138. Ф. Ф. Матюшкину
2 июля 1853 г., [Ялуторовск].
Любезный друг Матюшкин, ты уже должен знать из письма моего к Николаю от 12 июня, что с признательностью сердечною прочтен твой листок от 8 мая. Посылка получена в совершенной исправности. Старый Лицей над фортепианами красуется, а твой портрет с Энгельгардтом и Вольховским на другой стенке, близ письменного моего стола. Ноты твои Аннушка скоро будет разыгрывать, а тетрадка из лицейского архива переписана. Подлинник нашей древности возвращаю. От души тебе спасибо за все, добрый друг!
Обними всех наших, караулящих Петербург, как я тебя обнимаю, – мильон раз. Желаю тебе всего хорошего и отрадного!
Странно, что наш сибирский H. H. тебя не видал. Он сам мне сказал, что непременно будет у вице-директора. При этом случае я пустил такую дробь, что он еще больше пожелал с тобой познакомиться. Видно, путевые впечатления не всегда доживают до приезда в столицу – или он намерен прежде выкупаться за границей, а потом уже показать себя тебе. – В этом человеке много хорошего, но есть и свои слабости: одна из них, по-моему, какая-то безотчетная доверенность к Мандарину. Ты, верно, угадаешь, кого я так назвал, когда он еще был не женат. Я никак не думал, чтоб этот гусь вступил в нашу семью сибирскую. – Я в бытность мою в 849-м году в Иркутске говорил Неленькиной маменьке все, что мог, но, видно, проповедовал пустыне. Теперь остается только желать, чтоб не сбылось для этой бедной, милой женщины все, что я предсказывал от этого союза, хотя уже и теперь ее существование не совсем отрадно.[358]
Вероятно, не удивило тебя письмо Балакшина от 26 июня. Ты все это передал Николаю, который привык к проявлениям Маремьяны-старицы.[359] – Записку о Тизенгаузене можешь бросить, не делая никаких справок. Это тогдашние бредни нашего doyen d’âge,[360] от которых я не мог отделаться. Сын его сказал мне теперь, что означенный Тизенгаузен давно имеет другое место. Это дело можно почислить решенным.
Не знаю, так ли будет с манифестом о вступлении наших войск в Молдавию и Валахию. Вчера прочел его в газетах – и ровно тут ничего не понимаю. Громкое посольство Меншикова кончилось шуткой, которую ты, верно, слышал: она и до меня дошла. Я посмеялся, но смеха с делом не надобно смешивать в иных случаях. – Тебе, верно, теперь больше хлопот. Иностранные флоты что-то копошатся близ Дарданелл. – Объясни мне все это. Кажется, не нужно бы драться. Если хотят разделить Турцию, то это можно дипломатически сделать без всякой церемонии; если же в самом деле хлопоты о ключике, то не стоит так далеко из православия заходить и брать на плечи европейскую войну.[361]
Вы у источника живете, а мы здесь бродим в совершенной темноте. – Знаем только, что вся Европа в натянутом положении, которое должно чем-нибудь разразиться. Рано или поздно должны столкнуться два начала. Я все надеюсь, что не с гнилого Запада явится заря, а с Востока, то есть от соединения славянских племен. Это будет прочнее всех вспышек и потом реакций, отдаляющих жестоко самое дело. – У меня это idée fixe,[362] и я все подвожу к этому подготовлению: много тут основных начал, несознательно ведущих к желаемым изменениям, без которых нет блага под луной. Вот куда меня забросила мечта, будто бы я с тобой говорю, – ты, может быть, примешь меня за сумасшедшего. Пусть так; только это состояние отрадное – вера в человечество, стремящееся, несмотря на все закоулки, к чему-нибудь высокому, хорошему, благому. Без этой веры темно жить.
Перейдем к старому Лицею. Нельзя ли тебе у Есакова вдовы отыскать Лицейского моего Трубадура.[363] Я ему отдал при расставании книжонку, исписанную тогда моей рукой. Там должны быть некоторые мелочи, может быть не сохранившиеся в других рукописях. Присланная тобою тетрадка[364] меня навела на эту мысль. – Я читал недавно Гаевского статью о Дельвиге – и тут много теплого воспоминания нашей старины. Ты, может быть, не имеешь времени читать русские журналы, большею частию пустые, но «Современник» иногда пробегай. Этот Гаевский должен быть из наших потомков. – Тоже рылся в наших архивах. – Спасибо ему!
