьей Михайловной⁸, Анночкой⁹, обеими Олиньками¹⁰ и со всеми сестрами!

Поздравляю всех Вас и вместе Владимира Петровича¹¹ с близким праздником Христова Воскресения. Ради этого светлого праздника, Варвара Васильевна, простите, что так молчалив я с Вами. По получении Вашего письма, в котором извещали Вы меня о смерти упредившего нас своим отшествием ко Господу Ивана Дмитриевича¹², – вскоре и я сделался очень не здоров; праздники и первые дни нового года еще кое-как ходил, а потом с месяц не мог оставлять постели. К обыкновенной моей слабости и постоянной болезненности присоединилась еще простуда и доселе еще чувствую особенное изнеможение – остаток болезни.

На днях посланы к Вам, при хлопотах об этом нового воина Димитрия Станиславича¹³, мои книжки о картине Иванова. Покорнейше прошу Вас принять их и понемножку, как Вам угодно или придется, раздать, как обозначено в приложенной к ним записке, писанной собственноручно Дмитрием Станиславичем. Только, помнится, в записке не обозначены Дмитрий Александ. и Верочка – Корсаковы¹⁴; прошу Вас дать и им по книжке. Они может быть, захотят кому подарить свои брошюрки, хотя бы сами и довольствовались экземпляром своей маменьки – Софьи Дмитриевны. И Его Превосходительству Александру Львовичу передайте мое глубочайшее почтение¹⁵ .

Антонине Ивановне¹⁶ прошу отдать положенные в книжке, (для отличия от прочих, подписанной ее именем), – мои рукописные листики о картине Иванова – продолжение и окончание моего об этом письма, начатого некогда без мысли о печатании.

Конечно, Вам желательно знать, каково мне теперь жить – сравнительно с Казанью¹⁷. Скажу на это Вам, что здесь мне много спокойнее, и самый даже климат для меня сноснее и лучше казанского, хотя и требует особенной осторожности. Есть места и люди, куда я могу и выехать к полному утешению и успокоению моего духа. Разумеется, что таких избранных людей и мест не много у меня и здесь, – но они есть и между светскими и между духовными: все это – точно так же, как было со мною и в Казани. Слава Богу и благодарение доброте и любви таких, как Вы! – Помнится, – в Казани отправляясь к Вам, Варвара Васильевна, или к добрейшим Корсаковым или к Горталовым¹⁸, – иногда воображал я, будто отправляюсь в Духовный Дивеев – к сестрам общины, любимой и духовно-оберегаемой праведным отцом Серафимом. Теперь Бог привел мне узнать и Дивеевских сестер-иконописец, которые живут, занимаясь Духовной живописью, – у Госпожи Шубиной¹⁹, (которая именно и мне сама предложила средства к отпечатанию книжки о картине Иванова). Быть у них – все одно, что быть и в Вашем обществе.

Прилагаемое при сем письмо прошу передать Александре Ивановне Дубровиной²⁰.

Простите, добрейшая Варвара Васильевна.

Покорнейший Ваш слуга А. Феодор.

Его Высокопр. Отцу Клименту также прошу передать, с моим глубочайшим уважением, книжку. Если в книжках будет недостаток, известите, – пришлю.

Добрая Варвара Васильевна! Господь благословит Вас! Очень благодарен Вам за неослабевающую в Вас добрую память обо мне. Деньги получил и за них благодарю. Мне и на новом месте, слава Богу, хорошо и спокойно. Есть и здесь в Переславле Залесском добрые и близкие ко мне души, как были и в Петербурге и еще прежде у Вас в Казани. Если немного и пришлось мне потерпеть, то и все мы также терпим. Вы Казанские сочувствуете моему делу и бремени, которое несу, много терпели и терпите, – кто только сердечно, кто и телесно. Но дай Бог и страдать по добром. Вот Антонина Ивановна²¹, глубоко чувствует в своей душе, что и вся природа по благодати Христовой должна быть понимаема в науке и в жизни как просто рай Божий, и мужичек – самый первый владетель того рая; но не может она не чувствовать и того, что и вера в нас и наука и жизнь далеко, далеко не так трактует природу, – это еще хорошо, если смотрят, на нее как на крепостную рабу. А чувствуется, что это не так. А никто не растолкует, как же это должно быть, никто не знает и не хочет, как в природе открыть благодатный освежающий науку и жизнь и самую веру источник, теперь заключенный и заваленный каменьями по нашей милости. И становится, Антонине Ивановне, тяжело на душе, и это отзывается затаенною болезнью и в самом теле. Помню я как мы были у Вас, Варвара Васильевна, в деревне, осматривали старую церковь, ходили по полям, любовались сельскими видами. Во всяком движении воздуха, в каждом колоске и травинке слышалась выраженная в них мысль всещедрого нашего Небесного Отца, осуществленная именно возлюбленным Его Сыном и проникнутая Его Духом Утешителем, – мысль во Христе не недоступная и нам плотяным и грешным. Помню как теперь, что вся душа Антонины Ивановны точно расцветала в живом, хотя бессознательном, может быть, ощущении этой великой тайны природы, – она как будто была тогда другим новым человеком, как достойная невеста человеколюбивого Жизнодателя – Господа нашего. Она сказывала мне, что и маминька ее, когда она прямо из вашей деревни к ней приехала, не вдруг узнала ее... Помните ли вы это?... И потом опять все закрылось, все пошло по своему обычному зачерствелому пути. И Антонине Ивановне тяжело и трудно. Но утешься страждущая душа! Своею болезнью и скорбию, в которой и сама не умеешь, может быть, дать отчета, ты выносишь или выстрадаешь нужное и дорогое всем нам. Больше я ничего не могу сказать в ободрение и утешение себе и вам и вашей домовитой казначеи, как под конец моего пребывания в Казани называли мы Антонину Ивановну, величая в то же время вас Игуменею. Бог с вами! Дай Бог, чтобы дух истинного монашества, чуждого фарисейства и ханжества, не ослабевал в вашем благословенном доме. Кланяюсь Екатерине Васильевне с Александрой Васил., Владимиру Петровичу с супругой, Анночке вашей, Корсаковым, Горталовым, всем Дубровиным – начиная с мамаши, обеим Олинькам. Передайте мой поклон и матери Варсонофии (бывшей Ироиде). Господь со всеми вами! Если видитесь с о. Григорием, – и ему мой поклон. Простите – вашего в Господе, А. Феодора. Приложенную четверточку передайте Александре Ивановне Дубровиной.

Будьте так добры, – Варвара Васильевна, – постарайтесь, взяв и Антонину Ивановну вместе и с Александрой Ивановной, – повидать добрую старушку – мать покойного Павла Николаевича Кожевникова²². Скажите ей мое сыновнее почтение и участие в понесенной ею утрате доброго сына; но в самом деле он не утрачен, а найден в Господе, у которого все живы. Будьте так милостивы! исполните мою просьбу. Скажите также старице Божией, что письмецо ее мною получено с любовью и благодарностью. При случае, матушке Игумении Досифее поклонитесь от меня.

3 июня 1861 г.

Добрая Варвара Васильевна! Поздравляю Вас с великими праздниками и с новым годом. Благодарю Вас за неизменное доброе расположенье ваше ко мне. Сожалею о затруднении, в которое попали Вы от смерти вашего родственника, имевшего в своем распоряжении ваши деньги. Дай Бог, чтобы и это затруднение послужило к добру и в свое время привело к утешению. Особенно же дай Бог, чтобы становясь с текущими годами лучше, сознавать себя худшими, – как Вы и делаете.

Больше писать пока нечего мне. О себе же скажу: живу себе понемногу. Кое-что читаю. Кое-что пишу по временам, или исправляю прежде писанное. Служу, когда Бог даст; за священнослужением иногда говорю попросту, без тетрадки и даже без налоя, коротенькие поучения, дух и сила которых вам уже известны или памятны из моих личных собеседований в вашем обществе.

Письмо Ваше влагаю в один конверт с деловым письмом к Антонине Ивановне. Кланяюсь Екатерине Васильевне с Александрой Васильевной²³, – также и Владимиру Петровичу с его супругой и всем Горталовым, – также и всему семейству Корсаковых. Отвечать Александре Ивановне буду уже в письме в Нижний Новгород, – вместе с нею и Валериану Викторовичу²⁴.

Матери Павла Николаевича Кожевникова²⁵ при случае передайте мой сыновний поклон.

Простите Вашего в Господе А. Феодора.

31 Декабря 1861 года.

14 июня 1862 г.

Сестра моя в Господе Антонина Ивановна!

Господь с Вами.

Пишу вам на другой день вашего Ангела²⁶. Поздравляю Вас с этим благословенным днем, желая Вам всякого нужного и спасительного для вас Божия дара. Особенно желаю вам возрастить в себе, по благодати Божией, христианское и равноангельное участие к тяжелому положению других, как к собственному своему бремени.

Мне не хочется, чтобы вы уходили из духовно-родного вам дома²⁷. Сколько известны мне ваши общие дела и души, в вас могут нуждаться духом своим другие. Мой совет: переговорите откровенно об этом затаенном вашем намерении с Варварой Васильевной (как, вспомните дни оны, с игуменьей вашей), наперед выпросив ее слова, что она будет судить без пристрастий. Но я уверен, что вам, как истинной родной, будет всегда открыт этот дом; вы от него не отлучитесь внутренне ни с вашей, ни с другой стороны. И то правда, и прекрасно, – осмотреться, не можете ли где быть нужнее и полезнее другим в Господе.

Что до болезненности Александры Васильевны²⁸, я могу сказать вам одно: знаете, кто болезни наши принял и недуги, даже телесные, понес на Себе Своею верою; относите болезнь к Самому человеколюбивому нашему Господу как уже Его собственность ради Его страданий за нас; помогите своею верою вашей ученице и теперь уже подруге нести болезненность свою так, чтобы разделять с Самим Господом эту благодатную Его собственность, стоившую Ему так дорого; потому что Он, неся наши недуги и болезни в самом их корне, должен был пролить кровь свою и умереть на кресте. И благодарите Господа за такую Его благодать. И Господь устроит о вашей Сашеньке²⁹ лучшее, что Ему угодно. Жизнь и смерть – только бы в Нем – благодать Божия! Унывать не от чего. Привлекайте к вашей подруге благодать Христову верою в Него, принявшего наши недуги, и благодарною к Нему за это любовию; и веяние благодати усладит и облегчит болящую. Тоже скажите при случае и Екатерине Васильевне³⁰.

У меня на вербной неделе скончалась маминька; помяните рабу Божию Марфу³¹.

Мой труд многих лет – истолкование Апокалипсиса, – уже одобренный цензурою, запрещен Синодом. И это повело меня к решимости [выйти] из монашеских моих отношений к начальству: я подал просьбу о расстрижении. Больше мне нечем, по моим воззрениям, выразить ревности моей за слово Божие. Пусть и меня бросают, коли дело Божией истины бросили! Но это говорю не в смысле вражды. Всем кланяюсь у вас, начиная с вашей мамаши. Простите готового всегда служить вам в Господе, А. Феодора.

Письмо мое, что касается в нем меня, можете прочитать принимающим во мне участие, не исключая и матери Варсонофии, (прежней Ироиде), которую нарочно посетите за меня.

Матерь Божия со всеми вами!

25 Ноября 1862 г.

Добрая Варвара Васильевна! Благодарю Вас и мать Варсонофию за деньги – ваши 14 руб. и ее 1 руб. Не писал я вам долго потому, что и вы тоже не писали, – я на ваше прежнее письмо ответил без замедления, разве вы не получили этого письма моего. До вашего письма я и не стал бы писать к вам; потому что, по моим обстоятельствам, многие соблазняются мною и не хотят уж знать меня, а я не хочу никому навязываться. Дай Бог, чтобы вы принадлежали к числу немногих истинных присных моих, которые не соблазняются моею решимостью оставить монашеский образ. В среде монашества стали меня стеснять в самом служении слову Божию; мне такого монашества не нужно, потому что я и в монашество пошел ради слова Божией истины. Не хотят внимать учению, что и в земном и в мирском надо нам служить Господу, – что священство нам дано для послужения именно тому, чтобы и все были духовно цари и иереи Богу и Отцу: ну, так – надо делом взяться за это, чтобы, и став в ряду мирян, быть верным благодати царственного священства, к которому все призваны. Но не хочу идти, даже и во внутренней моей мысли, против православной иерархии, т. е. ее винить, а себя оправдывать: потому что иду я на позор расстрижения, под эпитимию церковную, как сам виноватый. Трудно при этом сохранить чувство искренней любви к обижающим, трудно удержаться в сердечном союзе с враждующими, особенно с теми, которые не совсем право правят слово Божией истины: на это самое беру руку жены – помощницы, понимающей мое дело, сочувствующей и готовой содействовать моему делу в Господе. Но этим соблазняются; что же? В отношении ко мне, начали еще прежде соблазняться раскрываемою мною истиной, что Христос за всех умер. Когда же крестом Христовым стали соблазняться: то с такими людьми уж нечего чиниться, – пусть соблазняются стремлением моим к участию в той крестной Христовой любви к нам, что Он ради нас сошел с небесного монастыря не равноангелов только, а всех святых ангелов, и избрал Себе невесту – Церковь из нас грешных, людей, явясь в мире как Сам виноватый за чужие для Него вины всего мира: Он совершил наше спасение, а я хочу только спасти[сь] чрез усвоение себе Христа-Спасителя мира, чрез сообщение духу Его человеколюбия. Вот и все! – Прочитайте это письмо во всем собрании вашей домашней церкви или вашего монастыря, т. е. при Екатерине Васильевне, Антонине Ивановне, Александре Васильевне, которым всем мой искренний поклон. Дайте прочитать и матери Варсонофии, которую извещаю, что я в настоящих обстоятельствах, скорблю не более всегдашних моих скорбей. О чем мне горевать? Господи помилуй! Я иду не от Господа, а с Господом и к Господу.

Что касается до внешнего положения, – у меня собственных внешних средств³² у избранной моей³³ тоже не более. Еще и не знаю, где найду приклонить голову.

Простите родные мои! Кланяюсь с любовью Владимиру Петровичу с супругою. За Анночку и Олиньку радуюсь. Корсаковым и Горталовым передайте мои искренние поклоны, если будут о мне спрашивать. Тоже маминьке и сестрам Антонины Ивановны. Простите, добрая Варвара Васильевна, Вашего в Господе А. Феодора.

Добрая Варвара Васильевна! Благодарю Вас за доброе письмо и деньги; последние – если не от вас самих, то, думаю, от Екатерины Васильевны с Антониной Ивановной и Александрой Васильевной. Благодарю! Мне тем более дорого выражение вашего участия в моем положении, что ни я, ни избранная мною, (о которой ваше суждение вполне справедливо), не имеем на что рассчитывать в будущем, кроме Самого Господа и Его благодати. Теперь все еще продолжается время «увещания» в самом монастыре³⁴; после для того же вызовут в Консисторию; и не иначе, как чрез три месяца слишком, конец всем мытарствам. Письма продолжайте писать по прежнему адресу. О ходе моего дела буду вас извещать. Главное, – да подаст вам и мне Господь и Спаситель наш, чтобы и в земном узнать и вкусить любовь Отца Небесного, принесенную Сыном Его на землю для грешных людей и действующую именно Св. Духом в приемлющих умах и сердцах!

Здоров ли у вас Владыка Афанасий³⁵?

Всем вашим, начиная с Владимира Петровича и кончая Анночкой с Олинькою, мои приветствия в Господе.

Простите вашего А. Феодора.

1863 года 16-го Января.

Примите поздравление и с Новым Годом.

Матери Варсонофии кланяюсь.

28 Ноября 1864 г.

Добрая и дорогая Антонина Ивановна! Пишу вам ответ среди дорожных сборов из Твери в село Млево³⁶, где и будем жить, сколько Бог даст. Ваше письмо, хотя вы и называете его грустным, меня много утешило и порадовало. Вижу, что мое родное в Казани еще живо и цветет и даже приносит плоды по своему роду. Слава Создателю нашему – Богу!

О болезни Парасковьи Андреевны, с соучастьем к ней скажу, что, когда Сам Сын Божий за нас страдал и болел своею плотию, то для верующего в Него болезнь есть уже благодать общения в Его болезнях. «Он недуги наши принял и болезни понес», по слову Божию в Ветхом (у Исайи) и Новом (у Ев. Матфея) Завете. Значит наши недуги и болезни составляют уже по Его человеколюбию, собственность Его Самого, которою следовательно Он только делится с нами, своими сообщниками. Поэтому сострадание к болящей должно быть проникнуто и радостью грустной души о щедрости благодати Господней: чрез это вы помощей [поможете?] больной входить в благодатное соучастие Христовых болей и страданий. Конечно, утвердиться в таком настроении требует подвига веры. Вот, моя Анна Сергеевна³⁷, по соучастию ко мне, с трудом думает о моей обычной болезненности, как о любезном даре Христовом. Соучастие в страдальческих скорбях Господа и вводит в дух той Его любви к людям, по которой Он пострадал за них, своим «я» отвечая «я» каждого из нас; но только живою верою можно усвоить эту благодать. Все это вы знаете!

Что касается до молодого человека, помилованного Господом, вот что скажу вам, Антонина Ивановна: – Вы знаете, что я давно занимаюсь исследованием Апокалипсиса, по обыкновенному научному порядку. Из откровения Иоанна Богослова можно усмотреть, что звери неверующего Христу разума и противохристианского научного направления уже осуждены на то, чтобы вживе схватить их, как открытую адскую ложь и нелепость. Итак человеку науки, узнавшему Христа, пришлось только упредить других в дознании, что без Христа наука есть нелепость и что истина, искомая и следимая наукою, сосредоточивается во всеобъемлющем Боге Слове Христе, который все доброе в нас и мире, начиная с нашего бытия, дает от полноты своей благодати, а все наше худое взял и понес тоже на Себе Самом. Такой счастливец, кажется, должен своим духом слышать, как и другие люди и дети науки самым неведением истины вопиют к нему о помощи – в дознании истины. Ведь ложь и нелепость неверия – это ни более, ни менее, как пожар или утопание на смерть, особенно для занимающихся наукою. Пусть молодой человек, смотря на своих товарищей, помнит, что Сам Господь, еще стоящим своим «я» за гибнущее «я» каждого из них, умоляет иметь жалость если не к ним, то к Нему Самому, к святой Его плоти и крови, за них пожертвованным. Это пусть он делает сначала в тишине своего духа, а там сам Господь дает ему случаи к объяснению истины тому или другому или и многим зараз. Надо жалеть и спасать людей и науку гибнущую из-за наших глупостей. Только это пусть будет и без малодушья и без шумливой резкости, и так просто и прямо, как просто и прямо помогают людям в вопиющих нуждах. Надо и честь, благородство также спасать; это ведь все – Христово, только крадомое у Него нашим глупым тщеславием или унижаемое ложным нашим стыдом и неблагородным малодушием. Христос с вами и с Варварой Васильевной, которую поздравьте и за нас, Бог даст, с Ангелом (если можно, то дайте и ей прочитать это письмо, – я не имею теперь времени прибавлять к ней особого письма), и со всеми вами! Ваши Александр и Анна Бухаревы.

Адрес и для вас и для Нижегородских друзей: В Вышний Волочек Твер. губ. священнику села Млева о. Иоанну Алексеевичу Георгиевскому, для передачи и проч.

Р. S. Сообщите, на случай, мой адрес и больничному священнику Ивану Ивановичу Пылаеву³⁸ с моими поклонами ему и Ольге Петровне – жене его; он взялся продать некоторые мои книги. Кстати: читали ли вы мои письма о благодати таинств? Прочитайте. Эту книжку, кажется, в Казан. книжных лавках можно найти.

Мы живем – слава Богу! Если до лета доживем, то может быть, Бог даст, и сами побываем в Казани и Нижнем. Село Млево в 40 верстах от Вышнего Волочка.

13 Января 1866 г.

Получил ваше грустное письмо, дорогая Антонина Ивановна! В тот же самый день пишу вам и ответ.

Оба письма, писанные к Варваре Васильевне, писал я – имея в виду только одну сторону, именно В. П.³⁹; потому что об Вас, в этом отношении, не имел никаких сведений. Да и теперь знаю не много больше. Я совсем не понимаю, отчего около году такая глубокая и непреодолимая грусть завладела вами. Во первых, прекрасный закон жить для других и скорбеть их горем как своим, – этот Христов закон есть закон свободный, а не рабский или угнетающий. По этому закону надо браться только за то, к чему в глубине духа ощущается свободное, хотя бы тихое и даже робкое пред тяжестью жертвы, стремление. А если чувствуете только что-то гнетущее вас, иссушающее всякую радость, то скажите себе, что «я – мол еще слишком не доросла для несения подобного ига», и, без всякого внутреннего истязания себя, свободно и без всякого медления откажитесь от непосильного дела. Так лучше подрастете для подобных дел. Это вообще. Во-вторых, что касается особенно брачных отношений, в эти отношения в особенности надо входить не рабски, а свободно. Союз Христа с Церковью – высочайше свободен с той и другой стороны: это должно отображаться и в брачном союзе, как верховный первообраз. Бывает, и это обыкновеннее всего, что женятся или выходят замуж без особенной любви и потом привыкают друг к другу, иногда даже истинно полюбят друг друга или просто живут себе в мире и согласии. Но когда, с мыслию о брачных отношениях к известному лицу, овладевает сердцем такая скорбь, что чуть не завидуешь покойникам, то это, думается мне, может происходить от трех причин – или от глубокой антипатии к известному лицу, или от глубокой же привязанности к другому, возникшей или только еще возникающей в сердце хотя бы то еще бессознательно, или наконец от внутреннего призыва к союзу только со Христом Господом в целомудренной жизни. Во всех трех случаях, как сами рассудите, истязательно нудить себя к союзу со известным лицом – не годится. И самое это лицо, при искреннем с ним объяснении, не захочет этой недоброй и бесполезной, а пожалуй – иногда и гибельной, жертвы. Свое положение в этом отношении, вы могли бы и должны бы выяснить еще в самом начале истекающего срочного года, испросив много-много только один месяц самоиспытания. Трезво – без увлечений, но и бодро, с непременным сохранением свободного настроения, давно бы следовало вам решить дело и тем избавить от лишних мучений не только себя, а, кажется, и другого, который не имел бы уж повода к раздражению своей ревности – с решением дела.

Возьмите во внимание и эту сторону, вместе с другою стороною, которой мы касались в письмах к Варваре Васильевне. Ради Бога не мучьте себя. Будьте перед собою искренни и просты, – тоже и с другими, кроме того – еще и благоразумны. Может быть и то, что я писал Варваре Васильевне; но может быть также то, что душа ваша ощущает, как подкрадывается к ней и думает обокрасть ее в самой дорогой собственности – враждебный для нее дух (хотя люди и не причастны злому его намерению). В женщине ведь может отобразиться в известных обстоятельствах и то, как таинственная жена – Церковь по Апокалипсису, бежала от змия в пустыню. Но Господь уж победил змия; да дарует Он вашей вере и любви усвоить себе свою победу, сила которой – Его любовь.

Вечная память вашей и моей мамаше!

Просил бы я вас показать это письмо, когда обсудите все, Варваре Васильевне; ее сердце, которому вполне доверяйтесь, укажет, Бог даст, вашему сердцу дорогу. Я желал бы, чтобы вы с бодростью отдались В. П., но только в том случае, если ни одна из трех, выше означенных, задержек не окажется и не признается вами. Анна Сергеевна с сердечным участием вам кланяется.

Ваш А. Бухарев.

Р. S. Пишите мне, хотя бы и с понуждением себя к этому; но наперед с искренностью и непринужденно пообдумайте все. Быть у вас в Казани нам хочется, и паспорт в те края уже есть, но во 1-х, что скажет нам гроза холеры? и во 2-х, как дозволят наши средства? О. Валериану⁴⁰ напишите, что книгу мою о Новом Завете желающим можно выписывать в С.-Петербур. Семинарии у Профессора Владим. Ив. Ловягина⁴¹. В письме своем в Нижний я позабыл сказать об этом, а Валериан Викт. говорил о желающих купить эту книгу. Или вернее, пусть желающие согласясь пришлют ко мне по 75 коп. сер. за экзем., я сам распоряжусь высылкою этих книг.

Воскресение пятой недели В. поста. [1866 г.]

Пишу вам не столько ответ на два последние ваши письма, которого вы уже и не желаете, а отчет во всей переписке моей по известному делу, продолжающемуся у вас целый год. Этот отчет обязан дать именно для многоуважаемого В. П.⁴², которому и прошу Вас прочитать мое письмо.

