Глава пятнадцатая: Эпилог
1
Пашка неуверенно постучал в дверь, указанную на листочке, который он держал в руках.
— Кто вы? — услышал он и понял, что его рассматривают в глазок.
— Я от Веры Сергеевны. Варвара Семеновна — это вы?
Дверь открылась. Пожилая женщина еще раз внимательно осмотрела его с ног до головы, затем отступила в сторону:
— Входите.
— У меня к вам письмо от Веры, — он протянул запечатанный конверт.
Варвара Семеновна торопливо вскрыла его, развернула лист, на котором была всего одна фраза.
— Тут сказано, что вы все расскажете, все объясните.
— Да! Пока не забыл, — Паша достал из кармана еще один конверт. — Это тоже вам. Здесь текст эпитафии на памятник. Павел Словцов придумал.
— Какой памятник?
— Если вы угостите меня чаем… И если у вас в доме есть коньяк… Ну, а если нет, то у меня он есть с собой… Я все вам подробненько расскажу.
2
— Витя, я не верю, — причитала Лена Солянова, вытирая слезы и сопли с распухшего лица.
— Не верь. Имеешь полное право, — сухо отвечал муж, наливая в рюмки водку. — Помянем?
— Да отстань ты! Почему их хоронили в закрытых гробах? Варвара Семеновна даже не попросила открыть!?
— Потому что там были взрывы…
— Но почему тогда Веру похоронили рядом с Зарайским?
— Варвара Семеновна так решила.
— Экстрасенс-алкоголик этот — Пашка — всё так решил. Вертелся вокруг нее… Заботливый… А что значит эта надпись на памятнике: «Любовь того стоила»? Кому она?
— Кому надо, тот и прочитает, — резонно рассудил Виктор.
— Это я, дура, всё устроила. С этим дурацким объявлением.
— Пуля — дура, а ты — просто женщина.
— Издеваешься?
— Сама ты над собой издеваешься.
— Но ты мне объясни, почему она почти все оставила Лизе? Кому?! Ли-зе! Я в ум взять не могу.
— Не бери.
— Тьфу на тебя, Солянов, наливай…
3
— Вероника, тебе прислали из Европы бутылку вина, — растерянный Дэвид вошел в комнату.
— От кого?
— Обратного адресата нет. Будем открывать?
— Бутылку? Бутылку… — как завороженная повторила Вероника.
— Красное вино… То ли македонское, то ли черногорское…
— Будем открывать… Неси штопор.
— Ты собираешься пить напиток, который неизвестно кто послал?
— Нет, я собираюсь найти там письмо.
— Письмо? Кому?
— Будущему…
4
— Клавдия Васильевна, принесите, пожалуйста, кофе и попросите Среду ждать в приемной, — скомандовала Лиза в селектор.
В кресле госпожи Зарайской она чувствовала себя весьма уверенно. Более того, в отличие от сдержанной Веры, она крутилась в нем на все триста шестьдесят градусов с завидной резвостью. Портрет самой Веры Сергеевны, перетянутый черной лентой, нисколько ее при этом не смущал.
— Вы принесли с собой тот чудный рыбный соус? — с усмешкой спрашивала она Уайта, который сидел напротив нее. — Или у вас есть что-нибудь позабористей?
— Перестаньте, Елизавета, вы же носите имя британской королевы.
— Это она носит мое имя, а я могу позвать Астахова.
— Не горячитесь, мы знаем, что он уволился и отбыл в неизвестном направлении. Что поделать, не справился с работой.
— Тогда я могу позвать нового начальника безопасности — Среду. Он, знаете, комара на лету может подстрелить, — Лиза выразительно посмотрела на Уайта.
— Я же не воевать сюда приехал, — озадаченно вздохнул Уайт.
— Ага, кто-то там вспомнил, что у него есть сын, и подумал, что можно на мне жениться. Щас я побегу, понесу все свои капиталы на блюдечке с голубой каемочкой. А потом он и меня, как Веру Сергеевну, взорвет. Ему же не я, наследник нужен.
— Елизавета Алексеевна, с Верой Сергеевной произошел несчастный случай. Вы же знаете, чем кончилось расследование. А вы, я полагаю, всегда мечтали выйти замуж за приличного человека.
— А кто вам сказал, милейший господин Уайт, что я не выйду? Я знаю, как это делается. О! — она взяла со стола газету, развернула и прочитала вслух одно из объявлений: — «Куплю одинокого мужчину для достойного использования. Требования: средних лет, высшее образование, начитанность, любовь к искусству, путешествиям, отсутствие вредных привычек…» Классика! — оценила Лиза. — И если кто-нибудь еще раз напомнит мне об анализе ДНК, то я через этот анализ гарантирую пожизненное пребывание на Колыме, ясно? Так и передайте своему… Как там его?
В это время голос Клавдии Васильевны из селектора сообщил:
— Елизавета Алексеевна, Юрий Максимович звонит, срочно. Не извиняясь, Лиза сняла трубку.
