Оглавление
IX. Господь поднимет и неподъёмное
Те читатели, которых шокирует допущение, что Борис Годунов то убивает царевича Димитрия, то не убивает, могут успокоиться: к этой теме мы возвращаться больше не будем. И не потому, что такое допущение абсурдно — абсурднее не верить во всемогущество Бога, — а потому, что здесь мы затрагиваем тайну феномена времени, разгадать которую человеку не дано. Ещё Блаженный Августин сказал: «Если я пойму время, я пойму всё», но и он со своим громадным интеллектом его не понял.
После Канта стало ясно, в чём заключается причина непознаваемости категории времени: всё, что в нашей земной жизни мы воспринимаем, представляем и обдумываем, может восприниматься, представляться и обдумываться только в рамках этой категории (наряду с категорией пространства), а чтобы понять её, надо выйти из неё и взглянуть на неё со стороны, что принципиально невозможно — нельзя же объяснить время через время. Только там, где мы увидим мироустройство «лицом к лицу», нам откроется сущность априорных рамок, из которых наше сознание бессильно выскочить здесь, так что давайте подождём — это только кажется, будто ждать придётся долго.
А вот другую тему, затронутую в конце предыдущей главы, нам надо развить. Это — тема тесной взаимосвязи между двумя составляющими мира — «небом» и «землёй».
Какую информацию даёт нам на этот счёт Откровение? Ветхий Завет, сказав в первой своей фразе, что Бог сотворил небо, дальше на всём своём протяжении не издаёт о нём ни единого звука, если не считать упоминания о том, что благочестивый Енох и каратель неблагочестивых Илья-пророк были взяты туда живыми (что они там увидели и чем стали заниматься — об этом Библия умалчивает). Той же установки на неразглашение продолжает придерживаться и Новый Завет: от настойчивых приставаний учеников рассказать им что-нибудь о «небе» Иисус отделывается лаконичным ответом «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2). Так же сдержанно рассказывает о небе апостол Павел, которому Бог однажды показал какой-то его фрагмент:
«Не полезно хвалиться мне; ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, — только не знаю, в теле, или вне тела: Бог знает, — что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор. 12:1-4).
Есть множество и других свидетельств побывавших «там» и возвратившихся, некоторым из них был показан не только рай, но и ад, однако все они были только внешними наблюдателями, не принимавшими ни малейшего участия в тамошней жизни; её ход остался для них непонятным. Их показания — моментальные фотографии, а нам хотелось бы посмотреть кинофильм, который позволил бы понять, что там происходит, в чём смысл происходящего и как оно соотносится с происходящим у нас на земле.
В общем, догадываться о том, что за род существования рано или поздно ожидает каждого из нас, мы можем лишь по каким-то косвенным данным. Трудно поверить, что Господь призывает к себе душу человека, иногда совсем юного, только для того, чтобы она пассивно несла наказание за грехи или наслаждалась блаженством за праведность — Троице, ещё не завершившей своё сотворение мира, наверняка и там понадобится от нас, как от свободно-разумных субъектов, какая-то активность, без которой и блаженства-то никакого быть не может.
Возражая начавшему распространяться у нас в XIX веке атеистическому убеждению, что смерть есть исчезновение человека (Базаров у Тургенева говорит: умрёшь — лопух вырастет), святитель Игнатий Брянчанинов описывает, как оживает весной совершенно прекративший свою жизнедеятельность на время зимы монастырский сад: если Творец предусмотрел возобновление жизни после видимой смерти у какой-то там яблони, то неужели Он не позаботился о продолжении существования такой ценности, как человеческая душа, после видимой кончины человека, т.е. после смерти его тела? Пример хорош, да не совсем: весенний сад пробуждается oт зимней спячки в том же качестве, в каком пребывал до неё, а умерший человек пробуждается в совсем другую жизнь. А меж тем в природе есть такой прозрачный намёк на нашу посмертную участь, что прозрачнee некуда. Но, видно, эта подсказка — из тех, смысл которых Господь «утаил …от мудрых и разумных и открыл… младенцам» (Мф. 11:25).