Вы знаете, что узнал я от вас о совершающемся в вашем доме деле – недавно, или довольно поздно, когда оно приняло уже решительно известное нестройное направление. Сначала я был только озадачен, не понимая, что тут такое; и потому старался только осмыслить ревность В. П. или протолковать для нашей милой А. И.⁴³, от чего, во внутренней глубине духа, могут возникать, по-видимому совсем беспричинные, ревнивые движения. А. И. со всею горячностью, кажется, приняла мои мысли, но в то же время ненамеренно высказалась, что она оказывается, по этому делу, страждущею жертвою, – страждущею до безотрадности в жизни, до некоторого рода зависти мертвым и умирающим. Это меня очень смутило; в объяснение такого состояния А. И., и я подобно самому В. П. остановился на предположение что А. И., видно, не имеет ли к кому-нибудь особенной симпатии, может быть – и ею самою не понимаемой в истинном значении. Это я и высказал ей вместе с другими предположениями, не противен ли ей лично В. П. (тут дело не всегда в личных достоинствах), нет ли у ней задушевного желания остаться в девстве, идти в монастырь. Она мне отвечала с искренностью, что не знает за собою никаких особенных мыслей и движений, а чувствует только тяжелую муку от этих, то и дело возобновляющихся, сцен недовольства, его упреков, подозрений, от этой нравственной пытки и ломки, подавляющей всякую ее самостоятельность и свободное настроение, хоть обещали не стеснять ее духа; она желала бы, чтобы от нее отказались, если так нетерпимы ее недостатки, (т. е. собственно не недостатки, а то, с чем не мирится душа В. П., или против чего он возмущается), – но и этого, говорит, не хотят.

Соображая все это, я несколько начал понимать, в чем тут вся беда. Я знаю, что для любви В. П. не много было бы нужно для ее успокоения и удовлетворения в истекающем году испытания, – довольно было бы взгляда особенного участья и сочувствия, к нему по временам обращаемого, искреннего пожатия руки или другого движения, высказывающего соответствие или хоть бы только некоторую готовность тому, слов двух-трех сердечно ласковых. Но В. П. должен бы знать, что все это только тогда не фальшиво и дорого, когда делается свободно, а не выдумывается по заказу ревнивцев, – и что в особенности А. И. не способна (и слава Богу!) к несвободным, по заказу выдумываемым излияниям. Поэтому ему следовало бы всячески озабочиваться, чтобы как-нибудь стеснительно и принудительно не касаться этого милого цветка, и тогда этот цветок, не поникая и свертываясь тоскливо, сам собою стал бы окружать своего деликатного друга тем ласковым благоуханием, которое он хотел, так нерасчетливо для себя, вынуждать своею требовательною ревнивостью. Чрез это последнее он работал, как будто по какому-то несчастному заказу, прямо против себя, стараясь в самом зародыше подавлять в А. И. благоприятные ему движения сердца. Это он должен себе выяснить без всякой утайки и поблажки своему самолюбию, если ему дорого счастье и свое и любимого им человека. Да, В. П. должен признать свою неотложную обязанность стать в нормальное отношение к А. И., – должен, любя ее, вместе и уважать эту прекрасную душу настолько, чтобы доверять ей, не подозревать в ней чего-либо дрянного, не подавлять и не оскорблять ее духа капризною требовательностью, а довольно безразличные несостоятельности или недостатки в ней вменять не во что-либо важное, а просто в ничто (не говорю уже о том, что он не дозволит себе и тени презренного легкомыслия известного рода хлыщей, которые из волокитства, на словах, а иногда и в поступках, сделали для себя какое-то простое времяпровождение). Или иначе он должен сам отказаться от нее; самопожертвованье, на которое она могла бы быть готова сама по себе, не годится, если оно не принесет счастья ни ей, ни ему.

В этом смысле я и писал А. И., давая при том ей все поводы к тому, чтобы ей самой стало жалко В. П. и желательно дать ему счастье, чтобы хоть некоторый искры любви она открыла у себя в сердце, сохранившиеся или возбудившиеся – вопреки неблагоприятным влияниям бывших обстоятельств. Да дарует это Господь! Тогда беспрепятственно совершатся желания вашего любящего сердца, добрая Варвара Васильевна, и увенчаются ваши тяжелые скорби и тревожные заботы желанным союзом и счастием любимых вами людей. Простите! А. И. кланяюсь, дайте и ей прочитать это письмо, а особенно и непременно В. П-чу, которому также мой поклон. Анна Сергеевна вас с любовью целует: она очень уважает вас за вашу доброту.

Ваш А. Бухарев.

2 Мая 1866 г.

Добрейшая Варвара Васильевна! Примите от меня хотя позднее: Христос воскресе!

Да, слишком грустно и тяжело прошел у вас весь этот год. Лучше бы, казалось, не назначать этих сроков: решить бы за раз то или другое. Но вот что, при этом, приходит на мысль: а что было бы, если бы эти до-супружеские затруднения и тяжелые недоразумения вошли бы и в торопливо заключенное супружество дорогих вам людей? Подумайте-ка об этом. Ведь тогда была бы беда не поправимая. А теперь пусть их (я говорю и о В. П. и об А. И.) хорошенько наперед споются, прежде чем давать открыто свой концерт. Пусть во все вникнут, все обдумают каждый сам по себе и сговорятся между собою о всех, предусмотренных или уже ощущаемых ими, затруднениях, это лучше, чем после расхлебывать сваренную уже кашу с нейдущими друг к другу приправами, которые испортили бы все это кушание. Право – так, Варвара Васильевна! Поэтому я вас прошу ничего не скрывать от В.П., покажите ему и настоящее письмо мое, как пред идущее, в котором я давал отчет о всей моей переписке по этому делу, в последние месяцы. Пусть его – все узнает и сообразит хорошенько; ведь это великий и весьма ответственный вопрос, как устроить свою судьбу и счастье другого любимого человека. Шутить тут нечего, да и затаивать что-нибудь от него не благоразумно и грешно.

Вы сказали в письме, будто А. И. охладела и к вам даже, так что дозволила себе что-то в роде упреков. Не понимаю этого. Ваша доброта и любовь, по всему этому делу, так очевидны, что не только ей самой, но и близким или друзьям ее было бы несправедливо и неразумно сомневаться в совершенной чистоте ваших намерений. Этого достаточно для вашего успокоения, что там ни толковали бы об вас. Впрочем с А. И. вы объяснитесь по откровеннее, поводом к этому объяснению пусть послужит настоящее мое письмо, которое вы ей покажите. Мне не верится, чтобы в ней возникло какое-нибудь охлаждение к вам.

Будьте спокойны по вашей искренней благонамеренности, оживляемой верою в спасительный промысл о нас Божий и спокойно ждите, чем Господь благословит исход этого, близкого вашему сердцу, дела, не переставая в тишине молиться о всем лучшем по воле нашего всеблагостного Отца Небесного. Простите. Анна Сергеевна вам с уважением и любовию кланяется. Передавайте всем мои поклоны. Ваш в Господе А. Бухарев.

Добрая Варвара Васильевна! Слишком поздно отзываюсь я на ваше доброе приветствие с праздником еще Воскресения Христова. Вам в вашем одиночестве от близких прежде людей, думаю, грустно было долгое мое молчание. Но как-то задерживалось у меня на душе слово подтвердительного ответа о Христовом воскресении, когда Господь в наших душах еще не воскрес. Скажите, добрая душа, неужели для Вас лучше было бы, когда бы Влад. Петр, и Ан. И. неразрывно соединились и у них происходили бы сцены в роде той, которая произвела разрыв между прежними друзьями? Из чего же Вы и А. И. не подаете друг дружке руки дружеского мира? Ей гневаться на Вас также нет основательной причины: Вы, может быть, и ошибочно рассчитывали на ее союз с Влад. П., но с искреннею и горячею к ним обоим любовью. Из-за чего же продолжается такое охлаждение, что вы как будто умерли одна для другой? Или русские женщины не могут так повести дело, чтобы взаимная любовь и доверенность не терпели от несоглашения в чем-либо стороннем для дружбы, напр. от не подходящего к счастью и поэтому не состоявшегося замысла об известном браке? В жизни и без того довольно горького. Зачем еще мучить себя? Прошу Вас передать эту записку и А. И., который, как и Вам, Анна Сергеевна свидетельствует со мною свое искреннее уважение и участие. Прошу ее известить меня, что известно о варшавских⁴⁴: я писал к ним в ответ на их письма еще до святой, получили ли они мое письмо? – Посылал я вам всем поклоны с одним помещиком из казанских краев Петром Владим. Панаевым⁴⁵. Прошу вас принять его, если он явится к вам с моими поклонами и еще с книжкой для Конст. Викторовича Лаврского⁴⁶. Решена ли судьба последнего?

Деньги 3 руб. от Анны Петровны с вашим письмом, Варвара Васильевна, получены. Благодарю!

Владимиру Петровичу, Екатерине Васильевне, Александре Вас., Ане, Оле – мои поклоны. Вспомните, какой благословенный был у вас монастырь, когда покойная Марья Михайловна⁴⁷ назвала Вас игуменьей, А. И. казначеей, себя будильницей. Царство ей небесное, а нам мир со всеми.

Простите Вашего А. Бухарева. Матери Варсонофии при случае передайте мой поклон.

11 Декабря 1866.

Добрая Варвара Васильевна! Поздравляю Вас со днем вашего Ангела. Изо всех моих близких по духу, кажется, вам одним я пишу по временам поздравительные письма со днем Ангела. Да утешается ваше сердце тем, что и скорби принимать по участию в других людях и их делах – радостно для человеколюбивого христианского сердца. Мне хотелось бы в нынешний год видеться с вами, пока я и вы живы. Но это для меня теперь возможно не иначе, как если мои друзья сделают складчину для доставления мне средств на это путешествие. Я об этом уже писал недавно и Антонине Ивановне. Удобно ли Вам принять, может быть, наибольшее участие в этой складчине? Я лично повидал бы вас всех и все, что у вас совершается. Вы писали мне однажды и о ваших тесных обстоятельствах финансовых. Если и теперь они не поправились, то и не принимайте никакого участия в предполагаемой мною дружеской складчине. Мне, может быть, и лучше будет не предпринимать далеких путешествий, – хотя бы я и желал этого.

А знаете ли, почему я, и по собственным делам, желал бы в следующее лето, если Бог даст дожить, побывать в Казанских краях? – Летнее время прошлого года я проводил за письменным делом, из-за которого опустил я возможность повидать, пред смертию, Отца Петра в Угличе⁴⁸, к которому, и из Казани, я нарочно, ездил для свидания. И однако это самое дело письменное, мое сочинение, оказалось никому не нужным; я сам на свой счет издавать свои сочинения не могу, а книгопродавцы не хотят брать на себя издания этого моего сочинения. Из-за чего же мне и трудиться? Лучше я побываю у кого-нибудь из близких моих, если они того пожелают. А то и Христос да будет со всеми! Мне больше делать нечего. Как Господу угодно, так и да будет. У нас, с Анной Сергеевной, все средства жизни – только в Нем.

Впрочем мы оба здоровы и оба же желаем вам всего лучшего на новый вам год. Простите вашего А. Бухарева.

Всем вашим мои поклоны.

Июня 6 д. 1867 г.

Добрая Варвара Васильевна! Поверьте мне, что, когда, Бог даст, рассеется вся мгла и мрак во взаимных отношениях между вами и А. И., вы обе сами будете дивиться, как это вы обе поддались совсем пустым и неосновательным недоразумениям или худым мыслям друг о друге. Вот оно искушение-то от лукавого, по попущению Божию! А. И. столь же мало может приписывать Вам что-либо недобросовестное, своекорыстное, как и Вы ей. Восстаньте пожалуйста против зла за добро, за любовь. Порадуйте меня примирением вашим, оставив найденное взаимное недоверие и нерасположение.

Не знаю писал ли я вам, что умер Отец Петр углицкой⁴⁹ – святой старец, к которому я из Казани ездил нарочно. Он проявлял великое благодатное дарование устроять добрый и святой мир между людьми. Прошу Вас помнить его в ваших молитвах.

За деньги, присланный мне, благодарю. Но просил бы я Вас не скрывать, от кого они.

Анна Сергеевна с любовью и уважением кланяется. Мы здоровы. Недавно переменили квартиру. Адрес мой пишите просто: Ростов. Ярослав, губ. А. М. – Б...

При случай передайте мой поклон матери Варсонофии. Кланяюсь также Владимиру Петровичу.

Слава Богу за все! Ваш в Господе Александр Бухарев.

29 Августа 1867 г.

30 Декабря 1867 г.

Добрая и многоуважаемая Варвара Васильевна! Очень благодарен я Вам за ваше доброе письмо и поздравление с великим праздником. Примите и мое поздравление с новым годом, начало которого почти совместно с началом нового года лично – вашего. Я ведь помню день вашего Ангела. Но не писал к Вам все из-за того, что приветы и благожелания, в подобные дни, хороши, когда они выражали бы не одно приличие, а радость о приветствуемых друзьях. Радоваться я не могу о том, что у вас все еще продолжается темное время отсутствия мира и любви с вашими друзьями. Долго ли этому быть? Но Вы говорите, что друзья уж умерли? Воскресите их или воскресите себя для них. Кто первый протянет искреннюю дружелюбную руку, тому и пальма победы. Вы снова будете счастливы духом. Богу всегда угодны мир и любовь. И Вы напрасно думаете, будто дружелюбие ваше с А. И. было нарушением вашего прежнего желания и даже долга не искать, после потери мужа, радостей жизни в человеческих привязанностях. После мужа Вы до старости и не искали себе мужа, в этом вы соблюли свой обет. Но А. И. была только имевшим опору в вас другом вашим. Желая ей счастья, вы хотели бы сблизить и соединить ее с родным вам человеком. Но эти сближения и союзы устрояются не по одним желаниям друзей, а главным образом по добровольным симпатиям соединяемых. А. И. не нашла в себе симпатии к В. П.; значит, и делу пока конец. Тут нет ничего оскорбительного для вас. Ваша дружба не должна посягать на духовную свободу вашего друга, это была бы жестокая несправедливость с вашей стороны. А прочие огорчения, как-то разные обидные слова и поступки, были уж последствиями того, что ваша дружба хотела бы, для блага вашего друга, сделать некоторое духовное принуждение и насилие этому другу. Вот в чем вся беда! Прижмите снова к сердцу вдоволь же настрадавшуюся А. И., и пусть снова процветет ваш благословенный «монастырь», как мы некогда любили называть ваше общество друзей. Ваш А. Бухарев.

Анна Сергеевна благодарит за ваше доброе расположение к ней и свидетельствует вам свое живое сочувствие.

22 Апреля 1868 г.

Добрая Варвара Васильевна! Христос воскресе!

Оба последние письма ваши я получил – одно в Ростове, а другое, дня два назад, в Москве, куда мы прибыли по требованию врачебных пособий для Анны Сергеевны. Уж целый месяц прошел, как мы оставили Ростов, да месяца два еще придется прожить в Москве, если еще будем живы. Об известных ваших огорчениях более уж ничего не могу сказать кроме молитвенного желания, чтобы они по крайней мере, имели последствием для вас всех – пользу, хотя бы и довольно позднюю. Я же лично много благодарен Вам, добрая Варвара Васильевна, за вашу неизменную доброту и неотпадающую христианскую любовь ко мне. Да утешит Вас за это наш Создатель и Спаситель своими благодатными утешениями. Кланяюсь Владимиру Петровичу и всем вашим, хотя внешне и чуждающимся вас, но в глубине души любящим вас присным и друзьям. Анна Сергеевна благодарит Вас за доброе расположение, в котором и с своей стороны искренно уверяет Вас. Будьте здоровы и спокойны. Ваш А. Бухарев.

Мы живем в Москве – на Тверской, в №№ Руднева, № 47 в доме Голяжкина. – Нижеследующие строчки покорнейше прошу вырезать из этого листка и передать Антонине Ивановне.

Р.S. Матери Варсонофии мой искренний поклон передайте при случае, Добрая Варвара Васильевна!

13 Июня 1868 г.

Добрая Варвара Васильевна! Ваше письмо получено мною 3-го июня. Не тотчас отвечал я Вам потому, что в первых числах этого месяца Вы сряжались ехать в деревню, а потому, рассуждал я, все равно – письмо мое не скоро попадет Вам в руки. От нас великие Вам новости: нам с Анною Сергеевной Бог дал 7-го мая дочь Александру, и теперь нас уж трое. В Москве пробудем, если Богу угодно будет, по крайней мере весь июнь, а если найду здесь прочное дело себе, то и более. Радуюсь за вашу Анюту, что получает доброе воспитание; не сомневаюсь и в том, что скоро ли, долго ли вы все опять будете в одном духе мира и любви. Иначе и Вы и другая сторона меня забыли бы; а вместо этого вы все – обе т. е. стороны – сердцем не разлучаетесь со мною в Господе. Вам дано выносить в себе и тем подрывать, сколько я понимаю, какое-то зло, разделяющее людей враждою. А самим по себе вам враждовать между собою решительно не из-за чего. Так, например, в Дивеевской женской обители, блюдомой молитвами Отца Серафима Саровского блаженной памяти, тоже в последние годы произошла ни из-за чего же распря, вследствие которой пятьдесят сестер были напрасно выгнаны из монастыря⁵⁰. Враг делает это на зло, а Господь силен обратить то же самое в добро: невестам Христовым дано выносить в своем разделении и распрях великую распрю между разными духовными направлениями. Подобное совершается и у вас; не даром мне еще в Казани, помните, нравилось сравнивать ваше дружеское, искренно верующее общество с Дивеевской общиной.

Петру Влад. Панаеву⁵¹, если он еще не уехал из Казани, прошу сказать, что большое его письмо мною получено, что всему доброму я радуюсь, но писать к нему затрудняюсь потому, что не знаю, где его найти своим письмом.

Адрес мой для него и для Вас: в Москве, в Пречистенской части, в 5 квартале, дом Спиридонова – рядом с Церковью Иерусалимского подворья. Простите! Матери Варсонофии передайте мой поклон и известие о нашей новости. Анна Сергеевна вместе с мною свидетельствуют Вам глубокое уважение. Кланяюсь Владимиру Петровичу и всем вашим. Ваш А. Бухарев.

Добрая Варвара Васильевна! Вместо письма моего, уж конечно извещал Вас о нас Петр Владимирович Панаев, бывший у нас в Сентябре. Мы опять в Ростове, только уж трое. Сашенька наша вот уж с полгода, Бог дал, живет на белом свете. Анна, слава Богу, здравствует сколько возможно при беспокойствах ухода за ребенком. Я, хотя и болезненный – как всегда, тоже живу понемножку; по обыкновению пишу, и наблюдаю тихонько, что делается в Божией Церкви и в Божьем мире. О многом грущу, например – и о вашем, как угодно – не христианском разладе с Антониной⁵². Неужели уж ныне Господь не находит послушников и послушниц заповедей любви и мира? Неужели собственно для Него нынешние люди не поскупятся ничем своим? Бедные мы. Да вина не с нашей стороны; но Христу и нужна прощающая и общительная любовь хотя бы другие были виноваты.

Кажется, мне не придется писать Вам до близкого дня Вашего Ангела. Примите от нас обоих заблаговременные поздравления.

Желаю Вам всего лучшего от Господа, как и всем вашим. Ваш А. Бухарев.

Анна Сергеевна свидетельствует Вам глубокое уважение и участие во всем, касающемся вас. Передайте мой душевный поклон матери Варсонофии и Владимиру Петровичу. Адрес наш тот же: в Ростов, Ярославской губернии А... М... Б...

1 Ноября 1868 г.

21 Февраля 1869 г.

Добрая Варвара Васильевна! Христианское упокоение Владимира Петровича⁵³ должно утешать и успокоивать и наш дух. Слава Богу! Хорошо бы содействовать успокоению его души – восстановлением мира с теми, с которыми нет теперь и мнимого повода быть не в мире.

Ваш подарок нашей Саше доставил нам живое удовольствие, особенно благодарна Вам Анна Сергеевна за любовь к дитяти нашему. Она все сряжалась сама писать к Вам; но отчасти самое дитя и особенно хозяйственные дела по перемене квартиры и прислуги не позволили ей этого в последнее время.

Мы понемножку живем, хотя и со всякими переменами здоровья, как то обыкновенно бывает.

Оба мы желаем Вам всего наилучшего.

Ваш А. Бухарев.

Адрес наш просто: В Ростов Яросл. губ. А.. М... Бух...

Добрая Варвара Васильевна! Очень давно я не писал Вам. Простите меня! Вы, в последнем своем письме, поздравляли нас с праздником Пасхи, а в самый день Пасхи наша Сашинька отошла от нас праздновать Пасху в другом мире. Можете представить, какое горе было моей Анне, носящей это горе в сердце доныне. Материнская любовь ее не находит вознаграждения своему лишению. Добрая Варвара Васильевна! Настали ли у вас наконец времена мира? Я сетую и сержусь на Антонину Ивановну, что она младшая не [не разобрано] и не смиряется. Предвосхитьте у ней благодать. Ради будущей жизни, куда ушли от нас Сашинька, а от вас Владимир Петрович, протяните первая А. И. руку мира и скажите: уж нет на земле в живых предмета наших недоразумений; зачем же нам быть мертвыми друг для друга? Ведь надо же когда-нибудь этому быть; потому что Спаситель ведет нас к тому, да вси едино будут у Него и в Нем. Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение!

Простите! Мы с Анной теперь в Переяславле у ее родных. Если скоро будете писать, адрес: в Переславль Залес. Влад. губ. Его Высокоблагор. Николаю Иван. Родышевскому⁵⁴ для передачи Ал. М. Бухареву. Если же замедлите ответом, то лучше будет подождать нового от меня письма, потому что мы можем в непродолжительном времени выехать из Переславля. Куда? Еще и сами не знаем. Анна Сергеевна с живейшею любовию вам кланяется. Еще раз простите!

Преданный Вам А. Бухарев.

26-го Сентября 1869 г.

Добрая Варвара Васильевна! Давно я не писал Вам. Но я это сделал почти невольно; слишком ослабел здоровьем в последнее время. Ваше письмо последнее отраднее; понемножку идет дело к лучшему. Будем терпеливы; придет и самое лучшее. Вы жалуетесь на глаза; я тоже не могу уж обойтись без очков. Всему видно свое время.

Да осенит Господь благословением весь ваш дом! Бывало, как у Вас всем нам было уютно и тепло на душе. Но Господь послал и испытание. Надо, видно, приобресть и терпение, – любовь долготерпелива.

Когда будете, в следующий раз, писать ко мне, спросите у Антонины Ив. адрес Лаврских в Варшаву⁵⁵. Я к ним не писал так долго, что прежний адрес, без сомнения, уж не годится.

Прилагаемое при сем письмецо прошу отдать Матушке Варсонофии.

Анна Сергеевна, сегодняшняя именинница, Вам душою кланяется.

Простите Вашего в Господе А. Бухарева.

3 Февраля 1871 г.

Адрес по-прежнему: В Переславль Залес. Владим. губ. А. М... Бухареву.

2-го июня 1858 года.

Поздравляю Вас, Валериан Викторович, с прошедшим днем Вашего Ангела. Благодарю за поздравление с Пасхой и за добрую обо мне память. Передайте мою благодарность и Вашему батюшке с матушкою за доброту и радушие, с какими они приняли меня на пути моем из Казани в Питер⁵⁹. Почему-то мне казалось, что Вы послали

им cо мною, вместе с книгами, и письмо; в Нижнем думал, да и родителям Вашим так говорил, что, видно, Ваше письмо попало как-нибудь в мои бумаги, и хотел выслать его уже из Петербурга. Но Вашего письма не нашлось у меня. Итак если Вы, действительно, посылали со мной письмо в Нижний Новгород, то значит – я затерял его. Извините меня и пред собой и пред родными.

