Исправление богослужебных книг

Исправление славянского текста богослужебных книг и приближение его к пониманию современников епископ Афанасий считал одним из наиболее действенных путей катехизации. «Наш русский народ, – писал он, – не мыслитель в узком смысле этого слова, не философ, а более практик. Приняв христианство, он не сделался богословом-мыслителем, какими были греки. Русский народ стал по преимуществу обрядовером в хорошем смысле этого слова. Ведь русские приняли веру от Восточной Церкви потому именно, что они были восхищены красотой восточного обряда¹¹⁵. И основы веры православной они узнавали не столько из богословских писаний вселенских отцов и учителей, каковых писаний не так-то много было у нас в обращении, сколько и главным образом из богослужебных книг»¹¹⁶.

Для того, чтобы понять, что именно делал епископ Афанасий, надо сказать несколько слов о том, кто и зачем в XX веке пытался исправлять богослужебные книги.

В церковной публицистике начала века много говорилось о том, что богослужебные тексты трудны для понимания и это препятствует сознательному участию верующих в богослужении. В России, где отсутствовала традиция ежедневного чтения Библии, читаемые и поющиеся во время богослужения тексты были для многих прихожан единственной формой научения основам веры. На первый взгляд казалось, что наиболее простым способом сделать богослужение понятным является его перевод на русский литературный язык. Но на самом деле это не решало проблемы. Дело в том, что вплоть до революции существенная часть православного населения России училась читать не по русским букварям, а по церковнославянским Часослову и Псалтири. Это был тот основанный на заучивании текстов способ обучения грамоте, над которым когда-то издевался Франсуа Рабле. Русские крестьяне, прошедшие такой курс домашнего обучения, не могли читать газеты или произведения русской классической литературы, зато знали наизусть много славянских псалмов и молитв. Еще в XIX веке в русской деревне тех, кто умел читать Псалтирь, было намного больше, чем читателей Пушкина или Толстого¹¹⁷. Для существенной части населения России русский перевод сделал бы богослужение менее понятным. К тому же наиболее активная часть прихожан знала многие молитвы и песнопения наизусть и новый русский перевод мог смутить их.

Удачным решением казался не перевод, а осторожное приближение церковнославянского языка к русскому. В 1907 году при Синоде была образована специальная комиссия, которая занималась исправлением богослужебных книг¹¹⁸. Возглавил эту комиссию архиепископ Сергий (Страгородский), в будущем митрополит Владимирский, а затем местоблюститель патриаршего престола и патриарх. Комиссия издала исправленный текст Постной и Цветной Триоди (книг, содержащих богослужебные последования пасхального цикла). Чтобы не смущать прихожан, редакторы оставляли неприкосновенными общеизвестные молитвы, а в остальных текстах исправляли в первую очередь порядок слов, приближая грецизированный синтаксис изысканных византийских молитв к русскому. Менялись некоторые малоупотребительные слова и грамматические формы, и текст становился более понятным.

Поместный Собор 1917–1918 годов придал этой комиссии статус постоянно действующего учреждения, однако революционные события и прекращение издания церковной литературы лишили ее деятельность всякого смысла. Синод рассчитывал, что новая редакция богослужебных книг постепенно вытеснит старую. Члены Синода не учли лишь одного – революции, которая на десятилетия прервала издание церковной литературы.