Дедушка и внучек
Вадик рос в небольшом посёлке в тридцати вёрстах от Москвы. Это уже после войны там леса вырубят и болота осушат, а тогда они были ещё нетронутыми. Весной тучи майских жуков перелетали с одного зелёного массива на другой, и Вадик сбивал их, бросая вверх кепку. Всюду было много ужей, Вадик их не боялся и иногда, хвастаясь своей храбростью, носил за пазухой. Но гадюк, обитавших во влажных лощинах, опасался. По ночам к дому приходили ёжики, а из соседнего озерца в определённое время года доносились громкие звуки лягушачьего концерта. Особенным разнообразием поражал мальчика мир насекомых. Каких только жуков он не встречал прямо на участке — скарабеев, жуков-оленей, жуков-носорогов, а однажды поймал даже жука-геркулеса. На бронзовок, которые сейчас в Красной книге, он и внимания не обращал — кусты были ими буквально облеплены. Но самыми прекрасными существами были бабочки. И однажды дедушка подбил Вадика на серьёзное дело — собирать коллекцию бабочек. Достали марли и проволоки сделали профессиональные сачки (покупные никуда не годятся), смастерили расправилку, принесли из аптеки пузырёк эфира. И у обоих — старого и малого — началась, быть может, самая интересная полоса их жизни. Капустниц и крапивниц было, конечно, как мух, но и их для полноты собрания прикололи. Не составила особого труда и поимка павлиньего глаза и траурницы. Большой удачей была поимка адмирала. Но самым волнующим моментом был тот, когда на цветок перед верандой сел залётный махаон. Пожимая крыльями, которые украсили бы даже университетскую коллекцию на Моховой, он бросал внуку с дедом вызов: попробуйте-ка меня поймать! Но пока бегали домой за сачком, он выпил свой нектар и взмыл в высокое небо. Зато повезло в другой день: выйдя утром в сени, Вадик остолбенел: в стекло бились четыре дивной красоты огромные бабочки, в которых он сразу узнал красных ленточниц. Накрыть сачком одну из них было минутным делом. Но Вадик недоумевал. откуда они тут взялись ? И услышал от деда нечто глубоко его поразившее.
— А ты не видел в саду гусениц с рогом?
— Да, видел. Рог у них почему-то сзади.
— Это гусеницы бражников, ночных бабочек. К бражникам принадлежат и красная, и голубая ленточницы. А также мёртвая голова, но она водится на юге.
— И что?
— А то, что гусеница в положенное время превращается в куколку, которая прицепляется к чему-то твёрдому и не движется, будто мёртвая.
— Значит, гусеница умирает?
— Да, став куколкой, делается как мёртвая. Но только с виду. Ведь куколка, казавшаяся мёртвой, вдруг превращается в бабочку, которая расправляет крылья и летит.
— Значит, гусеница умирает, а потом оживает в виде бабочки?
— Именно так.
— А человек, когда умрёт, в каком виде оживёт?
— А бог его знает.
— А я знаю. Он оживёт в виде ангела — он тоже получит крылья, как гусеница, ставшая бабочкой.
— Может быть.
— Не «может быть», а точно. Когда я был маленький, я часто видел во сне ангелов. Это те же люди, только красивые и с крыльями. Это — бывшие люди. И мы с тобой такими будем, а сейчас мы знаешь кто?
— Кто?
— Сейчас мы с тобой гусеницы! Понял, деда?
Переход от одной формы существования к другой через фазу видимой смерти свойственен насекомым и земноводным, появившимся на земле задолго до млекопитающих. Почему же эта изящнейшая схема жизнеутверждения перестала применяться Творцом к высшим животным? Ответим так: кто вам сказал, что она перестала применяться? Думается, эта идея является универсальной, она вовсе не была отменена, а, наоборот, получила дальнейшее развитие. Просто примитивные виды во второй своей жизни оставались и остаются на земле, а высокоразвитые, входя в неё, перемещаются на небеса, диалектика же процесса в обоих случаях одна и та же. Наладив эту диалектику на низших формах жизни, Творец применил её затем к высшим уже по-новому.