Антонина Викторовна Лаврская

Александр Петрович Соболев (Алексий, епископ Вятский)

Капитолина Николаевна

Мария Николаевна

Ксения Николаевна

Вам, без сомнения, желательно знать, каково мое настоящее положение. В отношении к занятиям и вообще во внешних моих отношениях, – само собою разумеется, – мне теперь спокойнее, чем в Казани; потому что занятия – не изнурительные и чисто кабинетные, а отношения к людям – самые несложные. Город Петров мне по сердцу: все в нем – и соборы и простые церкви, улицы и домы – выразительно свидетельствуют, что Россия много должна и Востоку и Западу, и что уже сделала, под водительством Господним, такой шаг к уплате своего великого долга, который, Бог даст уже не позволит ей обратиться вспять. В иных местах видно или колебание, или готовность и желание хоть бы и назад вернуться, или просто ни то, ни сё. Петербург уже решительно подал руку Западу во всем, но все-таки принадлежит Востоку по православию. Потому я с особенным удовольствием и езжу в Питере, когда случится, и даже пешком хожу версты по три или по пяти, когда возможно; смотрю, думаю и, по большей части, радуюсь всему. Даже и на кладбищах – напр. Александроневском, или в Петропавловском соборе – усыпальнице царской, – мне бывает отрадно; как будто самые покойники мне сочувствуют и рады. Св. Александр Невский, грозно поражавший врагов неправославных, однако наказавший и сына за противление в уплате подати татарам, для меня представляет бесспорный урок, что Русскому предлежит с одной стороны – поражать враждебность истинному православию, хотя бы она прикрывалась и христианскою личиною, а с другой – жертвовать, хотя бы для неверных, всем дорогим и любезным сердцу. – Что Вам еще сказать о моих обстоятельствах? При всем хорошем и приятном, о чем сейчас сказано мною, – главная моя неприятность [вычеркнуты 2,5 строки] еще не изменяется. Эта неприятность, в соединении с моею телесною и духовною болезненностью, повергает меня иногда в самое безотрадное состояние внутреннего сиротского одиночества и недоверия решительно ко всем. Она состоит вот в чем: люди рады бывают, когда вашею верою возбуждаются в них живые движения дарованной им чрез таинства – Божьей Благодати, а не знают того, какое напряжение веры и любви требуется иногда для такого воззрения на таинственно вселившегося в них Христа, чтобы на это Сам Он, в этих же людях, ответил вам Своим благодатным воззрением; при всем том попробуйте потребовать от них некоторой жертвы не самоотвержения, а только прочного или сознательного соответствия, – так сейчас же покажут вам кулак или оборотятся к вам спиной, пользуясь иногда в своем противоборстве вам приведенною вами же в движенье Господнею Благодатию; возьмут с удовольствием, если дашь им, а вам за это... Но оставим это. Поговорим лучше о лучшем. [Вычеркнуто 17 строк].

Какое, Брат, было у нас прекрасное и величественное торжество! Разумею освящение Исаакиев[ского] собора. Во время освящения, крестный ход из Исаакиевского собора шел к Казанскому собору – большою площадью (на которой, заметьте, в 1825 году, при воцарении Николая Павловича], решалось многое для России и чрез нее для всего мира), – потом Невским проспектом; взяв св. мощи в Казанском для Исаакиевского новоосвящаемого собора и св. Казанскую икону Богородицы, крестный ход, распростираясь более кажется, чем на полверсты, – направился обратно к Исаакию, тем же проспектом и площадью, на которой уже стояли с дивной музыкальной игрой: Коль славен наш Господь в Сионе, Гвардейские полки. К Исаакию крестный ход поспел в такое время, как нужно было обходить новоосвящаемый храм кругом; и таким образ[ом] вместе – и пришедшие к Исаакиевскому собору и исшедшие из него, с которыми был и Государь с Государынями и прочими Царской Фамилии, – обошли (разумеется – не по-раскольнически) храм св. Исаакия, подвизавшегося истинно – по-монашески против арианства и церковью празднуемого в такой день, в который, чрез тысячу с лишком лет, родился наш Петр Великий – основатель Петербурга и Преобразователь России. После литургии мне пришлось выходить на среду новоосвященного храма – на молебен, который пели более тысячи певчих, при служении шести Архиереев, двух Протопресвитеров, множества Архимандритов и прочего духовенства. – Государь и встретил крестный ход и стоял за литургиею, как мне показалось, – в каком-то раздумьи, как будто что-то разрешалось, но еще не было разрешено у Него; Государыня-Супруга сияла кротостию и благостью. Когда мы выходили из алтаря на молебен, – Государь, с отеческою заботливостию о чем-то наклонился к Сыну-наследнику, при внимании к тому же и Государыни.

О величии и великолепии собора и говорить нечего.

Что еще сказать Вам? Желаю Вам и всем Вашим товарищам⁶⁰ отлично выдержать экзамен, особенно пред Владыкою Афанасием⁶¹, которому, сказать Вам кстати, одному из всех меня знающих истинно жалко меня. Он первый простер ко мне руку искреннего, милостивого участия – в моем, именно моем положении; он первый из моих начальников дал моему духу свободно дохнуть в моих отношениях к начальству; это тем дороже для меня, что у него доселе были другие правила, а не те, которых желаю держаться я. Доселе никто, кроме его, не щадил меня не только из начальников, но и из подчиненных, когда мне случалось с кем из них расходиться в понятиях и стремлениях духовных. Это верно! Поблагодари его за меня своим сердцем.

Пишу я Вам, Валериан Викторович, много. Вы, может быть, думаете, зачем это Вам знать о моих даже таких обстоятельствах, как выше рассказанные внутренние мои отношения к другим людям. За тем – это, что и с Вами может случиться подобное; так – чтобы Вы знали об этом и были готовы на всякий случай. Потому считаю нужным прибавить еще несколько страничек, которые, впрочем, назначаются, собственно, для А. С. Павлова⁶². Ему и покорнейшая просьба моя – переписать дальнейшие странички на почтовой бумаге и переслать мне обратно, – разумеется – это не прежде, как кончатся ваши студенческие труды, и вы оба заблагорассудите известить меня о всем.

Это – несколько слов из второй и третьей части нашей противораскольнической педагогики.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Как устроять самые сношения с раскольниками для их обращения? – Не трудно согласиться с таким, на этот счет, правилом: нужно повести дело с раскольником так и внушать ему то, что и как он может принять, что и как требуется для него. Но как исполнять такое правило, когда всякая личность имеет свою особенную духовную приемлемость и нужду, и когда, преимущественно – в расколе, всякой молодец на свой образец? – Воть тут-то и следует вспомнить главное наше начало: предоставлять дело Самому Господу, без Которого не можем творити ничесоже: а применить это начало к настоящему случаю не мудрено. – Известно, что и по самой природе своей (не в конец же растленной грехом) [человек] поставлен в живую сообразность и св. союз с Существенным Образом Божием – Единосущным Сыном Божиим, как созданный по образу Божию; а главное – известно, что именно для грешного человека стал человек Сам Бог Слово-Сын Божий, взяв на себя вину отпадения его от Бога, так что за грешника Он Сам, в истощаниии Своем, был как олицетворенный грех и проклятие, за самарянина-раскольника Самого Себя представляет нашей вере самарянином (в притче о милосердном самарянине). Итак во всяком собеседовании и сношении с раскольником пусть миссионер, очами веры и любви к Господу, – взирает на самого Господа, ставшего человеком и за раскольника, взявшего и его грех на себя, и потому собственным лицом, так сказать, стоящего за него пред Отцом и всеми созданиями, а на раскольника пусть смотрит как на живую, правда – попортившуюся от ветхости, но тем не менее достойную чествования, икону Его, ибо и самое начало иконопочитания лежит и Св. Отцами указуется – именно в образе Божием, впечатленном в человеке при самом его создании (см. Богословие Св. Иоанна Дамаскина, в статье об иконопочитании – первые строки). Тогда сам раскольник скажет или покажется миссионеру, что и как он – раскольник требует и может принять. То же точнее и прямее сказать: сам Господь, которому, в сношении с раскольником, миссионер внимает, – будет внятно для его духа, сказывать или показывать ему, какие точки соприкосновения с Собою Он – Господь имеет в раскольнике, какой пищи требует и берет у Него Самого дух раскольника. – Вот как вообще нужно устроять дело самых сношений с раскольниками! И это – не в то только время, когда прямо о вере миссионер беседует или входит в сношение с раскольником; но так должно быть при всяком с ним сношении, при собеседовании и о житейских предметах. Иначе миссионер стал бы одною рукою созидать, а другою разорять. Подумайте, что если, в разговоре или сношении с раскольником по житейским предметам, вы – внимая собственно Господу – дадите Ему чрез такую вашу веру и любовь коснуться духа раскольника, то ведь это есть уже дело благодатного обращения раскольника.

Можно из того же начала развить еще важные особенности для сношений с раскольниками.

Известно, что дверь греху, след. и всякому заблуждению и обольщению, отверзта в человечестве именно женою. Есть свидетельство опыта, что упорство в заблуждении раскола много поддерживается женщинами. Да и сами вожди заблуждений, как напр. у папистов иезуиты, равно и наши расколоучители расставляют сети особенно на женщин и чрез женщин. – Но ужели благодать и истина Христова слабее греха, лжи и обольщений? – Напротив, идеже умножится грех, преизбыточествова благодать (Рим.5:20). Пресв. Богородица заплатила долг Евы с преизбытком на все времена прежние, настоящие и будущие. Итак если особенно жена замешалась в деле обольщения, то и в деле обращения обольщенных надобно иметь в виду особенно женщину. Как же это? – Когда вы, имея пред собою женщину, положим – именно раскольницу, только бы имели в благоговейном вашем виду – Господа, поколику Он в ней воображен и по самому человеческому ее естеству и особенно по благодати искупления, хотя бы только предваряющей: то в этой самой личности женской, за образом Господа, для вашего духовного внимания уже сам собою открывается еще, хотя бы почернелый и изветшавший, образ Той, в Которой Господь благоволил вообразиться именно чрез свое воплощение и Которая преизбыточнее самых Серафимов сообщна той любви Агнца Божия к грешным и заблуждающим, чтобы в Нем чувствовать и познавать Себя Саму за них ответственною. Как же скоро это будет у вас, то женщина, орудие обольщения, будет становиться орудием благодати к обращению обольщенных, – и тем более действительным и благодвижным, чем неуклоннее и чище вы будете, в подобных живых иконах, взирать к Самой первообразной и чрез это более и более приближать к ним благодать и любовь Матери Божией. Ибо сим обр[азом] облик обольщенной Евы будет в женщине или девице заменяться чертами новой истинной Евы (жизни) – Матери Истин[ного] Света. И в этом случае, против опасности собственного вашего искушения от женщины, явится предохранительною стражею сама же женщина: потому что Та, образ Которой вы будете вашею к Ней верою и любовью – находить, живописать или очищать и поправлять в той или другой личности женской, есть Пречистая Дева. Она сама будет с вами и, при случайном забвении вашем о Ней, будет выразительно напоминать вам о Себе – чрез те же свои одушевленные иконы. И так[им] об[разом] как бы ни был расколом надавлен и убит дух истинного Христианства, обновится и возродится он благодатным отображением в женах и девах Родшей Самого Христа Господа для изветшавшего во грехах и заблуждениях мира.

Союз супругов, в котором, уже и по порядку творения, отражается тайна союза между Господом и Церковью, – отношения между детьми и родителями, сила которого понятна вере из того, что, по Ап. Павлу, всяко отчество и на земли также, как на небеси, именуется по Отцу небесному, – самые христианские имена, взятые от Угодников Божьих, в которых уже до предначатия славы вообразился Господь, – дают вере миссионера новые способы к благодатному действованию на раскольников. Следует только ему вниманием духовным следить – за отражением в супругах Божественной и небесной любви между Самим Господом и Его Церковью, – наблюдать в родителях и детях (как бы даже ни были они грубы) действительный, а не мечтательный, отсвет любви Отца небесного, простертой на Его чад и возбуждающий в них соответственную любовь, – взирать духом к тому или другому святому или святой, имена которых носят и раскольники... Да всего мудрено и пересчитать, что, в сношениях с раскольниками, миссионеру дано благодатью для привития их к Господу и Его Церкви. – Что обычнее и нагляднее одежды, которую носят все? В Христианстве православном первая одежда, от которой, как от семени, с возрастом и по потребностям человека – развиваются и все виды одежды, получается как церковное и благодатное знаменье облаченья в Христа в купели крещения. Помнится, когда в комнатном разговоре с кем-то из вас развивал [я] эту мысль, то мой собеседник, указав на сюртук, заметил с улыбкою: «да у нас не белая, а черная одежда». – Пора бы и в самом деле Вам чистоту, полученную в крещении (каков сам облекший вас в Себя – Христос), раскрыть в себе до того, чтобы во Христе выносить в себе и черноту мирскую: ибо Он именно понес на Себе все мирские черноты. Вот что говорит вам ваш черный сюртук, если эту одёжу не отрываете от корня христианского одеяния, полученного вами в крещении, если т. е. не хотите носить одёжи так, как язычники носят. Итак когда напр. раскольник просто шапку надевает, – ты, вспомня благодать Божию относительно одежды, своею верою препосылай или навевай на его голову и ум – Христову истину, принимая за знамение сего возглавления во Христа простое надевание шапки или картуза; и ты увидишь, что духу раскольника ощутительна и люба будет твоя духовная подачка. И так далее. Только помни, что и имени Господа Иисуса Христа не можешь нарещи по надлежащему иначе, как точию Духом Святым, а с призыванием Господа Иисуса дух твой соприкасается и к любви Отца: это сущность и условие всякого духовно-благодатного действия нашего.

Но может случиться, что, и воспринимая охотно столько и таких даров Божиих, раскольники тем не менее будут противиться Вам, как скоро станете, для упрочения за ними благодати Божией и решительного их воссоединения с Церковью, определенно раскрывать пред ними все это дело. Все подобного рода случаи для миссионера бывают случаями или к тому, чтобы еще лучше узнать, показанным выше способом, духовную потребность и приемлемость раскольников, или к тому, чтобы еще глубже входить в силу и расположение Христовой любви к заблуждающим. Первое для миссионера, дорожащего более своим делом, чем собою, – драгоценно потому, что он чрез самое противление раскольников избегает несчастия – делать духовное насилие им, т. е. действовать на них совсем против духовных их требований и приемлемости. Второе же важно для миссионера потому, что, когда он, внимая Господу в своих сношениях с раскольниками, видит с Его стороны соответствие своему вниманию, но не находит соответствия лично к себе со стороны раскольников, то чрез это он хотя и прискорбным для сердца образом научается делать дело Божие – прямо для Самого Господа, который, без сомнения, видит и не забудет скорби своего служителя. – Если гадаринские жители, из-за гибели своих свиней, остались не признательны к Господу за изгнание легиона бесов из их бесноватого, и всем своим обществом сказали Господу, чтобы Он удалился из их страны: то они же в последствии с радостию приняли Его, так как Он – Агнец Божий, – при удалении от них по их желанию, вину их пристрастия к свиньям понес на себе пред Отцом Своим.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Как устроять, по делу миссионерства противораскольничьего, отношения к начальству – Церковному и гражданскому? – Вопрос, требующий, в деле противораскольников, заботливого разрешения: потому что раскольники и погрешают особенно в отношении к Иерархии, а потом и к правительству. Чего ждать доброго, если у самого миссионера отношения к начальству будут только, или почти только формальные, – слишком не далекие от раскольничих отношений к начальству, если понимать начальство по-православному? – Всякая власть и держава, честь и поклонение подобает Отцу и Сыну и Св. Духу; потому вообще при всяких отношениях к начальству – даже до последних бумажонок, обыкновенно так и называемых «отношениями», Миссионер неопустительно и непременно должен поднимать глаза, в своем духе, к Державе Пресв. Троицы, т. е. в Духе Св. взирать к Господу Иисусу и в Нем Созерцать Самого Отца, Которому в возлюбленном Его Сыне – и докладывать все. Так у миссионера все дело его пойдет прямо под ведением и распоряжением Самого Вседержителя, действующего какими бы ни было орудиями по Своему благоволению; и он это будет ощущать и разумевать в постоянных опытах. – Скажете: не мудрено это соблюдать по отношению к священноначалию Церковному, в котором своею благодатью действует сам Всев[ышний) Архиерей – Господь. Но как в отношении к светскому начальству? В отношении к сему-то начальству и надобно наблюдать и остерегаться особенно, чтобы не оскорбить и не стеснить благодати, данной собственно Церковной Иерархии. Как так? Благодать священства всех степеней даруется во благо и спасение всей Церкви; и если в этом своем назначении не вотще, – не по латински, а по православному, – она нами духовными воспринимается, так что в нашем служении Сам небесный Архиерей и Иерей во век, поистине, всех и вся приводит Св. Духом к Отцу, то, в силу этого, и гражданские или воинские вожди других людей – становятся также, избранными Его орудиями, чрез служение которых, как чрез иерархию своего рода, Он от Отца препосылает своим людям разные блага и дары. (Посему-то Константин В. и сказал Отцам 1-го Всел. Собора: «вы поставлены от Бога Епископами во внутрен[них] делах Церкви, а я епископом же во внешних ее делах». Так и смотрите на светское начальство, в потребных к нему отношениях по миссионерскому делу; иначе будете стеснять и обижать благодать священства данную Самой Церковной Иерархии, – будете это благодатное священство, в Котором верховный и существенный священник – Един Христос – спаситель всех, превращать в папское или подзаконное. Боже мой! Если бы это было так в нас, какая бы взаимная радость и торжество были и у Церковной Иерархии и у Властей гражданских, ,у первой потому, что благодать, даруемая ей для пасомых, действительно – простиралась бы даже и на земные порядки пасомых, – у других потому, что они видели бы или чувствовали бы в своем земном служении служение также Благодати и истине Господней!.. И обращаемые раскольники при таком действовании миссионера, сначала только ощущали бы, а потом и ясно сознавали бы, что их хотят отнюдь не скручать рабскими и мучительскими узами, как им кажутся Власти и церковная и гражданская, но ввести в истинно-благодатную державу Господню, под которою и на земле, в земных порядках, ищут также себе Отца Небесного, яко на небеси.

Но начальники, скажете, бывают разные: бывают и добрые, но бывают и также бессовестные. – В этом, отвечаю вам, вся и беда наша, что хотим верить людям, а не Богу. Веруйте не человеку (хотя бы он был и добрый начальник), – веруйте Богу (хотя бы Он действовал и чрез негодное и недостойное орудие). Бог не отвергнет веры. Только верою взирайте во Христе к Отцу небесному в самых даже ничтожных и пустых, по-видимому, отношениях – хотя бы и к таким начальникам, каковы бурмистры или старосты деревенские и пр.; соответственно вашей вере увидите, что точно всякая власть и держава принадлежат Ему Единому. Сколько тут может быть добра не только для раскольников, но и для вас самих и для властей!

«Но если, тем не менее, встретишься с таким бессовестным начальником, который самого же миссионера будет только затруднять, чернить и унижать?» – Как тут быть? – Так же, как Сам Господь был ради нас пред беззаконными судьями и начальниками. Он стоял неправедно- судимый и посрамляемый от них, но пред Отцом взимающей и их вины на Себя; входите же и вы в это расположение Агнца Божия, открытое вам в Духе Его святом. Выше и бесценнее этого ничего нет ни на земле, ни на небе. А то, пожалуй, иногда и раскольник стоит пред светским или Духовным начальством, представляя себе и в мыслях и на словах Самого Господа, стоявшего пред Пилатом или Каиафою; но все же он стоит как раскольник, которому не достает существенного, именно общения в духе и расположении Агнца Божия. Помните это! – Господь наш и бичом вооружался против оскорбителей храма Божия. Но заметьте хорошенько, что, когда Его спросили, по какому праву Он это делает, Он не указал на Свою Божеств[енную] власть, на Свое Главенство Церковное, но сказал: «разорите Храм сей, а Я в три дня воздвигну его» (Ин.2:27). Евангелист Иоанн Богослов в изъяснение сего замечает, что Господь говорил здесь о Храме тела Своего. Вы знаете, что Он предал на разорение Храм тела Своего именно и решительно, как Агнец Божий, вземляй грехи мира, грехи след[овательно] и оскорбителей святыни храма. Итак Господь как бы так говорит жидам: «вот на чем утверждается мое право, в изгнании» из Храма продавцев: пред Отцом Моим Я Самого Себя представляю виновным в этом осквернении вами святыни храма; вину ваших мерзостей беру на Себя, и тем их потребляю и изгоняю из Моей Церкви, как и изгнал этих продавцев , – и изгоню их окончательно и всецело когда распятый вами же на кресте всецело явлюсь за вас как олицетворение проклятия и греха, дабы потом, в тридневном воскресении, всем воссиять жизнью и светом правды и благоволения. Кто же Мне не дозволит святыню освобождать от вашего осквернения, когда вину сего осквернения несу на Себе?»

Вот какова ревность по доме Божием снедала Господа Иисуса! Этим и закончим нашу педагогику: потому что только бы нам постигнуть и присвоить такую ревность, – никто и ничто не возбранил бы и не препятствовал бы нам очищать Дом Божий от всевозможных нечистот и грубого и утонченного раскола, и от всяких скверн.

Простите! Господь со всеми вами. Пиша это письмо, я имел в виду и всех вас.

Передайте, Валериан Викторович, мою благодарность Гг. Любимову⁶³ и Охотину⁶⁴ за их поздравление меня с праздником Пасхи.

К Вам первому пишу в Казань. Потому Вы не поставьте себе тягость – исполните мои поручения и вне Академии.

Начните с ближайших к Вам. Передайте мои поклоны достойным всякого уважения Александру Львовичу и Софье Димитриевне⁶⁵ с благословением Божиим им и детям их Димитрию Александровичу и Вере Александровне, или лучше, Верочке. Я узнал уже обоих братьев Софьи Дмитриевны – Павла Дмитриевича⁶⁶ уже месяца два (он и у меня бывает), а Константина Дмитр.⁶⁷ только вчера увидел у Преосв. Агафангела⁶⁸. Константин Димитриевич живо напоминает мне Софью Дмитр., а Павел Дмитр. напоминает мне более Верочку.

Сотруднице Вашей в руководительстве детей – Наталье Ивановне и ее сестрицам Антонине Ивановне, Александре Ивановне, Ольге Ивановне и Анне Ивановне и маминьке их Христине Ивановне⁶⁹ также свидетельствуйте мое искреннее, участие во всем, что их касается. Александру Ивановну и Ольгу Ивановну⁷⁰ благодарю особенно за их письмо, и прошу их терпения ко мне, что доселе не писал ответа. Вы, Валериан Викторович, прочитайте им и Софье Димитриевне⁷¹ также, если будет угодно, и кто пожелает из нижепоименованных все мое письмо до уроков педагогики, а если кто будет требовать, то и последние листки прочтите. Все они, включая в то число и Варвару Васильевну Любимову⁷², Екатерину Васильевну⁷³ с Александрой Васильевной⁷⁴, Марью Дмитриевну с Димитр. Станиславичем⁷⁵, Ивана Димитр. Леонтьева⁷⁶, Марью Михайловну⁷⁷, Владимира Петр., с Парасковьей Андреевной⁷⁸ (которым справить мои поклоны любви и благодарности поручите Антонине Ив.⁷⁹, также Горталовых⁸⁰ – Гаврила Ив., Пелагею Ив. и Петра Ив. с семейством⁸¹ (которым, мои поклоны передать попросите также кого-нибудь из сестриц Дубровиных), равно и Лукошковых⁸² Петра Васильича с семейством (которым мои поклоны нужно передать чрез г. Ивана Знаменского⁸³ отцу Стефану Ив. Покровскому священнику⁸⁴, с поклонами и ему самому с Софьей Викт. и семейством, также О. протоиерею Викт. Петр.⁸⁵, Ивану Ив. с Ольгой Вик. и всем семейством), – так все они мне много помогали во всем, что я считал нужным и полезным для Академии. Я желал бы, Валериан Виктор., чтобы Вы и лично побывали за меня особенно у Варвары Васил. Любимовой⁸⁶ – матушки Игумении, как мы ее любили называть; да и о Лукошковых⁸⁷ наведайтесь и известите меня. Узнайте также о моем служ. Семене⁸⁸ , нашел ли он место. Впрочем постараюсь писать, когда Бог даст, и всем особо, начиная с Академических. Теперь я с Вами со всеми до сыта наговорился. Господь со всеми вами! – Батюшкам О. Григорию⁸⁹, О. эконому⁹⁰, О. Ректору Семинарии и всем нашим г.г. учащим и учащимся, при случае, кланяйтесь.

Простите – Вашего А. Феодора

Кончил письмо уже 13-го июня.

Не будет ли случая справить мой поклон и О. Мартиниану – Макар[ьевой] пустыни настоятелю и о. Мартирию – Свияжск[ому] архимандриту.

