254. М. И. Муравьеву-Апостолу[563]
22 марта 1859 г., [Марьино].
Вы поймете, добрый друг Матвей Иванович, что во мне происходит, увидя, что диктую Аннушке письмо мое к вам. Сначала я испугался; знавши об их намерении приехать сюда, боялся весенней дороги для доброй М. А., но благодаря Бога все совершилось благополучно, и 16-го числа вечером я обнял Аннушку. Поселил их в моей комнате наверху – это только для отдыха, а постоянная резиденция их у меня в кабинете. Хозяйку ожидаем на днях: я строго запретил ей возвращаться домой, не кончивши всех дел, в которых и то уже давно я помехой.
Не говорю вам о глубокой моей благодарности за ваше посещение: кажется, это между нами ясно. В награду вам скажу, что пульсация значительно меньше теперь против прошедшей; в известных вам случаях не возвращается. Бывает, но редко и слабее. Я это добро приписываю силе вашей воли. Вообще и другие припадки уменьшаются, но в сложности нет еще настоящего восстановления сил. Если это Богу угодно, то он ускорит или даст терпение, которым не хвастаю сам.
Пожалуйста, в добрую минуту поговорите мне о себе, о всех ваших и дайте маленький отчет о нашем Казимирском, насчет которого имею разноречащие сведения. Мне бы хотелось иметь ясное об нем понятие, а вы, вероятно, успели обозреть его со всех сторон. Жена писала мне, что она у него с вами обедала. Ужели он со всей своей свитой пускается в путь? Эдак путешествие за границей съест его. Я прямо от него ничего не знаю.
Если этот листок застанет вас еще в Москве, пожалуйста, поправьте мою ошибку, которых много по болезненной рассеянности я делаю. Зайдите к барону, отдайте ему карточку и велите заделать ее в бронзовую рамочку. В этом виде представьте ее Марье Константиновне. Стоит это полтора целковых, которые до случая за мной. Сочтемся.
Еще новый выходец из Сибири – Фаленберг уже в Нижнем, но я еще от него не знаю, где он намерен бросить якорь.
Батеньков писал мне из Калуги – Евгений [Оболенский] не принял Родецкого, который теперь покамест гостит у калужского дворянина [Батенькова].
Обнимаю вас и за себя и за Павла Сергеевича [Боб-рищева-Пушкина]. М. А. [Дорохова] сама бы приписала, но утомилась и душевно жалеет, что вы не дали ей в Москве взглянуть на себя.
Сестра Лиза – у обедни, иначе, верно бы, послала вам свой саламалик [привет].
Всем вашим в Твери и в Москве сердечный мой привет…
[563] Публикуется впервые.
Комментировать