Хотя Бог и открыл ребёнку то, что утаил от Святителя, по малости лет Вадик слегка ошибся. Да, все мы гусеницы и после кратковременного пребывания в гробу в виде куколки оживаем прекрасными или уродливыми бабочками, пусть и без крыльев, но в тонкой плоти, позволяющей легко передвигаться в пространстве. Но мы не делаемся ангелами, мы только попадаем в ту же область сотворённого бытия, в которой они обитают от самого начала мира. Нашим душам легко общаться с ними — ведь души, как и ангелы, «говорят» на беззвучном умопостигаемом языке. Добавим, что под словом «ангелы» мы понимаем здесь и падших ангелов, обычно именуемых «бесами» или «демонами». С ними сподручнее общаться тем из людей, которые ожили некрасивыми бабочками. А вот кого мы не встретим в будущей жизни — это насекомых. Ни в райских кущах, ни в адовых вертепах не будет ни тараканов, ни клопов — вылупившись из личинок, они остаются на земле. Не будет там и бактерий, а значит, и инфекционных болезней. А тигры будут, но бояться их никто не станет — ведь это будут тигры в тонкой плоти, которой не нужно питаться чужой плотью, так что рядом с ними могут спокойно лежать антилопы. И райским птицам не нужно будет ничем питаться, так что отсутствие насекомых не приведёт их к голодной смерти.
Похоже, уже на очень ранней стадии своего развития феномен жизни оказался неразрывно связанным с механизмом метаморфозы, который отрабатывался и совершенствовался в течение сотен миллионов лет. Для чего нужна была эта отработка? Ответ напрашивается сам собой: для того, чтобы подготовить метаморфозу человека, без которой было бы невозможно заселение душами праведников уготованного для них до начала времён Царства Божия. Так мы получили ещё один аргумент в пользу того мнения, что мир сотворён Богом именно с целью набора из него нужного числа святых. Впрочем, есть весомый аргумент и против этого мнения. Я сформулирую его несколько позже, сначала напомню читателю, что, обсуждая вопрос о цели создания мира, мы занимаемся чем-то вроде квадратуры круга: конечная цель для нас непостижима. Максимум, что удаётся сделать, это свести вопрос о цели сотворения мира к вопросу о цели сотворения человека, поскольку и Книга Бытия, и наука, открывшая «антропный фактор», согласно свидетельствуют о том, что пирамида бытия сотворена только ради того, чтобы увенчать её человеком — без этого венца она лишается всякого смысла. Законы физики нацелены на то, чтобы могли существовать одушевлённые твари и богоподобный человек. Каждый уровень творимого бытия оправдывается следующим уровнем, что вполне логично. По этой логике человек тоже должен быть оправдан каким-то следующим уровнем, уже не человеческим, а, условно говоря, «сверхчеловеческим». Но постигнуть, что это за уровень, оставаясь людьми, мы принципиально не способны. На языке физики можно понять очень многое (Ньютон и Шрёдингер доказали это), кроме одного: зачем нужна физика. Это стало ясно, когда появились биополимеры — на языке молекулярной биологии можно понять очень многое, в том числе и то, зачем нужна физика (Уотсон доказал это), но нельзя понять, зачем нужны биополимеры. Это выяснилось, когда появились одушевлённые существа и человек; на языке гуманитарных наук удалось объяснить очень многое (Платон, Кант и Владимир Соловьёв доказали это), кроме одного: зачем нужен человек. Это выяснится только тогда, когда появится то, ради чего он создан, и возникнет новый, расширенный, язык, на котором сформулируется оправдание сотворения человека. Но такого языка пока нет. И предположение о том, что человечество (а значит, и мир) создано ради выращивания в нём святых, ничего не объясняет, так как при этом немедленно возникает вопрос: «А зачем Богу нужны святые?», на который, конечно, никто, кроме самого Бога, ответить не может. А по этому поводу никакого Откровения мы пока не получили — вероятно, потому, что всё равно не смогли бы его вместить.
Но в таком случае стоит ли нам рассуждать о том, что заведомо непознаваемо? Не является ли это пустой тратой времени?
