Оглавление
X. Мир после Богоявления
Чем значительнее по своим последствиям произошедшее на земле событие, тем незаметнее оно совершается. Изобретение в 1313 году монахом Бертольдом Шварцом пороха не наделало шума, а через много лет позволило европейцам превратить половину остального мира в свои колонии и изменило политическую карту мира. Зато большой шум произвели Лиссабонское землетрясение 1755 года и взрыв вулкана Кракатау 1883 года, но на ход истории ни первое, ни второе события не оказали никакого влияния.
Такая обратная зависимость легко объяснима. Жизнью человечества управляют идеи, а они тихи и невидимы. Их важность обнаруживается лишь в обилии приносимых ими видимых плодов, а эти плоды являются не сразу.
Воплощение Второго Лица Пресвятой Троицы в человека Иисуса было не просто важнейшим событием всемирной истории — оно было также событием космическим, которому дивились и ужасались все силы небесные.
Боговоплощение разделило весь процесс Божественного Домостроительства на два периода: до него и после него. К идеям, направлявшим этот процесс, оно добавило две новые — необходимость покаяния и необходимость регулярного причащения — помощь психологическую и помощь мистическую всем тем, кто желают войти в Небесное Царство.
О покаянии надо сказать подробнее. Людям всегда было свойственно сожалеть о каком-то своём поступке, рвать на себе одежду, бить себя в грудь и посыпать голову пеплом. В Ветхом Завете, хотя и очень редко, мы встречаем описание такого поведения. «Когда я был обращён, я каялся, и когда был вразумлён, бил себя по бёдрам» (Иер. 31:19). Но это совсем не то, что понимается под словом «покаяние» в Новом Завете, где оно встречается чуть ли не на каждой странице. Это греческое слово «метанойя», что в буквальном переводе означает «изменение образа мысли». Вот что говорит Христос о времени поста, отведённом специально для покаяния: «Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры; ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися… А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцем твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:16-18). Покаяние, к которому призывает Христос, есть не уныние, навеваемое воспоминанием о совершённом грехе, а радость освобождения от греха, к которому ты твёрдо решил не возвращаться.
Освобождаясь с помощью покаяния от греховных поступков, а через это и от греховных помыслов, человек постепенно меняется. Появление таких изменённых людей и было результатом земной проповеди Иисуса, действие которой усиливалось производимыми Им чудесами. Эти люди и открыли собой второй период Божественного Домостроительства; его наступление торжественно провозгласил апостол Павел:
«Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь всё новое» (2Кор. 5:17). Бывший гонитель учеников Христа первым понял, что во вселенской истории началась новая эра. Впоследствии её так и назвали, и этот термин до их пор употребляет весь мир, совершенно не вдумываясь в его глубочайший смысл.
Первые века новой эры были ознаменованы явлением, которому светские историки до сих пор не могут найти научного объяснения, — быстрым распространением христианства в Римской империи, захватившим все слои общества. И это несмотря на то, что время от времени на христиан воздвигались свирепые гонения, их мучили, казнили, под крики толпы «христиан ко львам!» выводили на арены. Если интеллектуалов в христианстве могла пленить философская глубина учения о Троице, то что привлекательного находил в нём простой народ, не способный оценить этой глубины? И ещё: когда в V веке германцы и кельты сокрушили Империю и вторглись в её пределы, они в массовом масштабе начали принимать христианство. Ясно, что этим варварам понравилось в христианстве не более убедительное по сравнению с языческим богословие, а нечто другое. Что же это могло быть?
Только одно: сама христианская жизнь.
Призвав человека к «изменению образа мысли», которое сделает его «новой тварью», Христос далее подробно объясняет, каков должен быть его новый образ мыслей и новое поведение. Это бесценное наставление заключают в себе евангельские заповеди и евангельские притчи, не затрагивающие никаких богословских тонкостей и понятные каждому ребёнку. Поддерживая друг друга в «метанойе», собираясь на молитвенные трапезы (агапы), представлявшие собой раннюю форму причащения, христиане входили в жизнь, которая оказывалась настолько радостной и светлой, что, изведав её, нельзя было уже променять её ни на какую другую. Секрет эпидемического распространения христианства в начале новой эры состоял в следующем: «заболевший» им начинал понимать, что он не заболел, а выздоровел, и хотел и впредь оставаться в добром здравии, благодаря Бога за исцеление. Попав в христианскую общину случайно или «за компанию», человек уже не выходил из неё, потому что в ней лучше, и это приводило к тому, что новая религия, получив первоначальный импульс от Христа и апостолов, дальше распространялась уже сама.
