Глава вторая
1
«Ну вот, первую глупость за сегодняшний день сделала, — подумала Зарайская, когда за спиной Словцова закрылась дверь, — хотя мужик-то вполне приличный, даже симпатичный. Конечно, судя по внутреннему настрою, размазня, но, главное, голова на месте… Ну не искать же себе партнера по одиночеству на дурацких вечерах «для тех, кому за тридцать»?!»
Минут десять она пребывала в созерцательной задумчивости. Последний год принес Вере Зарайской, помимо космических прибылей, «синдром выгорания на работе», новые неприятности со старыми врагами, полученными по наследству от покойного супруга, вымораживающее душу одиночество и парадоксальное желание уединиться еще больше. Ленка Солянова, подруга еще со студенческой скамьи, узнав о том, что Зарайская намерена бросить все и куда-нибудь уехать «доживать, проживая заработанное», запричитала: да разве так можно, да многим бабам во сто крат хуже, да найди ты себе приличного мужика, вон сколько женихов к тебе в очередь стоят! .. Но невозможно было объяснить подруге, что даже «человека-интерьера» Вера опасалась, ибо привычка быть одной была куда сильнее, чем здоровый интерес к противоположному полу. При этом ей были одинаково противны налитые мышцами идиоты и самовлюбленные удачливые бизнесмены, в то время как очкарики-«ботаники» пугали собственными внутренними противоречиями. Ленка же все понимала по-своему и настаивала: в конце концов, просто найди товарища по несчастью, такого же одинокого. На замечание о том, что все они, по меньшей мере, стремятся, если не к завладению капиталами холдинга, то к объединению их со своими собственными, Ленка сказала следующее: а ты купи себе нормального (это какого? где такого взять?) мужчину! Ну не купи, так найми. Чтобы развеял или защитил уже состоявшееся одиночество. И сделай это, исходя из элемента случайности. Купи свою полную противоположность! Хватка-то у тебя есть! А уж то, что любой нормальный по половому признаку мужик западет на Веру Зарайскую, Ленка гарантировала так, что готова была поставить на кон свою парикмахерскую для vip-nepc^. Она же придумала объявление в одном-единственном экземпляре и договорилась с редакцией. Сама Елена Солянова была счастлива замужем за теперь уже бывшим военным летчиком, в отличие от бездетной Зарайской воспитывала троих детей и еще умудрялась завидовать подруге, сетуя в сауне на свою потерявшую форму фигуру. Когда Виктора, мужа Лены, отправили в отставку, она без лишних раздумий согласилась рвануть на Север, где ей предстояло воплотить свою давнюю мечту: открыть кофейню или парикмахерский салон. На деньги Зарайской ей удалось и то, и другое.
— Сработало, — сказала Вера, набрав номер мобильного Соляновой.
— Кто он?! — радостно выкрикнула Ленка в ответ.
— Поэт, — усмехнулась Зарайская, а далее процитировала самого Словцова, — Словцов Павел Сергеевич, сорок, вэ-о филологическое, без вэпэ, рост сто восемьдесят три, единственное увлечение — творчество, без определенного рода занятий и места жительства. И это. кандидат филологических наук.
— Во какой нынче народ на дорогах валяется, — изумленно резюмировала Ленка. — Он согласился?
— Вроде да.
— Когда покажешь?
— Давай завтра вечером, сегодня хочу сама к нему присмотреться.
— Ну он хоть не урод?
— Да нет, но и не голливудский красавец. У него в уголках глаз такие морщинки вразлет, что, кажется, он ко всему на свете относится с иронией.
— Лишний вес?
— В норме.
— Мне не терпится посмотреть.
— Потерпишь. Если окажется не то, я тебе его отпишу актом безвозмездной передачи. Будешь стричь в парикмахерской. За такие деньги хоть налысо!
— Налысо сейчас модно. Может, действительно, пошлешь его мне в салон, сделаем из него человека.
— Успеется. Ну, пока, мне еще Астахова озадачить надо.
Через минуту после вызова в кабинете появился агент для специальных поручений, начальник охраны, полковник КГБ в отставке, Андрей Михайлович Астахов. Вера Сергеевна положила перед ним на стол ксерокопию паспорта Павла Словцова.
— Вот, Михалыч. Узнай все.
— Сроки?
— Чем быстрее — тем лучше. И полная конфиденциальность.
— Первое — постараюсь, второе — профессиональное. Еще что-нибудь, Вера Сергеевна?
— Ничего.
