Тема Распятия в Православной иконографии

Тема Распятия в Православной иконографии

I.

Истоки формирования и развития иконографии Распятия Господа Иисуса Христа восходят к раннему периоду жизни Кафолической Церкви. Принято считать, что наиболее древние изображения, связанные с темой Крестных Страданий и смерти Спасителя, отличались незамысловатыми композициями, простым и лаконичным символическим наполнением.

Одним из самых распространенных образов Распятия первых веков новой эры был знак Креста. О широком почитании Креста на рубеже II —III столетий свидетельствовал Тертуллиан: «Но и тот, кто думает, что мы почитаем крест, будет нашим единоверцем» [1, с. 139].

Древнехристианские авторы изображали Крест Христов либо в форме, приближенной к реалистической, либо в форме аллегорических символов, например, якоря или трезубца.

Традиция изображать Крест в образе якоря обусловливалась тем, что и сама Церковь обозначалась в христианстве под образом корабля. Кроме того, использование этого символа было связано с христианской надеждой: «которая для души есть как бы якорь безопасный и крепкий» (Евр. 6:18-19). В наше время этот знак нередко воспроизводится в образе «накупольных» крестов с «полумесяцем». Причем, «полумесяц» толкуется уже не только как деталь корабельного якоря, но и как символ Евхаристической чаши.

Трезубец в обыденной жизни служил рыболовным орудием. В христианском же употреблении рыбная ловля сопоставлялась с апостольской проповедью: «идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф.4:19). Согласно этой трактовке, крест в виде трезубца напоминал о Царстве Небесном, которое, открывается через Крест и которое, по слову Спасителя, «подобно... неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон» (Мф. 13:47).

Помимо Креста важнейшим символом Распятия был агнец. Агнец воспроизводился христианским искусством или сам по себе, или же, например, возлежащим на жертвеннике, либо стоящим возле Креста, или же расположенным в месте пересечения ветвей Креста. Иногда он воспроизводился с проколотым боком.

Во времена Ветхого Завета агнец считался жертвенным животным. Закон приписывал иудеям приносить агнцев в жертву в рамках ежедневных, праздничных и особых жертвоприношений. В виду того, что ветхозаветные жертвоприношения являлись прообразами Крестной Жертвы Христа, жертвенные животные служили прообразами Того, Кому надлежало быть вознесенным на Кресте: «Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними... Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но Тело уготовал Мне» (Евр. 19:1,5).

Пасхальный агнец — один из ярчайших прообразов Христа. Впервые о нём сообщается в Книге «Исход», в связи с предысторией выхода израильского народа из Египта и в связи с последней, десятой «казнью Египетской», которая должна была окончательно вразумить фараона и всех египтян, сломить их упорство в противодействии Промыслу Божию и нежелании отпустить еврейский народ: «Скажите всему обществу [сынов] Израилевых: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство; а если семейство так мало, что не съест агнца, то пусть возьмет с соседом своим, ближайшим к дому своему, по числу душ: по той мере, сколько каждый съест, расчислитесь на агнца. Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец, или от коз, и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его; пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и горькими травами пусть съедят его; не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями; не оставляйте от него до утра [и кости его не сокрушайте], но оставшееся от него до утра сожгите на огне. Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это — Пасха Господня. А Я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую» (Исх. 12:3-13).

Параллели, усматриваемые между пасхальным жертвенным агнцем и Новозаветным Агнцем, Христом, напрашиваются сами собой:
— как пасхальный агнец был непорочен и чист, так и Христос был свободен от скверны греха, совершенен как Бог и как Человек;
— как через кровь пасхального агнца евреи были избавлены от Ангела-губителя, так и кровью Христа мы спасены;
— как, евреи, потребив пасхального агнца, при содействии помощи Божией освободились от рабства фараону, из плена египетского, так и христиане, духовно питаясь Плотью и Кровью Новозаветного Агнца в Таинстве святой Евхаристии избавляются от рабства диаволу, от плена греха;
— как совместное поедание ветхозаветного агнца духовно объединяло израильский народ, так и совместное участие верующих в Таинстве Плоти и Крови Христовых объединяет их в единое тело, в единую Церковь: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Кор. 10:17);
— как потребление пасхального агнца сопровождалось поеданием горьких трав, так и христиане на пути в небесные обители переживают горечь скорбей и греховных искушений;
— как иудеям надлежало вкушать пасху «на ходу», так и христианам надлежит помнить о том, что в земной жизни они только странники, а истинное их отечество — на небесах.

Однако же между двумя агнцами, ветхозаветным и Новозаветным, как, собственно, и между двумя Пасхами, Иудейской и Христовой, нельзя не видеть глубокой разделительной межи.

«В полнолуние Нисана, — пишет преподобный Ефрем Сирин, — агнец одержал победу в Египте и извел угнетенных. Столп огненный и облачный радовал народ Божий и указывал ему путь. В полнолуние Нисана истинный Агнец помрачил солнце Своей славной смертью. И поскольку отступники так превратно воздали за то, чем должны были Правде, то Дух Святой сокрушил народ сей. Различны между собой и два агнца, и две Пасхи, Египетская, и Сионская. В Пасху Египетскую истреблены язычники и спасены Евреи, в Пасху Сионскую спасаются язычники, и искореняются обрезанные» [2, т. 3, с. 102].

Одним из первых представил Христа в образе агнца пророк Исаия, и причем, именно в контексте о Его Крестных Страданиях и смерти: «...как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:7). Во времена Нового Завета мысль о Христе как о Жертвенном Агнце озвучил Предтеча Господень: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Впоследствии эту истину повторил и раскрыл апостол Петр: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас» (1Пет. 1:18-19).

Ко времени Шестого Константинопольского (Трулльского) Собора изображения Христа в образе агнца распространились настолько широко, что для их запрета было составлено специальное определение, Правило 82: «На некоторых живописях честных икон изображается агнец, указуемый перстом Предтечи, который был принят за образ благодати, потому что посредством закона предъуказал нам истинного Агнца — Христа Бога нашего. Мы же, уважая древние образы и тени, преданные Церкви в качестве символов и предначертаний истины, отдаем предпочтение благодати и истине, принявши ее, как исполнение закона. Посему, чтобы и в живописных произведениях представлялось взорам всех совершенное, определяем, чтобы на будущее время и на иконах начертывали вместо ветхого агнца образ Агнца, поднимающего грех мира, Христа Бога нашего в человеческом облике, усматривая через этот образ высоту смирения Бога Слова и приводя себе на память Его житие во плоти, страдание, спасительную смерть и происшедшее отсюда искупление мира» [3, т. 4, с. 293-294].

II

Наряду с символическими изображениями Распятия раннехристианскому искусству были свойственны и так называемые полу-символические, на которых тема Крестных Страданий и смерти обозначалась под видом конкретных исторических деятелей, прообразовавших Иисуса Христа. В этом ключе сюжет Распятия мог быть представлен ветхозаветными праведниками с распростертыми в молении руками: Даниилом во рву среди львов, Ноем в ковчеге.

Но пожалуй, одним из наиболее содержательных прообразов Крестный Жертвы можно назвать жертвоприношение Авраамом своего сына, Исаака. В историческом повествовании это ветхозаветное жертвоприношение описано так: «И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Арааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе. И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего для Меня. И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо [Исаака], сына своего» (Быт. 22:6-13).

Отображение этого события в рамках христианского искусства способствовало лучшему усвоению важнейших аспектов Искупительной Жертвы Христа, как в догматической сфере, так и в нравственной:
— Исаак был послушен своему отцу до того, что готов был принять жертвенную смерть, и Христос был послушен Своему Отцу «до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8);
— Исаак страдал не по личной вине, но во исполнение воли Божьей, и Христос претерпел Страдания и смерть не по личной вине, но по Домостроительству Спасения;
— Исаак, поднимаясь на гору, нес дрова для жертвенника, и Христос, следуя на Голгофу, нес Свой Крест;
— Исаак через три дня после Божьего распоряжения о принесении его в жертву оказался жив, и Христос на третий день воскрес;
— жертвоприношение Авраама не повредило Исааку, и Крестная Жертва Спасителя в итоге не повредила Ему;
— Исаак, в результате, стал причастником ещё больших Божьих благословений, и Христос через Крестные Страдания и смерть искупил мир.