Р. S. Сходите еще, Валериан Викторович к Матушке Игумении Казанской М. Досифеи, и передав Ей мое глубочайшее почтение, попросите, чтобы она сказала Вам, какие книги она поручала мне выписать. Записочку об этом я потерял, и двоим уже поручал наведаться, но ответа мне не было.

Пишу к Вам, Брат Валериан Викторович, сейчас же по получении и прочтении Вашего письма. Хочется скорее разрешить ваши недоумения. Для меня просто они решаются, но Вы, друг мой, все-таки и после настоящего письма извините меня, удовлетворит ли Вас и настоящее мое объяснение затруднившего Вас предмета.

Читайте повнимательнее, с размышлением.

Благодать «царственного священства» дана всем христианам как А. Петр в 1-м своем послании и называет вообще тех царским священием или «Царским священством» (1Пет. 2:9) и как св. Иоанн Богослов и говорит, что Господь сотворил есть нас вообще Цари и Иереи Богу и Отцу Своему (Откр.1:6). Это последнее место и объясняет нам, что все мы христиане имеем благодатное священство в том смысле, чтобы каждому, в своем месте, духовно священно действовать во Христе пред Самим Отцом Небесным, принося Ему Св. Духом жертвы своей мысли, своего чувства, дел, исканий, отношений – чрез устроение всего этого по Христу – возлюбленному Сыну Божию. Ведь это простая истина; – в этом и состоит жизнь и сила Христианства. Что же и зачем, теперь, мы, возводимые по особенному избранию на разные степени священства? Все мы, начиная от Архиерейства до посвященных в стихарь, – мы благодатью Божиею и избраны и поставлены служить тому, чтобы во всем исполнении Церковном, во всем составе этого Божия народа – православных христиан постоянно действовала оная всеобщая благодать «царственного священства», чтобы поддерживать и приводить ее в живое движение и действие – во всем народе православного Христианства. А так как в устройстве народном есть свои степени – начальства и подчинения, старшинства и меньшинства, отечества и сыновства: то во всем этом действующая, при служении церковной Иерархии, благодать «царственного священства» и сообщает разным степеням народного устройства силу и значение Христовой же Иерархии своего рода. Вообразите меня напр. полковым священником. Если я исполняю свое дело, как следует, и след, привожу в своем воинственном приходе в живое движение (хотя бы и вовсе бессознательно для большинства⁹¹) благодать «Царственного священства»: то в этом благословенном приходе генерал, командующий войском, и все офицеры, предводящие своих солдат, будут живыми проводниками и служителями любви Отчей, – в Сыне властвующей над верными в вечному их благу, благостию Своего Духа. В противном же случае, если т. е. я, по моей же вине, не умею или не хочу, не забочусь возбуждать и приводить в живое действие благодать «царственного священства», принадлежащей и солдатам с их вождями: то очевидно, что я – священник только по законной мертвой букве, оставляющей без живого употребления благодатное сокровище собственного своего священства, или же, сказать по силе дела, – заботящийся только о собственных правах Христова наместничества Римский поп. Ибо я на то и поставлен на степени священства, чтобы во всем моем приходе была в силе и действии благодать „царственного священства. Для того я и служу, и таинства совершаю, и священнодействую слово Божие.

Вдумайся в это хорошенько, Валериан, и скажи, ужели и это мудрено и затруднительно. Пишу теперь о Картине Иванова; если Бог даст, – пошлю в Казань нашим в Господе сестрам и матерям: потому что из студентов никому уже не пишу, хотя и люблю их. Но желающие могут, без сомнения, получить для прочтения чрез Любимова⁹². Только боюсь, чтобы Марья Васил. Кулебякина, которая хотела зайти за письмом, не обманула меня. Прощай, Брат. А. Феодор.

[Приписка рукою адресата: Получено 15 Сент. Отвечено 20 Ноября 1858 года].

Благодарю Вас за исполнение моих поручений и за известия об Академии, хотя не утешительные. Видно, и Отец небесный, по Которому и земное отчество именуется, уже не хочет (о если бы это так!) потерпеть в своем дому, и притом в ближайших своих служителях, направления воришек и беглецов – не только от волка грядущего, но и от собственного прямого во всех отношениях блага, коль скоро оно не согласно с гадкими их привычками. Я разумею направление в нашем звании, следящее на первом шагу своих путей – земной интерес, много ли доходу на месте, есть ли протекции, и проч, и проч, и в духовном отношении ищущее в священстве самовозвышения, а не самоотвержения Агнчего. С таким направлением, мы – изволите видеть – и дошли до того, что у народа Божия почти украли благодать «царственного священства», не только не проводя оной в постоянное живое движение и действие, но вовсе почти забыв, что это за новая Иерархия «царственное священство», а при одном только названии этого священства уже трепеща, нет ли подкопа какого под наше священство, т. е. как доказано, кажется, выше, под духовное наше папешство. Ибо православное-то священство и поставлено служить тому, чтобы всеобщая благодать царственного священства всегда и принадлежала, в самой силе и жизни своей, всему Христианству. И с этим направлением мы так измелели, что бежим не только от действительной или кажущейся малейшей опасности, но даже от того, чтобы замечать прямые свои выгоды, коль скоро встречаем что-нибудь, непривычное нам.

Потом – ваш мальчик-сирота это не более, как нравственная, так сказать, жертва за меня, своими нравственными страданиями дающая мне урок, какого рода и значения – мое упрямство, сколько в мире из-за этого – сироты во всех отношениях, хотя Сам Отец небесный открыл и простирает объятия ко всем. Увы мне! Что мне делать с моим унынием и безнадежием? Кланяюсь твоему батюшке и Матушке⁹³. Сестрам Божие благословение! Простите.

А. Ф.

9 Сентября 1858 г.

Да разве Павлов⁹⁴ отказывается переписать для меня остальное педагогики, что Вы предлагаете мне свои услуги, за которые благодарю? – Этого мне не хочется думать. Писанное теперь, по Вашему вопросу, приложите в примечании самой педагогике, в том месте, где говорится о том же предмете. Конспект Богословия, если Бог когда даст, напишу. Философии-то не выпускайте из рук: когда она будет по Христу, а не по стихиям мира, то – это просто рай. Объяснения идей – ищите в словах о Боге Слове: бе свет истинный, просвещаяй всякого человека, грядущего в мир«, – но только не допускать и тени духовного насилия, которое так подавит мысль рабством, а не приведет в истинный свет. Прощайте.

Отправлено 17 Декабря 1858.

Получено 2 января 1859.

Отвечено Марта 12-го.

Валериан Викторович!

Божие благословение с Вами!

За письмо Ваше благодарю; – рад, что у Вас все – слава Богу. Странно, что Вы находите неожиданным для Вас назначение Ваше преподавать философские предметы; но мне, в Казанской Академии, сделалось обычным смотреть на Вас не иначе, как на человека, который с одной стороны философски изучает и усвояет истину Христову, вникая и углубляясь сыновне-свободною мыслью веры во внутренний свет и живую стройность Божией истины, а с другой – в ней же находит философию и философское основание для всех возможных знаний – природы, истории, слова, числа, логики и т. д. Составить определение такой философии не отказываюсь и когда-нибудь исполню это, но признаюсь тебе, что затрудняюсь. И знаешь ли, чем? – Тем, чтобы не положить на мысль рабского ярма, чтобы не испугать и деспотически не связать мысли полагаемою в самом [зачеркнуто: существе] начале философского дела, но так мало усвоенною от науки идеей... стыдно сказать... идеей о нашем Спасителе. Вот до чего мы дошли! Своим более или менее формальным ревнованием не столько о существе, сколько о букве Веры, и своею – более или менее не зависимою от Веры – действительною жизнью мы успели так омерзить путь Господень, что Полный благодати и истины одним уже слухом о Себе пугает нас, как некогда иерусалимлян с их царем Иродом (Мф. 2 гл.). Потому я почти готов согласиться на всякое определение философии, какое делали новейшие философы, – только разумея Самого Христа под какою угодно – их идеей Высшего или Абсолютного, всеобще-непреложного. Ради Бога не забывайте, что человек и по самому естеству, как созданный по образу Божию, поставлен в сообразности именно с существ. Образом Божиим – Богом Словом; грех и вся порча греховная (по отношению к нашей мысли также, как и к другим сторонам нашего духа), и есть не что иное, как неверность и невнимание наше своему Первообразу – Сыну Божию, толкущему в двери нашей внутренней храмины. [Зачеркнуты 2 строки]. Так называемые идеи – это Его толцания, глухо и смутно слышимые всяким человеком, даже дикарем. Изучать душу человека или построение его мысли – это значит изучать рамки того сообразования с Сыном Божиим нашего духа вообще, или мысли нашей в особенности, в какое мы поставлены, как человеки. Христианство выяснило эту тайну человека. Мало того, – Сын Божий принял в Свою собственность и нашу человеческую душу и нашу мысль с ее законами, и это – только для нас же всех; на этом основании Он от вечности положил и утвердил Сам в Себе и самое бытие мира и всякого человека, какое благоволил во времени дать нам и миру. Такую благодать, что Сам Бог Слово принял нашу человеческую разумность, как мы воспримем не вотще – без философии? Полюбите же свой предмет, а пока удовлетворитесь сказанным о философии.

Вчера послано к Вам несколько моих брошюр. Это для Вас и сослуживцев Ваших – товарищей по Академии, также для Василия Александровича⁹⁵ и для Як. Ив. Третьякова⁹⁶, (им передайте и мои поклоны), также кому сами захотите подарить: Батюшке Вашему, с поклоном от меня ему и Вашей Матушке и всем Вашим, пошлите также штук восемь или десять для раздачи, кому случится, кстати сказать, Батюшка ваш, исполнив просьбу Архиерея и приняв в сослужение себе другого священника, своим беспокойством в этом деле, очевидно, успокоивает Самого Господа, не имущего и доселе где главы подклонити.

Общества не чуждайтесь, Валериан Викторович. Мне желательно было бы, чтобы Вы для себя и для других делали опыты незаметно простирать на самые обыкновенные вещи и на самые развлечения – веяние Сына человеческого, каким стал для всего человечес[тва взя]тием на себя и грехов человеческих, еди[нородный] Сын Божий.

Что унывать? Только бы по[стараться стя]жать силу всякого Духовного дела [ ]мание в Господе Отцу неб., сколько[…..] благодати св. Духа: а то пож[алуй], […….]рова психология и Карпова Логика будут достаточны для вас и ваших учеников (относительно которых также помните, кто собственно их единый Учитель... ведь, они царские дети, хотя и требуют иногда розги строгости), – будут раскрывать, (если сами хотите так их понимать,) тайны или мысли Отца неб. о нашей душе и мысли, осуществленные и выраженные в нас Сыном Его, и доступные для нас, в этом именно своем значении, ради вочеловечивания Сына Божия.

Брошюрк[и...] пришлю, коли найдете кому раздавать. Для меня их отпечатал даром один добрый знакомый. Только кому будете раздавать, – наперед исправьте малень[кие опечатки. На стр. 9 стран. 7 вместо сый [надо чит]ать сей; на стр. 16 – 9 вместо возле [надо читать] во зле; – 17 – 2. вм. восславить [надо читать] возглавити. В двух местах еще не [хватает] знаков вопроса.

[ ]. брат, себе. В особенности [должно в]еселить и ободрять себя и детей. Вы скажете мне: врачу, исцелился сам. – Друг мой! У меня уныние от болезни столь давней, что я и не запомню в себе чувства здоровья и свежести.

Как приятно было мне узнать, что у Вас между наставниками и начальниками, по доброте и благоразумию Вашего О. Ректора⁹⁷, – водворяется доброе братство! Берегите это в Господе. Ничего, кажется, нет лучше и благотворнее этого для учебных заведений. Есть ли для детей приличные, но не стесн[енны]е, гимнастические у[пражнения] и игры? [……повреждены четыре строки].

Посылаю письмо и к Вашему Батюшке, Валериан Викторович, – на Ваше имя; потому что для адреса к нему хорошо не припомню, при какой церкви Ваш Батюшка служит Протоиереем. Кажется, что – это церковь св. жен мироносиц; но верно ли так, я позабыл.

Вас благодарю за добрую Вашу память обо мне. Старайтесь, добрый мой, сколько можно – о добре Ваших воспитанников молоденьких⁹⁸. Меня же ныне уж печатно трактуют как человека почти-враждебного православным. Грустно мне собственно нравственное одиночество, в котором мне почти никто не хочет подать руки искреннего или отчетливого сочувствия. Начальство, сколько мне известно, стоит за моих противников, а не за меня; впрочем не видно, чтобы это было в следствие разбора моего образа мыслей в печатных сочинениях. Признаюсь Вам, как родному моему, что от этих нравственных оскорблений дух мой преогорчевается до того, что и я уж начинаю оскорблять или обижать своим недоверием и жестким иногда словом – даже и преданных мне людей. Помолитесь, дружок, чтобы дух строптивости не слишком приражался к моей, и без того страждущей, душе.

Передай мой искрений поклон своей Матушке Екатерине (так ли? отчество забыл я) и сестрицам: Антонина думаю, уж выросла⁹⁹.

На днях выйдет из типографии мое сочинение о Гоголе. Что-то еще скажут? Издержки и хлопоты по этому изданию взял на себя один Петербургский Диакон, из кандидатов Москов. Академии¹⁰⁰. Видите, какие есть соучастники в моем деле, помогающие мне до самопожертвования. Попроси своего Папа, чтобы, особенно при служении литургии, помолился он о благословении Божием на отпечатание и труда моего об Апокалипсисе, под скромным названием «Мысли и исследования об Апокалипсисе». Один из книгопродавцев¹⁰¹ взялся за издание. Простите! – Радуюсь всему доброму касательно Вас.

Ваш А. Феодор.

[Карандашом, рукою прот. В. В Лаврского: 18 ³¹/₀₃ 59 СПБ]

Добрая Александра Ивановна!

Вам и Вашей маминьке и всем сестрицам – Анне Ивановне, Наталье Ивановне, Ольге Ивановне и Антонине Ивановне¹⁰², также и воспитанницам Чулковским – Божие благословение и мое поздравление с наступающим праздником – Христос воскресе!

Благодарю Вас за письма, которые– и особенно последнее – свидетельствуют, что дух Ваш, при случающейся болезненности тела, юнеет в бодрости и свежести внутренней. Вы так много трудитесь для Господа, как и сами того не воображаете. Господь никогда не оставит Вась всех. Вы самым делом проходите и по опыту знаете, как верно сказанное мною о женщине и девице – в брошюрке о картине Иванова, которую и примите от меня вместе с вашими сестрицами. Все мы, помогая и содействуя друг другу, чрез это становимся крепче в Господе.

Желаю Вам всего наилучшего и спасительного.

Готовый к услугам Вашим

А. Феодор.

31 Марта 1859 г.

Еще пишу к Вам.

Сегодня я обедаю у Преосв. Агафангела¹⁰³, который здоров и Вам посылает благословение. Замечательно, что виделось его брату (Николаю) – вдовому священнику¹⁰⁴. Явилась Божия Матерь и, успокаивая его относительно детей, не велела отдавать их (девиц именно) в пансионы. Это значит Александра Ивановна, что Божией Матери не приятны не пансионы, а пансионская невнимательность к образу Божию в детях, по которому они точно как живые духовные иконы. Сколько иконоборства духовного бывает, когда образа Божия в других, особенно в детях, мы не примечаем и пренебрегаем! Берегитесь этого, чтобы пансион, где Вы служите, был угоден Божией Матери – как обитель любимых ее детей.

В дополнению к сказанному о Дивеевских монашенках в письме к Варваре Васильевне¹⁰⁵ – скажу и Вам Александра Ивановна, что Патриарх Иерусалимский Кирилл прислал в Дивеевскую общину свое патриаршеское послание на греческом языке, которое в Петербурге перевели на славянский и на русский язык. Послание это я читал в подлиннике: оно исполнено отеческой благости и выражает радость о Дивеевской обители вместе с благожеланием ей Духовного преспеяния. Утешительно видеть, как святейшие Восточные Старцы – первосвятители Церкви добры, ласковы и милостиво – доступны.

Новость: Ваш казанский Владыка¹⁰⁶ слышно, увольняется от присутствия в Св. Синоде на свою епархию. Итак Казань будет наслаждаться и пользоваться постоянным лицезрением своего Первосвятителя.

Простите! Дай, Бог, всего доброго Вам и всем сестрам Вашим и маминьке! Усердный Ваш слуга,

А. Феодор.

Пелагее Ивановне¹⁰⁷ мое искреннее почтение. Прошу прочитать ей и Ваше письмо и письмо к Варваре Васильевне¹⁰⁸. Гаврилу Иван.¹⁰⁹ и также Петру Ив. ¹¹⁰ с семейством кланяюсь с любовью и уважением.

| Приписка: Отправлено 1-го. Получено 16 Апр. Отвечено 20 Апр 1859 г.]

Действительно, Валериан Викторович, я скорее отвечаю Вам, нежели Вы мне. Вы знаете, что у меня одна из любимых мыслей и надежд о присвоении Благодатию Господнею (скоро или долго, Ему одному известно) самой области приличий – включая сюда и моды. При выходе из Египта Божий народ забирал у Египтян все, что можно: «обери Египет» – так сам Бог заповедовал. И честь и хвала тому, кто старается и умеет обирать Боговраждебный Мир и со стороны приличий светских, которые так мало нам известны.

Грустно мне было читать в Вашем письме, что Ваш Владыка и О. Ректор¹¹¹ и даже О. Иаков не понимали по местам моей брошюры. Впрочем я с Вами не согласен относительно причины этого непонимания. У меня, изволите видеть, есть опыты, что меня не понимал человек духовно-образованный, лет двадцать уже состоящий на службе после Академического курса, и понимал еще, кажется, не принявший православия Француз, – понимают иногда женские и девические умы или (сравнительно со Владыкою Вашим – лучше выразиться) умки. Согласитесь сами, что, как ни кратко иная мысль обозначена у меня в брошюре, но сама, по себе и в связи речи она поставлена на вид – отнюдь не как только намек, а как определенная мысль, только разве не во всем своем развитии. Трудный и шероховатый слог, не ровная и по местам несколько запутанная речь (это мои всегдашние недостатки), требуют, действительно, иногда терпеливого внимания: и как скоро последнее найдется, я и при этих недостатках становлюсь понятным. Говорю с опытов. А вот, если угодно знать Вам, истинная и главная (хотя и не единственная) причина моей непонятности для некоторых: – разные у них и у меня точки зрения на вещи. Дополнение и обстоятельное выяснение этой мысли вы найдете в моей статье в 8 № Духов. Беседы: «Евангелие, читаемое на царских молебнах». Прошу прочитать эту статью и Якова Ивановича¹¹² –, не с беглым впрочем, а с терпеливым вниманием, – если не ради памяти обо мне, то из любви к детям, которых он учит и для которых (не забудьте этого и Вы) точка зрения первоначально определяется или, как семя, всевается в мысль – именно в гимназиях или в семинариях. Потому, Валериан Викторович, покорнейше прошу Вас мои прежнее брошюры раздать и Вашим философским ученикам и, при добром соизволении и содействии Василия Александровича¹¹³, Богословским; хотелось бы, чтобы штучек пять Яков Иванович раздал, если впрочем заблагорассудит сам, – и гимназистам своим. Вновь же посылаемые к Вам брошюры: о картине Иванова, покорнейше прошу давать и словесным воспитанникам. Помните, у меня уже в низшем отделении Семинарии обозначалось то воззрение на предмет, которое Вам известно. И о чем, о чем, бывало, не судили и не мечтали мы в классе словесности? Впрочем – как захотите сами – с Василием Александровичем и учителем словесности, так и сделайте. С своей стороны я сказал Вам мои мысли и желания и послал брошюры. Относительно разборчивости Вашей в их раздаче, Валериан Викторович, – имейте в виду, что простые скинотворцы Акила и его жена Прискилла глубоко разумели учение Евангельское, а ученый и горящей духом Аполлос не вполне его понимал и должен был доучиваться у скинотворцев; фарисеи ничего не понимали в учении Христовом, а какой-нибудь мытарь Матфей принимал в слове Христовом семена, из которых в последствии раскрылся плод для вселенной – первое Боговдохновенное Евангелие. Христос всегда один и тот же. Блудницы предваряли законников на пути разумения и усвоения Царствия Божия.

На экзамены ради Бога не смотрите как на проформу. Ведь не в буре, не в трусе Господь, а во гласе хлада тонка. Вы приняли за одну проформу рождеств. экзамен, а на нем Сам Господь во гласе хлада тонка испытывал Вашу к нему внимательность и верность. Знаете сами, что от бездушных форм, да проформ (а бездушны они именно в нас) – главная ныне беда или одна из главных бед для человека.

Что касается до наук, – я не называл вашей логики программой для сообразования мысли нашей со Христом (хотя она и должна вести к тому), а утверждаю, что если Вы, как христианин, а не как невер или неведущий Христа-Бога, будете изучать – логику или психологию (хотя бы только как естественные науки), – и также самую физику и физиологию, или естественную историю: то вы, зная тайну бытия всяческих, будете изучать именно законоположения для нашей мысли, которые на настоящее наше состояние, – определил Отец небесный Сыном во Св Духе, будете изучать мысли Отчие о природе, подлежащей рабству тленья, мысли, открытые и действующие также носящим всяческая Сыном – Богом Словом. Подумайте, не с такой ли точки зрения, как единой истиной, смотрят на природу и на законы нашей мысли, в самом естественном состоянии человека, – Св. Ангелы своими бесплотными, проникающими в существо вещей, очами? А ведь сила христианства такова: не ктому себе живу (и умом, как другими сторонами человеческого существа), но живет во мне Христос. Итак изучайте – пожалуй логику или психологию, как естественную науку, – но изучайте не как невер или неведущий Христа, остающийся в сумраке естественного состояния. Это – вообще. – В особенности же, логика, если и оставить ее пока только с формами мысли (тогда как, увы, внешняя мудрость преподает ее уже – как объективную, раскрывающую законы мысли во внутренней неразрывной связи и даже тождестве их с законами бытия), – логика должна же прежде всего представить ручательство верности и правды или истинности – мышления по тем формам или законам, какие она раскрывает. Положим, вы и ищете такого ручательства прежде всего: где вы его найдете или укажете? – Во всеобщности и необходимости известных форм мышления у всякого здравомыслящего? Но это уже относится к положениям вашей логики, для которых вы и ищете ручательства. – В чувстве и внутр. сознании истины, подобно совести свидетельствующем нашему духу о верности и правдивости нашего мышления, если оно выдерживает известные законы и формы? Но что же это такое – за чувство истины, откуда берется и на чем держится это внутреннее сознание истины?! Вам необходимо это раскрыть, если ищете в этом сознании достаточного ручательства за непогрешимость логических форм мысли; так как известно, что и совесть бывает иногда погрешительная. – Захотите разом решить все дело, указав на врожденную нам идею истины? Но ведь это почти только перемена одного названия на другое; так как под идеей истины и разумеется то, что раскрывается во внутреннем чувстве и сознании истины. – Видите сами (и другим покажете), что Вам придется же сказать: „поверьте идее истины (не зная, что в своем существе она), или внутр[еннему] сознанию и чувству истины (не зная их основания), или просто самим формам и законам мысли, общим всем здравомыслящим (без ручательства в их верности). То же «поверьте» предполагается и у самых величайших мыслителей; напр, у Гегеля предполагается, в основании его диалектики, вера в то ужасное (сводящее к тожеству бытие и ничтожество), отвлечение, из которого потом и развивается его логика или диалектика. – Но дело истины такой важности, что повесить его на бездоказательной, ни на чем не держащейся, вере было бы неразумно. Как же быть? – Есть Вера истинная, представившая и представляющая всевозможные ручательства своей истинности – как по отношению к нашему внутреннему миру, так и относительно внешнего мира, – обновляя или воссозидая первый (миллионы спасаемых и внутр[енний] опыт верующих – тому доказательство) и всевластно движа и располагая другим (чудеса и доныне не престающие в Церкви это показывают). Вот эта Вера и открывает, что все существующее и возможное (след. и природа, и законы мысли) условливается – волею, мыслию и силою Вечного Отца, действующего Сыном во Св. Духе, – что в особенности человек и поставлен был во внутреннюю, благодатную во Св. Духе, сообразность и общение с проявляющим Отца Сыном, – что, в следствие нарушения той сообразности, человек и попал в настоящую мглу и сумрак в деле истины, однако воспринимает еще, – на вершине, так сказать, духа своего, мерцания этого Света, просвещающего всякого, грядущего в Мир, что и составляет [зачеркнуто: основание] существо наших идей, и основание внутреннего сознания и чувства истины. – Объяснив это Вы имеете и самое непреложное ручательство истинности логических законов, и кроме того будете в них самих изучать законоположения и мысли Отца небесного и проч. Простите! Бог с Вами. Педагогика¹¹⁴ мне нужна, – пришлите без замедления списанное вами, а Павлову¹¹⁵ напишите, чтобы он уже не беспокоился, а только бы мои черновые листы прислал Вам для передачи мне. Господь со всеми вами!

