Оглавление
24. Новый начальник
Весну 1944-го ознаменовали новые победы Красной армии. В упорных кровопролитных боях освобождались от оккупантов советские города и сёла. Для их восстановления требовались люди. Находящиеся в эвакуации в Кирове рабочие начали потихонечку уезжать в западные области СССР. Но уехать ближе к дому было им, мобилизованным на оборонные заводы не так-то просто, требовались многочисленные согласования и разрешения. Тем не менее, Витькин начальник Василий Климук такое разрешение получил и, пожелав пацанам успехов в работе, отчалил на родину, на Украину.
Новым начальником телефонной станции назначили Ивана Николаевича Малышева. В отличие от прежнего балагура Климука, не нюхавшего пороха, Малышев был демобилизованным из армии по ранению и контузии офицером-фронтовиком. Он плохо видел. Возможно, проблемы со зрением – результат ранения. Ведь с таким неважным зрением в действующую армию, вроде, не берут. Умный, серьёзный человек, настоящий труженик. Но не привыкшие к армейской дисциплине филейские мальчишки-связисты к новому начальнику отнеслись, мягко говоря, недружелюбно.
Как и при Климуке, все связисты-монтёры перед началом рабочей смены собирались в аккумуляторной, курили. Малышев, заходясь кашлем от табачного дыма, давал задания по устранению неисправностей каждому, но делал это без всяких там шуток-прибауток. Говорил очень серьёзно и по-военному кратко.
– Вопросы есть? – завершал начальник инструктаж.
– Нету, понятно всё! – с ехидцей отвечали пацанята.
Скомандовав приступить к работе, новый начальник уходил. Работнички же оставались, как ни в чём не бывало, на месте. Болтали, пуская колечки дыма, передразнивали комиссованного фронтовика да посмеивались: «Контуженный он, что с него взять! Не курит даже!». Через какое-то время Малышев вновь появлялся в аккумуляторной. Не подавая виду, он снова вполне сдержанно повторял задания и уходил. А ребята всё «хи-хи» да «ха-ха».
Продолжалось это до тех пор, пока разгневанный начальник, ругаясь самыми последними словами, чуть ли не пинками выгонял подчинённых на работу. И вся эта история повторялась с завидной регулярностью каждое утро.
Впоследствии, вспоминая конфликт, возникший между ребятами и их новым руководителем, Витька терялся в догадках, не находя объяснения, почему они с самого начала так настроились против нового начальника. Понятно, что у строгого Малышева опыт общения с подчинёнными-подростками равнялся нулю, никак не мог он найти с пацанами общий язык. Не знал фронтовик с какого боку к ним подойти; с солдатами-то на фронте ему, оказывается, проще было. Да и стиль работы прежнего начальника-хохмача Климука ребятне больше нравился. Но всё же!..
Как-то раз Витька с напарником Толей по прозвищу Тетерев, вытолканные Малышевым из аккумуляторной, шли на очередное задание. Толик, что на пару лет постарше Витьки, и в работе опыт имел немалый. Когда проходили мимо котельной, бросилась им в глаза огромная куча угля – такая высокая, что от вершины до электрических проводов, что нависали прямо над углём, оставалось всего лишь метр-полтора.
– Чего это они прям под проводами уголь наворотили?! – недоумевал Витька. Ежели кто случайно провод заденет, сразу кранты придут; как-никак, ток 380 вольт – не шутка!
– Да кто ж туда, к проводам, полезет? Дураков-то нет. Ясное дело – шибанёт сразу насмерть! – отвечал Толик.
Ребята направились к заводской пожарной части, которая располагалась в бараке за территорией предприятия, с северной стороны. Им предстояло тянуть туда «воздушку» от завода. А надо сказать, что связисты, хоть начальника своего и не любили, и всячески старались ему насолить, злили его – но, тем не менее, оказавшись на рабочем месте, исполняли обязанности на совесть. Понимали, что неприязнь к начальнику – это одно, а работа есть работа! Но всё же трудились с этаким гонорком: что, мол, не маленькие мы, сами с усами, дело и без начальника знаем – и нечего за нами приглядывать!