Одно из лучших изображений жертвоприношения Авраамом своего сына представлено на мозаике церкви Сан-Витале в Равенне: Исаак расположен там на жертвеннике, а Авраам стоит слева от него (если смотреть со стороны богомольца или зрителя). Левая рука Авраама покоится на голове сына, а правая вознесена; в ней — большой острый нож. При этом Авраам взирает на небо, а оттуда низводится благословляющая десница Единого и Истинного Бога. Возле ног патриарха расположен жертвенный овен.

III.

Когда именно появились первые «реалистические» изображения Распятия, сказать трудно. Единогласного мнения на этот счёт не выработано до сих пор. По одним оценкам, такие изображения стали формироваться лишь около пятого века, а по другим, они имеют гораздо более древнее происхождение. Причем, для аргументирования и первого, и второго предположения находят массу оснований. В пользу последнего, например, приводят факт существования древних языческих карикатур, которые могли представлять не что иное как пародию на христианские образы Распятия.

Одна из таких карикатур — рисунок, найденный в XIX веке на развалинах палатинского дворца в Риме. Этот рисунок датируется, приблизительно, 200-м годом. На нём представлен распятый на кресте человек с ослиной головой. Рядом изображен ещё один человек; он возносит руку, возможно, для осенения себя крестным знамением. И здесь же присутствует надпись на ломанном греческом: «Алексамен поклоняется своему богу».

Об известности и популярности подобных изображений среди ненавистников и гонителей Христа и Его Церкви, читаем в «Апологетике» Тертуллина. Вот его слова: «Но недавно в этом городе увидела свет новая версия нашего Бога, когда некий преступник, бегающий от зверей за деньги, предложил публике картинку с такой надписью: «Бог христиан ὀνοκοίτης». Он был с ослиными ушами, с копытом на одной ноге, держащий книгу и одетый в тогу» [1, c. 140].

IV.

Наиболее ранние «реалистические» образы Распятия, дошедшие до нас, датируются IV – V веками. И уже по крайней мере от V — VI веков мы имеем вполне сформировавшиеся и развернутые композиции этого сюжета. Скажем, миниатюра Евангелия Раввулы, написанного в 586 году, представляет Христа, распятого на Кресте, одетого в безрукавную тунику; а по обе стороны от Него — распятых разбойников. Композиция также включает в себя фигуры: Богоматери, Евангелиста Иоанна Богослова, святых жен и воинов, из которых один пронзает ребро Искупителя копием, а другой подносит Ему губку. Вверху над Крестом — небесные светила — солнце и луна; а на заднем плане изображения — детали пейзажа.

Между первыми из дошедших до нас изображений Распятия и более поздними, в том числе современными, обнаруживается много общего и много различного.

Так, на ранних палестинских, каппадокийских и сирийских иконах Распятый Спаситель изображается не в состоянии смерти, но живым: с вертикально расположенными: телом, ногами и головой; с открытыми глазами; распростертыми почти что по горизонтали руками; взирающим прямо перед Собой.

Существует мнение, что такое иконографическое решение мотивировалось не столько желанием отобразить последний этап жизни Христа на Кресте, сколько стремлением засвидетельствовать, что и после Своей Крестной смерти по человеческому естеству Мессия был жив, как Бог. Вероятно, такая иконографическая практика способствовала успеху в борьбе против христологических ересей.

Именно в этом ключе интерпретируются более поздние образы, связанные с темой смерти Христа, но принадлежащие к другому иконографическому типу: «Спас Недреманное Око». Композиционная схема подобной иконы может выглядеть так: Христос-Отрок, опираясь на руку, почивает на ложе, однако глаза Его открыты. Ему предстоят: Богородица и ангел с рипидою. В верхней части композиции расположен ещё один ангел, с восьмиконечным Крестом, тростью и копием. Ложе здесь символизирует гроб, а Искупитель представлен вособом сверхъестественном состоянии, когда Он пребывал телом во гробе, душою в аду, а по Божеству — везде и нигде: везде — как нигде не отсутствующий, а нигде — как не ограниченный никаким местом.

Но вот, что может вызвать смущение: на многих ранних иконах, представляющих Христа в состоянии «жизни», рядом с Ним изображены и разбойники, и тоже живыми. Очевидно, что относительно таких вариантов икон напрашивается другое объяснение: Христос отмечен в образе Человека, ещё не испытавшего смерти; взирая прямо перед Собой, Он возвещает грядущую победу над адом и смертью, скорый триумф; кроме того, Христос представлен в состоянии молитвы: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34). Этим воспроизводится идея о Христе как о нашем Небесном Ходатае: «Христос умер, но и воскрес: Он одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8:34).

V.

В сформировавшейся Православной иконографии Господь, как правило, пишется в состоянии смерти. В частности это подчеркивается обозначением на Его правом боку кровоточащей раны от копья. Однако в отличие от западных изображений, где нарочито остро и даже утрированно выражены признаки измученной и безжизненной плоти Христа, последствия бичевания и телесных страданий на Кресте, православные образы свободны от черт крайнего, грубого натурализма.

И в этом состоит превосходство Православной иконографии Распятия над Западной: придавая значимость чрезмерной анатомической детализации образа пригвожденного Мессии, не скупясь на леденящие душу подробности, и добиваясь достичь через это сильнейшего эмоционального воздействия на зрителя, западные живописцы лишали образы главного: идеи торжества Искупителя, победившего через Крест диавола и смерть: «...Христос... со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление» (Евр. 9:11-12).

Вне сомнений стоит мысль, что экспансии и повсеместному тиражированию таких образов на Западе способствовало распространение «откровений» Бригитты Шведской, которой, будто бы, были явлены, по наитию свыше, детали искупительных мук Богочеловека. Ей, вдруг, стало известно, что «когда Он испустил дух, уста раскрылись, так что зрители могли видеть язык, зубы и кровь на устах. Глаза закатились. Колени изогнулись в одну сторону, ступни ног извились.., как если бы они были вывихнуты... Судорожно искривленные пальцы и руки были простерты» [4, с. 84].

Ничего такого мы не встречаем в Евангелиях. И прежде чем принимать сходу, на веру, подобные откровения, естественно вспомнить о предостережении апостола Павла: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1:8).

Согласно Православной традиции, Господь пишется с умеренно выгнутым телом, чуть согнутыми ногами, в меру провисшими руками; с поникшей головой и закрытыми очами. Смерть Мессии отображается на православных иконах не просто как совершившийся факт, но в прямом соответствии с одним из её главных символов — глубоким сном.

Особенность этого визуального кода основана на Священном Писании и Священном Предании, в рамках которых смерть часто соотносится со сном. В отношении ко Христу сопоставление смерти со сном подразумевает несколько важных значений:

1) В Писании нередко говорится о сне как об отдохновении. Так о смерти первомученика Стефана написано: «И, сказав сие, почил» (Деян. 7:60); равно и о смерти Давида: «Давид, в свое время послужив изволению Божию, почил и приложился к отцам своим» (Деян. 13:36).

С этой точки зрения иконография Распятия свидетельствует, что со смертью Христа завершился один из важнейших этапов Домостроительства нашего Спасения, и вместе — закончилась попущенная Богом власть людей над Христом, исчерпалась возможность для диавола искушать Христа через людей. Наконец, со смертью завершился тот период человеческой жизни Мессии, когда Он жаждал и алкал, утомлялся, страдал, подвергался побоям, ранам и смертельной опасности: «Крещением должен Я креститься, и как Я томлюсь, пока сие совершится» (Лк. 12:50).

2) Смертью, представленной в образе сна, знаменуется её временный характер, а значит и неизбежность Воскресения.

Сам Господь говорил о воскресении мертвых как о пробуждении: «девица не умерла, но спит» (Мк. 5:39); «Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его» (Ин. 11:11).

Пророк Даниил, возвещая о будущем воскресении мертвых, сказал: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12:2).

В отношении практики уподобления смерти глубокому сну применительно ко Христу, важнейшим библейским основанием служит пророчество патриарха Иакова: «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его?» (Быт 49:9) (позднее эти слова повторил языческий волхв Валаам: «Преклонился, лежит как лев и как львица, кто поднимет его?» (Числ. 24, 9)).

Лев от колена Иуды — это Христос (Откр. 5:5). Сравнение Его со спящим львом необходимо понимать следующим образом: как лев, пребывая в состоянии сна, остается грозным для врагов, так и Христос, умерев на Кресте, был страшен для лукавых демонических сил. А слова «Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его?» означали, что когда Спаситель умрёт, Он Сам Себя воскресит действием Своего всемогущества.