Прочти Григоровича Рыбаки. Новая школа русского быта. Очень удачно! – Нередко мороз по коже, как при хорошей музыке.[365]
Спасибо тебе, что иногда забегаешь к моим добрым сестрам в Царском Селе. Мне недавно писала Annette, что ты был у них, порадовал своим появлением Модест, их сосед; может быть, с ним сблизятся семейным образом. Catherine моя – большая нелюдимка, и потеря доброго мужа еще более ее отуманила. Ты, верно, вблизи это видишь лучше, нежели я отсюда. Хочу только, чтоб ты знал, что все они добры и чересчур добры ко мне, далекому. Во всяком случае, им отрада видеть тебя – в этом ты не должен сомневаться; но я также уверен, что тебе нельзя располагать всегда своим временем, – оно принадлежит службе и занятиям сложным.
Вероятно, тебя видел Иван Федорович Иваницкий, медик, путешествовавший на судах Американской компании. Он тебя знает и обещал мне, при недавнем свидании здесь, передать тебе мой привет. Всеми способами стараюсь тебя отыскивать, только извини, что сам не являюсь. Нет прогонов. Подождем железную дорогу. Когда она дойдет [до] Ялуторовска, то, вероятно, я по ней поеду. Аннушка тебя целует.
Не знаю, успею ли с этим случаем написать и Егору Антоновичу и благодарить его за in folio,[366] адресованное его благородию Ив. Ив. Пущину. Он не признает приговора Верховного уголовного суда. – На всякий случай обними директора и директоршу, пока я сам ему не откликнусь. У нас депеши не дипломатические – можно иногда и помедлить.
Жар тропический. Я с ним плохо лажу; оттого, может быть, и не успею исписать столько листков, сколько хотелось бы.
Верный твой И. П.
Многое мне напомнила допотопная тетрадка. Как живо я перенесся в былое – как будто и не прошло стольких лет. – Проси Бориса, чтоб он не хворал. А что поделывает Константин? Не тот, который управляет министерством вашим, а который с гордым пламенем во взоре. – Читая твою тетрадь, я вперед говорил на память во многих местах. Жив Чурилка! За все благодарение Богу!
P. S. С лишком год выписываю от Annette Памятную Книжку Лицея (1852–1853); верно, там есть выходки на мой и Вильгельма счет, и она церемонится прислать. Пожалуйста, если она не решается прислать ее, пришли ты на имя Балакшина. Мне непременно хочется иметь этот документ.[367]
[358] Речь идет о Д. В. Молчанове, за которого M. Н. Волконская выдала свою дочь Ыеленьку вопреки запрещению С. Г. Волконского.
[359] Прозвище Пущина за его заботы о всех нуждающихся в какой-либо помощи.
[360] Старшего годами, старшины (франц.).
[361] Имеется в виду официальное объяснение Николаем I причины, вызвавшей войну 1853–1855 гг. Царь якобы заботился об интересах русских богомольцев, не имевших возможности поклоняться святыням в Иерусалиме вследствие того, что ключи от храма были не в руках царских чиновников. Подробности, в том числе о посольстве А. С. Меншикова – Е. В. Тарле, Крымская война, т. I.
[362] Навязчивая идея (франц.).
[363] Сборник «Дух лицейских трубадуров» хранится теперь в Пушкинском Доме (К. Грот, Пушкинский Лицей, стр. 140).
[364] «Матюшкинская тетрадь» – стихотворения воспитанников Лицея, ч. II (там же, стр. 145 и сл.).
[365] Статья В. П. Гаевского о Дельвиге – в «Современнике» за 1853 г., № 2 и 3; роман Д. В. Григоровича «Рыбаки» – там же, № 3 и сл.
[366] Форматом в лист (лат.).
[367] В «Памятной книжке» Лицея на 1852–1853 гг. Пущин и Кюхельбекер не упоминаются.
Комментировать