Когда за начальником охраны закрылась дверь, Вера велела по селектору никого к себе не пускать и погрузилась в глубокую задумчивость. Легкий озноб заставил ее поежиться и с надеждой посмотреть на невыпитую при Словцове рюмку коньяка, но вставать с кресла и идти к журнальному столику не хотелось. Мысли о том, какую странную и нелепую она затеяла игру, путались в голове с планом работы на день. До последнего мгновения она не верила в то, что кто-нибудь по этому сумасшедшему объявлению придет. Это у Соляновой постоянная игра в судьбу и постоянные жалобы на мужчин, хотя жаловаться ей, собственно, не на что, кроме своей ипохондрии. Но появление Словцова спутало все и на чудо мало было похоже. Принц примчался не на коне, оказался не принцем, но вполне, на первый взгляд, респектабельным человеком. Что там еще Астахов накопает? Лишь бы не псих.
— Я покупаю себе друга, — с расстановкой, по слогам, произнесла Вера, словно пробуя эту фразу на вкус. И с чувством брезгливости выплюнула непонравившийся «продукт»: — Абсурд!
Не поздно было позвонить на мобильный охраннику Володе, который сейчас вез Словцова в гостиницу, попросить его извиниться перед человеком, выплатить компенсацию и. Хотя, в конце концов, хоть что-то в этой жизни изменится, успокаивала себя Вера и приняла твердое решение вести себя дома так, как она вела себя до появления в нем Словцова, пусть видит госпожу Зарайскую со всеми ее достоинствами и недостатками. Оставался еще один щекотливый момент: как воспримет появление Словцова московская бизнес-элита, которая по ночам купается в грязи, но днем блюдет незыблемые правила приличия? Мало того, что Словцов явный чужак, буквально инопланетянин в этом кругу, его еще придется представлять как друга. Можно, конечно, придумать какую-нибудь легенду о совместном посещении детского сада, но отчего-то хотелось полезть на рожон. Плевок общественному вкусу?..
Особенно тяжело будет с москвичами. Эти придумали правила тусовки, да и само это дрянное слово. Богатые сомнительные типы, ласково называющие Веру «сестричкой»; легализовавшиеся братки, умеющие различать только самок и самцов, сильных и слабых, даже если они выучили несколько слов для общего развития; прорвавшиеся в бизнес чиновники и прорвавшиеся к власти бизнесмены — не разлей вода братья; бывшие комсомольцы, раскинутые веером по партиям и одномандатным округам; вездесущая элита шоу-бизнеса; не вылезающая из телевизора элита творческая или считающая себя таковой; олигархи — скрытые бонапарты; и тысячи подручных и попутчиков. Все эти годы Вера умело лавировала между ними, как недоступная золотая рыбка, проходила на цыпочках по стыкам их интересов, умело уворачивалась от криминальных сделок, ускользала из липкого тумана ночных клубов, по-разному отбивалась от непристойных предложений и, в конце концов, заработала себе имидж недоступной светской львицы с мягкими манерами и жесткими принципами. Правда, от этого количество желающих поживиться ее капиталами, а заодно и ею самой не уменьшилось, просто в очередь выстроились самые амбициозные. Таких — поэтом не напугаешь. Львице придется рычать самой. Да уж, эти принципы. И теперь предстояло соединить с этими принципами появление Словцова.
Да, в сущности, не наплевать ли? Ходить под ручку с «качками» нынче выглядит как атавизм. Приближать к себе партнеров по бизнесу вредно и для бизнеса, и для здоровья. А выйти «в мир» с этаким «полуботаником»-филологом, во всяком случае, не глупо. Как говаривала одна небедная подруга, «мне нравятся умные мущинки, надоела неприкрытая физиология». По крайней мере, перестанут распускать слухи, что у светской львицы в фаворитах охранники, водитель, и прочую несуразицу. Подумав об этом, в который раз ужаснулась тому миру, в котором жила.
Вера вспомнила себя начинающей учительницей географии в средней школе. География тогда не успевала перекраивать карты расползающейся по швам державы. Зарплата учителя являлась одной из лучших насмешек над человеческим достоинством. И всякий рядовой гражданин почившего СССР, бывший некогда винтиком огромной государственной машины, жил с чувством приближающегося конца света. Время дурацких малиновых пиджаков. В том числе и за эти пиджаки она ненавидела «новых» богатых. Не к кому было пойти, когда отцу требовалась срочная операция и на нее нужны были немалые деньги. Понимая это, он вернулся из больницы домой, в трехкомнатную хрущевку, чтобы умереть на любимом диване лицом к стене, спиной ко всему миру.