«...Как лев и спящий страшен, — пишет по этому поводу блаженный Феодорит Кирский, — так Владычняя смерть соделалась страшною и смерти, и диаволу. Назвал же Его патриарх и львом, и скимном львиным, как Царя и Сына Царева, как Бога и Сына Божия, потому что по человечеству произошел от Давида, а как Бог прежде веков рожден от Отца. И слова кто возбудит Его? показывают неизреченное Его могущество. Ибо Сам Себя воскресил, по собственному Своему предречению: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин. 2:19)» [5, с. 74].

В иконографии эта аллегорическая параллель Христа со львом иногда выделяется особо. Например, на иконах «Спас Недреманное око» рядом с почивающим Иисусом может изображаться лев.

3) Обозначением смерти под образом сна воспроизводится та несомненная истина, что и умерев по человеческому естеству, Христос был жив по Божественной природе и оставался Источником жизни для всех. Кроме того, умерев на Кресте, как Человек, Спаситель был жив и Своею душой, и не только был жив, но и осуществлял, как Владыка, Домостроительство спасения людей: борьбу с силами ада. Христос, — пишет апостол Петр, — «однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал» (1Пет. 3:18-19).

В этом отношении характерны слова одной из стихир, на утреню Великой Субботы: «Спит Живот и ад трепещет».

VI.

В отличие от западных образов Распятого, фиксирующих чрезмерное провисание Его рук под тяжестью измученного Тела, на православных иконах и фресках мы видим умеренное провисание рук. Спаситель не просто висит на Кресте. Он словно покоится на нём, как бы распростирая объятия, призывая и привлекая к Себе все человечество, в соответствии со Своим обетованием: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12:32). Эти объятия можно оценить как объятия любви: «Я есмь пастырь добрый, пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10:11).

В таком осмыслении две стороны поперечной перекладины Креста, направленные в противоположные стороны и указывающие на разные части света, символизируют призвание в Царство Божие всех народов: Израильского и языческих: «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» (Мф. 8:11).

Развивая эту идею в святоотеческом русле, можно добавить, что Крест, погруженный одним концом в землю, другим — устремляющийся в небо, а краями поперечины — в разные стороны света, символизирует освящение всех сфер бытия нашего мира. Через Крест Христу покоряются все царства мира: «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы перед именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедовал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2:9-11).

VII.

Вопреки убеждению ревностных почитателей западных образов Распятия, сдержанность и умеренность в характере отображения смерти Христа на византийских и русских иконах нисколько не умаляют глубину и значимость Его Страданий. Напротив, такое взвешенное и сбалансированное отношение к образу основано на убежденности, что отобразить полноту Крестных мук мерками ограниченного человеческого разума попросту невозможно. Для этого не находится слов и художественных средств.

Отметим, что даже и изображение телесных Страданий в линиях и красках — задача не из легких. Но ведь Страдания Христа этим не исчерпывались. Вися на Кресте и испытывая неимоверную физическую боль, Он переживал и сильнейшие душевные муки. А их-то как изобразить?

Господь скорбел, видя неистовство и бесчинство толпы, непробиваемую омерзительную злобу и беспочвенную ненависть: «Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди со креста» (Мф. 27:39:40).

И речь здесь идёт не о банальной человеческой обиде, а о знании того, чем это грозит распинателям и богохульникам: судом праведным, чашей ярости Божьей. Ведь Кому, как не Господу было известно, сколь «страшно впасть в руки Бога живаго!» (Евр. 10:31). «Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?» (Евр. 10:28-29).

Кроме того, Спаситель страдал, видя сердечную боль и горчайшее сострадание Своей Пречистой Матери. Страдал, зная о предательстве одного из Своих ближайших апостолов — Иуды. Страдал, разумея, какие нечеловеческие гонения будут обрушены на Его Церковь и какие лютые муки предстоит переносить Его ученикам. Наконец, страдал, потому что испытывал скорбь богооставленности по человеческому естеству.

VIII.

На православных иконах Распятия лик Христа пишется склоненным ко груди. Помимо того, что склонение головы указывает на смерть, этим выразительным и смиренным наклоном очерчивается идея о безупречном послушании Сына Отцу: Он «смирил Себя, быв послушным до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8). Насколько безукоризненным было послушание Сына Отцу, видно из Его слов: «... Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (Ин. 14:10).

В этом следует видеть важное указание на один из аспектов Спасения: Христос, Новый Адам, прошел тот путь, к следованию по которому изначально был призван человек — путь любви и самоотверженного следования Божьему закону. Этот тот путь, который отверг и по которому не сумел пройти ветхий Адам. Это тот путь, который не преодолел ни один человек. А поскольку тот путь состоял в свободном и осознанном послушании Богу, постольку понимаем, что и склонение головы Искупителя на иконах Распятия знаменует свободное и осознанное принятие Им Крестных Страданий и смерти: «Потому любит Меня Отец, — говорил Иисус, — что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10:17-18).

Иногда тезис о том, что следование Христа на Крестные Страдания и смерть было делом Его совершенной и высочайшей свободы, выделяется в иконографии особо. Сцена Распятия, скажем, может дополняться сюжетом восхождения Спасителя по лестнице, приставленной ко Кресту. В этом случае Мессия воспроизводится в образе «мужа скорбей»: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни» (Ис. 53:3). «Он истязуем был, но страдал добровольно» (Ис. 53:7).

А почему для иконографии так важно поставить акцент на добровольном характере мучений Спасителя? Потому что Богу было угодно, чтобы через свободное человеческое произволение был побежден тот, кому человек подчинил себя также свободно. Выражаясь словами блаженного Феодорита Кирского, «...угодно Ему было, чтобы самое побежденное естество вступило в борьбу с сопротивником и одержало победу» [6, с. 42].

«Итак, — пишет святитель Григорий Палама, — Богу было угодно сначала принципом правды низложить диавола, а затем уже и силою низложить его в день Воскресения и Суда; ибо это наилучший порядок, чтобы правда предшествовала силе, и есть дело Божественного поистине и благого владычества, а не тирании, где правда могла бы лишь следовать за силою... Итак, Бог мог бы действовать силою, но не сделал этого, а поступил так, как это соответствовало Ему, именно действуя принципом правды» [7, т. 1, с. 211].

Эта-то правда и торжествует через Крестную смерть. «Итак, — сообщает святой Ириней Лионский, — явно Господь пришел к Своим и был носим Своим собственным созданием, которое носится Им Самим, и непослушание, бывшее по поводу древа, исправил Своим послушанием на древе... Грех первозданного человека получил исправление через наказание Перворожденного, и хитрость змея побеждена простотой голубя, и таким образом разорваны узы, которыми мы были привязаны к смерти» [18, с. 494].

IX.

Тогда как западные, грубо-натуралистические изображения Распятия акцентируют внимание на измученности поруганной плоти Христа, демонстрируют телесные увечья, православные образы создают впечатление величия и славы Искупителя.

Даже и раннехристианские мастера стремились показать в Крестной смерти Спасителя торжество Добра над силами зла. В этом отношении смерть Христа, как Праведника, нередко противопоставлялась смерти грешника. Так, на одной костяной пластине из Британского музея (V в.) эта мысль выражена в следующих чертах: несколько поодаль от Креста, на котором висит Мессия ради нашего спасения, представлен Иуда-предатель, христопродавец, висящий на древе в петле, в погибель собственной души.

В современной же иконографии Крестная смерть Христа не только противопоставляется смерти грешника, но и обозначается как торжественный акт реализации предвечного замысла Божия о Спасении мира.

На православных иконах Крест представлен не просто как орудие казни, но как великая святыня, как Жертвенник. В этом отношении Крест Христов — первообраз ветхозаветного жертвенника, служившего прообразом Креста. О том, что Крест — это Жертвенник, напоминает подножие, символически уподобленное поверхности ветхозаветного жертвенника, на которую клались ветхозаветные жертвы. Как ветхозаветные жертвоприношения способствовали прославлению Бога, так и ко Христу можно отнести слова: «и Я прославлю подножие ног Моих» (Ис. 60:13).

Стало быть, и Сам Спаситель представляется в образе Жертвы. Как Агнец Он принесен в Жертву во искупление грехов, и эта Жертва была предначертана от вечности: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас» (1Пет. 1:18-19).