Нет, не является. Более того, такие рассуждения очень полезны. Многовековые попытки осуществить квадратуру круга немало способствовали развитию геометрии и дали в качестве побочного результата ряд замечательных теорем. Точно так же попытки проникнуть в сущность Божьего Замысла о человеке, если они предпринимаются ради того, чтобы участвовать в осуществлении этого Замысла, не могут не быть вознаграждены обретением каких- то частичных истин, которые встретятся нам по пути к непостижимой полной Истине.
Сейчас мы увидим, как это происходит. Я сказал выше, что есть сильный довод против утверждения, будто мир сотворён ради выращивания в нём необходимого числа святых. Довод заключается в указании на несоразмерность цели и средств, которыми она достигается. Объём производственных затрат тут многократно превышает объём конечного продукта, предприятие выглядит явно нерентабельным. В нём задействованы сотни миллиардов галактик, каждая из которых содержит сотни миллиардов звёзд со средним диаметром в миллион километров; на протяжении почти четырнадцати миллиардов лет вся эта невообразимо гигантская кухня ни на миг не останавливает свою стряпню — варит, жарит, выпекает, потом разбрасывает выпечку, чтобы снова её собрать, и всё это только для того, чтобы на планете, обращающейся вокруг затерявшейся во вселенной, как песчинка на океанском пляже, звезды, в конце этого невообразимого времени появились существа, из которых можно будет набрать «малое стадо» праведников и на этом закрыть производство. А ведь это производство не должно быть убыточным, на что указывает греческое название осуществляемого им процесса Божественного Домостроительства — Икономия. А запуск такой махины, как звёздная вселенная, ради ограниченного количества святых представляется на первый взгляд крайне неэкономным.
Тем не менее тема жатвы как финального акта миросотворения не только постоянно звучит в Евангелии, но и организует вокруг себя всю композицию Откровения святого Иоанна Богослова, придавая смысл всему остальному, что было ему показано и велено записать. Кстати, этот источник проливает свет и на размер «малого стада», предназначенного быть «сухим осадком» вселенской истории.
«И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах. И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома; и услышал голос какбы гуслистов, играющих на гуслях своих: они поют какбы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырёх тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошёл. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим» (Отк. 14:1-5).
Это — тот самый цвет человечества, о котором пишет апостол Павел: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11:35). Таких наберётся к концу мира сто сорок четыре тысячи.
Обратим внимание на утверждение апостола, что «весь мир» недостоин отобранного из миллиардов людей «малого стада». Во всех своих посланиях под словом «мир» он понимает сотворённую вселенную, и нет основания думать, что здесь в него вкладывается какой-то другой смысл. Но тогда это утверждение эквивалентно следующему: все сотни миллиардов галактик вместе с четырнадцатью миллиардами лет своего функционирования дешевле ста сорока четырёх тысяч святых, которые накопятся ко второму пришествию Агнца, т.е. предприятие, запущенное в ход четырнадцать миллиардов лет назад и потребовавшее огромного объёма последующих вложений, окупится, и можно не сомневаться, что оно с самого начала было запроектировано не как убыточное, а как прибыльное.
Почему же нам так трудно согласиться с этим? Причина, конечно, в несопоставимости линейных размеров и отрезков времени, в которых протекает жизнь астрономической вселенной и жизнь святых. Их стосорокачетырёхтысячное собрание заняло бы всего два футбольных стадиона, а если разместить их на лугу, они заняли бы максимум квадратный километр. Поскольку истинный поперечник вселенной невообразим, давайте мысленно сократим его до десяти миллионов километров. Какого размера в этом масштабе получится площадка, занятая святыми? Это будет размер атома водорода. Атом, который перевешивает прижатые друг к другу тысячу солнц — можно ли такое себе представить?
Очень даже можно, если только учесть, что наше сравнение было чисто количественным, а есть ещё и такая сторона всякой вещи, как качество. Что такое секстиллионы звёзд, наполняющих вселенную? Всего лишь секстиллионы кипящих камней. Велика фигура, да дура. Мал золотник, да дорог. Народная мудрость хорошо понимает такую диалектику.