Жизнь по заповедям Христа есть не что иное, как раскрытие имеющегося в душе каждого человека потенциала любви. Это о нём говорил Блок: «В моей душе лежит сокровище». Но если оно просто «лежит», это всё равно, что его нет; чтобы насладиться им, его надо раздавать, и, чем щедрее душа изливает из себя любовь, тем больше любви в ней остаётся — таким создал человека Творец. Но это чудо происходит только тогда, когда любовь изливается на кого-то другого — на Бога или ближнего, в котором она помогает увидеть Божий образ. Если же любовь адресуется самому себе, она мгновенно превращается в гордыню, а к Богу и к ближнему возникает ненависть — рождаются два чудовища, которые не дают душе покоя и делают её несчастной.
Убедиться в том, что единственный способ стать счастливым — жить по Евангелию, можно только на собственном опыте. Глядя на эту жизнь со стороны, никакого счастья в ней не увидишь, ибо оно внутри неё. Из тысяч персонажей, описанных Толстым, по-настоящему счастливыми были только Платон Каратаев и Алёша Горшок, но редкому современному читателю захочется подражать им, поскольку извне они кажутся обделёнными судьбой и достойными жалости. Точно так же не бывавшему в горах кажется «чокнутым» альпинист, каждое лето обмораживающий пальцы и рискующий жизнью; чтобы понять, ради чего он это делает, надо самому взойти на вершину. С точки зрения человека, не живущего христианской жизнью, евангельские Заповеди блаженства указывают верный путь не к блаженству, а к тому, чтобы сделаться несчастным. Ведь они ставят в пример нищих духом, безропотных, плачущих, изгоняемых и поносимых, т.е. обречённых на проигрыш в жизненной борьбе. Чтобы побеждать в ней, надо быть наглым, горластым и самоуверенным, честолюбивым. Так рассуждали и рассуждают до сих пор пребывающие вне христианской общины и не вкусившие сладости принадлежать к стаду, пасомому самим Сыном Божиим.
Казалось бы, совершенно ясно, как «внешние», которых Евангелие именует «мир», должны относиться к сирым и убогим, сбившимся в послушное сомнительному пастырю стадо (не выдумали ли они сами этого пастыря по неспособности жить самостоятельно?), — с жалостью и сочувствием. Ты сильный, они слабые, так прояви к ним хоть каплю сострадания! А если не найдёшь в себе такого чувства, отвернись и успокой себя философской сентенцией «пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу». Но вот парадокс: ни жалости, ни даже равнодушия мир к христианам не испытывает, он клокочет по отношению к ним злобой и ненавистью.
Для тех, кто в стаде, эта ненависть не является чем-то удивительным, они относятся к ней спокойно, так как были заранее о ней предупреждены. «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы своё; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, поэтому ненавидит вас мир» (Ин. 15:18-19).
Ненависть возникает здесь как замещение неудавшейся жалости (психологам хорошо известно, что несостоявшееся чувство всегда замещается противоположным). Хозяин жизни был готов пожалеть неудачника, но обнаружил, что тот вовсе не нуждается в жалости, не клянёт свою судьбу и, более того, так доволен ею, что смотреть на него сверху вниз никак не удаётся. Не веря ни в какую духовную мотивацию поведения, мирской человек приходит к убеждению, что христианин извлекает какую-то реальную выгоду из пребывания в стаде, a бессребреником прикидывается из ханжества и лицемерия. Излюбленная фраза нынешних атеистов «попы разъезжают на «Мерседесах» есть лишь современная редакция извечной шпильки, которой мир колет служителей Христа уже две тысячи лет.