Созерцая икону Распятия, мы видим, что на Кресте расположен не просто человек, а Сын Божий. Эта идея очерчивается специфическим крещатым нимбом Христа и усиливается изображением склоненных перед Ним, как перед Владыкой, представителей ангельских воинств. Сим свидетельствуется, что Крестная Жертва имеет бесконечную искупительную цену и Её благодатные следствия распространяются на всех без исключения людей, независимо от их возраста, пола, времени и места проживания, национальной, религиозной, социальной и иной принадлежности.

С другой стороны, образ Распятия возвышает наш разум до осознания той непререкаемой истины, что Христос — не только Жертва, но и Первосвященник, Который Сам приносит Себя в Жертву по человеческому естеству: по любви, ради Любви и во имя Любви. Эта идея оттеняется символом склоненного лика Христа (чем подчеркивается добровольность принятия Крестных Страданий и смерти) и распростертых в объятии рук.

Догматически образ Христа как Первосвященника раскрыт в послании апостола Павла к Евреям: «Но Христос, Первосвященник будущих благ, придя с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то-есть не такового устроения, и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» (Евр. 9:11-14).

Более развернуто идея о первосвященническом служении Христа явлена на иконах «Ты еси Иерей во век». Композиция образа этого типа бывает составлена так. В центре изображения — восьмиконечный Крест. На нём — Распятый Мессия. Его Тело прикрыто херувимскими крыльями. Над Крестом, в круглом облаке славы, — Господь Саваоф в царской короне и архиерейском облачении, Он благословляет обеими руками. На Его лоне — Отрок Христос, облаченный в хитон и гиматий. В левой руке Христос держит свиток, а правая сложена в жесте благословения. Вся композиция обрамлена облаком славы, состоящим из концентрических колец.

Помимо того, что Господь Иисус Христос — Жертва и вместе Тот, кто приносит Крестную Жертву, Он ещё и Тот, Кто принимает Жертву по Божескому естеству, наряду с Богом Отцом и Святым Духом. О том, что Эта Жертва принята, и принята всей Пресвятой Троицей, иконы Распятия сообщают через изобилие света. Ведь Божественный свет — это действие всех трех Божеских Лиц. В данном же случае свет символизирует действие благословения и принятия Жертвы. На некоторых изображениях эта мысль дополнительно выделяется обозначением в верхней части композиции фигуры Ветхого Днями, символизирующей Бога Отца, и голубя, символизирующего Святого Духа.

На иконах «Спас Великий Архиерей», эта идея акцентируется сильнее. Там на фоне Креста с Распятым и четырехугольника с символами Евангелистов, частично перекрывающим сцену Распятия, пишется Господь Саваоф — в архиерейском облачении: крещатом саккосе, омофоре и митре. Правой рукой Он благословляет, а в левой держит ножны меча; на его лоне, в мандорле, расположенной на херувиме, обозначен Христос: в образе юноши, в доспехах и с мечом в руке; Распятию предстоят архангелы Михаил и Гавриил с орудиями страстей в руках; вся эта композиция заключена в сферу со звездами; вверху, над сферой со звездами, виднеется сегмент Небесной сферы.

Раскрывая символику этого сложного визуального языка, получаем такую трактовку: Меч в руке Христа — оружие против диавола, символ власти и суда. Пустые ножны и благословляющий жест Господа Саваофа свидетельствуют о том, что власть вершить Правду и Суд дарована Сыну по человеческому естеству, и также о том, что Крестная Жертва не есть Жертва удовлетворения гневу Отца, а есть Жертва любви: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). «Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее» (Ин. 29:17). Так как любовь Бога Отца — это не ипостасное, а природное свойство, и оно равно принадлежит всем трем Божественным Лицам, и то и Крестная Жертва явила любовь к человеку всех трех Божеских Лиц.

X.

Наряду с тем, что Крест, в Православной иконографии, символизирует Жертвенник, он же символизирует и древо жизни. И этим фактором вновь даётся место противопоставлению ветхого Адама Новому Адаму — Христу: «...первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий... Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба» (1Кор. 15:45,47).

Как ветхий Адам через вкушение плода от древа произвел всеобщую смерть, так Новый Адам через Крестное древо даровал людям вечную жизнь: «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили... Но дар благодати не как преступление. Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих» (Рим. 5:12,15).

Как диавол через древо одолел ветхого Адама, так Новый Адам через Крестное древо одолел диавола: «Крестом Сына... идольская прелесть вся упразднися, и демонская крепость попрася» [8,л. 223].

С большей выразительностью эта идея раскрыта на иконах типа «Процветшее древо Христа», где Крест с Распятым Христом представлен в образе плодоносящего дерева. Кроме того на иконах этого типа Сам Христос визуально воспринимается как Спасительный Плод. В такой обработке сюжета Распятия нельзя не увидеть Евхаристический мотив.

XI.

Малая поперечная перекладина, расположенная в верхней части Креста, обозначает табличку или титлу, на которой были начертаны слова «Иисус Назорей Царь Иудейский». На основании решения позорнейшего иудейского судилища, Христа надлежало казнить как самозванца, за присвоение титула царя. Однако надпись была составлена таким образом, что являла насмешку над иудеями, чем и вызвала недовольство первосвященников: «Первосвященники же иудейские сказали Пилату: не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский. Пилат отвечал: что я написал, то написал» (Ин. 19:21-22).

В виду того, что надпись на титле была зафиксирована на трёх языках (еврейском, греческом, римском), её могли читать и иностранцы. При этом всякий иноплеменник мог видеть в ней позор иудейского народа, допустившего предать своего Царя столь лютой и поносной смерти на публике. Сам Пилат сказал о Христе: «я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин. 18:38). Стало быть, через надпись он хотел посрамить иудеев, хотел показать, что они не достойны иметь своего царя и что они не составляют собой самостоятельного царства.

В сознании же верующих, и здесь не может быть двух разных мнений, содержание надписи на титле соответствует действительному царскому достоинству Христа. А на некоторых иконах на титле так прямо и читается: «Царь Славы». Это имя соответствует словам 23-го Псалма, нередко прилагаемым в богословии к сошествию Христа во ад и победе над адом и смертью: «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь двери вечные. И войдет Царь славы! Кто сей Царь славы? — Господь крепкий и сильный, Господь сильный в брани» (Пс. 23:7-8).

XII.

В устоявшейся иконографии Распятия Господь, как правило, пишется обнаженным, с набедренной повязкой на чреслах. Между тем на ранних иконах Он часто изображался в одежде, например, облаченным в короткорукавный хитон или безрукавную тунику. Возможно, такой подход был связан с установлением: «и не восходи по ступеням к жертвеннику Моему, дабы не открылась при нем нагота твоя» (Исх. 20:26).

Тем не менее, обнаженность Распятого Господа на иконах Распятия согласуется со словами важнейшего мессианского пророчества, посвященного Крестным Страданиям: «Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (Пс. 21:18-19).

Вместе с тем обнаженность Христа подтверждается исторически: «Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои и между собой об одежде Моей бросали жребий. Так поступили воины» (Ин. 19:23-24).

Что же касается изображения набедренной повязки, сведения о ней можно встретить во внебиблейских источниках, в том числе в апокрифическиой литературе: «Иисус вышел из претории, и два разбойника с Ним. И когда Он пришел к месту, именуемому Голгофой, воины сняли с Него одежды и опоясали чресла Его полотенцем» [9, с. 336].

Наряду с буквальной интерпретацией обнаженности необходимо учитывать, что в иконографии Христа обнаженность может символизировать святость, безгрешность и чистоту. Такая линия толкования основана на библейским свидетельстве о наготе первозданных людей, ещё не отравленных ядом греха и потому не имевших бесчинных, греховных движений: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2:25). «Не стыдились же они потому, — поясняет преподобный Ефрем Сирин, — что облечены были славой. Но когда после преступления заповеди эта слава была отнята от них, они устыдились того, что стали наги, и с поспешностью устремились оба прикрыть листьями не тела свои, но срамоту свою» [10, т. 3, с. 482].

С этой точки зрения обнаженность Спасителя указывает и на то, что через Крестные Страдания и смерть человеку дарована возможность освободиться от греховного рабства и возвратить покров славы.

В таком символическом истолковании белая набедренная повязка Христа знаменует соответствие Его служения высшей Божественной Правде и Истине. Это становится понятным в контексте провозвестия пророка Исаии о Христе как об Отрасли, препоясанной правдой и истиной: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на Нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ве́дения и благочестия; и страхом Господним исполнится, и будет судить не по взгляду очей Своих и не по слуху ушей Своих решать дела. Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине... И будет препоясанием чресл Его правда, и препоясанием бедр Его – истина» (Ис. 11:1-5).

