Двадцать минут
Тихо. Дело к шести. Сумрак в храме понемногу сгущается. Синие огоньки лампадок, кажется, проступают ярче перед высокими, тёмными иконами. От приоткрытых дверей с улицы тянет прохладой и сиренью.
Влад потянулся к выключателю и зажёг настольную лампу. Вспыхнув, жёлтый круг выхватил стопки рыжих свечей, иконки и крестики с той стороны стола. Почесав подбородок с проступающим пушком, парень достал из кармана книгу, и углубился в чтение.
«Начало колонизации Ио было положено в 2117 году совместной экспедицией…»
Влад зевнул и выдвинул ящик стола. Где-то у Вити здесь мятные ледяшки обретались. Так, листки для записок, коробка с мелочью, карандаши, поминальная тетрадь — нету, облом. Надо было спросить, когда сменял. Теперь уж Витя, небось, на полпути к дому. Ладно, всего полчаса осталось до закрытия. А потом — в сторожку, чай пить с пряниками. И — снова читать эту нудятину про спутники Юпитера. Послезавтра зачёт по «освоению».
Хорошо хоть, народу нет. Вообще вечером, когда не служат, людей заходит мало. Так и сегодня. Только один пилот заглянул, из Космопорта, трёхкредитку на канун поставил; да ещё две тётки, проездом с Марса, — вон их свечки мерцают на золотистых подсвечниках перед Спасителем и Богородицей.
Влад уж было вернулся к конспекту, как дверь приоткрылась, и в храм протиснулся заросший серой шерстью гигант в бежевом халате. Цистерцианин. Сторож невольно нахмурился.
Гость, не глянув на него, неторопливо, чуть покачиваясь, прошёл к центру храма и встал, аккурат под куполом. И смотрит неотрывно на лики святых в иконостасе. «Будто молится» — усмехнулся про себя Влад, но тут же отогнал эту мысль.
Видно, турист. Зашёл поглазеть. Обычно такие днём приходят. С ними Витя хорошо толкует. Глядит мечтательными голубыми глазами, бородищу свою рыжую теребит, то слушает, то говорит… Шутили, что одна пара ригелиан каждый год специально сюда прилетает, чтобы с ним поболтать. Да, Витя — мужик разговорчивый. А вот Влада такие вещи напрягают. Надо ж было припереться этой мохнатой зверюге за полчаса до закрытия!
«Впрочем, для туриста одет он странновато» — подумал Влад, разглядывая пришельца со спины. Цистерциан не часто встретишь даже здесь, в Космопорте, но несколько раз он их всё же видел. Всегда на них роскошная одежда из тонкой ткани, и всегда они подчёркнуто опрятны. А этот весь помятый, вон, уже испачкался где-то, шерсть какая-то… всклокоченная. «Только цистерцианских бомжей нам здесь не хватало. От своих отбою нет».
Двухметровый гость неторопливо развернулся и двинул к выходу.
Влад демонстративно уткнулся в книгу. «Пусть бы хоть прошёл побыстрее» — но внутри уже зрело досадное предчувствие, что нет, не пройдёт, полезет ещё разговаривать.
Так и случилось. Цистерцианин подобрался и встал по ту сторону стола. Кажется, с минуту он стоял молча, а Влад упрямо продолжал «читать книгу». В конце концов, он — сторож, а не продавец. Не ему лезть первым с разговорами.
Наконец сухой, явно непривыкший к человечьей речи голос пробормотал:
— Извиняюсь.
Тут уж делать нечего, пришлось поднять голову. С невольной неприязнью Влад глянул в заросшее лицо пришельца. Чёрные глаза-пуговицы блестели совершенно бесстрастно. «Как у плюшевых игрушек».
— Щенник. — донеслось из-под серых усов.
— Чего? — сощурился Влад.
— Щенник. — повторил цистерцианин и добавил: — Ся.
— Священник? — внезапно догадался Влад.
— Ся щенник. — кивнул гость.
— Священника нет. — объяснил сторож, — Домой уехал. Завтра утром приходите на службу. Тогда будет священник.
— Утром поздно. — цистерцианин шевельнул ушами, — Утром сутки кончатся.