* * *
Часа через три Витька, висевший в тот момент на столбе, ввёртывая изоляторы, увидел вдалеке идущего к ним начальника.
– Малышев к нам с проверкой идёт, – крикнул он вниз напарнику.
– Ага, слазь, пора в бильярд играть! – весело отозвался тот.
Витька, обхватив покрепче столб, скинул с ноги петлю. Проволочная петля, скользнув по столбу, упала на землю. Витька же, оставшись на верхушке без всякой страховки, слегка разжал обхватывающие дерево руки и лихо, со свистом спикировал по столбу на землю. Вообще-то, работать на высоте без страховки запрещалось. Но таскать с собой железные «когти» и страховочные ремни ребятам неохота. Вот и изобрели они такой способ лазанья по столбам – с помощью одной только проволочной петли. А сколько радости в лихом скоростном спуске, от которого все телогрейки у монтёров спереди в занозах и мелких дырках… ну, да это всё мелочи!
Бросив работу, связисты скрылись из-под самого носа подслеповатого начальника в пожарном бараке. Там имелась небольшая комната отдыха. На стенах висели свежие газеты, а посреди помещения стоял неведомо откуда притараканенный биллиардный стол. Схватившись за кии, мальчишки, как ни в чём не бывало, принялись гонять шары. Вошедший следом Малышев не стал их прерывать. Он долго рассматривал, щурясь, газеты; ожидал окончания партии. Наконец, Толян радостно вскрикнул, закатив решающий шар. Начальник прокашлялся и спросил:
– Как идёт работа?
– Очень хорошо, – дерзко заявили пацанёнки. – Только мозоли на ладошках от кия натёрлись.
– Пойдёмте, проверим, что вы сделали.
– А, ладно-ладно, идём! – ответили, перемигиваясь, ребята и направились вслед за начальником к двери. Но едва Малышев вышел на улицу, ребята быстренько юркнули обратно к столу и начали новую партию. Постояв, ожидая непутёвых подчинённых, на ветру, вернулся начальник в комнату отдыха. Молча, скрипя зубами, дождался он окончания и этой партии. Скомандовал, на этот раз грозно:
– Хватит! Марш на улицу!
– Да-да, идём-идём, – ответили, забавляясь, шутники и пулей вылетели из барака. Начальник шёл следом. Пацаны же, выскочив на улицу, спрятались за телегой с пожарной помпой, стоящей во дворе. Лошадь, запряжённая в телегу, мирно пофыркивала, ожидая появления возницы. Видать, огнеборцы ехать по воду собирались.
Малышев вышел. Обойдя остатки почти растаявшего на весеннем солнышке сугроба перед воротами, близоруко огляделся и направился к телеге. Ребятам показалось, что начальник их увидел. С гиканьем выскочили они из засады. Вздрогнув от неожиданности, выругался разгневанный фронтовик такими отборными словесами, каких ребячьи уши ещё и не слыхивали. От этого переполоха даже лошадь вся встрепенулась и чуть на дыбы не встала.
– А ну, живо на телефонную станцию! Если, когда я приду, вас там не будет – тотчас же отдаю обоих под суд! – взревел начальник.
Ребят как ветром сдуло. Долго их в тот день песочили и начальник, и мастер. Поняли сорванцы, что на этот раз палку сильно перегнули. Пришлось извиниться и пообещать исправиться. Впрочем, отношения ребят к новому начальнику всё это не изменило.
Однажды заметили ребята-связисты, что Марина, девушка, пришедшая работать телефонисткой вместо призванной на фронт Вари, очень уж быстро похудела и как-то сразу ослабла. На вопросы о здоровье – отвечала, что всё в порядке. В столовую она ходить перестала; говорила, мол, мама ей из деревни продуктов привезла, ими сыта. А у самой глаза ввалились, да и ходит – еле-еле ноги переставляет. А потом и вовсе прямо на работе, сидя за коммутатором, в обморок грохнулась. Когда привели её в чувство, ребята, понявшие что здесь что-то не так, потребовали показать её карточки на продукты. Тут-то Марина и расплакалась – и всё рассказала.