Мёртвая материя берёт громадностью, живая материя берёт сложностью. Физика и астрономия ведают необозримым пространством, но укладываются в написанные на нескольких страницах математические уравнения. Живые существа занимают небольшой объём, но, если даже заполнить всю землю текстами, этих текстов не хватит, чтобы описать их устройство и их действие. Миллиарды лет мир оставался величественным по количественному критерию, но примитивным по качественному, и в один прекрасный момент в нём начало происходить то, ради чего, по-видимому, он и был сотворён, — переход количества в качество. В некоторой точке вселенной появилось и стало совершенствоваться нечто столь же невообразимое по тонкости, изысканное и продуманности устройства, сколь остальная вселенная невообразима по размерам. И оказалось, что подлинное величие творения сконцентрировано в этой точке, которую мы называем Землёй.
Является ли эта точка Божьего торжества единственной во вселенной? Атеисты никак не хотят согласиться с её единственностью и тратят большие деньги на радарное прослушивание неба в надежде поймать сигналы «внеземных цивилизаций». Сигналы, в изобилии приходящие к ним со всех сторон от Бога для их вразумления, они пропускают мимо ушей, а к этим прислушиваются с таким напряжением, что они начинают им казаться. Есть ли у них какой-нибудь шанс возликовать?
Конечно, утверждение, что где-то за миллион световых лет от нас существуют населённые планеты, прямой проверкой опровергнуть невозможно — всю вселенную не обследуешь. Остаются только умозрительные соображения, и они на стороне тех, кто верит в уникальность земли. Зачем пирамиде бытия несколько вершин — это было бы даже как-то неэстетично. Из Священного Писания можно заключить, что одного праведника хватает для того, чтобы оправдать существование города, так неужели сто сорок четыре тысячи праведников не оправдают существования звёздной вселенной? А что она такая большая, так это не для того, чтобы набирать святых ещё и из других её мест, а потому, что меньшее основание не смогло бы обеспечить появление такой дивной вершины.
Возьмём для примера наше земное материальное производство. Чем сложнее изделие, тем бóльшую площадь занимают предприятия, так или иначе втянутые в его изготовление, — проектные конторы, заводы и фабрики, поставляющие комплектующий набор и запасные части, подсобные цеха. В одном месте делают одни детали, в другом — ругие, а сборочный цех, в котором находится главный конвейер, один. Для того чтобы собрать автомобиль, требуется значительная общая площадь производственных мощностей, а для сборки авиалайнера такой площади не хватает — он сложнее, в нём больше деталей. Но самый современный самолёт — изделие крайне примитивное по сравнению даже с одноклеточным организмом, а что уж сказать о человеке, а что уж говорить о человеке высочайшего качества — о святом! Это изделие потребовало для своей сборки на земле вспомогательных цехов, занявших пространство в миллиарды световых лет. Меньшими площадями обойтись было невозможно — ведь требовалось варить таблицу Менделеева, а кастрюли меньше миллиона километров в диаметре для этого не годились. Сырьём же для изготовления самих кастрюль служили произведённые для этого колоссальные гелиево-водородные протяжённости, и будь они меньше, звёзды из них не стали бы сгущаться. Дальше читатель сам может вспомнить, как всё цеплялось друг за друга в ходе становления материального мира. На законы физики было наложено требование со стороны антропного принципа, а появление этих законов произвело побочные эффекты, которые не имели прямого отношения к сотворению человека, и одним из таких эффектов могла быть грандиозность размеров нашей вселенной. Наука пока бессильна объяснить, почему человек не мог быть изготовлен на более компактном производстве, но раз Творец отвёл ему такую большую площадь, значит, меньшей площадью обойтись было нельзя.
Евангелие сравнивает человеческую душу с храмом. Храмы людских душ возводятся только на планете Земля, где для этого соединились все условия. Но стройплощадкой служит вся вселенная, в которой идёт огромная подсобная работа. Непосредственное строительство этих храмов — заключительная фаза Божественного Домостроительствa — производилось на земле и заняло несколько тысяч лет.