Георгия Зарайского Вера встретила по дороге с кладбища на сороковой день. Просто не поместилась в старенький соседский «москвич», пришлось, как самой молодой, идти на автобусную остановку. И оказалась там в полном одиночестве, ибо рейсовый только что ушел, а следующий предвиделся где-то через час. И тогда, лихо визгнув тормозами, буквально у ее ног замер черный и строгий, как ее платье, «Мерседес». Из салона выглянул внимательный джентльмен с цепким взглядом.
— Могу я вас подвезти? — учтиво спросил он.
— Предпочитаю общественный транспорт, — сухо ответила Вера, прокручивая в уме случаи, куда увозят такие машины неосторожных девушек.
— На мне что, малиновый пиджак? — усмехнулся Зарайский, словно прочитав мысли Веры. — Неужели нельзя просто принять руку помощи? Да, признаюсь честно, вы мне сразу и очень понравились, но это не значит, что я начну к вам приставать. Меня зовут Георгий. Садитесь же, в конце концов! ..
И Вера села. По дороге разговорились. Георгий приезжал на кладбище на могилу матери. Узнав о смерти Вериного отца, предложил любую помощь. Доставив ее на Кавказский бульвар, с явным сочувствием взглянул на блочную пятиэтажку.
— Не хотите перебраться в высотку в центре? — спросил он.
— Каким образом?
— Просто. Выходите за меня замуж.
— Вот так сразу?
— Вот так. Но можно не сразу. Вдруг я вам противен.
Нет, он не был противен, более того, был благороден и предусмотрителен, был нежен и заботлив, но со стороны Веры это не было любовью с первого взгляда. Да и подчеркнутая галантность Георгия исчезала, когда он погружался в свои дела, бесконечные и часто кровавые разборки, отчего кладбище приходилось посещать чаще театра.
Вера вдруг вспомнила, что Зарайский просил не называть его Жориком, лучше Гошей. А этот: «Только не называй меня Пашей. Не нравится мне это упрощенное звучание апостольского имени». О как! Вот тебе и параллель. А говорят, они не пересекаются. Ну, если верить, что женщина — это космос. Астахов разберется в этой симметрии-геометрии.
2
Буквально на второй день после смерти Георгия Вера поняла, что такое «звериный оскал» нынешнего жёсткого и жестокого бизнеса. После трудного дня, когда зрение никак не могло сфокусироваться от выплаканных слез а руки дрожали и не слушались, в ванной комнате ее догнал телефонный звонок.
— Доброе утро, Вера Сергеевна, — ядовито-вежливо пропел баритон на другом конце провода.
— Кому как, — не согласилась Зарайская.
— Да, примите мои соболезнования. Потому и звоню, что с покойным Георгием Михайловичем у нас остались очень важные незавершенные дела. Он как раз сегодня собирался подписать документы о продаже части акций одного предприятия.
«Именно того, за которое его убили», — завершила мысль Вера и при этом испытала дикий приступ тошноты от страха, но быстро пришла в себя и с этого самого первого момента решила, что страх нужно преобразовывать в злобу и ненависть, а затем давать ему волю.
— А если я откажусь от сделки? — холодно спросила Зарайская, прощупывая противника.
— Такой вариант, конечно, возможен, но, вы сами понимаете, продуманы штрафные санкции. Нужна ли вам сейчас вся эта юридическая казуистика? Предприятие и так находится вне зоны влияния холдинга, — это был прямой намек, — удерживать его дорогого стоит, а наша фирма платит хорошие деньги.
Вера прекрасно понимала, что оказаться в горящей машине следом за мужем — дело не хитрое, еще проще — удар по голове в темном переулке, но знала и другое, если тебя «прогнули» в первый раз, обязательно «прогнут» и во второй. Причем круг желающих будет расти соответственно тому, как ты сдаешь свои позиции.
— Это война, — часто повторял Георгий, — где даже пленных не берут. Говорят, когда-то наступит цивилизованный рынок, но расти он будет на почве, щедро удобренной мертвечиной. Никому не верь, Вера, — печально каламбурил муж.
— Давай отдадим им все, мы и так в раю, — пела совсем в другой тональности Вера, — зачем нам? Лучше бы детей нам Бог дал.