Иногда полотенце, прикрывающее чресла и бедра Христа, пишется не в белых, а в светло-зеленых или даже ярко-зеленых тонах. Чтобы понять роль и значение такого цветового решения, уместно обратиться к словам Искупителя о зеленеющем древе: «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших... Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим, что будет?» (Лк. 23:27-31).

«...Он (Христос — А. Л.) возбраняет им плакать о Нем, — комментирует этот библейский пассаж блаженный Феофилакт Болгарский, — а убеждает их обратить внимание на будущие бедствия и плакать об этих бедствиях, когда женщины без жалости будут варить собственных детей, и чрево носившее, к сожалению, само опять в себя примет родившееся из него. Ибо если римляне так поступили со Мной, деревом влажным, плодоносным, вечно зеленеющим и вечно живущим силой Божества, и плодами учения своего всех питающим, то чего не причинят они вам, то есть народу, дереву сухому, лишенному всякой животворной праведности и не приносящему никакого плода?» [11, кн. 3, с. 418-419].

Стало быть, через зеленый цвет набедренной повязки образ Христа смыкается с образом зеленеющего древа. Кроме того через это Христос символически уподобляется посевному зерну, которое, умирая, производит из себя новую жизнь: «пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:23-24).

XIII.

Даже и при поверхностном знакомстве с иконографией Распятия становится ясно: Крест может изображаться на православных иконах в различных конфигурациях. Бывает, что он пишется четырехконечным, но очень часто — восьмиконечным: с одним вертикальным брусом и тремя поперечными перекладинами. В этом случае верхняя поперечина означает титлу; средняя, наиболее длинная — ту поперечину, к которой были пригвождены руки Сына Божия, а нижняя, — подножие, на которое (будто бы) опирались Его стопы.

В восьми концах Креста хотят видеть символ восьми периодов бытия нашего мира, из которых последний — восьмой — откроется со Вторым Славным Пришествием Спасителя. Между тем, осеняя себя Крестным знамением, мы обозначаем троеперстием не восемь концов, а четыре. Почему?

Святые Евангелия не дают нам подробного описания формы Креста. И вывести из них заключение о его точной конфигурации нельзя. Для такого выводного суждения необходимы дополнительные знания. Обычно их извлекают из «светских» исторических источников, где указано, на каких именно крестах во времена жизни Христа распинали преступников римляне. Насколько позволяют судить эти источники, принципиальных разновидностей крестов было не так уж и много; и среди их описаний не встречают таких, кои соответствовали бы образу восьмиконечного Креста.

Вот, что об этом сообщает святой праведный Иоанн Кронштадтский:
«У римлян преимущественно употреблялись кресты трех видов:
а) Крест трехконечный, наподобие буквы Т (тав). Основанием его служил прямой столб или доска около пятнадцати футов длиною, укреплявшиеся в земле; на самом верху его, для прибития рук, делалась перекладина, длиною семь или восемь футов.
б) Крест с выдающимся прямым концом поверх поперечника, видимого в букве тав, отчего этот конец, по словам Иустина Мученика, походил на рог. Наконец,
в) Крест наподобие латинской буквы Х или, как иначе он называется, крест святого Андрея.
Но более всех других обширное употребление имел тот крест, у которого поперечник был ниже верхнего конца столба, крест наподобие буквы t — с выдающимся концом, т. е. четвероконечный. Теперь спрашивается, на котором из указанных нами крестов был распят Господь Иисус Христос? Несомненно, прежде всего, что не на кресте св. Андрея, иначе он и не назывался бы по имени этого апостола; следовательно, Спаситель был распят на котором-либо из двух остальных крестов, а между ними, при существовании многочисленных свидетельств и вещественных и невещественных памятников, легко со всею достоверностью указать на один — четвероконечный. Более сложных крестов, кроме указанных нами, не было в Риме, да и не должно быть, так как для этой цели, для которой существовали тогда кресты, именно для распятия на них преступников, нужен был именно крест четвероконечный, как наиболее удобный для этого, так как и человек, для которого он изобретен, при распятии представляет из себя четвероконечную фигуру. Крестов с двумя, а тем более с тремя поперечниками, не бывало, да и нет ни малейшей нужды, никакого основания предполагать их существование в то время» [12, с. 22-24].

Известно, что восьмиконечный Крест вошел в иконографию достаточно поздно. Полагают, что первым известным писателем, который стал утверждать, что у Креста Господня имелось подножие, был Епископ Григорий Турский (VII в.). Впоследствии эта мысль закрепилась и в иконографии. Правда, изначально подножие изображалось на иконах не в виде косой перекладины, а в виде небольшого, горизонтально расположенного бруска или горизонтальной площадки. Что же касается изображений подножия в виде косой перекладины, они появились в ещё более поздний период.

Но вот, что важно! Несмотря на то, что традиция воспроизводить Крест с подножием, а тем более с косой перекладиной, не имеет основания в Евангелии, косое подножие не только утвердилось в области иконографии как важный элемент, но и обрело глубокое символическое наполнение. Во-первых, указывая одним концом вниз, а другим вверх, оно напоминает о нисхождении Бога к человеку и о восхождении человека к Богу. А во-вторых, косая перекладина символизирует весы правосудия. Правая сторона этих аллегорических весов, если смотреть от Христа, всегда бывает направлена вверх, а левая — вниз.

Это связано с провозвестием Господа о Страшном Суде: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира... Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:31-34, 41).

Стало быть, правая сторона «весов правосудия» указывает на Небесные обители, а левая — на ад. Аналогию этого символа можно увидеть на иконах Страшного Суда, на которых и действительно изображаются чашечные весы, утвержденные в Божьей деснице (на одной чаше часто изображается платок — символ слез покаяния, а на другую нередко надавливает бес, стремясь подыграть своему желанию заполучить «взвешиваемую» душу).

XIV.

Возле фигуры Христа обычно располагается фигура Богородицы. Это соответствует исторической правде: «При кресте же стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина» (Ин. 19:25).

Богородица изображается в состоянии скорби. Любившая Своего Сына сильнее, чем любят своих детей прочие матери, Она и Страдания, и смерть Его оплакивала горше, нежели кто-либо другой. Её правая рука бывает направлена в сторону Христа. Через это Пресвятая Дева, как Новая Ева, противопоставляется первой деве, Еве, простершей свою руку к запретному древу. «И как через деву Еву, — уточняет святой Ириней Лионский, — род человеческий подвергся смерти, так через Деву и спасается, потому что непослушание девы уравновешено послушанием Девы» [18, с. 494].

Кроме того, этот жест Богородицы допустимо интерпретировать как символ моления. И опять же, сим жестом указывается на Христа как на Путь, Истину, и Жизнь. Аналогичный жест (в иконографии Божьей Матери) встречается на иконах «Одигитрия» или «Путеводительница».

Левая рука Девы Марии может изображаться положенной на верх правой руки. Иногда в этом жесте видят стремление Богородицы поправить одежду. Но такое упрощённое объяснение едва ли соответствует высоте иконографического образа. Данный символ скорее подразумевает другую трактовку: Пресвятая Матерь как бы сдерживает Себя, силится преодолеть внутреннее негодование, неутешную скорбь: «Агнца, и Пастыря, и Спаса мира, на кресте зрящи рождшая (Тя) глаголаше слезящи: мир убо радуется, приемля избавление, утроба же Моя горит, зрящи Твое Распятие, еже за всех терпиши Сыне и Боже Мой» [8, л. 224].

Насколько сильной была пронзившая Её сердце печаль, хорошо объяснил, задолго до Страданий Её Сына, праведный Симеон Богоприимец: «Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2:35). В этом отношении красный (или багровый) цвет облачения Пресвятой Девы символизирует мученичество её сердца.

Обращенность Божьей Матери ко Христу отражает идею ходатайства за людей. Ведь Она имеет особое дерзновение к Сыну, как Его Матерь, Кормилица, Воспитательница. Эта идея проходит сквозь православные богослужебные тексты сплошной магистральной чертой: «Дево Пренепорочная Мати Христа Бога, оружие пройде Твою пресвятую душу, егда распинаема видела еси волею, Сына и Бога Твоего: Егоже Благословенная молящи не престай, прощение прегрешений нам даровати» [8,л. 223].