Получается, что Боговоплощение раскололо человечество на два лагеря? Конечно. Христос сам подтвердил это: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч; ибо Я пришёл разделить человека с отцем его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её» (Мф. 10:34-35). Конечно, это разделение прекрасно укладывается в стратегию отбора и, более того, облегчает использование этой стратегии, так как резко сокращает численность группы, из которой производится отбор.
Обращаясь к той небольшой группе последователей, которую Он успел собрать за время земной жизни с помощью апостолов, Христос сказал ей: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12:32). Читая это место, мы обычно воспринимаем его как обетование верным Царства Небесного. Но в Евангелии каждое изречение имеет сразу несколько смыслов, как хорошо знают об этом толкователи. Тем, кто пошёл за Ним, Христос дал и земное царство — Римскую империю, которая в начале четвёртого века стала христианской. «Малое стадо» неудержимо росло, и, когда составило большинство населения, Константин сделал христианство государственной религией.
Непрерывный и неуклонный рост христианской общины в первые века обусловливается двумя причинами — внутренней и внешней. Первой причины мы уже коснулись — это привлекательность самой христианской жизни, то умиротворение, которое приносит душе человека следование евангельским заповедям. Но отвечая требованиям души, учение Христа отвечает также и требованиям разума, ибо содержит в себе полноту истины. Это очень важный момент, на котором нужно остановиться.
Христианское учение не просто отводит понятию истины важную роль, оно, в сущности, отождествляет себя с истиной. Иисус говорит апостолу Фоме: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6), а уверовавшим в Него иудеям — «…истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). А вот что сказал Он народу: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12). Этому вторит, говоря о Христе, Его любимый ученик: «В Нём была жизнь и жизнь была свет человеков» (Ин. 1:4).
Суммируя эти самоопределения, мы получаем следующую картину: Сын Божий сошёл на землю, чтобы помочь человеку в выборе жизненного пути. Многие пути ведут к погибели, и только один — к вечной жизни. Поскольку человека нельзя лишать свободы, ибо тогда он перестанет быть богоподобным, он должен сделать этот выбор сам. Но если человек пребывает во тьме, какой может быть у него свободный выбор — он же не видит, какие пути куда ведут, — поэтому их надо осветить для него светом истины, объяснить ему, что с ним будет, если он встанет на тот или иной путь. Только свет т.е. истина, сделает его выбор действительно свободным. Такова взаимосвязь между евангельскими понятиями пути, истины (она же — свет) и вечной жизни, которая раскрывает точный смысл каждого из них.
Как нужно понимать утверждение, что христианство открыло человечеству полноту истины, которой нет в других религиях, содержащих лишь частичную истину? Конечно, не в том смысле, что оно сообщило нам всё о Боге, мире и человеке. Например, о Втором пришествии сам Христос говорит апостолам: «…Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти» (Деян. 1:7). Узнав от Сына Божия, что у Его Отца «обителей много», мы остаёмся в неведении, сколько их и каковы они. Непроницаемой завесой скрыта от нас цель сотворения мира, и вообще многое мы видим «сквозь тусклое стекло». Не сказало нам Евангелие и о том. что атом состоит из протонов, нейтронов и электронов — до этого человечеству приходилось походить собственным умом…
Полноту христианского Откровения нужно понимать так: оно содержит необходимый и достаточный минимум информации о мироустройстве, позволяющий человеку наилучшим образом в него вписаться, т.е. оптимально пройти земной отрезок существования и после этого обрести вечную жизнь на небесах. По форме подачи и по языку эта информация рассчитана на массового потребителя и может быть усвоена любым человеком независимо от уровня его образованности и остроты интеллекта. Более того, простым людям она даже понятнее, чем умникам, которые сложность изложения считают признаком глубины содержания.
В ходе наших рассуждений мы несколько отвлеклись от основной темы — сигналов, посылаемых Богом человечеству, и о том, как их следует расшифровывать. Сейчас наступил подходящий момент вернуться к этой теме. Самым содержательным, самым ясным и самым драгоценным из таких посланий является поразительный текст Евангелия, который мог выйти из-под пера малограмотных рыбаков через много лет после описываемых событий не иначе, как только под диктовку свыше. Этому тексту не пришлось долго придумывать название — он сразу стал распространяться как «Благая весть», ибо он учил правильной жизни и открывал истину, а что может быть для человека большим благом?