Эти последние тысячелетия составляют меньше одной миллионной доли от всего срока существования тварного мира, но для нас они особенно интересны, я бы сказал, захватывающе интересны. До этого миллиарды лет протекала история сотворения мира, теперь началась история создания венца творения — история, потрясающая по своему накалу, драматизму и остросюжетности. Причина такой напряжённости истории человечества понятна: в самом Замысле сотворения человека содержалось отрицание этого Замысла; Творец поставил перед собой цель, которая по всей логике не могла быть достигнута. Бог задумал создать человека по своему подобию, который выполнил бы для Него какое-то секретное задание. Но богоподобное cyщество не может не иметь свободы выбора, ибо свобода есть один из главных атрибутов Бога, а если оно свободно в выборе, то может не захотеть работать на Бога и будет работать на себя. Вот стержневая антиномия Замысла о человеке. Представьте себе конструктора роботов, который peшил продемонстрировать высокий уровень своей квалификации — создать робота, обладающего свободой воли, но в то же время не опасного для окружающих, в том числе и для своего создателя. Ясно, что это невозможно. Но «невозможное человекам возможно Богу» (Лк. 18:27), поэтому «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6:7). Но эта непоругаемость не даётся Богу даром: Ему непрерывно приходится следить за человечеством, чтобы своевременно реагировать на каждую его попытку свернуть с того пути, который ведёт к исполнению Замысла. Дело осложняется ещё и тем, что к такому сворачиванию людей постоянно подталкивают падшие ангелы, которые по гордыне восстали когда-то против Творца и были низринуты с неба в преисподнюю; теперь они всячески ухищряются подбить на такое же непослушание и людской род. Таким образом, осуществлению Замысла препятствует не только непредсказуемость поведения наделённого свободой выбора человека, но и столь же непредсказуемые козни бесов. Активность трёх действующих лиц — Бога, человека и диавола — разыгрывает на подмостках всемирной истории пьесу такой закрученности, какая и не снилась Шекспиру и Островскому. Она уникальна уже тем, что её конец точно известен и совершенно неизвестен: известно, что она закончится так, как хочет Бог, но чего Он хочет — неизвестно.
Туманом окутано и начало пьесы. Наука, досконально изучившая живших сто миллионов лет назад динозавров, ничего вразумительного не может сказать о появлении на земле вида гомо сапиенс, всё время подсовывая нам каких-то гоминидов. «Величайший биолог всех времён» так потряс сознание антропологов теорией происхождения человека от обезьяны, что у них до сих пор с головкой не всё в порядке, и они с маниакальностью шизофреников копают не там, где зарыто. Остаётся единственный источник — Книга Бытия.
Но и тут возникает затруднение. Дело в том, что, как указал Ориген, Ветхий Завет содержит в себе три наложенных друг на друга аспекта: исторический, нравоучительный и богословский, которые чрезвычайно трудно отслоить один от другого. Для этого нужно овладеть наукой, называемой «герменевтика», которую преподают в семинариях. Нас в данный момент интересует исторический аспект, но автор Шестоднева почти целиком погружён в аспект нравоучительный, поэтому хронология для него имеет второстепенное значение, и приводимые им даты и сроки можно считать условными и не принимать всерьёз. Невозможно, например, принять библейскую версию о сотворении человека семь тысяч лет назад, поскольку уже тридцать тысяч лет назад в Европе существовал такой же, как мы, хомо сапиенс, названный кроманьонским человеком. Но, не доверяя датам Библии, можно не сомневаться, что важнейшие события ранней истории человечества располагаются в ней в том же порядке, в каком они сменялись в действительности, ибо в этом порядке имеется очевидная логика. Так мы и выстроим эти вехи в нашем ретроспективном обзоре.