— Кому — им? — вспыхивал Георгий. — Ты не представляешь, сегодня они богатеют, а завтра — управляют! Но у них за душой пустота, гниль, мразь, свинство! Это скарабеи! Маргиналы, даже если у них папа — секретарь райкома, а мама — зав. торговой базы в счастливом прошлом. Вот кому ты хочешь уступить, в том числе собственную жизнь.
— Но ведь ты играешь по их правилам? — смущенно напоминала Вера.
— На их поле, — поправлял Георгий, — но по своим правилам. По правилам войны: стреляют в тебя — стреляй в ответ, не предавай союзников, помни о тех, кто кует тебе победу, подбирай достойных полководцев и не жалей денег на военную технику.
— Да зачем мне все это? — отмахивалась Вера, следуя на кухню или садясь с книгой в библиотеке, где проводила основное время.
Теперь стало ясно, зачем.
Изобретательный Астахов придумал схему, по которой конкуренты получали требуемое, а Вера обретала покой на то недолгое время, пока устроится их замысел.
Зарайская начала сворачивать бизнес в Москве, собираясь покинуть столицу. Следователи посетили ее всего один раз, спросив, почему она на второй день после смерти мужа уступила крупнейшее предприятие по явно заниженной цене, но были удовлетворены ответом о последней воле покойного. Вера Сергеевна в этот момент больше всего походила на испуганную и оставленную всеми дамочку, имеющую единственное желание — уехать куда-либо с остатками наследства. Под эту легенду пришлось продать еще несколько элементов холдинга, но мало кто знал, что вырученные средства через подставных лиц вложены в бизнес и строительство дорог на Севере. А Вера, посещая элитные клубы исключительно в черном и жестко отваживая женихов-воздыхателей, скупала офисы за Уральскими горами и аккуратно интересовалась перспективными месторождениями углеводородного сырья, необъятными лесными просторами в Сибири и на Дальнем Востоке. Надо сказать, что горе, как безошибочный тест, проявило всех псевдодрузей и явных недругов. Легенда о поступательном разорении холдинга Зарайского, о том, что он идет с молотка, позволила увидеть истинные лица тех, с кем еще вчера Георгий Михайлович играл в теннис, ходил в сауну, планировал совместные предприятия.
Всю цепь событий держал в руках верный Астахов. Зарайский вытащил полковника Астахова из «Матросской тишины» после августа 1991 года. Если крупных путчистов освободили под громкую (на всю страну) амнистию, то их подельников средней руки решено было провести через серию назидательных процессов, увольнений и прочих лишений прошлых заслуг. Первые, разумеется, забыли о вторых, но вторые не забыли первым их отступничества. Зарайский в буквальном смысле выкупил Астахова за слегка астрономическую сумму у нарождающегося демократического правосудия, потому что он был другом родителей.
— Гоша, я тебя никогда не предам, — сказал пьяный, но честный Андрей Михайлович Астахов.
И Гоша сделал Андрея Михайловича вторым человеком в созидаемом раю. Учитывая его опыт и отношение к криминальному беспределу, Астахова он назначил руководителем службы безопасности, одновременно удалив всех, кто предполагал работать «по понятиям», а не по долгу службы. И бывший полковник создал в холдинге безупречную систему безопасности.
Но против «Таволги» ребята ничего сделать не успели. Реактивная граната превратила бронированный «Мерседес» Зарайского в факел. Самое досадное, что исполнители, в суматохе оказания машиной сопровождения бессмысленной первой помощи, успешно ретировались, оставив бесполезную — без отпечатков пальцев — стеклопластиковую наводящую трубу в полукилометре от засады.
Уже на следующий день Астахов подал Вере Сергеевне рапорт об отставке, который был разумно отклонен. Вместо него бывшая учительница средней школы, а ныне госпожа Зарайская, потребовала подробный план дальнейших действий. В результате его исполнения убийцы Зарайского были устранены. Их наследники, хоть и получили часть холдинга, но даже помыслить не могли, что столкнулись с местью испуганной и печальной женщины с подчеркнуто мягкими манерами. Поэтому стали искать сильных врагов, начиная по ходу новые локальные конфликты за передел собственности. После того, как всем сестрам было выдано по серьгам, Вера Сергеевна с чувством омерзения покинула столицу, чтобы начать жизнь с чистого листа. Но совсем с чистого не получилось. Столичная тусовка, держа нос по ветру, а значит, ощущая прибыли от углеводородного сырья, стала появляться в новом офисе Зарайской с кучей предложений, как из одного рубля сделать триста. Вере пришлось снова играть на чужом поле.