Владу стало совсем муторно от этой галиматьи.
— Тогда послезавтра. — буркнул он, — А ещё лучше в воскресенье. В это, или ещё когда-нибудь… Потом.
— Потом сложно. — сообщил пришелец, — Потом меня не будет.
«Понятное дело, рейс» — подумал Влад, но вслух ничего не сказал. И ещё подумал: «Чего бы тебе, милый, не пойти в своё капище, или как оно там у вас называется?»
Цистерцианин тем временем тоже о чём-то соображал.
— А других церковь здесь есть? — спросил он вдруг.
— Есть. — на секунду охватило желание отправить его в Скорбященку, чтобы отделаться поскорей, но Влад справился с искушением — жалко всё-таки, — Там сейчас тоже службы нет. Не положена сегодня служба. Нет священников.
Мохнатый гость снова замолчал. Чёрные, без зрачков, глаза невыразительно блестели бликами от лампы.
— Можно я посижу здесь?
Влад нахмурился и кинул взгляд на часы.
— Через двадцать минут церковь закроется. Двадцать минут можете посидеть.
— Спасибо.
Цистерцианин повернулся и всё той же «качающейся» походкой прошёл к левому окну. Там присел на лавку у кануна, молча созерцая, как перед распятием потрескивает трёхкредитка пилота, на квадратном столике для заупокойных свечек.
Влад попытался было вернуться к «началу колонизации Ио», но — куда там. Чтение уже не шло. То и дело приходилось поглядывать на застывшую перед окном фигуру, — а ну как сопрёт чего? Минут через пять цистерцианин поднялся. Тут уж Влад и не тешился надеждами, обречённо наблюдая, как двухметровая мохнатая туша снова приближается к столу.
— А ты не можешь… поговорить?
— В смысле?
— Как ся щенник. — объяснил пришелец и ткнул себе в грудь пальцем, — Дела плохие. Надо говорить. Чтоб не было.
— А, исповедь. — снова догадался Влад, — Нет, не могу. Только священник. А я здесь просто сторож.
— А ся щенник завтра?
— Да, завтра утром.
— Поздно. — констатировал собеседник.
«Надо же, про исповедь знает!» — вдруг дошло до Влада. Впрочем, он не шибко удивился. Многие инопланетяне почитают какие-нибудь церковные обряды. Ригелиане, например, всё время пытаются детей своих покрестить. Хотя имеют на это, видимо, какие-то свои причины, ведь и жизнь и мораль их от христианства отстоят весьма далеко. А уж что творится на Богоявление! Тут и гаотрейды, и ялмезяне, и имкейцы приползают, в общем, всякой твари по паре. И все толкаются в километровых очередях за крещенской водой, а при самом разливе чуть не до драк дело доходит, так им всем отчего-то вода святая нужна. Хотя, собственно верующих-то среди них — единицы…
— А чего ты… того… — Влад покрутил в воздухе пальцами, — к своим священникам не пойдёшь? Ну, цистерцианским?
— У нас нет. Жрецы у цистерциан. А я не такой. Я у вас здесь… — гость задвигал бровями, силясь подобрать слова, — в воде меня… ся щенник…
— Так ты крещённый? — с некоторым удивлением выговорил Влад. Ригелиане-то — известное дело, а вот про цистерциан он ещё такого не слышал.
— Крещённый. — повторил гость. — Отец меня. У вас. Другая церковь. Катон. Много зим назад. Солнце было яркое. Маленькие огоньки. Окна с лицами. Вода. Вибрация звука приятная. Ся щенник говорил со мной. — пришелец прервался, а потом добавил: — Хороший был день.
— Понятно. — Влад покосился на часы. До шести осталось 12 минут, — Может, на Катоне когда будешь, там и поисповедуешься.
— Не успею. Утром сутки кончаются.
— А потом куда?
Цистерцианин наклонил голову.
— Хорошо бы… к Богу. — ответил он.
— Чего? — оторопел сторож.
— Завтра угасну я. — постарался объяснить пришелец, — Старики так решили. Виноват я. Плохое дело сделал. Сутки мне дали. Спасибо. Это ради отца. Хороший он у меня потому что был.