1. Грехопадение
Созданный Богом Адам был поселён в Едемском саду, «чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2:15). В дальнейшем, увидев, что Адаму одному «нехорошо», Бог из его ребра сотворил женщину — Еву. Змей соблазнил их, и они вкусили запретного плода, за что были изгнаны из земного рая Так люди впервые дурно распорядились своей свободой и впервые были за это наказаны (потом это будет повторяться без конца). Свой приговор Господь начал с Евы: «…умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобою. Адаму же сказал: за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедовал тебе, сказав: «не ешь от него», проклята земля за тебя, со скорбию будешь питаться от неё во все дни жизни твоей. Тернии и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою. В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:16-19).
2. Интенсивное размножение людей и разделение труда
«Адам познал Еву, жену свою; и она зачала и родила, Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа. И ещё родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец» (Быт. 4:1-2). Coвершив братоубийство, Каин уже не мог быть хлебопашцем, так как земля, политая кровью Авеля, не плодоносила ему; он начал скитаться, а потом стал строителем и основал город, назвав его в честь своего сына Еноха. В первом поколении наши прародители отличались необыкновенной плодовитостью — живя в среднем по 700-900 лет, каждый из них регулярно рождал детей, так что земля быстро наполнилась их потомством, среди которых продолжилась дальнейшая дифференциация по роду занятий. Скажем, Иавал стал отцом всех скотоводов-кочевников, Иувал — всех музыкантов, а Тувалкаин — всех кузнецов, изготавливающих орудия из меди и железа. Адам, проживший 930 лет, тоже вносил свой вклад в демографию, производя детей до самой кончины не хуже своих правнуков и праправнуков.
Как мы видим, после грехопадения Творец резко поменял свою стратегию подготовки человека к исполнению своего предназначения. Дав людям необыкновенную производительную силу (до изгнания из рая у Адама и Евы вообще не было детей), Он явно перешёл к методу отбора, использовать который можно только в том случае, когда есть из кого отбирать. Эта стратегия действует и до сих пор, но в первый момент своего применения она чуть не дала сбой.
3. Всемирный потоп
Хотя долгоживущие патриархи наводнили землю людским материалом, вскоре оказалось, что почти весь этот материал негодный и отбирать, в сущности, не из кого. Как в своё время Адам и Ева, их размножившиеся потомки опять приняли своё богоподобие за божественность, выпали в гордыню и стали угождать не своему Создателю, а себе самим.
«И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет» (Быт. 6:3). Но хотя после этой меры прирост населения сократился, население продолжало быть некачественным. И тогда Творец принял кардинальное решение: сначала вознамерился вообще истребить сотворённых Им людей, но, обратив внимание на праведника Ноя, оставил в живых его семью, чтобы от неё произвести более добротную популяцию. Если даже изображение этого истребления в виде Потопа есть обычная для Священного Писания метафора и произошло какое-то иное космическое потрясение, его результат состоял в том, что на земле остались только восемь человек — Ной, его сыновья Сим, Хам и Иафет и их жёны. Принято считать, что все мы происходим от Адама и Евы; точнее сказать, что мы происходим от этих восьми. Заметим, что Потоп не знаменовал собой перехода Творца к новой стратегии — он явился лишь экстремальным актом всё того же отбора.
4. Откровение о Едином Боге
Послепотопные люди стали значительно более религиозными, чем допотопные. Но их религия была примитивной. Сначала по всему миру распространился шаманизм, затем у многих народов его сменило язычество, т.е. поклонение тварным объектам (солнцу, луне, некоторым животным и т.д.), многобожие и человеческие жертвоприношения. Это была эпоха пребывания человечества в начальной школе. Но три тысячи лет назад настал момент, когда оно созрело для перехода в средние классы, где должно было получить более правильную информацию о Боге, а именно — узнать, что Он один. Это ещё не вся истина о Нём, но очень важная её часть, без усвоения которой нельзя двигаться дальше. Для проповедования единобожия всему миру Господь избрал дикое пастушеское племя из потомков Сима, не отягощённое культурными традициями, всегда мешающими воспринять новую идею, и на Синайской горе открылся ему в лице его вождя Моисея как Творец всего, помимо которого нет никаких других богов. С избранным народом Богом был заключён договор (завет), содержащий следующие пункты:
1) «…если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля; а вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх. 19:5).
2) «…если … не послушаете Меня … опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами» (Лев. 26:27-33).