Но Всесвятая Дева — не просто Ходатай. Она — Небесная Царица, обладающая властью над ангелами, способная, при содействии благодати, одолевать полчища лукавых демонических сил. В этом отношении красный цвет Её мафория символизирует царственное достоинство, царскую власть.

XV.

Направленность лика Христа в сторону Матери обнаруживает Его сыновнюю любовь и вместе — высочайшие добродетели Богородицы: Он взирает на Нее не просто как на любимую Мать, но и как на Великую Угодницу Божию: «А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом моим» (Ис. 66:2).

Кроме того, этой художественной формулировкой подчеркивается, что общение Матери и Сына не разорвалось даже и после Его физической смерти. Ведь Христос — не только Человек, но и Бог. Как Бог Он не прекращал попечения о Ней, не отстранялся от Её молитв и пребывал в готовности отвечать на Её благие ходатайствования, помогать Ей в осуществлении дел Правды и Добра.

С другой стороны, поскольку Богоматерь может олицетворять Собой Церковь, как её Небесная Царица, и в соответствии со словами Христа: «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12:50), постольку разворот и склонение головы Сына Божия в Её сторону символизирует благодатную и духовную связь со всеми верующими. Как Богородица предстояла когда-то Распятому Спасителю, так и христиане стоят перед Ним всякий раз, когда Крестная Жертва мистически, неизъяснимо воспроизводится в Таинстве Святой Евхаристии.

Обратим внимание, что иногда на иконах Распятия помимо Спасителя представлены только два человека: Богородица и Иоанн Богослов. В этих вариантах особо оттеняется мысль об усыновлении Иоанна Богоматерью: «Иисус увидел Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик взял Её к себе» (Ин. 19:27). Через это ограничение опровергается ложное мнение о том, что будто бы Богородица, после рождения Иисуса, вступала в плотское соитие со Своим мужем, Иосифом, и имела от него ряд детей, о которых в Евангелии сообщается как о братьях Иисуса.

XVI.

Возле Богородицы часто изображается одна или несколько женщин. Это святые жены, которые следовали за Христом при Его жизни и не оставили Его при Кресте: «Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых» (Мф. 27:55-56).

Правда, нередко возле фигуры Божьей Матери обозначается только одна святая жена — Мария Магдалина. Но этим, конечно же, не отрицается присутствие прочих. Но почему из всех жен выделена именно эта жена? Дело в том, что Мария Магдалина была одной из наиболее преданных последовательниц Христа. Когда-то Спаситель изгнал из нее лукавых духов, просветил её светом Истины. С тех пор она предалась Ему всею душой и служила Ему верой и правдой. Присутствуя при Его казни, она сострадала Ему, а после Его погребения, наряду с прочими женами спешила принести к Его гробу благовонное миро, не побоявшись идти в ночной тьме мимо озлобленных иудеев, мимо страшных окровавленных крестов, чтобы почтить память Учителя и помазать Его безжизненное (как считали мироносицы) Тело. На лице Марии Магдалины отображается глубочайшая боль. Её левая рука часто пишется прижатой к щеке, что является символом печали и плача.

XVII.

Иоанн Богослов может изображаться склонившимся вперед. Иногда его левая рука бывает опущена вниз, а другая прижата к щеке. Бывает, что одна рука прижимается к груди или протягивается ко Кресту. Он как будто не в силах взирать на то беззаконие, которое вершится над Иисусом, и на то безумие, которое нельзя оправдать: ведь иудеи осудили на казнь Самого Небесного Судью, повесили Того, Кто когда-то подвесил вселенную; они убили не просто безвинного Праведника, что и само по себе бело бы делом ужасным и нечестивым, они умертвили Того, через Кого произошла жизнь, убили Бога, хотя и по человеческому естеству!

XVIII.

По левую сторону от Спасителя, возле Иоанна Богослова, пишется воин. Это сотник Лонгин. Тот самый, который стоял на страже возле Креста, и тот самый, который, увидев жуткое содрогание природы после последнего издыхания Христа, в ужасе воскликнул: «воистину, Он был Сын Божий» (Мф. 27:54). По преданию, капля крови из прободенного ребра Христа упала на его больные глаза и он исцелился. Впоследствии Лонгин стал бесстрашным проповедником веры, чем вызывал раздражение у иудейских начальников. По их навету, он был казнен. Он причислен Церковью к лику святых. Поэтому на иконах он изображается с нимбом. Впрочем, на некоторых образах можно встретить и двух воинов: одного с копьем, а другого с тростью и губкой.

Отображение Лонгина на иконе свидетельствует о том, что Церковь Божия открыта и для язычников. Здесь ещё раз уместно вспомнить слова, сказанные Искупителем в ответ на превозношение иудеев кровным происхождением от Авраама: «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» (Мф. 8:11).

XIX.

На заднем плане «Распятия» обычно воспроизводятся городские постройки. Это Иерусалим.

Традиция обозначать на иконах Распятия Иерусалимские стены прослеживается и на ранних изображениях. Например, эту деталь можно увидеть на рельефе двери римской церкви Санта-Сабина (Vв.). С одной стороны, изображение стен отвечает топографическому расположению Голгофы — места Крестных Страданий и смерти Христа, ведь Голгофа находилась за пределами города, и недалеко от него. С другой стороны, в городских очертаниях читается образ человеческого общества, образ тех градов и весей, по которым ходил Господь Иисус Христос и для которых сиял Свет Христов.

Заметим, что фигуры присутствующих возле Креста, сам Крест и Распятый на нем Искупитель пишутся в теплых тонах. Однако на ряде изображений теплота красок фигур противопоставляется холодному тону стены. В этом контрасте — глубокий символический подтекст. Холодность цвета стены указывает на ту холодность, с которой отнеслись ко Христу жители Иерусалима, и на ту стену ненависти, которую они воздвигли себе на беду: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст!» (Мф. 23:37-38).

Если мы взглянем на этот иконографический фрагмент под другим углом, то получим иное толкование: так же как Спаситель, совершая Искупительный Подвиг на Кресте, находился вне града, так и христиане должны понимать, что их истинный град, истинное отечество — на Небесах: «Мы имеем жертвенник, от которого не имеют права питаться служащие скинии. Так как тела животных, которых кровь для очищения греха вносится первосвященником во святилище, сжигаются вне стана, — то и Иисус, дабы освятить людей Кровию Своею, пострадал вне врат. Итак выйдем к Нему за стан, нося Его поругание; ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13:10-14).

«Итак, — пишет святой Киприан Карфагенский, — братия возлюбленные, должно всегда помнить и непрестанно размышлять, что мы отреклись от мира, и живем на земле, как странники и пришельцы... Какой странник не спешил бы возвратиться в отечество? Какой мореплаватель не желал бы благоприятного ветра, чтобы скорее достигнуть родного края, и обнять своих сродников? Мы должны отечеством своим почитать рай; родителями — Патриархов: почему же мы не спешим скорее увидеть свое отечество, приветствовать родителей?» [13, т. 1, с. 129].

Стало быть, земной Иерусалим можно рассматривать как прообраз Небесного. Очень часто он и бывает окрашен в подобающие для такой идеи цвета, например, охристые, голубые или розовые. А иногда Иерусалимские постройки пишутся таким образом, что уровень их верхнего контура соответствует уровню подножия, на котором покоятся стопы Христа. Зрительно это воспринимается так, что Христос возвышается над Иерусалимом, и причем не просто возвышается, как бывает в подавляющем большинстве вариантов, но возвышается более величественно, как Его Глава — Глава Церкви.

Иногда Горний Иерусалим пишется прямо в небесном пространстве. В этом понимании икона подводит к тому, что путь в Царство Небесное лежит через веру в Распятого и Воскресшего Христа, через приобщение своей жизни к жизни Христа и через несение своего креста: «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8:34). При таком осмыслении гора, возвеличенная через Крест и прославленная благоговением христиан, символизирует лествицу духовных совершенств.

XX.

Очень часто по правую руку от Спасителя пишется солнце, а по левую — луна. Нередко оба светила окрашиваются в красный цвет, но часто солнце изображается тёмным, а луна — красной. На отдельных иконах светила обрамлены и прикрыты чернеющими облаками. Бывает, что солнце и луна наделяются чертами лица. А на ранних иконах степень персонификации этих светил доходила до того, что они воспроизводились в образе мужской и женской фигур, причем иногда эти фигуры имели поникшие лица, а иногда закрывали лики руками или платком. Смысл такой визуальной метафоры в том, что светила словно бы взирают на происходящее и приглушают свет своих лучей, цепенея от ужаса: мыслимо ли, чтобы «прах земной» покушался на Создателя мира?