Воплотившийся в человека Иисуса Сын Божий в течение трёх лет проповедовал в Палестине, совершил бесчисленное множество чудес, был казнён, воскрес и вознёсся к своему Отцу, оставив нам на память Евангелие и Церковь, открывшие путь к радостной жизни и здесь, и там. И к этой потянулись слабые, податливые, безответные, смиренные, кроткие, подставляющие щёку. И каким-то странным образом приобретали такую силу и несгибаемость, что Империя в конце концов пала к их ногам. Как это случилось, что они такого сделали, что, будучи до этого ничем, стали всем? Ничего особенного. Просто поверили трём фразам Христа, сказанным Им во время земного служения. Мы уже приводили их, повторим ещё раз.
1) «Дух животворит, плоть не пользует ни мало» (Ин. 6:63);
2) «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф. 6:33);
3) «Царство Божие внутри вас есть» (Лк. 17:21).
Первая фраза — фундаментальный принцип мироздания. Творец сообщает человеку, что дух первичен, а материя вторична, значит, и жить надо прежде всего духовной жизнью, а не плотской. На вопрос человека «а как мне быть с запросами плоти?» Господь отвечает: ищи Царства Небесного, и эта проблема разрешится сама собой. «Но где его искать?» — хочет знать человек. «В своей собственной душе — оно там», — ставит точку в диалоге Создатель.
Всего три подсказки для тех, кто имеет уши, чтобы слышать. Таких в языческом Риме нашлись миллионы, и они изменили мир, создав великую цивилизацию, затмившую все предыдущие по культуре, искусству, литературе, науке, технологии и материальному производству, по внешней пышности и грандиозности. А ведь имевшие уши искали совсем другого — правды Божьего Царства, которая внутри. Какая диалектика: углубившись в себя, в невидимый мир души, христиане открыли там своё богоподобие, одним из признаков которого является способность творить из ничего, и, как по воле Творца возник видимый мир звёзд и галактик, так по их воле на одной из планет возник ещё один мир, тоже видимый и осязаемый, — современная техносфера.
В связи с Боговоплощением можно задуматься вот над чем: почему оно осуществилось именно в тот момент, когда осуществилось? Почему Бог не подал руку помощи людям раньше — ведь было ясно, что своими силами они устранить своё наследственное повреждение не могут. Век проходил за веком, а Царство Небесное не пополнялось.
Ответ очевиден. Если бы Христос явился на землю раньше, от Его явления не было бы никакого толку. Во-первых, невозможна была бы вселенская проповедь Евангелия, ибо до образования Римской империи не существовало единого политического, языкового и коммуникационного пространства проповеди. Республиканский Рим бурлил гражданскими столкновениями, а до этого его территория была небольшой, и апостолы со своей миссией быстро наткнулись бы на непроницаемые границы соседей.
Сын Божий ждал именно появления Империи с её «Римским миром» (Pax Romana), и уже при первом императоре (Августе) принял на себя человеческую плоть.
Но срок определился не только этим. Божия премудрость проявилась в том, что людям было предложено в корне изменить свою жизнь как раз в такое время, когда они в максимальной степени были готовы откликнуться на такое предложение. Ведь прежде чем принять новый образ жизни, нужно оставить старый, а это обычно очень трудно сделать, ибо привычка — вторая натура. Легче всего порвать с общепринятым укладом тогда, когда он становится невыносимым. В языческом Риме первых веков он таким и стал. Полная бездуховность жизни делала ее бессмысленной, душе не за что было уцепиться, чтобы отвлечься от мыслей о самоубийстве. Ложиться в ванну и вскрывать вены стало модой в верхнем слое общества, что же касается черни, то в ней чувство пустоты существования заглушалось предоставлением «хлеба и зрелищ». Но это было временное сдерживание, потому что требовало огромных расходов. Раньше они покрывались за счёт награбленного в захватнических войнах, но после того, как расширение Империи, достигнув своих естественных границ, прекратилось, этот источник пополнения казны иссяк, и возникла кризисная ситуация.