Ваш А. Феодор.

[Карандашом, рукою прот. В. В. Лаврского-. 18 ²¹ /₁₁ 59 (8?) г.]

Господь да благословит Вас, Александра Ивановна!

Разрешить, что прощено и разрешено таинством покаяния, нет уже ни нужды, ни даже возможности. Если же иногда душу смущают помыслы при воспоминании какого либо греха, в котором уже принесено искреннее раскаяние и получено благодатное разрешение: то это может иметь особенные, добрые причины. Св. Макарий Египетский, еще в детстве, поднял смоквы, оброненные людьми, которые шли перед ним; это похищение чужой собственности Святой Угодник Божий вспоминал и в старости, и при каждом воспоминании плакал о грехе¹¹⁶. Видите, в чем дело. Мы в крещении оделись во Христа; каждый грех снова более или менее раздевает нас, обнажая от Христа то мысль, то сердце наше, то душу, то тело. Таинством покаяния мы получаем такую благодать, что все раздетое в нас, опять облекается во Христа; – все, омрачающее и безобразящее в нас благодатный Его образ, очищается. Но ведь нам постоянно нужно более и более присвоять себе Христа; Он беспределен, мера Его совершенств и благодати бесконечна. И вот иногда, чрез тяжкое припоминание прежних разрешенных грехов, Благодать Господня напоминает и внушает нам, чтобы мы еще крепче и плотнее одевались в Него с той или другой духовной нашей стороны. «Смотри, как бы так говорит душе Сам Христос, ты было – обнажилась и потеряла Меня, но вот Я, чрез таинство покаяния, опять с тобою. Довольно ли ты хранишь верность ко Мне? Заботливо ли носишь эту бесценную одежду, каков Я Сам для тебя? Упрочила ли ты за собою Мою благодать?» Любящая Господа душа, внимая такому голосу любви Господней, сокрушается и плачет, как Св. Макарий о похищенных смоквах; а тем внутреннее и живее одевается во Христа и в Его правду.

Благодарите Бога, Александра Ивановна, что Он так неизреченно и неисчерпаемо милостив к Вам во всем, сколько я примечаю. Господь с Вами! О себе скажу Вам (а вы передайте это и другим, меня помнящим – искренним Вашим), что живу понемножку, тоже не без огорчений. Но слава Богу за все: Он не оставляет никогда нас грешных ради Возлюбленного и Единосущного Своего Сына. Варваре Васильевне с Екатериной Васильевной¹¹⁷ всем Вашим сестрицам с Маминькой¹¹⁸, Софье Дмитриевне с детьми и с Александром Львовичем¹¹⁹ передайте сердечные мои поклоны. Помолитесь обо мни Царице небесной и Казанским чудотворцам.

Простите – Готового к услугам Вашим А. Феодора

Утро праздника Введения Божией Матери.

Господь со всеми Вами!

Поклонитесь и Пелагее Ивановне!¹²⁰ с Братьями¹²¹ и Павлу Николаевичу Кожевникову¹²², которого благодарю за письмо.

[Рукою. прот. В. В. Лаврского: 18 ³/₆ 61 г.]

Добрая Александра Ивановна!

За доброе слово участия Господь Вас благословит. Все слава Богу! Будем-же за все славить и благодарить Господа. Который уже и в самые древние времена проводил своих избранных сквозь воду и огонь искушений. Не оставит и нас. Признаюсь Вам, что, соскорбя вам в ваших скорбях и болезни, я в тоже время и радуюсь за ваше избрание к совершению в самых немощах ваших силы Божия. Знаете, как в св. мученицах пережигаем был немощной сосуд женщин и девиц. Слава Богу, что и вас взыскует Он такою же милостью.

Всем сестрицам вашим благословение Божие, особенно Христине Ивановне – матушке вашей кланяюсь. Преосвященному Вятскому¹²³ и я не пишу, не развлекая его в архипастырской деятельности. Простите, моя родная в Господе – Уважающий Вас с искренним сочувствием, А Феодор.

О. Ректору Семинарии, при случае, передайте мой поклон, – также и О. Иннокентию Седмиезерскому, которому буду и отвечать на его письмо. От Отца же Ректора Иннокентия¹²⁴ не было ко мне письма. Господь с вами!

Бог благословит

обоих Вас и предстоящий союз Ваш Валериан Викторович и Александра Ивановна!

***

Пишу Вам, Александра Ивановна, имея пред собою вас обоих мысленно. Это, между прочим, и потому, что еще не отвечал я на недавнее письмо Валериана Викторовича, в котором он извещает меня о своих делах и намерениях и о том, что Вы его невеста.

Опасливость и пустые страхи, одолевающие иногда при ожидании добра, бывают в следствие многих тяжелых опытов в жизни, от которых уже так наболела душа. Для рассеяния этих болезненных движений душевных, предавайте свое настоящее и будущее Господу и Его пречистой Матери, никогда вас не оставлявшей. Это делайте в своих мыслях и сердце, особенно при всяком наплыве подобных опасений и страхов. Нужно, чтоб душа была здоровая и бодрая при такой перемене всей жизни.

Ваши понятия о значении жизни девственной или монашеской и жизни супружеской я изъясняю для себя так. Нам, равно и девственникам и супругам, надо принадлежать вполне и безраздельно нашему Спасителю и Господу. Принимающей обет девства выражает этим свое направление и стремление к тому, чтобы, в отношении всех людей и каждого человека, иметь в виду своею верою и прибретать, присвоять любовию своею – Господа, вочеловечившегося и умершего за всех людей, за всякого человека. Родной или не родной, добрый или злодей представляются в жизни или только в мыслях истинному девственнику, имеющему женихом своей души Господа Иисуса: этот Божий человек Христовою любовию, по которой Христос стал человеком и умер за всех, обнимает всех и каждого. Вступающие же в супружество направляются и стремятся в этом тоже к Господу, но имея Его в виду и присвояя себе – именно при пособии отображения Его друг в друге, – в муже, как выражающем Христово главенство, а в жене, как представляющей Христово же тело или живущую Христом Церковь. Потому достойные своего звания Христианские супруги, и угождая друг другу взаимною любовию, будут угождать Самому Господу, по возможности своей не опуская из виду отображения Его друг в друге. И все хозяйство их будет отображать в себе дух и силу Христовой, икономии, содержимой и наблюдаемой Его Церковию.

Все это говорю для вас обоих.

Книгу я получил с брошюрками Отца Ректора Иннокентия, которому передайте мой поклон и благодарность.

Всем присным моим в Казани кланяюсь духом моим, начиная с Вашей мамаши. Ваш во Христе брат.

А. Феодор.

Поздравляю и мамашу Валериана Викторовича с прошедшим днем ее Ангела.

Христос Царь небесный с Вами, Валериан Викторович, и с Вашей и моей Матушкой!

Вот когда я отвечаю на ваши письма. Простите медлительного. Как устроились Ваши семейные дела? Дай Бог, в следующем от вас письме получить мне более прежнего удовлетворительные и решительные известия. Благословение Божие над Александрой Викторовной¹²⁵ и Антониночкой¹²⁶! Воспоминание о покойном блаженной памяти Отце Викторе¹²⁷ у меня сохраняется с таким внушением от него, как от живого у Бога: «если не хочешь, чтобы на тебе и на мне исполнилась упречная и осудительная сторона Христова слова: оставь мертвым погребать своих мертвецов; то надо тебе быть живым во Христе для действительной жизни, служа Христовой истине и благодати в том, чтобы светом ее все освещалось и на земле, как на небе». И вы, родные мои, то же или подобное слышите от духа покойника незабвенного. Слава Господу, ущедряющему нас во всем!

Получил я вашу рукопись из Питера, Валериан Викторович! Нет, я с вами не согласен, чтобы могла быть в Боговдохновенном писании историческая неверность в каких бы ни было показаниях. Само собою разумеется, что это говорю я не в смысле риторической мертвости, дорожащей буквою вне ее мысли. По серафимски-глубокому духу Евангелий, в каждом из них своя особая Божественно-глубокая мысль. В явлении Господа Магдалине, именно в словах Его к ней, – выражается благодатная глубина Богословия и домостроительства Христова: один [,] орел из Евангелистов, потому и повествует об этом явлении, которого сподобилась прежде всех (Мк.16:9) одна Магдалина. Вы говорите, будто бы с этим повествованием уж никак нельзя правдоподобно или без принуждения согласить другие Евангелия. Правда ли?! Мне думается, что Св. жены Мироносицы и в числе их Мария Магдалина пришла вместе ко гробу Спасителя и вместе же удостоились явления Ангельского. Но пламенная Магдалина, пораженная глав. обр. отсутствием тела возлюбленного Учителя, не обратив полного внимания на явление и речь Ангелов также, как после – было и на Самого воскресшего Спасителя, бросилась стремительно к Апостолам с ужасною вестию: «Унесли Господа». Другие же Мироносицы, выслушав речь Ангельскую, сначала побежали от гроба не Апостолов извещать, а просто восвояси или к себе домой: потому что испугались до смерти (Мк.16:8). Между тем, выслушав Магдалину, Петр с Иоанном побежали ко гробу и, не найдя ничего здесь, воротились к себе (Ин.20:10. сн. Лк.24:19). Магдалина тогда же воротившаяся ко гробу, за свою любовь, превозмогшую и под страхом и под изумлением необычайностию или нечаянностию происходившего (отсутствия Христова тела и явления ангельского), и удостоилась первая благодатного Христова явления. Первое движение ее, после этого явления, было поделиться радостию с любящими Господа (Ин.20:18). Настигнув первоначальных своих спутниц, вероятно, уже в доме которой либо из них и своею радостью одушевив их перепуганных, подвигла и их спешить к Апостолам с благоговением; и когда они пошли, Господь наградил и их всех за веру и любовь к Нему Своим явлением (Мф.28:8,9). Далее Св. Мироносицы, придя к Апостолам, передавали им и о явлении Ангельском и о Господнем явлении, хотя и не возбуждали веры к своим словам (Лк.24:9–11, Мк.16:9–11 сн. Ин.20:18). Все ли Евангельские сказания о Св. Мироносицах, и вполне ли, вошли в наше содержание? Или вы будете смущаться тем, почему, напр. Матфей, не говоривший о явлении Христа Магдалине, не разграничивает в мироносицах движения страха, замыкавшего им уста (Мк.16:8), и радости, которую могла возбудить в них именно Магдалина, или почему Лука, тоже не упомянувший о явлении Магдалине, не разграничил первой ее вести апостолам, по поводу которой Петр и пошел ко гробу с Иоанном, и дальнейшего извещения Апостолов от всех Мироносиц вместе с Магдалиною? Такое неразграничение у этих Евангелистов неизбежно именно вследствие умолчания их о Христовом явлении Марии Магдалине. А что эта Св. Мироносица не одних Апостолов, а и сопутниц своих спешила обрадовать вестию о Христе – на эту мысль выразительно наводит Св. Марк: Она шедши возвести с ним бывшим, плачущимся и рыдающим вообще. Все мое соображение идет прямо по нити Маркова Евангелия. – Господи! Удостой нас, плачущих и рыдающих и особенно меня унывающего от всего, происходящего ныне, радости Твоего явления, как полноты истины и благодати. – Довольно об этом!

Брате! Отец Григорий¹²⁸ доселе не высылает мне книги, мне нужной: Libri pseudoepigraphi Veteris Testamenti. Будьте добры, – напишите и еще ему; если ему денег на пересылку книги жалко, скажите, что я ему вышлю их. Только пусть не помедлит присылкою книги, из-за которой дело у меня стоит. Не поставьте себе в тягость моего поручения. А то я, пожалуй, в письме к нему забранюсь.

Прости друг мой! Простите все родные мои!

Ваш, А. Феодор.

23 Октября

1861 г.

Добрые и дорогие мои

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Господь с вами, родные мои, и с Вашей мамашей и сестрицами!

Поздравляю вас с Благодатию таинства брака. Поздравление мое запоздало потому, что с числа 10-го Января я хвораю от простуды и доселе почти не выхожу из комнаты даже в Церковь.

Уничтожив последнее ваше, Валериан Викторович, письмо, содержащее чужую для вас тайну, не припомню хорошо, о чем особенно вы спрашивали меня в этом письме. Поэтому вы простите, если не удовлетворю вас своим письмом. Вот что я, на вашем месте, сказал бы той женщине, о которой вы писали: «как вам угодно, но по самому существу Возлюблен – один Господь наш, в котором вся любовь Отца Его и все красоты, все блага Духа жизни и утешения. Благодать брака вам дала живой образ существенно-Возлюбленного – в вашем муже; вы этой благодати не приметили, не сознали. Вам мелькнул некоторый отдаленный отблеск Того же единого Возлюбленного в другом; и вы полюбили последнего, – оставили мужа. Но Господь греху служить не может: отблеск Его, привлекший вас к другому, померкнет, как вы ни мечтайте исправлять характер его, уж дознанный вами в невысоком своем достоинстве. Родная моя по Господу! Поднимите ваши глаза прямо к Нему Самому, готовому вас помиловать, простить и ущедрить Своею благодатию. Ради Него подите к вашему мужу, в котором дан вам от Него образ Его. Не возмущайтесь недостатками и пороками вашего мужа, веруя в Господа, взявшего грехи всего мира, значит и пороки вашего мужа. Кто знает? Может быть, – Господь даст вам излечить и мужа от его немощей, тяготу которых понесет на себе, помня вашу вину перед ним. И в другом, к которому лежит ваше сердце, Господь силен сохранить и усилить добро, какое в нем есть. Верьте Господу и возлюбите Его, бедная страдалица»...

Не священник ли уже вы, Валериан Викторович? Если так, поздравляю вас нашим духовным взаимным приветствием: «Христос посреди нас»! Брате, будьте особенно сострадательны к страждущим, духовно или телесно, но сострадательны во Христе, душу свою положившем за погибающих, но с злом и ложью не могущим мириться. Простите, что я все вас учу. Как впрочем хотите, принимайте мои слова. Но я все таки прибавлю: что ни делаете вы для своей жены, хотя бы только простую обнову платья или башмаков или заботитесь о ее здоровьи и спокойствии, ради Бога старайтесь не опускать из вида образа Церкви, данного Вам в жене, – Церкви, ныне живущей только Господом и Его любовию, – и ваше простое житейское будет осеняться благодатию Духа, благотворною особенно для церкви предоставленного тебе прихода. Простое-то, знаете, лучше или ближе для нас. Также и вы, Александра Ивановна, имейте в виду, в тишине своего духа, великий Христов образ, данный вам в лице мужа. И вмените себе в истинное счастье и честь быть женою священника Божия – такого сосуда благодати, чрез которого Сам Сын Божий приводит Собою людей к Своему Отцу, и от него низводит в Себе для них все доброе, истинное, святое, полезное, прекрасное. Будьте ему помощницею на таком чудном его пути. Простите, мои любезные! Целую вас обоих. Христос с Вами! Мамаше еще с любовью и почтеньем кланяюсь, а Антониночке с Александрой Викторовной¹²⁹, как родным моим в Господе, мой привет. Простите вашего А. Феодора.

10-го Февр. 1862 г.

Добрые мои

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Христос посреди нас своею Благодатью.

Дорогие ваши письма получил я вчера (25 июля); – благодарю вас, родные мои, особенно за то, что вы (и почти только вы одни) взглянули на мое дело чистым, неосуждающим, деликатно-бережным или осторожным взором любви. Обыкновенно все, с мала до велика, меня поучают и вразумляют, как человека, задумавшего изменить своим обещаниям пред Богом и Церковью, на соблазн многим, без всякого благоразумного расчета для дела истины и борьбы с ее врагами. Ваша любовь не коснулась жесткою моралью ничего подобного. За то я сам хотел бы выяснить пред вами, со всею искренностию, мои намерения и внутренние побуждения. Но обстоятельная речь об этом, если нужно будет, поведется у меня с вами когда-нибудь в будущем; теперь скажу только несколько слов. – Вот и вы, на мой запрос, так просто высказались (это я замечал и в других близких моих по собственному наблюдению; но вы первые высказали истину прямо), что «не умеете в этом земном, в этом видимом (разумею брачный союз с относящимся к нему семейным хозяйством) видеть небесное и невидимое (именно благодать отображенья – Христова с Церковью союза и относящегося к нему домостроительства)». Боже мой, Боже мой! А ведь у меня все лучшие надежды относительно будущего Церкви Православной и всего мира держатся на том, чтобы и во всем земном и видимом, для его спасения от греховного растления и омрачения, открывать всевозможные среды к проявлению и усвоению мыслью и сердцем Христовой благодати, к раскрытию и усвоению мыслью и сердцем Христовой истины. Семейный быт, супружество – это ведь основа всего человеческого земного и видимого; без упрочения дела в этой среде не далеко уйдешь в среде гражданских порядков, в средах мирского общежития, а потому и вообще в земной действительности, а отсюда и во всей области мысли и знания, занятых именно этою действительностью. Ну, так – что же делать? Бросить несбыточные надежды и ждать спокойно смерти? Но спокойно и ждать смерти нельзя; потому что не отвяжешься от той, опытной и вместе умозрительной, уверенности, что дело веры и Церкви пойдет все под гору, если прямо и сознательно не будет следовать направлению Христова снисхождения с неба в наш видимый мир, на нашу грешную землю, и Христова же восхождения от земли на небо уже с земным духовно-чувственным естеством – человеческим; – мы духовно совсем расслабеем и исчахнем, не войдя и сами и чрез это не пуская и других (целый мир, – легко сказать!!) в живое и светлое разумение и употребление сокровищ православия, данных для всего мира. Что же делать мне? Я знаю, что вас (разумею всех не монашеского направления) тянут и в ту и в другую сторону разные мирские отношения; положительность земная или закрывает (отуманивает) воззрение к благодатному в самом земном, или заподозривает подобное воззрение в мечтательности. Я обещался пред Богом и Его Церковью искать только Господнего, только Его воли, благодати и истины; в этом собственно и состоит сущность монашеского послушания, целомудрия и нестяжательности. Не правда ли? Или я только обольщаю себя, когда думаю, что как напр. нестяжательность состоит не формально в совершенной наготе, а в неотступном духовно-благодатном разумении и употреблении одежды и всего, что имею, так и целомудрие требует именно безраздельной преданности и верности одному Господу, Его благодати и истине?.. Изменил ли Преп. Аврамий постническому житью, одевшись в военномирскую одежду и вкушая роскошно-скоромную пищу и вино в плотоугодном доме, куда попала спостница его – Мария?.. Нельзя ли и мне, Богу содействующу, взяться за искание только одного Господнего, только Его благодати и истины, – и в земном, видимом? Или уж пусть, как хочет и знает, страждет и плачет Церковь о бесчисленных своих детях, расхищенных и расхищаемых от этого видимого и земного, и о других детях, еще не оставляющих материнских ее кровов, но мертвеющих и чахнущих от безучастного невнимания к области земного и мирского, куда Христос снисходил пролить кровь свою за грешный мир... Что вы скажете на это? Вы скажете (думаю я), что не исполнив всего, от меня зависящего, для блага и утешения Св. Церкви, я окажусь не верным не только монашеству, но и вообще званию сына православной Церкви. Возьмите при этом во внимание и другие важные в моем деле обстоятельства. Это, с одной стороны, фальшивые – рабские монашеские отношения, в которые меня поставляют чрез требуемое от меня – повиновение распоряжениям, дышущим невнимательностью к делу Слова Божия. Не хочу я прямым протестом против этих распоряжений разорвать внутреннюю связь с самими распорядителями, которых не желаю даже и обвинять (вина – в вековом застарелом направлении, в которое попал бы и я на их месте); но по совести не могу (и, кажется, не должен) оставаться и в фальшивых к ним отношениях по монашеству. С другой стороны, мне Бог дал встретить женщину, – девицу, которая и понимает мое дело с полным к нему сочувствием, и готова пристать к моему духовному ралу.

Вот вам и все! Внутренние борения мои вами угаданы уже; внешних благ у меня нет не только в руках, но и в виду (что, признаюсь, и поддерживает мои борения и тревоги); отношения к журналистике и я так же представляю себе, как вы, Валериан Викторович, высказались в своих опасениях на этот счет. Стремления мои идут к тому собственно, как бы достигнуть единственно Благодати Господней и в земном. От недоразумений и смущений в роде того, что, напр., один в поле не воин, и под., отделываюсь тем представлением веры, что пристанью от благодати Божией, только бы она восхотела раскрыть свои сокровища и в средах земного, достаточно может послужить и один пункт.

Для меня важно и то, если я не по одним представлениям или умозрениям, а и опытно смогу когда-нибудь сказать, что Благодать дает себя нам не мечтательно – и в браке как во всем, к ней относящимся. Могу и теперь говорить Александре Ивановне, что вера, обращающаяся к самому Господу и Спасителю нашему при живой Его иконе, которая дана жене в муже, – эта вера поможет отчетливо разобрать «отношения и чувства к мужу», служащие отблеском высшего и Божественного. Но иное дело – учить только по-книжному, иное дело говорить с собственного духовного опыта и практики.

Соблазн креста Христова, только бы именно крест Христов иметь предметом и опорою своих чаяний и стремлений, не опасен для веры и не ответствен для нас. Вот и это имею в виду.

Полно же о себе! Я хотел – больше говорить по вашему вопросу об известной женщине. Как без Господа найти ей света и пути в страшных запутанностях ее жизни? Христос пролил кровь за погибающих грешников. Не отгоняйте, православный священник, приходящих к Спасителю грешного мира. Это, конечно, общие места! Но ведь и мы, когда еще не умерло для нас какое бы ни было вне Христа начало – этот муж наших душ (см. Рим.7:1–6), не отчуждаемся от общения со Христом. Не погнушавшийся грешными Человеколюбец может возбудить в жене любовь и к грубому, недостойному мужу; претерпевший крест Сам может дать страдалице терпение. Бойтесь боле тем оскорбить кровь Христову, чтобы не соучаствовать в Его любви к грешным, готовой к новому за них пролитию Своей крови, нежели тем, чтобы, с мольбою и слезами вашей любви к грешной душе, преподать ей св. Дары. Один священник не усумнился причастить такого человека, который, веря в таинство Евхаристии, не верил в таинство покаяния: священник веровал, что Сам Господь вразумит заблуждающего, и вера его оправдалась. Действуйте и вы пред Ходатаем грешных собственною верою, взамен недостатков детей ваших духовных. Простите вашего

А. Феодора.

Р. S. Труд об Апокалип. удержан в архиве по определению Синодальному. У меня, конечно, есть и другой экземпляр, но еще успеете прочитать впоследствии. Мне надо пересмотреть весь этот труд.

Ночью на 25 Сентября 1862 г.

Добрые мои, О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Благодарю Вас за добрые письма ваши, который я получил сегодня. Предмет, о котором вы, Отец Валериан, говорили в письме, так важен, что я спешу высказать свои мысли о нем ныне же, после всенощной, совершенной нами в святую память преподобного Отца нашего Сергия.

Существенная в таинстве брака, дорогие мои. – это именно благодать Господа нашего, благодать отображения в брачном союзе Божественного союза между Господом и Его Церковью. Но союз между Господом и Церковию есть весь любовь, подвигшая Господа к снисхождению до уровня с своею невестою или женою чрез принятие самой природы спасаемого Им человечества или Церкви, к жизни на земле на ряду и вместе с другими человеками, к смерти за них, к исполнению приемлющих из них полнотою Своей Божественной жизни – своей истины и благодати, воссиявшей в Нем победоносно в Его воскресении и изливающейся в человека в силе Св. Духа. – есть любовь, движущая и Церковь к внутреннейшему соучастию во Христе, в Его жизни, страданиях, смерти и воскресении, к одушевлению, просвещению и управлению во всем Самим Христом, и Им одним. Поэтому и благодатное отображение этого Божественного союза должно выражаться также именно в любви соединяемых браком, – любви отображающей чудные свойства Божественной любви между Господом и Церковью. У Господа единого – одна Церковь, соединенная с Ним на веки: и это должно отобразиться в неразрывности брачного союза, в единомужестве и единоженстве христианских супругов. Таково основание и существо таинства брака!