Влад захлопнул книгу.
— Погоди-ка, тебя что, завтра… убьют?
— Убьют.
Сторож ошалело заморгал на невозмутимого пришельца.
— Серьёзно?
— Сутки дали. — повторил цистерцианин, — Спасибо, не всем дают. Жену вот устроил. Дочку. Завещание. Долги отдал. Сюда пришёл поздно. Ся щенник нет. Я не знал, что нет. Надо было утром придти. Не знал. — он опять шевельнул ушами.
— Так что ж ты здесь? — Влад всё никак не мог поверить, — Тебе в полицию надо. Беги скорей, скажи, что тебя убить хотят!
— Старики у нас… как полиция.
— Да ты сюда, в земную!
— Нельзя так.
Влад уже и сам догадался, что нельзя. Цистерциане сделают официальный запрос и его всё равно выдадут…
— Слушай, да ты же в Космопорте. Садись сейчас на любой звездолёт и дуй куда подальше!
— Нельзя так. Найдут.
— Можно улететь туда, где не найдут. — заверил Влад, силясь припомнить названия окраинных планет. Чего там Сухарь на «планетологии» втирал?..
— Можно. — согласился цистерцианин, — Но так нехорошо. Жену мою тогда. И дочку. Угаснут. Вместо меня. Разве лучше? Нехорошо так. Люблю я их. Я сам должен.
Они помолчали.
— К тому же искать когда. Сюда придут. Тебя спрашивать будут. Разве хорошо?
Влад представил допрос цистерциан, и невольно поёжился.
— А может… ещё обойдётся, а? — предположил он, — Поговори со стариками своими. Скажи, мол: виноват, исправлюсь. Про дочку скажи. Может, простят они тебя?
Цистерцианин качнул головой по диагонали:
— Такого у нас не бывает. Старики… не как Бог. Я виноват. Они не простят. Спасибо им. Сутки дали. Другим не часто дают.
— Да что ж ты натворил-то такого?
— Виноват. Сильно виноват. Угасли три цистерцианина. Моя вина. Хотел вот говорить ся щенник. Ся щенник скажет, простит меня Бог или нет.
— Ты что же… убил их?
— Нет. Не я. Руда. Камень падал. Внизу они. Я виноват. Из-за меня.
— Несчастный случай, что ли?
— Так.
— Так объясни им, что ты не хотел. Что это случайно всё. Скажи, пусть по-другому накажут, убивать-то зачем?
— Они знают. Разницы мало. Три из-за меня. Плохое дело. Я виноват.
Цистерцианин замолчал. Влад тоже. Чего уж тут скажешь? Дичь какая-то. Витьке, что ли, позвонить, посоветоваться? Ан нет, тот ещё в дороге, а у него тариф экономный — в космосе не берёт.
«А может, гон это всё?» — спохватился вдруг Влад, — «сколько уж раз, бывало, придёт тоже какой-нибудь страдалец, уж такие трели заплетёт, всю душу вывернет, а под конец отвесит: «так, у тебя братишка, кредиток двести не найдётся, а? На дорогу?»
— Нет ся щенник. — снова забубнил пришелец, — Жаль. Утром надо было. Мы, цистерциане, такие. Главное всегда на потом оставляем. Так у нас принято. А потом иногда поздно бывает. Жаль. Пустая жизнь.
— Да погоди… может, Господь ещё управит всё. Знаешь, так часто случается: люди по одному решают, а Бог — совсем по другому. И не выходит у людей ничего. Бог, Он ведь всё может. Он сильнее любых стариков.
— Ты лучше знаешь. — просто ответил пришелец.
Снова оба замолчали. Влад напряжённо соображал, что бы сделать. По хорошему-то, отцу Глебу в первую очередь надо звонить. Да в отпуске настоятель, до четверга не вернётся. А отец Кирилл, что подменяет его, контактов не оставил…
— Можно мне… Маленький огонёк зажечь? — попросил цистерцианин.
— Чего?
Пришелец ткнул лапой в бурую горку свечей.
— А, это… Да бери, пожалуйста.
Мохнатый гость порылся в помятом халате и вытащил кубик.
— Хватит столько?