Во всей этой заварухе было только одно слабое звено. Снайпер. Пришлось нанимать из бывших сослуживцев Астахова. Человек этот, по кличке «Справедливый», был очень необычный, замкнутый, прошедший все возможные войны и конфликты. Главным условием его работы было предоставление полной информации об «объекте» и основаниях приговора. У Веры Сергеевны он потребовал только оплаты накладных расходов, полностью отказавшись от огромного гонорара. «Земля круглая, — сказал он по телефону, — вдруг и мне понадобиться ваша помощь. Могу я на нее рассчитывать?» Вот так ненавязчиво в друзьях у Веры оказался киллер, который, кстати, ничем не напоминал о себе. До сегодняшнего дня. «Упаси Бог, чтоб вы еще раз понадобились мне», — подумала тогда Вера Сергеевна.
3
Астахов принес отчет по Словцову к вечеру.
— Резюме, как у новорожденного, — подытожил он письменный доклад, — не был, не привлекался, родственники на оккупированной территории не проживали. Удалось добыть пару сборников его лирики. Читать будете?
— Разумеется.
— Автореферат кандидатской диссертации нужен?
— Оставьте. Что еще, Михалыч?
— Всплыл Справедливый. Думал, уже в живых его нет, а он объявился.
— Прямо здесь? В городе?
— Пока по телефону.
— Чего он хочет?
— Ему надо где-нибудь отлежаться.
— Так я и знала, что когда-нибудь он притянет за собой грязный след. Но делать нечего, я у него в долгу. Сними ему, Михалыч, какую-нибудь фазенду на окраине, заполни холодильники съестными припасами и попроси беспокоить нас только в экстренных случаях. Интересно, где он наследил?
— Известно где, в Москве.
— Так, Гочишвили. Ты, думаешь, он?
— Почти уверен.
— А кто заказчик?
— Справедливому иногда заказчик не нужен, у него совесть может быть заказчиком. Хотя, кто его знает? Он из тех, что и на костре инквизиции прикурить попросит.
— Еще «приятные» новости есть?
— Объявился ваш столичный воздыхатель и старый друг Хромов. Бьюсь об заклад, опять будет свататься. Сейчас отмокнет после ночных возлияний в сауне гостиницы «На семи холмах», потом ждите его в гости.
— Кто бы ему его самомнение в этой сауне ошпарил. М-даа. — поджала губу Вера Сергеевна, — а тут у меня Словцов. Хромов явится ко мне не только в кабинет, но и домой. Кстати, это, с одной стороны, хорошо, Словцова — сразу «на работу», хотя и придется придумывать ему легенду. Думала, хоть немного посмотреть на него со стороны, но Юра Хромов сразу кинется на абордаж, а появление поэта в моем доме, во всяком случае, введет его в замешательство. Ты-то хоть меня за эту глупость не ругаешь?
— Нет. Да и лучше так, чем знакомство в этих помойных столичных клубах.
— Спасибо за понимание, Михалыч. Не будь у тебя жены-красавицы и трех детей, я бы стала с тобой флиртовать. А что? Рыцарь плаща и кинжала и женщина-вамп.
— А я бы не стал, Вера Сергеевна.
— Что, не в твоем вкусе?
— Нет, просто сначала надо поменять работу. Кстати, я тут поэта вашего малость почитал. О женщинах он толково пишет. Наверное, сердцеедом был. Вы, вообще, с ним надолго? — потупил взгляд Астахов. — Его самого взять под охрану?
— И под наружное наблюдение, но ненавязчиво. На шпиона он точно не тянет.
— Согласен, чутье подсказывает. Эх, если б я еще гранатометы за полкилометра чуял.
— Брось, Андрей Михалыч, не кори себя, восемь лет прошло. Супермены в Голливуде, а у нас простые люди, — срифмовала она. — Знаешь что, огромная просьба, организуй мне сегодня тихий домашний вечер, чтоб никакие бизнес-планы, чтобы Хромов со своим «Хеннеси» и пошлым букетом алых роз, чтобы никто… Сделаешь?
— Постараюсь, — смутился Астахов. — Не боитесь, что Лизонька вашего поэта до вечера со всеми его рифмами проглотит и выплюнет?
— Я его предупредила, но пусть для него это будет первое боевое крещение. Я же на работу его наняла, а не на покой.
— И зачем вы ее держите?
— Сама себе удивляюсь, Михалыч. К ней привыкаешь, как к яду в малых дозах.
Комментировать