Необычный для дневного времени цвет солнца и луны напоминает о тьме, омрачавшей землю во время Страданий Сына Божия: «От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или, лама савахвани, то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:45-46).

Кроме того, здесь проведена обличительная параллель: как верные дети при кончине родителей облекаются в черные одежды печали и траура, так и послушная Богу природа облеклась в ризу тьмы; иудеи же злорадствуют и насмехаются, обнаруживая духовную окаменелость и слепоту: «Лежит в изнеможении родившая семерых, испускает дыхание свое; еще днем закатилось солнце ее, она постыжена и посрамлена» (Иер. 15:9). Но на всё есть Божий Суд: «И будет в тот день, говорит Господь: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня. И обращу праздники ваши в сетование и все песни ваши в плач» (Ам. 8:9-10).

Обратим внимание, что солнце пишется на иконах Распятия вверху, (почти что) в зените, и всегда — с противоположной стороны Креста относительно луны. Этим свидетельствуется, что наступление тьмы во время Крестных Страданий Спасителя не было обыкновенным астрономическим явлением: естественным закатом или естественным солнечным затмением. — Тьма явилась как результат особого, чрезвычайного действия Божия, и это в точности соответствует духу ветхозаветных пророчеств: «И будет в тот день: не станет света, светила удалятся. День этот будет единственный, ведомый только Господу: ни день, ни ночь; лишь в вечернее время явится свет. И будет в тот день, живые воды потекут из Иерусалима» (Зах. 14:6-8).

И действительно, закат происходит тогда, когда солнце склоняется к линии горизонта, то есть тогда, когда оно находится внизу, а не вверху, как обозначено на иконах. Во время же солнечного затмения луна находится между солнцем и землей (отчего и перекрывается солнечный диск); в этом случае оба светила пребывают по одну сторону от наблюдателя, расположенного в области тени на поверхности земли, а не по разные, как зафиксировано в иконографии. И этому есть объяснение: день Распятия Господа Иисуса Христа соответствовал кануну иудейской Пасхи, которая, как известно, бывает в полнолуние; полнолуние же бывает тогда, когда Солнце и Луна находятся по разные стороны от Земли.

Иногда солнцу и луне предаётся неправильная геометрическая форма. Например, одна их половина пишется округлой, а внешний контур другой половины — в виде ломанной линии или даже в форме, напоминающей хвост летящей кометы. Вероятно, этим отображается мысль о каком-то стремительном движении на небосводе. О том неестественном перемещении луны относительно солнца сообщал в свое время Дионисий Ареопагит: «оба мы тогда вместе находясь в Гелиополе и стоя рядом, видели как луна невероятным образом заслонила солнце... Мы видели, что это совмещение начиналось с востока и луна, дойдя до края солнца, затем возвратилась и, стало быть, не с одной и той же стороны произошло совмещение и очищение, но с диаметрально противоположных сторон» [14, с. 427].

Наконец, темный цвет солнца и красный цвет луны наводят на размышления о Дне Господнем, о предзнаменовании Страшного Суда: «И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма. Солнце обратится во тьму и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный» (Иоил. 2:30-32).

XXI.

Согласно Евангелию, смерть Христа ознаменовалась мощным землетрясением: «и земля потряслась, и камни расселись» (Мф. 27:51). До настоящего времени в Иерусалиме сохраняется фрагмент скалы Голгофы с трещиной, образовавшейся, как утверждают, в результате того самого землетрясения. На иконах мы тоже видим трещину и пролом под Крестом.

Внутри пролома практически всегда изображается человеческий череп. Иногда чуть ниже или позади черепа пишутся две перекрещенные кости. В ближайшем толковании череп и кости символизируют останки Адама, ибо согласно одному из преданий, он был захоронен на Голгофе. И если это сказание справедливо, остаётся ещё раз восхититься Божественным Провидением, определившим, чтобы смерть Искупителя, послужившая для победы над всеобщей смертью, была встречена Жизнью именно там, куда был низведен в землю тот, через кого начал действовать закон: согрешишь — смертью умрешь (Быт. 2:17).

«Есть сказание, — пишет об этом святитель Василий Великий, — сохранившееся в Церкви по неписанной памяти, будто бы Иудея первым обитателем имела Адама, который по изгнании из рая (Быт. 3:23) поселен был в сей стране для утешения в своих потерях. Потому она первая приняла и мертвого человека, когда над Адамом исполнилось осуждение. Жившим тогда показалось новым это зрелище — головная кость, на которой распалась плоть, и они, положив череп на том месте, назвали его лобным местом (ср. Мф. 27:33). Вероятно же, и Ною не был неизвестен гроб началовождя всех человеков, и потому после потопа предан был им этот слух. Почему Господь, изыскав начатки смерти человеческой, приял страдание на так называемом лобном месте, чтобы там же, где тление людей положило начало, началась жизнь Царствия и чтобы смерть как стала сильной во Адаме, так обессилела в смерти Христовой» [15, т. 1, с.718].

Не все, правда, согласны с этим преданием, и среди них — блаженный Иероним, объясняющий и название «Лобное», и высший смысл Распятия Господа именно на Голгофе по-другому.

«Я слышал, — сигнализирует он, — что некто объяснял, будто лобное место есть то, на котором был погребен Адам, и оно названо так потому, что там скрыт череп древнего [первого] человека, и будто бы в связи с этим стоит изречение апостола: Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос. Благоприятное толкование и ласкающее слух народа, но неверное. В действительности же вне города, за воротами находятся места, где отсекаются головы осужденных, и эти места получили название лобное, то есть место обезглавленных. Господь распят там ради того, чтобы воздвиглось знамя мученичества там, где было поле осужденных и, как ради нас Он сделался проклятием крестным, был бичуем и распят, так и для спасения всех Он, как будто злодей, распят между злодеями» [16, с. 259].

А иные и вовсе соотносят название «Лобное место» с тем, что оно было похоже на залысину.

Впрочем, все три толкования могут быть сведены воедино.

XXII.

1) В догматическом плане черная тьма, проглядывающая сквозь трещину и пролом, символизирует ад (см. по этому поводу статью: Рай и ад: два места или два состояния?). Тем, что пролом обозначен под поверхностью горы, проповедуется учение о том, что ад располагается в потаенных глубинах земли. Это учение — Богооткровенное.

Так, патриарх Иаков, охваченный скорбью из-за утраты любимого сына Иосифа, думая, что тот мертв, произнёс: «с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю» (Быт.37:35).

Равно и Моисей, возвещая близость наказания возглавляемых Кореем бунтовщиков, обозначил ад, как место, расположенное в недрах земли: «...если Господь сотворит необычайное, и земля разверзет уста свои и поглотит их [и домы их и шатры их] и все, что у них, и они живые сойдут в преисподнюю (во ад), то знайте, что люди сии презрели Господа...» (Числ. 16:30). Доказательством истинности слов Моисея стало исполнение этого грозного провозвестия: «Лишь только он сказал слова сии, расселась земля под ними; и разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю (во ад), и покрыла их земля, и погибли они из среды общества» (Числ. 16:31-33).

Пророк Исаия, предрекая участь нечестивого вавилонского царя и вместе с тем возвещая наказание тому, кто будет стоять у него за спиной — сатане, — также соотнёс ад с земными глубинами: «Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:15).

«Мы не верим, — замечал Тертуллиан, — ни в лишенную растительности впадину преисподней, ни в некую клоаку мира под открытым небом, но верим, что в стремнинах и хлябях земли находится пустынная область, а в самом чреве ее — сокровенная пропасть, поскольку читаем о трех днях смерти, проведенных Христом в сердце земли, то есть в глубочайшей и потаенной впадине, запрятанной в самой земле, и внутри нее замкнутой, и находящейся ниже самых глубоких бездн» [7, с. 131].

«Не переставай воображать и вспоминать, — говорит преподобный Иоанн Лествичник, — бездну темного огня, … бесконечную глубину преисподнего пламени, и тесные сходы в подземные места, ужасные пропасти, и другое сему подобное, чтобы гнездящаяся в душе нашей похотливость истребилась великим страхом» [13, с. 163].

2) Тем, что сквозь пролом проглядывает именно тьма указывается на то, что ад преисполнен тьмой.