И опять человеческая гордыня расстроила задуманное Богом: израильтяне истолковали свою избранность не как обязательство, а как привилегию. Священники, рукоположенные чтобы служить, возомнили, будто они лучше всех, поэтому не они должны служить Богу и другим народам, а им должны служить остальные народы. И второй пункт договора был реализован в точности так, как был согласован сторонами. Тем не менее известие о том что Бог всего один, которое евреи получили первыми, стало распространяться всё шире.
5. Боговоплощение
Осечка с израильтянами позволила Богу поставить окончательный диагноз своему созданию: какими дарами ни осыпь человека, он вообразит, будто сам одарил ими себя. Видимо, это повреждение глубоко въелось в саму его плоть после первородного греха. Ситуация становилась чрезвычайной: Бог создал камень, который не мог поднять обычным способом. Пришлось ввести в действие запасной экстраординарный вариант, «ибо так возлюбил Бог мир, что oтдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был чрез Него» (Ин. 3:16-17).
«Спастись» означает «войти в Царство Божие». «Спасти мир» — не значит переселить в Царство Божие людей, живущих в мире — принять туда можно только тех, кто уверует в Спасителя и будет выполнять Его инструкции. Если таких наберётся сто сорок четыре тысячи (или иное, известное одному Богу, число), сотворение мира будет оправдано. «Спасти мир» — значит спасти Замысел, связанный с сотворением мира. Его-то и спасал воплотившийся в человека Иисуса Сын Божий. В чём заключалась суть этой беспрецедентной спасательной операции?
Её смысл таков. Первородный грех, совершённый в тот момент, когда генетический код человека только ещё формировался, внёс в него «огрех» и сделал его бракованным. Мы не знаем, закрался ли брак только в ДНК или засел в нас на каком-то субмолекулярном уровне, относящемся к «тонкой материи» души, но избавиться от него можно только сменив всю нашу материальную составляющую — и грубую, и тонкую, вместе образующие нашу «плоть», — на новую, неиспорченную. Сам человек мог бы обновить свою плоть следующим способом: почувствовав наследственное побуждение к греху, не откликаться на него. Если поступать так раз за разом в течение многих лет, эти побуждения атрофируются и телесно-душевная плоть станет беспорочной. Однако такого подвига никто из людей совершить не сможет, ибо генетическое повреждение ослабило и нашу волю. Сын Божий для того и взял на себя нашу плоть, чтобы совершить этот подвиг за нас: ежеминутно соблазняемый этой плотью в качестве человека, Он побеждал все соблазны в качестве Бога на протяжении всей земной жизни от Рождества до крестной смерти. В результате Он преобразовал греховную человеческую плоть в безгрешную богочеловеческую, и с ней вознёсся к Отцу на сороковой день после Воскресения. И теперь каждый желающий, соединяя собственные усилия с Божьей помощью, может постепенно преобразовать свою плоть и сделать её пригодной для пребывания в Царстве Небесном, «где несть печали, воздыхания, но жизнь бесконечная». Для этого нужно часть повреждений души и тела изживать своими силами посредством покаяния и невозвращения к грехам, в которых покаялся, а повреждения, так въевшиеся в нашу плоть, что нам оттуда их не выкорчевать, вытеснять вместе со своей плотью той плотью, которую Христос взрастил на Себе и подаёт нам в Таинстве причастия (евхаристии). Он сам призывает нас к этому: «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6:53). Об этом же, в сущности, говорит и апостол Павел: «Наше же жительство — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа (нашего) Иисуса Христа, Который уничижённое тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп. 3:20). Только облёкшись в тело Иисуса, можем взойти на небеса в Царство Божие.
Между прочим, среди тех искушений, которые Христос побеждал ради обновления нашей плоти, было и самое страшное — искушение той чашей физических страдаиий, которую Он, как человек, просил Отца пронести мимо, но как Богочеловек принял. Действительно, Бог сильно возлюбил мир, точнее, человечество, точнее — тот плод, которого ожидает от человечества, если послал на такое единородного Сына.
Комментировать