Оказалось, ещё неделю назад, когда направлялась она вечером в заводскую столовую в Северном посёлке и несла газетный свёрток, в котором хлеб и кошелёк с деньгами и всеми продовольственными карточками, подскочил к ней сзади какой-то парень и, выхватив драгоценный свёрток, убежал. Рассказать об этом горе на работе Марина постеснялась. Знала, что все и так голодают, а тут ещё она со своими проблемами. Решила, что оставшиеся до выдачи новых карточек десять дней уж как-нибудь выдержит. Марину недавно мобилизовали на 32-й завод из далёкой деревушки в Лальском районе, в Кирове родни у неё не имелось. Два дня продержалась она на припасённых сухариках, а потом есть стало нечего. На пятый день без еды и грохнулась девушка в голодный обморок.
Узнавший об этом Малышев сразу выдал талон дополнительного питания. Ребята сбегали, приволокли из столовки тарелку жидкой каши и 200-граммовую пайку хлеба и начали кормить Марину.
– Только сразу всё ей съесть не давайте, а то плохо станет, желудок-то ейный отвык, – предупредил знающий это по собственному опыту Витёк. – Три ложки, и хватит, а через час-другой можно и всё остальное.
Ребята сделали Марине выговор за то, что сразу им всё не рассказала; да и в милицию стоило обратиться, чтобы преступника поймать. А оставшиеся до выдачи карточек дни подкармливали девушку кто чем мог; в результате получалось, что кушала она даже больше, чем обычно.
Но зато, когда, получив от дочери письмо, приехала из деревни к Марине мама и привезла хлеб, молоко и даже пирог с рыбой – благодарная девушка притащила всё это на телефонку и устроила ребятам пир!
* * *
Воскресным тёплым вечером возвращался Витёк домой из барака заводского клуба. Это был тот очень редкий вечер, когда показывали кино. В клубе завода № 32 имелся лишь один кинопроектор вместо нужных двух. По причине этого фильмы, каждый из которых был записан на нескольких катушках киноплёнки, шли с перерывами. А фильм в тот раз показывали – что надо! Одно название чего стоит: «В 6 часов вечера после войны»! Эх, когда же настанет это самое «после войны»? А в голове всё крутились слова песни из кинофильма:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовет Отчизна нас!
Из тысяч грозных батарей
За слезы наших матерей,
За нашу Родину – огонь! Огонь!
Витька перепрыгивал лужи и вспоминал Варю. Да и как не вспомнить! Ведь главная героиня фильма так на неё похожа, да и имя у неё то же – Варя. Вспомнилось, как пригласила его красавица на танец в этом самом клубе. «Понятное дело, – думал с горечью Витька, – здесь в тылу мужчин почти не осталось, вот и позвала его Варя. А на фронте, там всё по-другому. Наверняка ей там офицеры проходу не дают, вон они в фильме-то какие красавцы! Есть ей теперь с кем потанцевать. Да и глупо ему, Витьке на что-то надеяться».
На душе стало как-то особенно грустно. Навстречу ему попался Толян. Он стрельнул у Витьки табачку и ребята, усевшись на лавочку, скрутили цигарки.
– Что грустишь, Витюха? Из-за Вари, поди? – спросил приятель.
– Вот ещё, с чего бы? – встрепенулся Витька, удивляясь про себя: «Неужели это так заметно?»
– Так ты что же, не слыхал, что ли?! – взглянул вопросительно Толька. – Убили Варю.
– Как?!.. – только и смог вымолвить, задыхаясь, Витёк. Он поперхнулся. Ядовитый табачный дым колом встал в горле. Мальчишка что есть мочи зажмурился, чтобы не выскочили слёзы. На миг Варя представилась ему как наяву. Вспомнились её последние к нему слова: «Хоть бы ты курить бросил, Вить. Глаза у тебя голубые, как небо в погожий день, а если курить не бросишь – потемнеют!» С ненавистью швырнул Витька в грязь дымящуюся самокрутку, растоптал её сапогом.
– Ты чего так?! – удивился Толян.
– Не курю я больше, хватит! – ответил Витёк и, не стыдясь уже слёз, поднял на товарища свои светлые глаза.
Комментировать