В Священном Писании Ветхого Завета ад и характеризуется как страна «тьмы и сени смертной» (Иов. 10:21), страна мрака, «где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов. 10:22). В Новом Завете ад называется «темницей духов» (1Пет. 3:19), «тьмой внешней», где «плач и скрежет зубов» (Мф. 22:13). Сам термин «ад» ((греч. «ᾅδης» — эквивалент слова «шеол»), как и его аналог — «тартар», — указывает на ад как на царство тьмы. В древности этим словом обозначалось царство мертвых, жилище мифологического «бога» Аида.

Тьма указывает как бы на отсутствие в аду Божественного света, чем, конечно, не отрицается присутствие Бога в аду. Бог — вездесущ. И зло не может создавать такие лакуны и тайные закоулки, куда бы не проникала Божественная благодать. Но в аду эта благодать, проявляется не так, как на Небе или на земле, а иначе.

3) Трещина и пролом, из которой проглядывает тьма, символизирует разверзшиеся уста земли, и указывают на события, последовавшие за смертью Христа: схождение во ад и выведение оттуда душ праведников.

Христос, — пишет апостол Петр, — «однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал» (1Пет. 3:18-19).

Апостол Павел, сообщая об этом событии, уточняет, что Господь «нисходил... в преисподние места земли» (Еф. 4:9).

Во времена Ветхого Завета ад определялся как замкнутая область со множеством обиталищ душ, которые «подобны ложеснам» (3Ездр. 4:41), с местами для обрезанных и необрезанных, среди которых различались более низменные и более возвышенные (Иез. 32:18-23). Область ада была подобна запертому загону, где господствовала смерть (Пс. 48:15).

В результате схождения Христа во ад и победы над силами тьмы ад перестал быть неизбежным пристанищем душ. Трещина и пролом — знак того, что он отперт Христом, как Он и Сам об этом говорит: «Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (Откр. 1:17-18).

4) Кровь, истекающая из ребра Спасителя в направлении головы Адама, символизирует искупление праотца кровью Иисуса Христа. Мысля в более широкой перспективе, и разумея, что Адам, как родоначальник, олицетворяет собой весь человеческий род, понимаем, что рассматриваемый символ означает искупление всех людей вообще: «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1Кор. 15:22).

«Крест, — пишет святитель Софроний Иерусалимский, — быв водружен на Краниевом месте и имеющий на себе пригвожденного Владыку твари, «рукописание же на нас истребил» (Кол. 2:14), которое праотец Адам подписал (как долговое обязательство) тем, что приступил Божию заповедь — и Крест освободил нас от уз грехов и сделал то, чтобы мы в радости ликовали и веселились, на подобие телят, отпущенных с привязи» [17, с. 92].

XXIII.

Достаточно часто на иконах Распятия пишутся ангелы. Их количество определяется по-разному, например, их может быть два или четыре, или шесть. Иногда ангелы указывают руками на Христа, иногда прикрывают одеждами лица, а иногда один из них держит крест, а другой — чашу. Эти символы можно связать со словами Христа, сказанными Им апостолам Иоанну и Иакову: «Можете ли пить чашу, которую Я пью и креститься крещением, которым Я крещусь?» (Мк. 10:39). Кроме того, этой атрибутикой указывается на главные Таинства Церкви: Крещение и Евхаристию. По согласному учению отцов, кровь и вода, проистекшие из ребра Искупителя, тоже символизируют Таинства: Крещение и Евхаристию.

XXIV.

На иконе «Распятие», авторство которой приписывают Дионисию, ангел, расположенный по левую руку от Христа, облаченный в красную одежду, стремительно движется позади женской фигуры, обернувшейся назад. Вокруг головы этой женщины — нимб. Это — образ Синагоги.

Обращенность фигуры вспять объясняется исходя из слов Искупителя: «возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Ин. 29:62). Этот образ хорошо согласуется и с историей Лота, чья жена, не прислушавшись к словам ангела, обернулась и превратилась в соляной столп. Смысл такого иконографического пассажа выражается в том, что Синагога утратила власть, данную ей Богом во времена Ветхого Завета, как ослушница, непокорная Божественному Промыслу, и как благословившая в лице своих руководителей убийство Владыки. Как видим, под действием ангела женщина, олицетворяющая Синагогу, не просто летит, а летит очень резво и быстро.

С другой стороны, по правую руку от Спасителя — ещё одна фигура, сопровождаемая ангелом. Она стремится ко Кресту. В ней читается образ Вселенской Кафолической Церкви. На ранних иконах этот образ воспроизводился в виде женщины, собирающей в чашу священную Кровь.

XXV.

Иногда изображения Распятия наполнены светом. А иногда фон икон пишется темными красками. Светлым фоном обозначается наполненность мира сиянием Славы Божества. Темный же цвет может читаться двояко: он может указывать и на тьму, наблюдавшуюся зримо, и на тьму неверия и греха. О таком сочетании света и тьмы пророчествовал Исаия: «Светись, светись Иерусалим, ибо пришел твой свет и слава Господня на тебе воссияла. Вот тьма покроет землю, и мрак — народы» (Ис. 60:1-2).

XXVI.

Христос и собранные вокруг Него люди и ангелы символизируют полноту Церкви. В этом значении сгруппированные по разным сторонам от Креста мужчины и женщины напоминают о том, что в древности представители разных полов располагались во время богослужения в разных частях храма. Сам Христос напоминает об одном из важнейших образов Церкви — Теле Христовом.

XXVII.

Иногда возле подножия Креста пишутся отверстые гробы, из которых вылазят фигуры людей. Этим напоминается о раскрытии гробов, совершившимся после смерти Мессии: «Иисус же, опять возгласив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:50-54).

А на некоторых ранних иконах из гроба выдвигается и фигура Адама.

XXVIII.

На иконах типа «Процветшее древо Христа» Распятие представляется в более развернутой композиции. В рамках этой иконографии Крест Христов изображается аллегорически: в форме расцветшего плодоносящего древа. Там же представлены и плоды Искупления. Помимо Христа, Который воспринимается как Евхаристический Хлеб, отмечены: цепь, сдерживающая ад и сатану; десница, отпирающая Рай; десница, поражающая смерть; десница, венчающая верных.

P. S. см. также видео:
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия СПб ПИРиЦИ.

1.Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан. Апологетик. К Скапуле. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2005.
2.Святой преподобный Ефрем Сирин. Творения. Изд. Московский Патриархат, Молдавская митрополия, Единецко-Бричанская Епархия, 2003.
3.Деяния Вселенских Соборов. СПб.: Изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра; Воскресение, 2008.
4.Райгородский. Л. Беседы о русских иконах. СПб.: Изд. Глагол, 1996.
5.Блаженный Феодорит Кирский. Изъяснение трудных мест Божественного Писания. М.: Изд. Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003.
6.Блаженный Феодорит Кирский. Творения. М.: Изд. Палломник, 2003.
7.Святитель Григорий Палама. Омилии. М.: Изд. Приход храма Святаго Духа сошествия, 2008.
8.Канонник или полный молитвослов. М.: Храм Покрова Божией Матери; Паломник, 2000.
9.Книга апокрифов. Ветхий и Новый Завет. СПб.: Изд. Амфора, 2005.
10.Святой преподобный Ефрем Сирин. Творения. Изд. Московский Патриархат, Молдавская митрополия, Единецко-Бричанская Епархия, 2003.
11.Блаженный Феофилакт Болгарский. Благовестник или толкование блаженного Феофилакта Болгарского на святое Евангелие: в 4 книгах. М.: Изд. Лепта-Пресс, 2004.
12.Святой праведный Иоанн Кронштадтский. О кресте Христовом. М.: Изд. Артос-Медиа, 2007.
13.Собрание сочинений и переводов Евсевия, епископа Подольского и Брацлавского. СПб.: Изд. Общество памяти игумении Таисии, 2005.
14.Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений с приложением толкований преподобного Максима Исповедника. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2006.
15.Святитель Василий Великий. Творения. М.: Изд. Сибирская Благозвонница, 2008.
16.Блаженный Иероним Стридонский. Блаженного Евсевия Иеронима, пресвитера Стридонского четыре книги толкований на Евангелие от Матфея. Изд. Учебно-информационный экуменический центр ап. Павла.
17.Проповеди святителя Софрония, Патриарха Иерусалимского. Джорданвилл: Изд. Свято-Троицкий монастырь, 1998.
18.Святой Ириней Лионский. Против ересей. Доказательство апостольской проповеди. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2008.