— Бери-бери, всё в порядке. — махнул Влад.
Гость взял тоненькую двухкредитку и пошёл к алтарю. На столе остался рифлёный металлический кубик с переливающимися гранями. Влад настороженно покосился на диковинную оплату, и решил не трогать — «мало ли, может, оно радиоактивное, или ещё чего».
Часы пикнули — без трёх минут шесть. Пора готовить церковь к закрытию. Влад поднялся, сунул книжку в карман пиджака, щёлкнул выключателем лампы. Двинулся вдоль левой стены, останавливаясь у каждой иконы и гася лампадки. Повернул возле аналоя. Задул две оплывшие свечки тёток с Марса. Выдернул и бросил в коробку у подсвечника.
Цистерцианин тем временем стоял, как столб, у кануна, и глядел, как мерцает, чуть подрагивая, поставленная им свечка, а рядом — сократившаяся уже трёхкредитка. Влад приблизился, погасил свечку пилота. Цистерцианскую трогать не стал. «Пусть себе горит. Завтра только надо будет не забыть огарок выковырять, чтобы Марфа не ворчала».
— Кончились двадцать минут. — то ли спросил, то ли констатировал пришелец.
— Кончились. — кивнул Влад. — Пора закрываться.
На секунду стало боязно — а ну как не захочет эта громадина уходить? Что тогда?
Но нет, цистерцианин послушно повернулся и зашагал «вразвалочку» к дверям.
Влад перекрестился и кивнул в сторону сокрытого алой завесой алтаря.
Вышли они вместе. Щёлкнул замок. Молодой сторож подёргал на всякий случай за ручку, чтоб удостовериться. Всё в порядке.
На улице было тепло. Душистый аромат сирени. Сотни снующих аэрокаров на фоне огненного предзакатного неба. Вдалеке высились башни мегаэтажек, а справа — тонкие шпили Космопорта.
Цистерцианин стоял на ступенях, завороженно глядя на пышные кусты с белыми гроздьями цветов.
— Куда ты сейчас? — спросил Влад.
— Пойду. Богу говорить буду. Много надо сказать. Жена, дочка — одни остаются. Тяжело так. Надо ей новый муж. Новый отец. Пусть будет хороший.
— А это у вас обязательно? Ну, вдовам замуж выходить?
— Нет. Не обязательно. Но одной жене тяжело. И дочке. Люблю я их. Пусть новый будет муж. Так лучше. Лишь бы хороший.
Влад потупил взгляд. «Оставить его, что ли, в сторожке? Некуда ведь ему сейчас идти. Да нет, не выйдет. Олег Саныч если узнает — так потом задаст, что допрос цистерциан сказкой покажется».
Влад вздохнул.
— Слушай, а во сколько у тебя… сутки кончаются? Может, ещё успеешь утром со священником встретиться? Он сюда в 7 часов придёт!
— У меня — в 26 конов. — цистерцианин задвигал бровями, а потом развёл лапы, — Не знаю, сколько по-вашему. Постараюсь придти. Может, успею.
Они ещё немного постояли. Потом цистерцианин шагнул вниз. Обернулся:
— До свидания, — серые усы приветливо приподнялись, — брат. Спасибо. Что говорил со мной.
Влад протянул руку. Чуть помедлив, пришелец подал мохнатую лапу.
— Ну, с Богом. — пробормотал сторож.
Цистерцианин кивнул и спустился по лестнице на асфальт. Вышел за ворота. И побрёл, чуть покачиваясь, по дороге в город.
Влад постоял немного под сиренью, а затем свернул налево, в сторожку.
Включил свет в узкой комнатке. Подошёл к столу, вытащил книжку из кармана. Как-никак, а зачёт по «освоению» на носу. Подумав, набрал воды в пластмассовый чайник, щёлкнул кнопкой. Достал с полки пакет пряников.
«Жалко, имя у него забыл спросить. Чтоб хоть помолиться…» — Влад вздохнул и опустился на стул.
Так сидел он долго, слушая, как шипит вода в чайнике, и жевал пряник, да глядел в окно, где в густеющих сумерках всё чётче и веселее светились далёкие огни мегаэтажек.
Комментировать