170. Н. И. Пущину
[Ялуторовск], 7 февраля 1856 г.
Вот твой знакомец Александр Егорович Врангель. Этот раз он непременно будет у тебя, любезный друг Николай.
Корсаков провел у меня вечер 31 генваря; с ним – твое письмо от 11 генваря, со старым от 8 августа с «Вопросами жизни» и с облатками. «Вопросы» читаю с истинным удовольствием, но еще не кончил, потому что Евгений взял и говорит, что я могу после него прочесть. Когда возвратит, передам тебе мое впечатление. Будь спокоен и успокой Пирогова – рукопись его не будет в чужих руках…[426]
Отовсюду говорят, будто бы намерены нас пустить за Урал.
Нарышкин меня в этом уверяет. – Как тебе нравится это соображение – оно вроде многих теперешних.
Менделеев уже в Симферополе на службе.[427]
Спасибо за облатки: я ими поделился с Бобрищевым-Пушкиным и Евгением.[428] Следовало бы, по старой памяти, послать долю и Наталье Дмитриевне, но она теперь сама в облаточном мире живет. Как бы хотелось ее обнять. Хоть бы Бобрищева-Пушкина ты выхлопотал туда. Еще причина, почему ты должен быть сенатором. Поговаривают, что есть охотник купить дом Бронникова. Значит, мне нужно будет стаскиваться с мели, на которой сижу 12 лет. Кажется, все это логически.
Неизменный твой И. П.
Михеевна в слепоте просит усердно тебе кланяться.
[426] В одном из предыдущих писем к брату, от 26 января, Пущин заявляет, что не решается писать ему почтой о своих переживаниях в связи с переговорами о мире после Крымской войны; «Как ни желаю замирения, но как-то не укладывается в голове и сердце, что будут кроить нашу землю… К несчастью, нас и не спрашивают».
[427] Великий русский ученый Д. И. Менделеев был тогда сильно болен. По совету Н. И. Пирогова перевелся на службу в Крым.
[428] Облатки – для заклейки конвертов вместо сургучной печати.
Комментировать