Свет, просвещающий всякого человека грядущего в мир, по слову Богослова-Евангелиста, светится и во тьме, и тьма его не объемлет. Так вообще! Так и в частности, свет благодати отображения Христова с Церковью союза, сияет и во взаимной любви половой¹³⁰, которая однако не свободна и от тьмы плотских нечистот, – от тьмы случающаяся в любви непостоянства, изменчивости и охлаждения, от тьмы иссушающих любовь влияний совне от людей или обстоятельств, и т. д. Теперь, как же нам с нашею любовию получить в прочное (беспрепятственное со стороны какой бы то ни было тьмы) обладание светоносною благодатию отображения Христова с Церковью союза в наших брачных союзах? – В развитии своих мыслей вы пользуетесь аналогией таинства брака с таинством крещения. Воспользуюсь и я тем же. Известно, что есть еще светение Ипостасного Отчего Сияния и в каждом человеке, грядущем в мир; но так как это светение проявляется среди всяческой тьмы греховности, нам прирожденной, то и нельзя пробавляться этим светением, а надо людям соединиться с просвещающим их Христом – Богом Словом чрез крещение, сводящее нас в соучастие потребляющей греховную тьму смерти Христовой (Рим.6:3,4). Так точно, и по тому же самому, от вступающих в брак существенно и необходимо требуется идти тоже к вынесшему на Себе и тем потребляющему всяческую тьму и половой любви (как вообще всю греховную тьму) Самому Господу и Спасителю нашему, – идти благодатным же порядком, подобным крещению. Все эти таинственные порядки Господь Сам учредил и Сам же совершает в своей Святой Церкви, в которой благодатно пребывает во вся дни до скончания века. Дело здесь, по отношению к браку, состоит собственно в благословении и освящении и освещении его Самим Господом, пребывающим и действующим в Церкви Своею искупительною от греховной тьмы силою; а венцы, хождение окрест Евангелия и св. креста и другие принадлежности венчания составляют чин, выражающий вовне незримое Христово действие, – чин, развитый уже Самою Церковию из благодатного Христова духа.

Это благословение и освящение брака Самим Господом и есть сообщение брачному союзу благодати прочного и чистого от греховных омрачений (сколько, по крайней мере, зависит это со стороны самой благодати) отображения союза Христа с Церковью, – отображения такого, что ради вземлющего наши грехи и недостатки Господа, в самых житейских вещах, в самых даже неблагоприятных столкновениях супругов, отражаются такие или другие обстоятельства и черты Христова с Церковью союза.

Продолжу аналогию брака с крещением.

Крещение младенцев, совершаемое бабками и другими неосвященными лицами, дозволено и принято св. Церковью. Сказать то же другими словами, выражающими самую сущность дела: в этом крещении действует силою Св. Духа Сам Господь, как пребывающий и всядействующий в своей Церкви. – Подобное может иметь место и в отношении к браку. Напр., один из неверных супругов делается христианином, а другой остается в неверии язычества или магометанства, не желая впрочем расходиться с своею христианскою половиною. Брачный союз этих супругов, по преданному Церкви слову Божию, не только не разрывается, но осеняется ради верующего из супругов такою освящающею благодатию, что дети от их союза бывают как дети от освященного брака. Это значит, что Сам Господь, пребывающей и действующий в Своей Церкви, ради веры одного из супругов благословляет и освящает их союз своею потребляющею греховный мрак благодатью. Все же области Церкви или независимо от ее распоряжений, учреждений и дозволений, совершаемых ею с преданностью Самому Господу и раскрывающих благодатный Его же дух, не может иметь места никакая поблажка никакому брачному союзу, как ни была бы пламенна взаимная любовь мужчины и женщины. Но само собою разумеется, что насколько и в союзе и любви даже неверных светится (хотя и среди тьмы) свет, просвещающий всякого человека, настолько осеняется союз их предваряющею Христовою благодатью и приближается к благодатной области – Св. Церкви, возвышаясь уже над любодеяньем – хотя бы к самому отдаленному и смешенному отражению Христова союза с Церковью. Это так же точно, как благодатный крик Пр. Сергия, в чреве еще матери, выражал осенение невозрожденного еще дитяти благодатным Христовым духом, действующим в Церкви.

Если существенную сторону таинства брака будем признавать во взаимной любви соединяемых браком, а не в благодати отображенья Христова с Церковью союза (отображения, объясняющего и тайну самой любви): то какое отсюда следствие? Представьте, что любовь одного из супругов почему-либо или иссякла или обратилась к не-супругу: в первом случае уже самое таинственное существо брака будет разрушено, в другом незаконная связь будет существенно- правым брачным союзом. Ведь так выходит? – Но, полагая таинственное существо брака в благодати отображения Христова союза с Церковью, при ослаблении и иссякновении любви супругам предоставляется восполнять недостающее и оскудевающее из открытого источника бесконечной любви, связующей взаимно Самого Господа и Церковь; а при возбуждении любви кого либо из супругов к не – супругу открывается подвиг отстаивать благодать брака с мученическою верностью, которая увенчается живительным на веки венцом мученической любви ко Христу и Его благодати.

Благодать отображения Христова с Церковью союза принадлежит и не сознающим этого христианским супругам, как напр. благодать крещения бессознательным младенцам. – Но надо помнить для себя и для других страшную опасность – и вотще принять благодать, так что она останется подобно зарытому в земле таланту без движения и плода. Надо всеусильно стараться самому и внушать другим, чтобы благодать отображения Христова с Церковью союза в брачном союзе была приводима в действие в нас разумением и ощущением веры. Тогда оживятся истинною любовью и браки по простому согласию. А как велико живиться и гореть любовью такою, в которой чисто отсвечивалась бы своею светоносною силою Божественная любовь Господа и Церкви!

Вы, как сами говорите, усумнились на счет меня, Валериан Викторович! Но я напомню вам, о чем, кажется, я уже говорил с вами некогда. Ведь у меня так подорваны всякие жизненные основы, что мне, по какой угодно части, строить приходит[ся] совершенно сызнова; я и свою родную мать и отца и сестер с братом учился некогда целовать с искренностью не иначе, как целуя мысленно язвы распятого за меня Господа. Что до брака, я еще более или, по крайней мере, не менее бессилен для него по физическим движениям. Говорю это искренно. – Скажу вам с Александрой Ивановной еще более. Я пошел в монашество, чтобы сердцем принадлежать одному Господу (обет девства), управляться одним Господом (обет послушания), да и пользоваться только Господом (обет нестяжательности). Я и теперь, следуя тому же Христову слову: могий вместити да вместит – иду на новую стезю с тем же, чтобы пещися только о Господних и угождать только Господу. Ей, Богу содействующу!

Какие у меня средства, – спрашиваете вы. У меня внешних средств ровно никаких; да и у избранной мною¹³¹ вижу не много более. Признаюсь вам, что это возбуждало во мне самые тяжелые и безотрадные думы; но моя избранница крепкою и живою верою стоит на том, что дух и жизнь самой истины выражены как во всем Евангелии так и в этом месте: Мф. 6:24–34. И в самом деле, Господь наш пришел из своего небесного монастыря в мир, но не с голода же умер. Видите, как дела перевернулись: искать и ждать всего потребного только у Самого Отца Небесного предлежит мне уже не в обители, а в Мире. «Самому не плошать» – значит для меня, в моих обстоятельствах, держаться того пути к содержанию, который указан или укажется мне Отцом небесным. Кроме сотрудничества журнального, чем я желал бы послужить моему Господу, у меня нет ничего в виду: не отвергаю и помощи любви к Господу и в Нем ко мне

Кроме задержанного труда об Апокалипсисе (по какому поводу придется, кажется, судиться с Синодом в деле расчета с книгопродавцем, предпринявшим и уже начавшим делать издержки издания), моих сочинений не останавливают. Читаете ли вы «Духов. Вестник» и «Сын Отечества»? Пересмотрите и прочитайте в этих изданиях мои статьи и статейки; это не будет лишним для вас, а мне очень этого хочется. Вы ведь соучастники мои в деле мысли и слова.

Заточать меня – ведь, чай, для этого нужно найти хоть какое либо кажущееся основание.

В заключение сего прошу разузнать и известить меня, какие именно нужны документы в делах брачных. Нужно, чтобы все подобное уже запасено было к тому времени, когда все прочее будет у меня кончено. В следующий год, если я жив буду и Господь все дело мое устроит, не вы ко мне, Александра Ивановна. приедете, а я отправлюсь принять благодать брака в Церкви святых жен мироносиц. Согласны ли вы на это, Отец Валериан? – Вам, которому открыто все мое дело, прилично и послужить его совершению и увенчанию.

Простите, мои родные! Предаю Господу все мое и вас, ваш А. Феодор.

За поездку вашу в Казань радуюсь. Родным вашим маминькам и сестрам кланяюсь. Ваши письма с особенною радостию и любовию читает моя в Господе Анна Сергеевна. Замечательно, Валериан Викторович, что еще до вашего письма она развивала о браке именно ваши мысли о нем, какие высказали вы в письме. Потому и настоящий мой ответ вам должна прочитать и она – родная ваша по духу. Простите же!

Утро 25 Сентября.

Слава и благодарение Богу, благодателю нашему, за все!

9-го Июля 1863 г.

Добрые мои

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Вот и я вам отвечаю месяца через два или три после вашего письма, как случилось подобное и с вами. Письмо ваше впрочем, или точнее, письма последние попали в мои руки не вдруг. Я тогда был во Владимире для окончательного, по закону, «увещания».

Теперь, слышно, дело мое уж приходит к своему концу. И я вам напоминаю о своем желании принять, если Богу угодно, благодать нового таинства у вас в Нижнем Новгороде, при твоем, Отец Валериан священнодействии. Поэтому, добрые мои, вы уж нынешнее лето не предпринимайте какого-нибудь дальнего путешествия¹³², по крайней мере, дождитесь или меня или решительных от меня вестей. Нужные, по вашему указанию, документы я представлю, именно: свидетельство о православии и неопустительном приобщеннии св. Таин Христовых моей невесты; дозволение ее отца вступить ей в брак со мною; и наконец какой буду иметь документ о своей личности. Как вы писали мне с обстоятельностью об этих документах, так и будет в точности исполнено. Остановиться в квартире позвольте у вас; но это вас не отяготит (я думаю), потому что немедленно по венчании мы отправимся, – мне хочется побывать в Сарове и Дивееве, – на могилке Отца Серафима. Но об этом речь моя к вам будет подробная, Бог даст, в свое время.

Упоминаемые вами в письме статьи в «Сыне Отечества». которые писаны от лица человека светского и подписаны моей фамилией – (Бухарев), я обдумывал и писал – только поставляя себя в то положение, в которое впрочем решительным своим намереньем я уже вошел заранее. В этих статьях я отдавал себе и другим рассуждающим отчет в своем деле. – Я думаю, – кроме прочитанной вами в великом посту, вы уже читали и другую из этих статей в – Майских №№ «Сына Отечества».

Что касается до вашего отделения, жительством, от Мамаши, – об этом поговорим лично, Бог даст. Теперь же скажу, что это обстоятельство замечательно для меня по обнаружившемуся в нем затруднению – улаживать дело прочного мира между представителями разнохарактерных слоев общества (значит и между самыми этими слоями), и особенно между духовными и светскими. Муж и жена обособились, и дело устроилось. Но ведь надо же и самим этим элементам – светскому и духовному – надо быть во внутреннем единстве, чтобы наш общественный организм был живой и здоровый. Что для этого требуется? Общность интересов. И так как было бы несправедливо требовать от светских отказаться от своих интересов, то следует духовным сделать светские интересы своими, претворив их, разумеется, в духовную силу и значение.

О смерти Верочки Корсаковой¹³³ знаете, что в Господе нашем, умершем за нас, смерть относится уж к благодати. Смерть же Веры Александровны самым временем и другими обстоятельствами связана с смертью Спасителя и представляется не более, как навечерием Его воскресения. Чего ж нам больше? Я не писал к Корсаковым, занятый делом своего умирания для известного порядка жизни. Сама Благодать, чрез смерть Веры, да приблизит и приобщит веру родителей и брата покойной к живительному духу Смерти Христовой. Простите мои родные и дорогие!

Ваш А. Феодор.

Р. S. Известите о Казанских, ничего о них не слышу – Жалко, О. Валериан, что Комитеты ваши действовали в журналах своих не совсем прямодушно. Взыску-то ведь и не могло быть по самому множеству Комитетов.

Добрые мои

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Христос с вами Своею Благодатию.

Посылаю на Ваше имя книги – один экземпляр о миротворении прошу удержать у себя в вашей библиотеке, а другие все книжки прошу Вас, О. Валериан, и без всякого помедления передать находящимся в доме Г-жи. Живокини, на Большой Печерке монахиням (прежде Дивеевским) Марии Ивановне и Феодосии Степановне¹³⁴. Познакомьтесь с ними ради Бога и познакомьте их с Александрой Ивановной. Мария Ивановна крайне слаба; вы похлопочите, в случае приглашения их в ваш дом, об извозчике. Это мои присные: я им крайне много обязан в Господе за их живейшее участие во всех моих обстоятельствах и затруднениях. По моему мнению, Александра Ивановна найдет в них своих Казанских сестер, а вы – соучастниц образа мыслей. Прошу не медлить отысканием их; потому что они – только временно в Нижнем, на пути из Переславля, куда нарочно приезжали видеться с нами.

Сестрам этим передайте мою просьбу, чтобы они сами вручили Владыке Нектарию¹³⁵ мою книжку о миротворении, прося мне Его благословения архипастырского.

Простите. – Кланяюсь вашей мамаше и сестрам.

Ваш А. Феодор.

Владимир, 2 Августа 1863 г.

Добрые друзья мои

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Вот уже и нет у вас любимого вами отца Феодора, а есть, на место его, просто Александр Матвеевич Бухарев. 31-го июля совершилась эта катастрофа. В присутствии Консистории прочитано было предо мною все мое дело с определением Синодальным о снятии с меня, по моему желанию, сана монашеского и священнослужительского. Мне предложили подписаться в бумаге, объясняющей требования, чтобы я уж назывался не архимандритом Феодором, ходил не в монашеской одеже и проч. подобное. Вот и все! Когда я, для подписи бумаги, стал подвигать к себе чернильный прибор: то случилось, что, по неровности стола, чернила пролились и я замарал им себе обе руки¹³⁶. Прямое выражение. – подумал я, – того, что я делаю! Ведь я сам, в глазах людей, мараю себе не запятнанные руки. Тоже да послужит мне и уроком навсегда следовать по стопам и входить более и более в дух – Того, Кого, неведавшего греха, Отец небесный грехом сотвори, да мы будем правда Божия по Нему. Ощущая и сознавая отчасти такую великую благодать мне открытую и даруемую, я подписывал бумагу с сердечным спокойствием и некоторым даже удовольствием. Вырвались при этом и, выражавшие это настроение, слова: «так и хочется черкануть по-прежнему – архимандрит Феодор». Такие слова вызвали скорбное замечание одного из присутствующих Консистории – старичка, смотревшего на меня впрочем не с упреком, а с участием уважительным: «и вам этого не жалко!?». Помнится, что на это замечание я ответил только взглядом, впрочем поднятым и направленным не отчетливою мыслию, а именно инстинктом или безотчетным ощущением того, что мне и жалеть-то нечего, потому что, в существе дела, я ничего не теряю, вступая в новый путь не иначе, как в силу Того самого Агнца Божия, вручившего мне себя при таких словах рукоположителя моего во священство: „сохрани залог этот, о котором истязан будешь на страшном суде». (Помните О. Валериан, что с подобными словами Архиерея вручается новопоставленному священнику часть агнца, с которою он и становится за престолом к горнему месту до времени причащения? Так разрешилось самое главное и существенное в моем деле. Но отчасти остались, отчасти и вновь оказались некоторые еще запутанности.

Во-первых, так-как, в законе и порядке делопроизводства, с точностию и обстоятельностию не обозначен ход дела о растрижении, (и именно дальнейшие за сложением сана распоряжения оставлены личному усмотрению и произволу тех особ и судебных или административных мест, на долю которых досталось подобное дело); то оказалась возможность провести меня еще по новым мытарствам. В законе говорится о возвращении растригающегося в первобытное гражданское состояние. На этом основании Владимирская Консистория и отсылает меня, как урожденца Тверского от родителя духовного, в Тверскую духовную консисторию. Хорошо, что подобное распоряжение совпало с моим желанием жить в Твери. Но и в этом случае надо входить в новые отношения в другую Консисторию, которой надо еще войти в мое дело, новое для нее... Опять откроется возможность действовать личному усмотрению и произволу. Владимирскою Консисториею я очень доволен за ее немедлительность, за благородство ее действий в отношении ко мне. Я уверен, что эта Консистория окончательно распорядилась бы относительно меня, если бы я предварительно объяснил в этой Консистории, что под возвращением меня в первобытное гражданское состояние разумеется не обращение в свою родную епархию, а усвоение только тех гражданских прав, какие имею я, как диаконский сын по своему рождению (дело идет о моем гражданском состоянии по рождению, а не о приурочении к этой или другой губернии, которое зависит от меня). Но, видно, надо поиспытать и то, как перегоняют людей из одного места присутственного в другое. – В Казани недавно было подобное же дело, о растрижении О. Мелетия¹³⁷. Не можете ли вы чрез кого-нибудь дознать об ходе этого дела после уже определения Синодального о снятии сана? Казанская Консистория как распоряжалась дальше? Сколько я знаю, она сама распорядилась тем, что относится к обращению растриженного в гражданское состояние, и за тем только дала знать об эпитимии, на нем лежащей, в Консисторию того места, которое избрано им для жительства. Разузнайте это, Валериан Викторович, если вам это удобно, и известите меня. Или будьте добры – спросите знающих и скажите мне, секретарем ли в Казанской Консистории Николай Вас. Разумов¹³⁸. Надо будет обратиться к нему за справкой по этому делу, в случае надобности.

Во-вторых, открылись неожиданные запутанности и в Переславле. Отец Анны Сергеевны, в глубине души – как оказалось – по-аскоченски протестующий против моего образа мыслей и действий, после разных оскорбительных речей и выходок в отношении ко мне объявил, что он решительно не согласен на совершение в вашем Нижнем брака нашего. Ему, изволите видеть, вообразилось в этом что-то в роде тайного побега или похищения невесты. Надо, видно, войти в радость нового моего состояния не иначе, как стоя в то же время на открытом пред всеми позорище, каким уже около полутора года служит и для меня и Анны Сергеевны Переславль. Может быть, это переменится еще по человеческой изменчивости. Но во всяком случай, я все же нарочно буду у вас сам с Анной Сергеевной, как скоро Бог дает нам к этому удобство. Как они там себе хотят, а у меня родные имеют со мною родство все же не по тому закону, по которому «рожденное от плоти и есть плоть», а по тому, по которому и отца не зовите себе на земли помимо Отца небесного. Который собственно есть один наш Отец, сияющий благодатию своего отчества и во всех видах отчества существующего на небеси или на земли. Такова к нам благодать и милость Христова, если только мы принимаем ее верою; она остается сама по себе, если и не принимаем ее, но в таком случае уже обращается для нас в суд и осуждение. Итак знайте, что, если Бог даст мне жизни, мы будем к вам ездить как к нашим родным и присным. – Пишите ко мне теперь уж по такому адресу: В Тверь. Досточтимому Отцу Диакону Филипповской заволжской Церкви Арсению Матвеевичу Бухареву¹³⁹ для передачи Александру Матвеевичу Бухареву. Я вас также буду извещать о всем, меня касающемся.

Ваш Александр.

[На розовой бумаге].

20 Сентября 1863 г.

Добрые наши Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Благодарим вас, друзья наши, за вашу любовь к нам. Пишу вам за себя и за жену мою Анну Сергеевну, уважающую и любящую вас с того времени, как только узнала о вас от меня. Брак наш был 16-го Августа; в Твери мы – 21-го того же месяца. Путешествие к вам в Нижний мы только отложили до времени, когда Бог даст, но будем же у вас. Случай с братом вашим я отношу к несчастию¹⁴⁰. Все ли кончилось, известите нас. Эдакие дела у нас строются от неопределенности и неуясненности того, чего должен держаться человек Русский. Делаем все как будто ощупью, в ночной темноте. От того и невинные попадаются у нас в ряд виновных или обвиняемых. Долго ли не даст нам Царь небесный ума-разума, чтобы не случались у нас подобные несчастия, тяжело ложащиеся на молодую душу? Надобно нам крепко и усильно молиться, чтобы к нам пришло царство Отца небесного. Отца светов, разума, любви, утешения, и чтобы воля Его была и на земле, как на небеси.

Я живу с Анной Сергеевной – слава Богу! Пишу то или другое, как обыкновенно. Мысль работает; дела много и в руках и впереди. Хочется, и нужно, заняться пересмотром дела об Апокалипсисе и еще начатым уж делом о 3-ей книге Ездры. То и другое внутренне связано между собою. Пусть ваша молитва содействует мне в совершении этого труда, который для меня то же, что был некогда для святителя Димитрия труд «Чети-Миней»¹⁴¹. Не знаю, что будет угодно Создателю обо мне. Житейской изворотливости, нужной в отношении к людям, у меня не было и нет, как знаете. Здоровье мое, как знаете, слабо и обстоятельствами последних трех лет особенно истощено; с наружной стороны я – без средств и пособий. Но более всего подсекает меня какая-то связанность, стесняющая у нас доброе – если не более, то по крайней мере, не менее, чем худое. Последнее еще кое-как умеет изворотиться, а доброе, останавливаемое или сдавленное какой-нибудь неразумной силой, по большей части только терпит и страдает. Но Умерший за нас и теперь живый во веки веков – сильнее всего и всех. У меня это – одна надежда, в отношении и ко мне самому и к Церкви, и к России, и к прочему Миру. Анна моя мне сочувствует в этом. Отец Валериан! Умоляю вас – давать чувствовать и понемножку сознавать вашим прихожанам, что они живут, трудятся, или страдают – у Своего всевышнего Отца, как Его присные, дети ради Сына Его возлюбленного. Ощущение отеческого духа, осеняющего нас во всем, непременно должно быть в живом христианстве. Так и что касается науки, – мы учимся, учимся, думаем, сочиняем тоже, как дети у Отца, дающего нам узнавать все свое по благодати возлюбленного Его Сына – Господа нашего. И в этом отношении несть мужеский пол и женский, – т. е. мужчина и женщина равноправны на любовь Отца. Знаете ли, что, – когда я с вами говорю, то мне обыкновенно представляется мысль о Божием, простирающемся на все земное-человеческое, и о всем человеческом-земном, восходящем к Божию: то и другое – по благодати Богочеловека, взявшего на себя бремя всего худого человеческого и изливающего от своей полноты все доброе людям. Это мое и Богословие и философское миросозерцание. Меня восхищает, что дело благодати твердо обосновано в себе самом. Зло и ложь как ни хитри и ни бушуй, а только они, как подъятые и вынесенные вполне на раменах Самой Истины и Блага, уж схвачены и подорваны в своих основаниях и развитии. Жизнь и Истина жизни своею смертию упразднит имущего державу смерти, сиречь диавола. Будем твердо держаться этого. Если муж держится этого в началах своих, то жена поможет ему принять эти начала ко всей жизни до ее мелочей. Мне радостно думать, что Александра Ивановна для О. Валериана есть образ Церкви, следовательно – и сокращенный, так сказать, образчик его прихода и школы, составляющих Церковь для его служения. Простите, родные. Ваши соучастники в Господе и Его благодати – Александр и Анна.

Добрые наши друзья

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Наши письма, вероятно встретились в дороге и в моем письме вы, конечно, уже прочитали ответы на большую часть запросов вашего письма. Буду теперь говорить только о том, чего не касалось мое предыдущее письмо. Благодарю вас за предложение участия в ваших Епархиальных ведомостях; я согласен с благодарностию на все, как вы писали. Дело об охлаждении к вам Владыки¹⁴² и особенно об унижении вашей, О. Валериан, рекомендации в послужном списке мне очень неприятно. Жалею, что и Преосвящ. Нектарий¹⁴³ против нас. Не действует ли на него ректор? И что вы могли сказать в ваших комитетских совещаниях такого, за что можно было бы серьезно вступиться? – В прежнем письме я ни слова не сказал об о. Архим. Германе, которого вы хвалили в письмах из Самары. Он теперь – духовный цензор в Петербурге и вместе Наместник Александроневской Лавры. Я виделся с ним в Питере; к сожалению, впечатления и воспоминания остались у меня не совсем светлые. Он, кажется, втягивается в ту систему, чтобы интересы партии, хотя бы и духовной, считать интересами самой веры и Церкви Православной и чтобы в этом смысле действовать, где можно, просто деспотически. Жалко! Личной односторонности и произволу – тут неограниченный простор. Интерес Церкви, этого Христова тела, интерес следовательно Самого Христа, всеобщего Спасителя, – должен составлять интерес или существенную выгоду духовенства, даже и по вопросу об улучшении его быта.