Первопричиной кризиса античного мира был характерный для всякого языческого общества, но в позднем Риме достигший своего апогея культ плоти. Ещё у греков национальными героями были победители Олимпийских игр. Но у них соревнования и ристалища заканчивались по крайней мере бескровно. Римлян это уже не удовлетворяло, обладатель более совершенного тела должен был доказать своё превосходство над противником самым убедительным образом — убив его.
Только физическое уничтожение одной плотью другой плоти по-настоящему возбуждало толпу и вызывало её восторг. Кровавых зрелищ устраивалось всё больше, амфитеатры возводились во всех городах. Восхищение вызывали сила и ловкость не только гладиаторов, но и диких зверей, с которыми заставляли сражаться людей. Главной заботой римского гражданина была забота о собственном теле — его всячески ублажали, холили и лелеяли, применяя для этого дорогие мази и благовония. Богачи соревновались друг с другом в изысканности кухни, в искусстве своих поваров, в роскоши и комфорте, а для простого народа открывались бесплатные бани (термы).
Поставив на первое место в своей шкале ценностей телесные наслаждения, античная цивилизация искала всё более утончённые способы угождения плоти и закономерно пришла к половым извращениям, которые получили широчайшее распространение. Женщины стали цениться мужчинами меньше, чем юноши, и у Платона мы находим даже философское обоснование такого предпочтения (диалог «Пир»). Английский писатель и публицист Честертон (1874—1936) был убеждён, что гибель античного мира была небесной карой новым Содому и Гоморре — история здесь повторилась, только методы были другие: тогда Бог низвёл с неба огонь, а теперь наслал с востока варваров. Похоже, он был прав. Как Лот в своё время пытался устыдить содомитов и тем самым отвести от них Божие наказание, так апостол Павел стыдил римлян. «Называя себя мудрыми, обезумели …и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сквернили сами свои тела; они заменили истину Божию ложью и поклонялись, и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь. Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за своё заблуждение» (Рим. 1:22-27).
Для чего бы Бог ни создал человека, понятно, что люди, погрязшие в разврате и самоугождении, Ему ни с какой стороны не нужны. Что же Ему с ними было делать — истребить? Но ведь античное общество состояло не из одних извращенцев, в нём было немало и весьма достойных личностей. Господь решил не уничтожать заблудших, а помочь им изменить свою жизнь. Веком раньше Рим не принял бы помощи, ибо развратничать ему ещё нравилось, поэтому Господь не торопился её подавать, ожидая того момента, когда скотская жизнь сама начнёт вызывать тошноту у тех, кто её ведёт. Этот момент совпал с апогеем римского владычества над огромной территорией, так что одновременно явились и пространство проповеди, и готовность к ней прислушаться. Такое совпадение, конечно, промыслительное, и обеспечило успех миссии Христа.
Отвратившись от плоти и обратившись к духу, люди обрели совершенно новое мироощущение. Это очень хорошо видно на примере двух выдающихся римских императоров, один из которых жил во втором веке, ещё в языческом государстве, а другой — в шестом веке, уже в христианском. Император Марк Аврелий пишет:
«Время человеческой жизни — миг; её сущность — вечное течение; ощущение — смутно; строение всего тела — бренно; душа — неустойчива; судьба — загадочна; слава — недостоверна. Одним словом, всё относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе — сновидению и дыму. Жизнь — борьба, странствие по чужбине; посмертная слава — забвение».
Император Юстиниан, создатель самой великолепной православной церкви в мире — Константинопольской Святой Софии, не жалуется на жизнь, а благодарит за неё Бога:
«Единородный Сыне и Слове Божий, бессмертен сый, изволивый спасения нашего ради воплотитися от Святыя Богородицы и Приснодевы Марии, непреложно вочеловечивыйся, распныйся же Христе Боже, смертию смерть поправый».
Пошедшие за Христом тоже распяли свою греховную плоть и получили от Него новую, и не только индивидуальную, биологическую, но и коллективную, материально-техническую, созданную могучей силой пробудившегося человеческого интеллекта, — покрыли землю железными дорогами, стали летать по воздуху, высадились на Луне, построили атомные электростанции. И тут-то снова, как Адам и Ева, решили, что не нуждаются больше в Боге.
Комментировать