— Алло! Юра! Как я рада тебя слышать. Нет, замуж еще не вышла, жду от тебя предложений. Жорик? Нормально Жорик. Да, пришлось его из Москвы увезти. Потом объясню. Какое дело?.. Кино снимать?.. Сопродюссером?.. А сопродюссеров показывают?.. Нет?.. Сделают исключение?.. Кто будет снимать? Сколько надо — я в деле! Хорошо, увидимся.
Нежно устроив трубку на место, Лиза ехидно воззрилась на Уайта:
— У вас еще есть вопросы? Видите, мне некогда, я тут кино собираюсь снимать.
— Кино, — вздохнул Уайт, — у вас… и у этих сербов… не жизнь, а сплошное кино.
— Ага, нам так веселее. Ну все, адью. Привет королеве. — Нажала кнопку на селекторе: — Володя, проводи джентльмена… до аэропорта. Посади в самолет и проследи, чтобы он с него не спрыгнул! — снова повернулась к Уайту и метнула в него ядовитый взгляд: — У нас город маленький, хоть и столица. Еще раз явитесь, заблудитесь в тайге. А там — медведи!..
— У вас в России — везде медведи… Даже в партии…
5
А тайга за окном просыпалась утренней вознёй птиц и разговаривала с ветром низким хриплым голосом вековых стволов. Верхушки кедров уже не дотягивались до неба, которое весной становилось выше и прозрачнее. Разбитый вездеходами проселок тянулся вдоль опушки и сворачивал к околице.
Но самым удивительным временем была ночь. Белесая, светящаяся сама собой изнутри, она не позволяла небольшому поселку погружаться во мрак, а будто бы купала его в туманной дымке.
— Белая ночь! — любовался в окно Павел. — Я думал, такое только в Питере.
— Здесь даже интересней, — соглашалась Вера.
— Сколько мы здесь будем жить?
— Пока не надоест или пока не состаримся.
— А если наступит новый ледниковый период?
— Дров во дворе — море! Ну и, в конце концов, у нас есть маленький домик в Черногории.
— Ты же отдала его Вишне?
— Я попросила ее там жить и присматривать за ним. Мама туда поедет отдыхать.
— Ты не боишься, что мы когда-нибудь с ним встретимся вновь? Столько людей знает! Если он догадается?
— Пусть. Вера Зарайская почивает рядом с ним на кладбище. Даже если что, он ничего не рискнет предпринять, потому что никто не знает, где Справедливый. И еще я кое-что отправила Ерышову. Так, на всякий случай. Но главное — никто не знает, где Справедливый.
— М-да… Такие, как он, на пенсию не выходят…
— У нас вчера кончились деньги.
— В смысле?
— Здесь нет банкоматов! Я об этом не подумала!
— Позвони Диме, пусть исправит ситуацию, — улыбнулся Павел, — откроет отделение банка в этой глуши.
— Сам позвони, у меня на мобильном тоже ноль.
— Значит, будем жить в деревне. Тут, кстати, в сельскую школу требуются учителя…
— Ты забыл, год учебный заканчивается, кто нас сейчас возьмет?
— Значит, заведем корову и будем продавать молоко. В конце концов, даже Кустурица живет в деревне. А я, вопреки всему, буду читать деревенским детишкам стихи. Ей-Богу буду…
— Ну, и на что тебя вдохновляет здешний вид из окна?
— Вчера за окном мельтешил пьяный Пашка. И это вдохновляло меня наладить ему пинка. Он, похоже, передумал умирать. Заспиртовал свои больные мозги. Будет тут местным колдуном, погоду предсказывать.
— А если серьезно? — Вера тоже подошла к окну, прислонившись к Павлу.
— Знаешь, я все время видел из окна город. Поэтому, честно говоря, не знаю. Но… Выйди-ка на улицу!
— Зачем?
— Ну выйди, трудно, что ли?
— Да нет, но что ты придумал?
— Ну выйди. Встанешь вот там, — Павел показал ей на одинокую сосну у дороги, — и смотри на меня.
— Ладно.
Через пару минут Вера смотрела на него, прислонившись плечом и головой к сосне.
— Ну что? Вдохновляет?! — крикнула она ему.
Павел открыл окно и выпрыгнул на улицу. Подбежал к ней, подхватил на руки.
— Вдохновляет! Жить так хочется, что умереть не жаль! Лишь бы вот так прижимать тебя к себе…
— Тебе еще не надоело умирать? Ты не хочешь дописать свой роман сам?
— Нет, я хочу, чтобы он длился… — Павел еще крепче прижал Веру к себе. Она положила ему голову на плечо:
— И чтоб в конце: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день.
— Да, но про это читать не любят. Не любят читать про счастливую любовь. Им конфликт подавай, чтобы плакать или смеяться, чтоб нервы щекотало. Это я тебе как писатель говорю.
— А у нас конфликтов не будет.
— Значит, и писать не о чем. Только завидовать.
Комментировать