Благодарю за ваше участие к моему труду об Апокалипсисе. Знаешь ли что? Мне было – представлялся и прекрасный случай к путешествию за границу, один мой светский друг предлагал мне нужные для этого средства¹⁴⁴. Но надо, действительно, наперед разузнать все досконально, как можно устроить и исполнить это дело – отпечатания за границей моего труда; а самый этот труд надо еще хорошенько и хорошенько пересмотреть. Итак я вполне согласен и покорнейше прошу вас распорядиться, как найдете лучшим, – послать запросы по этому делу в Штутгарт. Знакомый г. Горизонтова¹⁴⁵ (последнему мой поклон) может переговорить об этом и с моим знакомым – в том же Штутгарте О. Диаконом Парфением Лукичем Репловским¹⁴⁶ , передав ему мой поклон. Пишите, не давая делу никакого вида тайны, хотя и нет нужды указывать прямо на исследование Апокалипсиса. Г. Репловский догадается только услышав о моем имени. Книга должна быть листов 50 или 60 печатных, и при том очень убористой печати. Спросите о том, насколько был бы удобен заграницею перевод этой книги напр. на Французский. Всего бы лучше издать книгу с переводом. Вот и все!

Александре Ивановне оба мы желаем доброго здоровья, и целуем вас обоих. Ваши в Господе!

Александр и Анна Бухаревы.

Простите! И заранее примите поздравления с приближающимися праздниками и новым годом.

11-го Декабря

1863 г.

Р. S. Если узнаете сами от Казанских, опишите и нам – обстоятельства кончины Преосв. Афанасия¹⁴⁷

Добрые друзья наши,

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Довольно долго не беседовали мы с вами по получении вашего последнего письма. Это от того, что сначала открылась у нас неприятность и забота по случаю решительного отказа нам в приюте со стороны моего брата, увлеченного к этому своею женою¹⁴⁸. Потом, – ездили мы в Петербург, где пробыли более двух недель. Наконец, по возвращении из Питера, я несколько похворал от простуды и утомления. При всем этом уж разумеется само собою, что мои письменные занятия не останавливались.

Вы, О. Валериан, в последнем письме сказали, что едва ли я сам напишу вам о внешних своих средствах. Почему же не так? Ведь я сам вошел в такое положение, в котором внешние средства признаются существенностью, а я и стремлюсь к тому, чтобы эта сторона жизни и на самом деле была существенностью, т. е. стихиею Царства Божия в нас. Анна Сергеевна и я искали и нашли в нашем брачном союзе – только друг друга; в приданое шли главным образом тяжелые огорчения, а кроме них если оказались у нас самые необходимые для нас вещи, то – и слава Богу! Затем, в Петербурге редакция «Сына Отечества» обещала принимать мои труды и вознаграждать за них каждомесячно. Дай Бог, чтобы это и действительно было так: это было бы нужной поддержкой для нас не только по внешним средствам, но и в моей письменной работе, и служило бы истинным ободрением моего духа в моих духовных стремлениях и усилиях. И наконец нам помогают наши друзья, наши родные по Христу. Вот вам и внешние наши средства!

Я числюсь в духовном звании, как диаконский сын Тверской Епархии и бывший воспитанник духовной Академии. Так определено мое «первобытное состояние», в которое я должен быть возвращен по снятии сана. А мне не представляется пока нужды в перемене такого моего «первобытного состояния». Консистории Владимирская и Тверская, по моему мнению, поступили мягче и резоннее, чем Казанская, препроводившая расстригавшегося для избрания рода жизни в губернское правление. И за это слава Богу!

Нового ничего не знаю в настоящую минуту. Мне желательно было бы узнать от вас о вашем брате¹⁴⁹.

Анна Сергеевна моя здорова и только беспокоится о моем слабом здоровье. Если Бог даст дожить до лета, побываем у вас. Может быть, придется съездить и далее – полечиться кумысом. Простите, наши родные!

Оба целуем вас обоих.

Ваши в Господе

Александр и Анна Бухаревы.

Адрес; в Твери, Александр. Мат. Бухар... в Затьмацкой части во 2-ой Покровской улице в доме Диакона Покровской церкви.

При случае, Отец Валериан, спросите г. письмоводителя Архиерейского, передано ли им письмо монахине Марии Ивановне¹⁵⁰, писавшей образа для архиерейской домашней Церкви. Если м. Марии уж нет в Нижнем, то попросите его переслать к ней письмо.

Неделя Православия

Добрые друзья наши,

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Давно мы не отзывались вам своим письмом. То хлопоты о перемене квартиры, то иногда работа, то, и особенно, какая-то унылая лень, нападавшая на меня в последнее время, были причиною нашего молчания.

Из вашего последнего письма увидел я, что О. Валериан проходит очень и очень не бесскорбный подвиг по делу выяснения Божией истины, хотя и любит молчать об этом. Слава Господу благодателю! У вас с Преосвященным вашим¹⁵¹ дело коснулось важнейшего вопроса, особенно по отношению к «соединению всех» христиан опять в единое стадо Единого, всегда действующего, Пастыря. По настоящему состоянию или по господствующему теперь направлению благочестия легко могло бы произойти, что, и при согласии во всех существенных догматах и постановлениях церковных, дело соединения с православною Церковию, например, протестантов – не состоялось бы из-за одного даже церковного правила о посте в среду и пятницу, не исполняемого или слишком двусмысленно исполняемого многими или даже наибольшею частию из самых православных. Но это говорю я, друзья мои, совсем не с мыслию об отменении или ослаблении подобных церковных правил. Это мысль, только пустить ее в ход под вывескою правды или любви, действительно – может далеко увести нас от пути правды и истинной любви, как проговаривал что то подобное Преосв Нектарий¹⁵² (Ведь и я, – скажу здесь мимоходом, – снял с себя сан монашества и священства совсем не в духе какого либо протеста против церковного порядка, как клевещут на меня некоторые, называя меня лютериком; я сделал свое дело, насколько оно возможно было именно по действующему церковному и православно-гражданскому порядку, строгости которого, отнимающей у меня навсегда все кроме того, что я имел при выходе на свет из утробы матери и из купели, и кроме того еще публично являющей меня эпитимийным грешником, я добровольно себя подвергнул без всякой тени протеста). Сущность дела, так необходимая для «благосостояния святых Божиих Церквей и соединении всех», состоит не в отменении или ослаблении каких-либо обессиленных нашею немощию Правил Церковных. Нет! Дело в том у нас, чтобы церковные правила и постановления разуметь и исполнять в истинном их духе и силе. Для спасения необходимо повиновение и послушание к Церкви, но именно как к благодатному Христову телу, живущему только Самим Христом по благодати Святого Его Духа, – как к «полноте Того, кто наполняет в ней все во всем» Сам Собою, а именно по духу и силе Своего Агнчего самопожертвования за грешный погибающей мир. Так, и в частности, надо для спасения следовать руководству церковно-иерархическому, но держась во всем Самого вечного Иерея и Архиерея, Который Один только и Сам Собою приводит нас к Своему Отцу и преподает от Него все способы и дары благодати Своей, действуя Сам чрез орудия Своей благодати священства и избирая это орудие на служение именно тому, чтобы Ему, опять Самому же, быть и действовать и во всех благодатных своих членах – духом и силою своего человеколюбивого самопожертвования за грешников погибающих. Прелагаему священству, говорит Апостол, по необходимости переменяется и (весь) закон церковный. Надо для нашего спасения выдерживать послушною мыслю и делом церковные правила до йоты, но не иначе, как воспринимая в этом Самого Христа Агнца Божия вземлющего грехи мира, действующего в законах своего благодатного тела – Церкви не для рабского стеснения верующих, но для дарования им царственной свободы и самостоятельности сынов Бога, одушевляемых Духом самого Единородного. Вот, когда воздействует и сделается господствующим в умах и духе верующих такое направление в разумении и исполнении правил Церковных, тогда не только оживут развитая уже из духа благодати формы благочестия, но сила их же самих будет свободно раскрываться и в новых формах, какие потребовались бы для спасения, просвещения и единения всех. Так, например, святое иконопочитание будет действовать у нас в живой силе поклонения Самому Господу, и в Его личности и в Его святых, и поучения во всех тайнах Его истины – будет действовать не только по отношение к вещественным иконам, но и по отношению к нерукотворенному образу Господа – в самом человеке, и следовательно будет действовать и в форме всех наших взаимных отношений и сношений. – Этою последнею формою иконопочитания, без сомнения, удобнее можем досягнуть до убеждения в Православии – например тех же протестантов, да и вообще людей новейшей цивилизации. Так и сила поста, – это неутешимая до забвения пищи и пития тоска невесты по Божественном своем женихе, которого она доселе не успела еще приобрести в воссоединении неправославных, – может ведь произвести чудеса в деле обращения неправославных и оживления во Христе самих православных и, конечно, не будет ограничиваться только одною формою воздержания от скоромной пищи…

Довольно! Рад я, что мне пришлось поговорить с вами об этом. Прошу вас в прошлогоднем «Сыне Отечества» отыскать и прочитать мои «разговоры»: их три, – один, помнится, отпечатан в весенних или великопостных №№, другой в летних, третий – в конце года. Простите меня, мои родные! Мы оба здоровы и оба сердечно вам кланяемся и целуем великого человека – вашего Аркадия¹⁵³. Новостей замечательных не знаем. Еще раз – простите ваших в Господе

Александра и Анну Бухаревых.

Р. S. Что ваши Епархиальные ведомости¹⁵⁴ ? Извещайте меня обо всем, особенно о брате известите.

8 Марта 1864 года.

Адрес: В церковно соборном доме, в квартире о. диакона Колоколова, и проч.

Еще Р. S. Да! Вот что нового – я продал право издания рукописей о каждом из святых четырех больших Пророков, о 3 кн. Ездры и еще письма о таинствах; уже выходят они небольшими книжками. Издатель – Московский книгопрод. А. И. Манухин.

Добрые мои Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Пользуюсь случаем поговорить с вами этим письмом. Меня посетил казанский священник – Иван Иванович Пылаев¹⁵⁵, которого, думаю, и вы знаете. – Хочется сказать что-нибудь по вашему вопросу о явлениях Господа воскресшего женам мироносицам. Скажите мне, добрый Отче, что собственно заставляет вас доискиваться точной истины по этому вопросу. Я думаю, что вы разумеете Христа Господа, как истину и в отношении к точности фактической, и по вере и любви к Нему, как такому, считаете святою обязанностью дознать точную истину по занимающему вас вопросу о св. женах мироносицах. Вы желаете и надеетесь своим исследованием приобретать своему уму и духу Самого Христа, как истину и по исторической точности. Так, по крайней мере, должно быть у вас, как православного исследователя и притом священника. Зачем нам в таком важном деле, как дело исследования истины, быть чуждым Христовой благодати, которую надо усвоять и во всяком деле для достоинства и доброты самого этого дела? – Согласны вы со мною? Если согласны, то можете рассудить, что для Духа истины, одушевлявшего Евангелистов, дело не безразличное обозначить истину с фактическою точностию или без такой точности. Нам важно и спасительно прибрести Самого Христа, как истину и в отношении к точности факта. Этого уже довольно для удостоверения нашего, что Христос дает нам Себя в Евангелии, между прочим, и как истину исторически-точную. Дух св. есть Дух и такой истины. Вот первое и основное, что должно вам выдержать по вашему вопросу. Потому можете судить сами, может ли иметь место ваш способ объяснения Евангельских сказаний о дне Христова воскресения. – Я более всего забочусь о самом главном и основном. Так и следует, конечно; потому что если, наприм., вы самой силе дела удержите это основное, если т. е. будете исследовать факты дня Воскресения с Самим Христом, как по Его благодати ищущий и присвояющий себе Его Самого, – то в Его свете и разъяснятся вам эти факты. – Признаюсь вам, при чтении вашего последнего письма, в котором слышалась мне жесткая буква по делу знания, а не живой и животворный дух Христов, – я болел духом своим. Все как будто я одиночествую с своим направлением и образом мыслей. Читаете ли вы меня? Вот я вас хочу насильно заставить читать меня. Посылаю вам несколько экземпляров книг моего сочиненья, из которых любую возьмите в подарок от меня, а прочие предложите себе и другим прибрести покупкою. У меня тверские семинаристы чудесно раскупают, берут и священники. Цена за кн. об А. Павле 50 коп. сер., о миротворении тоже 50 к., письма к Гоголю 70 к., о Православии 1 руб. Выпишите и новые мои книжки у Моск, книгопродавца Манухина. Другого способа к передаче всего моего мысленного достояния у меня уж нет.

Анна Сергеевна вам обоим кланяется.

Простите Вашего А. Бухарева.

Что, брат ваш¹⁵⁶ свободен ли уже?

8-го Июля

1864 г.

8 Августа 1864 г.

Добрые друзья наши

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна.

Письмо ваше получено 7-го Августа, и вот вам немедленный на него ответ. Вы, О. Валериан, говорите, что изъяснение Евангельских сказаний об обстоятельствах дня воскресения Христова для вас важно не само по себе, или не в своей отдельной частности, а по вопросу вообще о понимании Св. Писания. На это и я скажу вам, что я также не стою за тот или другой способ изъяснения, означенных Евангельских сказаний. Я, рассуждая с вами об этом изъяснении, подобно вам, занят даже не одним вопросом вообще о понимании св. писания, но еще более общим вопросом о деле нашей мысли и знания, об исследовании истины в каких бы ни было областях знания. Как нам вести это исследование (по вопросам ли св. писания, или физиологическим и геологическим), – по-православному или истинно по-христиански? Вот мой вопрос. – Это и ваш тоже? Можно и землю пахать и дрова рубить, приобретая себе за этим самым делом Христа Господа. Было бы до неизвинительности глупо, если бы мы такое благородное дело, как исследование даже св. писания. не умели вести так, да Христа приобрящем. Худа еще нет в том, чтобы все исследовать, хотя бы стоя на почве современной антропологии и точных наук; это не значит еще быть неверующим. Худо не любить, не искать истины, не верить, что она есть, быть неверным пред ее требованиями и законами; это значит уже быть неверующим Самому Христу, в качестве истины. Худо верующему колебаться и раздвояться внутренно. Двоедушие не годится ни для какого дела; в двоедушии – расстройство всякому делу. Дело мысли и знания, дело исследования какого угодно, также никогда не устроится, если будем допускать в это дело то двоедушие, чтобы раздвоялись у нас самые начала для этого дела. Плохо мое дело мысли и знания, когда это дело я поведу таким образом: вот это, мол, я говорю или думаю, основываясь на начале веры, а вот это толкую и разумею, основываясь на началах обыкновенной критики, герменевтики, логики, опыта, теории вероятностей, общего здравого смысла и проч. и проч. Такой двоедушный в деле знания и мысли муж не устроен будет во всех путех своего исследования. Итак я или – неверующий и меня еще надо обращать ко Христу, или верующий, православный без двоедушия. И опять: мне, человеку православному, или надо, истинно в духе и силе афонского аскетизма, объединить и возглавить в одном Христе все дело моей мысли, все способы и образы познавания, все знакомство с современным знанием, изучение всех современных наук и чтение всяких книг; или я, не умея и не стараясь уметь этого сделать в деле своей мысли, должен оставить область современного знания, современной книги, следуя хоть по поверхности дела, афонским подвижником (говорю вашими словами). Сказать то же в отношении к частному исследованию, напр., Апокалипсиса, взятому вами самими в пример: слыша при чтении этой книги враждебный лай духа хулы, я должен был или, не задерживаясь им и даже по возможности не обращая и внимания на хульные духовные в себе вопли, благоговейно вникать в эту книгу, соображать ее символы и образы с употреблением тех же символов в других местах св. писания, выяснять содержание книги общим новозаветным воззрением на дело Церкви и веры, на судьбы их и мира и проч. подоб. (что я и делал себе понемножку, взирая внутренно к истине всего – Господу), или вовсе не читать этой книги, по неуменью вести это свое дело без разрушительного двоедушия между моею верою и смущениями от духа неверия и хулы. Так и изъяснение Евангельских сказаний о дне Христова воскресения мне надо или так делать, да и в этом Христа приобрящу (какой бы способ изъяснения ни избрал я, хотя бы я делал это дело без всякого идеальничания, а просто по суду сухого рассудка о буквальной разности Евангельских сказаний), – или уж читать Евангельские сказания просто, не дозволяя себе никакого исследования. Да не будет мне того, чтобы какое бы ни было дело, хотя бы самое чернорабочее, а тем более дело исследования Св. Писания делать как-нибудь иначе, а не по тому началу, да Христа приобрящу. Ведь все прочее для меня (как и само по себе) есть одна тщета; а то я еще неверующий, – мне еще надо обратиться ко Христу и без Него не приниматься за науку только для того, чтобы повторять или продолжать путь заблуждений. Согласны ли вы со мною? – Ведь еще в крещении мы умерли для всякого другого начала, чтобы жить только Христу и Христом, и это столько же и в мысли, сколько в других сторонах нашего существа и жизни. Согласны ли? – Знаю, что согласны. Только требуете, чтобы разъяснено было вам, как и дело исследования сухим рассудком, относящегося к разностям буквы сказаний, делать так, да Христа приобрящем. – Вот для этого самого я и говорю вам в прошлом письме, что фактически-точная истина принадлежит тоже к области Духа истины, к области Духа Христова. Из этого положения следует не только то, что Духу, одушевлявшему Евангелистов, никак не свойственно пренебрегать фактическою точностию, но и то, что, доискиваясь всячески до фактической точности известных Евангельских событий, вы следуете направлению Духа истины, вы ищете Христа приобрести – в Его же духе фактической истины. Зачем же двоедушничать. Обыкновенная, как вы выражаетесь, критика или герменевтика, или теория вероятностей, общий здравый смысл – все эти способы или пособники к точному разысканию фактической истины – суть для вас, как православного, покорные слуги и орудия, да приобрящете Христа в качестве истины, с фактическою ее точностию. То же разумейте и относительно всякого рода исследования. Ведь Христос наш есть истина не по всеведению только, как вы сказали, а еще и существенно по тому, что во всем, чего бы мы ни исследовали, – осуществлены или осуществляются и выражаются Его мысли, положительные или попустительные, и самое бремя наших заблуждений и неведений подъято и вынесено Им на себе, как Агнце, вземлющем, и в деле мысли, грехи мира. В деле мысли все равно, что в деле нравственного добра или в добродетели: Христос есть правда наша не по своей только всесвятости, но еще и особенно потому, что в нем одном сущность и сила всего нравственно-доброго, так что, при совершении доброго дела, мы действительно воспринимаем Его к себе, и притом Он же взял на Себя вину самых наших неправд. Отношение наше к Нему, как к истине, совершенно такое же, какое отношение к Нему как правде. Вот Он был и в состоянии младенческого неведения и бессознательности, а потом, по мере физического возраста, возрастал и в разуме и премудрости, согласно условиям усвоенной Им себе человеческой природы. Не отяготитесь же и вы, а напротив вменяйте себе не только в сладкий долг, но и в славу воспринимать Его, подчинившего себя ради тебя условиям человеческого умственного развития, воспринимать постепенным, согласным с вашими талантами и условиями умственными, развитием и обогащением вашей мысли, постоянным восхождением в какой бы ни было научной области от неведения и недоразумений к полной отчетливости. Вот Господь не стыдился разузнавать с точностию, кто Его коснулся, принимать и отражать возражения, или идти к смоковнице для опытного, осязательного дознания, нет ли на ней плодов для удовлетворения Его алканию. Это Он дает тебе воспринимать и приобретать себе Его Самого в опытах и точных исследованиях, в кропотливом разборе свидетельств, толков, перетолков, предположительных теорий.

Зачем же, спрашиваю снова, двоедушничать и отступать в деле мысли от духовного¹⁵⁷ направления и единства? Я предложил вам один из многих возможных способов объяснения Евангельских сказаний о женах мироносицах, не трудясь над этим нарочито, хотя и держась, по своему началу и направлению, Христа – истины в изъяснении. Ваших требований по отношению к истине, как видно, не удовлетворил мой способ изъяснения. Что ж? Из любви к истине, к Христу же, работайте в изыскании более удовлетворительного способа изъяснения. Зачем вам противополагать свои изыскания моему изъяснению, как дело неверующей мысли рассуждению по Христу? Зачем вам раздвоять себя, по этому делу, на два человека – одного верующего во Христа, а другого, не верующего Ему? Ради благодати крещения помышляйте себе мертым быти греху, всякой тщете вне Христа, живых же Богови во Христе Иисусе. Зачем еще оживлять умершего уже в вас человека, человека не по Христу, и тем попирать и разорять благодать крещения? Вы ищете истины, вы не соглашаетесь со мною во имя дела истины, а истина – Господь. Работайте же в Нем, с Ним и Ему в деле истины, не судясь чужою совестию, а своею пред Господом. Сравните, для ясности дела, настоящий случай с разностями в нравственных делах. Один приобретает Господа таким путем Богоугождения, которого другой находит не подходящим к себе и подвизается над тем- же, в существе дела, но только своим путем. Зачем было бы этому другому двоедушничать от того, что он не последует первому? Ведь эдак, кроме расстройства наших путей и дел, можно стеснять самого Христа и Его Духа: в Его теле каждый член пусть исполняет свою работу и по своему раскрывает в себе Его же дух, – ухо, как ухо, а не как глаз, а глаз, как глаз, рука, как рука, и т. дал. Только каждый держись в своем деле Христа, и Его старайся приобретать. И в отношении к делу истины, знай, что здесь так же, как и в деле правды, надо трудиться и подвизаться, проходить путь борений, внутренних и внешних препятствий и затруднений выяснить истину, которые не должны тебя останавливать, а должны быть преодолены тобою скоро ли, долго ли. Это путь креста, на основании и по первообразу и в силе спасительного крестного пути Самого Господа. Христу, в качестве истины, изменяешь не только – когда отступаешь от Его имени, но и когда легковерно, не серьезно, не точно, не добросовестно пред логикою и опытом, разбираешь дело истины и на этом однако успокаиваешься.

Что касается в особенности до исследования Писаний, буква убивающая здесь для вас есть не какая-нибудь кажущаяся мелочною и сухою работа, а работа не с усвоением Христа, как самой истины. Всякое понятие даже об истине, наприм. о Богодуховенности писания, если вас оно парализует и останавливает в деле живого и отчетливого усвоения истины (которая ведь – Христос), уж обращается для вас в мертвую и мертвящую букву. Надо и в разъяснении Боговдохновенности достигнуть живой истины – самого Христа. (Сказать кстати: из живой Божественной истины, во всех ее сторонах, не смотря на явление ее своим существом в живой личности – Христа Господа, мы успели сделать мертвый, неподвижный абсолютизм). Вот вы указываете на место из 1-го посл, к Коринфянам: «Я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гая... крестил я также Стефанов дом, а крестил ли еще кого, не знаю». И заключаете из этого места с торжеством полной уверенности, что состояние Боговдохновенности не уничтожало в Павле естественного забвения. Вам и хотелось бы выяснить эту, как вы выражаетесь, границу между тем, что в писаниях составляет след властительного водительства Духа, и тем, что в них составляет след орудия – человека. – Что сказать на это? – Если Дух, вдохновлявший и ветхозаветных Св. Писателей, назван в слове Божием Христовым (1Пет. 1:11); то на этом основании вы, надеюсь, без труда согласитесь с тою мыслью, что в Боговдохновенности Св. Писателей Св. Дух, их вдохновляющий, раскрывает многочастно и многообразно благодать именно того, что и как совершал и проявлял Сам Господь Иисус в Своем Богочеловеческом лице. В лице и служении Христовом можно и должно различать, что свойственно и принадлежало Его человечеству и в чем проявлялось величие Его Божества; но и то, в чем являлась даже одна немощь Христова человечества, совершалось тем не менее в общении Его человечества с Божеством и потому совершалось непременно в силе Св. Духа. Так Христос страдал на кресте человечеством, а не бесстрастным Божеством, и умер Своею плотию человеческою; но тем не менее Он именно «Духом Святым принес Себя непорочного Богу», как говорит Апостол (Евр.9:14). Так истощался Он до человеческого неведенья и разузнавания тоже не иначе, как движась к такому спасительному для нас истощанию Духом Святым. Благодать этого раскрывалась и в Боговдохновенности Св. Писателей. Так Апостол, в выше приводимом месте показывает в себе человеческое припоминание, борющееся с забвением; в этом самом Он управлялся и движим был Духом Святым, раскрывавшим и в Павле благодать того, как Сам Христос истощался до немощей человеческого познавания. Таким образом вы никогда в Св. Писателях и Писаньях не уследите никакой черты и следа, которые выходили бы из-под вдохновляющего действия Св. Духа и к которым, потому, вы могли бы отнестися запросто, без подобающего пред Божеств. Духом благоговения, с недостойными Духа и оскорбительными для Него гипотезами. Не то, чтобы вам не дозволялось или было бы не свободно доискиваться до истины, исследовать ее простыми человеческими способами. Нет! В отражение этой односторонности, наша истина – Господь готов дать осязать себя любящим Его, есть и пить с ними для их удостоверения в истине; но и при этом мы должны относиться к Нему все же не иначе, как к нашему Господу, хотя и удободоступному для нас столь благостно.