Нетрудно догадаться, что за годы советской власти уровень церковного образования верующих заметно упал. Люди, изучавшие в детстве Закон Божий и основы церковнославянского языка, постепенно уходили, а на смену им приходили те, чье детство было связано с кострами и пионерскими линейками. О церковнославянском языке они не имели никакого понятия. Непонимание богослужебных текстов и одновременно с этим желание прихожан молиться теми словами, которые они понимают, привело к чрезвычайно широкому распространению акафистов. Язык и поэтика акафистов намного проще, чем богослужебных канонов, но при этом их богословский и художественный уровень часто оставлял желать лучшего. Распространение акафистов и постепенное вытеснение ими прекрасных древних песнопений вызывало у святителя Афанасия ужас. «Я решительный противник акафистов, которых много появляется в наше время, – писал епископ Афанасий архиепископу Мануилу (Лемешевскому). – В большинстве случаев это сорняки, это бурьян, которым засоряется наше прекрасное, наше дивное богослужение. Эти лопухи совсем заглушают дивные по красоте, благоуханные цветы нашей древней церковной поэзии <...> Некоторые благочестивые старушки с великим умилением молятся: «Матушка Царица Небесная Владимирская, спаси нас. Матушка Царица Небесная Иверская. спаси нас. Матушка Царица Небесная Итрия (т.е. Одигитрия), спаси нас». Я сам слышал такую молитву, верю, что Царица небесная с любовию примет такую, в простоте сердца возносимую молитву. Но значит ли это, что так формулированную молитву должно внести для общецерковного употребления в состав нашего богослужения и даже в замену древних песнопений, в том числе и боговдохновенных псалмов Давида?»¹¹⁹

Способ хоть как-то изменить ситуацию и сделать столь любимое им церковное богослужение более понятным молящимся, епископ Афанасий видел в продолжении и доведении до конца трудов, начатых Комиссией митрополита Сергия¹²⁰. Как мы уже сказали, Сергиевская комиссия успела издать в исправленном виде Постную и Цветную Триодь. Именно эту версию триодного текста святитель Афанасий рассматривал как современную, утвержденную священноначалием. Возвращение к прежней редакции святитель считал недопустимым, и, рецензируя составленный митрополитом Мануилом (Лемешевским) Чин архиерейского отпевания, он указывал как на серьезный недостаток использование митр. Мануилом неисправленного текста Триоди: «Касаясь рассматриваемого нового богослужебного чина архиерейского отпевания, я полагаю, что в нем текст ирмосов канона Великой Субботы должен быть дан в новой редакции за послушание Высшему чиноначалию Русской Церкви – Святейшему Синоду, который своим благословением узаконил употребление нового исправленного текста песнопений Триодиона»¹²¹.

В своих литургических трудах святитель Афанасий пользовался исключительно исправленной версией триодного текста. Он прямо указывал на это в предисловии к составленным им Дополнительным минеям, куда входят службы русским святым, не включенные в стандартные Минеи: «Песнопения, употребляющиеся и в период пения Триодей Постной и Цветной, как например, ирмосы некоторых канонов, богородичны и др. здесь даются в редакции исправленной по благословению Святейшего Синода, в каковой они помещены в изданных по благословению того же Синода Триоди Постной 1912 года и Триоди Цветной 1913 года и каковая редакция теперь является единственно узаконенной и потому обязательной для всех храмов Русского Патриархата»¹²².

Святитель Афанасий приступил к исправлению тех книг, которые не успела исправить и издать Сергиевская комиссия. Принципы его деятельности были близки тем принципам, из которых исходили справщики начала века. Так, например, он заменял синонимами те церковнославянские слова, которые в русском языке отсутствуют или же имеют другое значение: да радуется тварь и играет он исправлял на да радуется тварь и веселится; мир от лести свобождается; исправлял на мир от обольщения свобождается, благоутробен исправлял на благосерд, снитие – на схождение, вместо местоимений ми, ти еп. Афанасий предпочитал использовать более привычные современному человеку местоимения мне, тебе и т. д. В исправленном варианте богослужебных текстов менялся и порядок слов. Дело в том. что многие церковные песнопения воспроизводят порядок слов греческого оригинала, делая песнопения совершенно непонятными. Перестановка слов более привычным для нас образом делает текст более понятным. Так, например, фразу управи нас к пристанищу всех спасения, поющих тя епископ Афанасий исправлял на управи к пристанищу спасения всех нас, поющих тя: оружие древле, жизни блаженное древо даровася хранити, за преслушание первозданного Адама исправляется на за преслушание первозданного Адама древле оружие приставлено было охраняти блаженное древо жизни и т. д. Конечно же, и в исправленном виде богослужебные тексты, написанные в традиции изысканной византийской поэзии, достаточно сложны. Но все-таки тот вариант, который возник после осуществленного святителем редактирования, кажется существенно более понятным.