Довольно сказано по вопросу: как по православному вести дело исследований? – Анна Сергеевна и я желаем вам обоим и с дитятем вашим доброго здоровья.

Ваш А. Бухарев.

Конец слова: смело выходите на почву антропологии и точных наук, но ни шагу без Господа, с которым одним и на этой почве не дадите места лжи.

[1865 г.]

Добрые друзья наши,

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Что это вы замолчались слишком? Живы ли, здоровы ли? Мы уж и не помним, когда получали от вас письма. Мы только-что переселились из Тверских краев в Ростов, – третий день, как заняли квартиру. Что в Казани? Туда к концу лета я послал свою книжку «Печаль и радость по слову Божью», на имя Варвары Васильевны Любимовой¹⁵⁸. Получена ли эта книжка? Пошлите запрос об этом к Антонине Ивановне¹⁵⁹, с поздравлением, и Варваре Васильевне¹⁶⁰ с близким днем ее ангела. И будьте добры; уведомьте меня уж без замедления на этот раз. Также напишите обо всем, что и вас касается, и ваших родных, мамаш, сестер и брата. Я, слава Богу, живу с Анной Сергеевной, странствуя с места на место, как – вы знаете, кто также сам-друг странствовал в образ для нас, только бы – с Господом.

В Твери был у меня однажды Казанский Иерей, Иван Иванович Пылаев¹⁶¹, когда он был у родных в Тверской губ. тому уж года полтора, если не боле. Он у меня взял несколько книг моего сочинения для распродажи их желающим в Казани. Передайте мою просьбу Антонине Ивановне побывать, при случае, у этого Батюшки – Священника больничной в Казани Церкви и, сказав ему и его супруге Ольге Викторовне мой поклон, спросить, проданы ли эти книги; если не проданы, то Антонина Ивановна¹⁶² взяла бы их и удержала пока у себя. Кто знает!? – Может быть, летом побываю у вас и в Казани.

Простите, родные мои! Анна Сергеевна вам кланяется.

Ваш А. Бухарев.

Адрес мой: В Ростов Яросл. губ. На малой Яковлевской улице, вблизи Яковлевского монастыря, в доме Шапошникова – Александру Матв. Бухареву.

Добрые наши други,

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

С великими праздниками и новым годом поздравляем вас.

Письмо ваше с деньгами получено. Иван Иванович Пылаев¹⁶³ брал у меня книги на продажу больше для себя; это я помню, хотя и забыл – было, что поручал ему отвезти и вам нисколько экземпляров. – Ваше письмо было ободрительно для меня. Мне особенно отрадно было доставление моей книгою отрады вашему брату Константину¹⁶⁴; признаюсь вам, что я поцеловал самые строки ваши об этом. – От варшавских краев и я был не прочь. Года полтора назад в Твери увиделся я с одним из тамошних священников, – познакомился, разговорился; наши неоднократные собеседования привели нас к тому, что мы стали обдумывать духовный журнал для того края, – я составил и программу, с которою мой знакомец и отправился восвояси хлопотать об издании пред Владыкою. Владыка, хотя и знает меня с доброй стороны, остановил дело на первом шагу, представляя (по обычаю и духу людей, настроенных в прошлые еще десятилетия) разные опасения, затруднения и проч. Есть ли какие известия оттуда о вашем деле или просьбе? Вы, пожалуйста, пишите, если что особенное услышите.

С год назад, видел я в Твери Морошкина¹⁶⁵ из Казанской Академии. Он меня слишком не порадовал известиями о наших Казанцах. Это, думаю, и вам повредило в глазах вашего Преосвященного¹⁶⁶, о предубеждениях которого, вдруг возникших, вы мне писали. Да, пожалуй, и Варшавский Иоанникий¹⁶⁷ не предубежден ли уже против казанских академиков?

Впрочем пора бы вам, по крайней мере, нравственно устроить себя для обычных хождений по приходу. Мне нравится, что вас стесняет известная неблаговидность этих хождений. видно, копейка вас не слишком задабривает в их пользу. Но вы старайтесь разносить по домам своею верою благоволение Небесного Отца ради Его Сына и по благодати Св. Духа. Занятый этим, дух ваш может и не отягощаться, а понемножку возвышать и прихожан.

Простите меня! Анна Сергеевна вам обоим кланяется. Судя по вашему последнему письму, одно или два письма ваши, адресованные во Млево, затерялись по тогдашней дальности от нас почты.

Ваш А. Бухарев.

27 Марта 1867 г.

Добрые друзья

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Простите меня, что так долго не отвечал я на ваши добрые письма. Причиною тому были, кроме простого отлагательства время-от-времени, озабоченность моя тем, что не находил и до ныне не нахожу издателя моего одного уже отцензорованного сочинения, и чрезвычайная еще для меня особенность вашего положения, на которое – не знаю – что и сказать вам. Само собою разумеется, добрый О. Валериан, что вы напрасно обессиливаете свой дух излишними тревогами о помощи своей матери, которая все таки пока довольно обеспечена, напрасными и несправедливыми мыслями о своей как будто бесполезности, и подоб. Изучайте Поляков и весь их край с мыслью и сочувствием, неотступными от общего им и нам Спасителя; соприкасайтесь духом и сердцем к действительной и жизненной страшной трудности к сближению римских католиков с Православною Церковью – одною истинною матерью всем нам, так полно и живо представляемою лицом Матери Господа нашего, облекающего в Себя крестящихся в Него. Поляки ведь так горячи, кажется, в вере в благодать Пресв. Богородицы! Знаю, друг мой, что хорошо любомудрствовать издали, а совсем иное в столкновении с самою действительностью; но в этом и состоит не бесплодность вашего заботливого изучения края и дум о родственных же нам поляках. А все такие думы и заботливые тревоги повергайте, в служении, пред Самим Божиим Агнцем, вземлющем грехи мира. И таким образом Евангелие будет для вас, как оно есть в своем существе, самая сила, а не просто слово. Пусть всякий добросовестно делает свое дело, а наше дело служить благу России и принадлежащего к ней же царства польского не иначе, как в Господе, в Котором и есть самое существо всякого блага, – и гражданского или политического. Видите, что вам суждено делать в вашем положении; делайте понемножку это дело, не задерживаясь тем, что оно у вас пока главным образом есть внутреннее. Придет в свое время и соответственная внешняя деятельность. Приглядывайтесь, например, нельзя ли и не будет ли полезно обосновать в Варшаве издание православного журнала. Вы помните, что и мне приходилось замышлять по этому предмету. – Вашему Аркадиньке¹⁶⁸, Александра Ивановна, суждено расти и начать свое воспитание в таком городе и крае, где православному – русскому совсем не естественно оставаться индефферентным к делу Православия и к духовной судьбе инославных братьев и сестер. – Простите меня, что я как будто возлагаю издали не очень легкое духовное бремя на ваши плечи: знакомьте меня с этим бременем, чтобы и мне не быть в невозможности касаться к этому бремени соучастливо.

Вам, конечно, Антонина Ивановна писала о моем предположенном было намерении побывать в следующее лето в Казани и на пути туда и обратно отдохнуть у вас в Нижнем¹⁶⁹: не так расположились обстоятельства, – значит, Богу угодно так! – Анна Сергеевна свидетельствует вам обоим глубочайшее почтение и сердечное соучастие, – Целует Аркадия великого¹⁷⁰. Простите вашего А. Бухарева.

Тихону Алекс. Горизонтову¹⁷¹ мой поклон и желание всего лучшего. Мы оба здоровы. Адрес простой: в Ростове, Яросл. губ., Алек. Матв. Б .... у.

3 Декабря 1867 г.

Добрые друзья

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Благодарю за дружеские письма. Радуюсь, добрый Отче, что Господь дает вам не терять искренне-духовного образа мыслей и духовной озабоченности в делах. Возгревайте этот дар. Вы желаете и моего в этом содействия, – не отказываюсь. И прежде всего, что касается до обращений в правосл. веру, – сожалея о корыстных к этому побуждениях, напомню вам мысль св. Ефрема Сирина, что вступающие наприм. в монашество, не совсем по добрым побуждениям, все же помилованы Господом чрез свое вступление в лучший христианский путь и могут после восполнить недостаток добрых побуждений. Вступление в Правосл. Церковь, конечно еще желаннее и нужнее для души, чем избрание в ней лучшего пути. Итак не скорбите слишком, если вступают в Церковь и не совсем по достойным побуждениям. Начинайте дело свое с ними в таком духе: «да, Божий же дар – и выгоды жизни. Нет ничего недостойного Его, что Он влечет вас к Себе вашею мыслию о Его же дарах. Только и помните, что это – истинно Его дары, Его благодать и милость. Постарайтесь же лучше узнать Его подающую руку, Его милосердие к людям, Его человеколюбие, пославшее к нам под человеческие жизненные условия, Своего Сына, который плотию и умер за наши грехи, за то, что мы так забываем и оскорбляем Его Отца и даже вот все же как будто не Его ищем, когда и к Нему идем. Св. Церковь – благодатное тело Христа Сына Божия: вот в какое единение с Богом вступаете вы. Римские католики слушают папу, как Господа: вы призываетесь слушаться и держаться своею душою Самого Господа. Лютеране по своему человеческому усмотрению распоряжаются делом Божиим: вы идете туда, где христиане только блюдут и более и более присвояют себе Божие устроение, от которого неразлучен Сам Христос во вся дни до скончания века Духом своей благодати и истины, Св. Духом. Магометане не имеют, да и не заботятся, как удостоиться им – грешным и нечистым людям быть с Богом – огнем поядающим все нечистое, – всеблагим нашим Отцом, но для этого надо быть и добрыми Его детьми: вы получаете открытый и свободный доступ к Нему в Самом Его Сыне, сделавшимся человеком и умершим за все наши нечистоты и злобы, – вы хотите принять к себе и в себя, в свою душу и тело Христа Сына Божия и чрез это истинно сделаетесь сами чадом Божиим. Ведь в вас будет Сын Божий и Дух Его! Без Сына Божия как вам усыновиться Богу? Бездны разделяют» и т. дал. Но не понимают? Молитесь, чтобы понимали. – старайтесь возбудить хоть искорку живую, хоть в одном чувстве, и тем будьте довольны. Это – живое семя; знаете притчу о горчичном семени.

Отношения ваши к Владыке благородны и честны и духовны. Вы, разумеется, не забываете, что существенно один Архиерей, вам Господь, действующей Сам же и чрез свои орудия. Из ваших объяснений со Владыкою ясно одно то внушение Господа вам: не мните, яко приидох разорити закон и пророки, правила и отцов православия, не приидох разорити, но исполнити. И затем применения делать к разнообразной практике вашей доверенно вашему сыновне – самостоятельному духу, вам самим как сыну благодати, а не рабу буквы. Различайте самую сущность и силу дела от того, что не есть сущность. Отец духовный должен иметь существенною своею задачею то, чтобы зарождалась и поддерживалась в его прихожанах жизнь духовная, то есть, чтобы они полагали и имели свою правду и жизнь в самом своем Искупителе – Христе, которого и держались бы своею душою, как самой жизни и единственной своей правды. Вот чем существенно и более всего должны вы озабочиваться, – тем, чтобы души христианские имели жизненное и мысленное свое начало в Господе – своем истинном и бесценном женихе. Посты надо внушать (как они и заповеданы Христовою Церковью, верною слову Христову о постах), как выражение тоски душевной по своем женихе – Господе Иисусе. Вот и Владыка рад, взамен постов, удовольствоваться только самым малым тоскливым о несоблюдении постов движением души: тут есть дух Христов, а не ревность только о букве законной. Самостоятельнее и дерзновеннее действуйте, ревнуя о духе Христовом, а не букве мертвой, путающей в несущественном и иногда прямо мелочном, как бы в самом существенном.

Поляки, по-моему, – не юность, а бедные жертвы между двух огней – Востока и Запада. Принимайте в них живейшее и уважительное участие, но не без осторожной против Западной льстивости, слишком изощренной и закаленной и иногда затаенной в непрестанных борениях. Если Владыка¹⁷² желает фарисеев между Русскими, то это для вас знамение, что, действительно, есть фарисеи из них, которых вам тоже надо остерегаться. Нефарисейский ваш дух может быть ими жестоко перетолкован. При целости голубиной будьте мудры как змия.

Кто у вас кухарки, – русские или польки? Мир духа и доброе здоровье, Александра Ивановна, дороже денег. Нельзя ли так устроить, чтобы на ворованные у вас деньги покупать спокойстве внутреннее и внешнее, не постоянно и не горячо вступаясь за «всякое лыко»? Уступайте частичку и любви, прощающей давние дурные навыки, а другую часть краденного у вас отдавайте попеченью вашему о своем и мужнем спокойствии. Иногда, ничего, и погорячитесь, чтобы плутовка не совсем пропадала от дурных навыков.

Аркадия¹⁷³ целую. Анна Сергеевна благодарит за внимание. Ваш А. Бухарев.

Адреса вы не написали, – забыли, что прежний дан вам только временно, как вы тогда писали.

Р. S. О себе писать нечего, – живы слава Богу! Быть в Казани нам нельзя за неимением нужных для того денег, но видеться с вами, если летом, Бог даст, поедете в Казань, можно. Но об этом после.

11 июня 1868 г.

Добрые друзья наши

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Благодарим за письмо и за поздравление нас с благодатию быть родителями¹⁷⁴. Благодарим и за 60 рублей всех, принимавших участие в составлении этой суммы¹⁷⁵. Случилось, что только я получил ваше письмо, как пожаловал ко мне из Варшавы же ваш Ник. Мефод. Троицкий¹⁷⁶, который был комментатором и дополнителем вашего письма.

Что же скажу в ответ на ваше письмо с деловой его стороны? – Прежде всего прошу Вас взять во внимание, что Феод. Вас. Ливанов¹⁷⁷ писал Вам без ведома моего и не спросясь у меня: он даже напечатал в газете «Новое время» заявление о моих тесных обстоятельствах с призывом спасать меня от опасности умереть с голоду, – также решительно без моего ведома и согласия. Это нас даже огорчило. Но так как случилось, что и мне надо было указать на мои обстоятельства вашему брату Константину Викт.¹⁷⁸, который известил Вас об этом, то, видно, не без особенного намерения Промысла узнали Вы несколько о пути, каким я иду. Поэтому и я считаю себя обязанным иметь озабоченное внимание к предложениям варшавским, чтобы не поступить вопреки намерению о мне Промысла Божия.

Благодарность г. Голубинскому¹⁷⁹ за сочувствие и заботливость относительно меня. Вступить в акцизное дело, действительно, не по моему призванию, хотя, по своему образу мыслей, признаю и за этим делом достоинство, по русской поговорке, «места святого» для делающих дело свято. Поступить на секретарское место при редакции хорошо, но что у вас в Варшаве есть по этой части? И есть ли еще что? Ник. Мефодиевич¹⁸⁰ передал еще мне, что г. Голубинский мог бы предоставить мне дело в книжном магазине Кожанчикова, что в этом случае, и наше путешествие в Варшаву будет обеспечено в финансовом отношении и даже, если бы оказалось необходимым, и самое возвращение оттуда; он предлагал от лица Варшавских, не угодно ли и моей Анне поступить, разумеется выдержав экзамен в учительницы русс. языка и географии в женской гимназии. Последнее не состоятельно, потому что Анна совсем не готова к школьному делу, по недостатку систематической правильности в своем образовании. На первое же я могу выразить свою готовность и согласие; только надо мне получить обстоятельное и точное сведение о сказанном и удостоверение в том. Будьте добры – войдите в разъяснение этого и известите меня без промедления. Мне думается еще, не откроем ли мы, если я буду в Варшаве, возможность издавать там по моему образу мыслей журнал литературно-ученый, направленный к соединению между нами – русскими и поляками. Прощайте и потрудитесь уведомить о нужном с деловой стороны. Анна Вас благодарит; миниатюрное дитя наше не прочь от знакомства с Аркадием¹⁸¹, если Богу будет угодно.

Ваши Бухаревы.

Р. S. О. Тихон прав, что мне еще нельзя жить в Петербурге, – остается этого запретного времени еще два года. Служба же закрыта для меня на всю жизнь.

23 июня 1868 г.

Добрые друзья наши

О. Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Снова пишу к вам о своем деле, после второго свидания с Н. М. Троицким¹⁸²и более решительных с ним объяснений. Вы в последнем письме предусмотрительно поставляете мне на вид, чтобы я не слишком смело вверялся надеждам относительно жизни в Варшаве. Вы делаете это на том основании, что, как говорите, знаете мои средства и беспокоитесь за Анну Сергеевну и маленькую нашу Сашу. Но знаете ли хорошо мои средства? Мои средства и надежды – единственно в Отце небесном. Вы знаете, что, до перемены моего костюма и имени, у меня не запасалось ничего на будущее. Анна вышла за меня только с тем и в том, что могло быть не у сряженой заранее невесты; в финансовом же отношении она была совершенная бесприданница. Отец ее и после, в год два или три, пришлет ей, с грехом пополам, рублей пятьдесят; так что его денег нам не доставало бы и на одни необходимые наши путешествия. Дух моих сочинений как знаете, в противоборстве господствующим у нас направлениям – и набожному и светскому; потому можете судить, как ценились мои строки издателями, а в последнее время я рад уж найти только бы издателя сочинению, давно уж отцензорованному, совсем не рассчитывая что-нибудь выручить себе от него. В Москве и Питере мне жить еще нельзя; а главное, мудрено принять участие в журнальном деле с прямым и свободным влиянием на направление и идеи этого дела. Слово Божие не вяжется в своей властительной над умами и думами силе; но я сам вижу, вразумленный восьмилетними уже опытами, что у нас общественный дух и сознание – не то, чтобы были испорчены до безнадежности для меня, но еще ребячески- малы в своих свежих, родных мне, задатках, – это не более, как мой младенец Сашинька. Как или с какой стороны ни рассуждайте, а все-таки согласитесь, что предложение г. Голубинского, сделанное мне чрез Н. М. Троицкого¹⁸³ истинный дар Божий мне, чтобы потерпеть еще и пождать в Варшаве, наблюдая в стороне за движением общественного русского духа и сознания, и в то же время занимаясь делом для получения от Отца небесного хлеба насущного себе и семейству. Вот вам и все мои виды и надежды! Скажите мою истинную благодарность г. Голубинскому, которому прочитайте и мое письмо для ознакомления его с моими обстоятельствами и стремлениями. Попросите его не помедлить известить чрез Николая Мефодьича поточнее и прямее как об ожидающих меня обязанностях так и о плате за их исполнение. А вы известите о цене за скромную семейную квартиру; все это нужно сообразить, чтобы пуститься к вам. Мне ведь нужно еще хлопотать о паспорте в Консистории, к чему я впрочем готов приступить и сейчас, как вы известите меня о решительном согласии доброго Голубинского принять и меня в число (как выражаются москов. купцы и главные их приказчики) «молодцев» под его заведованием.

Надеюсь, друзья мои, – вы видите, что я не слишком мечтательно предаюсь надеждам. Я даже не имею в виду и не рассчитываю устроить что-либо в роде – «Православно-русского вестника в Польше»; в отношении к литературе и учености я – совсем обескуражен и обезнадежен в глубине своей души, и страдаю от этого. Ну, хочется поприглядеться ближе и к Полякам, которые все же братья нам Русским, если Польша принадлежит России. Прощайте! Буду ждать конца дела в Москве; только с 29 июня переменю квартиру, – пишите адрес ко мне: У церкви Покрова в Левшине, в доме священника Констант. Семен. Озерова А…..М….. Бухареву¹⁸⁴.

Вас всех троих целуем мы тоже трое – Бухаревы.

[Рукою о. В. В. Лаврского: Отвечено 15 Ноября 1868 г.).

31 Октября 1868 г.

Добрые друзья наши

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Как-то совершили Вы ваше длинное путешествие, и благополучно ли и когда воротились в Варшаву? Пора бы уж Вам известить нас о себе. Я же, по пути из Москвы в Ростов, поболел с месяц или еще поболее, и в следствие того письма В. Ф. Голубинского, настоятельно требовавшие движения моего в Варшаву еще в Августе месяце, получил уж в Сентябре. А между тем, выходило для меня такое благоприятное обстоятельство, что я, вопреки всякому моему ожиданию, мог занять учебную должность в военной варшавской школе. Но Вам это, конечно, уж известно. Прилагаю здесь письмо и к В. Ф. Голубинскому, чтобы Вы потрудились лично отдать ему это письмо и, по содержанию его, объясниться, чтобы уведомить меня, если он сам не нашел бы нужным писать ко мне. – Николаю Мефодьевичу¹⁸⁵, благородному и доброжелательному Николаю Мефодьевичу передайте от обоих нас искренние поклоны.

Увидясь с Вами в Москве, добрые друзья мои, я озабочиваюсь, Валериан Викторович, Вами – вашим здоровьем, которому Вы вредите, как кажется, своими излишними думами и заботами. Зачем это? Христос Спаситель не с нами ли? Он благословил вас хорошей, любящей подругой и умненьким ребенком. Будьте добры и веселы! Он не оставит и вашей матери с сестрами. Смотрите, как Господь поддерживает меня с семейством, человека воистину совсем беспомощного в мирском смысле. Смущают и меня унылые мысли и заботы, но это – грех и ложь; Евангелие Христово – правда, а знаете, что там сказано нам чрез полевые лилии и птицы небесные. Право, миру не подняться без правого христианства, а правое христианство крепче всего мира. Анна Сергеевна с Сашинькой – здоровы и вам с любовью кланяется, как и Аркадия целуем. А. Бухарев.

[Рукою О. В. В. Лаврского: Получено, Отвечено 4 Авг. 1869 г.]

Добрые друзья

Валериан Викторович и Александра Ивановна!

Слишком давно мы не писали вам. Это потому, что сначала довольно времени страдала, а потом и ушла в другую жизнь наша Сашинька¹⁸⁶. О чем было писать в такое время, когда особенно Анна моя чувствовала, что как будто вся ее жизнь ушла с Сашинькою? Дитя умерло в самый день Пасхи.

Право не знаю, о чем и теперь писать вам. – Спросите у известного вам Василия Федоровича¹⁸⁷, существуют ли еще в Варшаве какие-либо добрые возможности для меня, как было в прошлом году. На всякий случай, в моем паспорте значится теперь и Варшава и вообще Польские губернии.

Здоровье у меня и у Анны Сергеевны, конечно, не слишком процветает.

Передайте наши поцелуи вашему Аркадию¹⁸⁸ и поклоны – от меня Вас. Феодоровичу¹⁸⁹ и от нас обоих г. Троицкому¹⁹⁰.

Известите о себе. – В иную пору хотелось бы много говорить с вами; сознается мною нужда высказать вам духовный, так сказать, отчет о себе. Но теперь также не пишется, как при личном свидании с вами, от чего-то не говорилось ни о чем заветном для души. Когда-нибудь после.

Простите! Ваши А. и А. Бухаревы. – ваши, разумеется в Господе.

8 июля 1869 г.

Адрес: В Ростов в Яросл. губ. А. М. Б.