Иди в мир, Платонушка
Первый храм, в который я попал служить, в народе был прозван «храм с бутылочкой», по той причине, что там до революции размещалось Всероссийское общество трезвенников во главе с отцом Александром Рождественским. Общества трезвенников в храме не было, зато в него очень часто приходили греться с вокзала пьяные «бомжи», просившие хлеба и денег. Народ этот был иногда по-своему оригинален. Так, один из пьяниц часто подходил к распятию Иисуса Христа, падал на колени и с отчаянием в голосе просил: «Начальник! Хозяин! Прости!»
Храм был оригинален не только «бомжами», но и руководством. Там имелось сразу два настоятеля, и оба с указами митрополита Иоанна. Третьего не было, так как, по слухам, его «съел» староста с сотоварищами.
Историю «съедения» очевидцы рассказывали в картинках. Староста Брюлев и его помощники были абсолютно нецерковными людьми, перепутавшими псевдопатриотические идеи с церковными. Поражала манерная «набожность» этого старосты. Креститься он почему-то начинал с темечка, закатывая при этом глаза под потолок.
Первый настоятель, бывший одновременно преподавателем Семинарии, отец Стефан Дымша, тщетно пытался донести до старосты мысль, что настоятель является главным руководителем храма.
Видя, что никакие уговоры на него не действуют, он пошел, как говорится, ва-банк.
За воскресной литургией, когда народу в храме было очень много, отец Стефан представил Брюлева народу, но добавил при этом свое оригинальное истолкование: «Этот человек на ваши скудные лепты купил себе а-вто-мо-биль!»
Толпа возмущенных стащила с солеи старосту, пронесла по храму и выбросила с высокого крыльца вон. Кто-то из его команды вызвал милицию. Отец Стефан, в момент прибытия милиционера, совершал обычное заочное отпевание. Милиционер сокрушенно подождал конца отпевания и спросил отца Стефана:
— Что? Уже скончался?
— Да, — ответил Стефан. — Вечная ему память, — и ушел в алтарь, куда милиционера не пустили.
Брюлев, в то время когда отец Стефан мирно отдыхал в пономарке, собрал толпу оголтелых «патриотов» и «шведской свиньей» ринулся в алтарь с криками:
— Где этот ватиканский выкормыш!
Бедный отец Стефан в отчаянии только кричал из алтаря:
— Караул! Убивают!
Из тех двух «одновременных» настоятелей, после отца Стефана, один все время призывал говорить проповеди против беззаконий в храме, но это только раззадоривало старосту, считавшего храм собственностью «общины», но не Епархии.
Имея теплые отношения с местным РУВД, Брюлев навесил на храм замок и выставил охрану из милиции. Когда я приехал служить вечером, они с каким-то «священником» набросились на меня: «Маран афа! Будь проклят. Маран афа!» — кричал «священник-заклинатель». Ничего не оставалось делать, как ехать в Епархию, где еще продолжался прием посетителей.
Епархиальное руководство, во главе с митрополитом, на нескольких машинах подъехало к храму, где «скакал» староста с «патриотами».
— Ты владыка или кто?! — кричали «патриоты» на архиерея. Местное РУВД, куда приехало все руководство Епархиального управления, долго не могло разобраться, кто главный по должности: митрополит или староста? Не добившись никакого результата, руководство вынуждено было уехать в Епархию.
Ночью настоятель спилил замок, и утром мне пришлось служить литургию с охраной из 12 семинаристов.
Сразу после прекращения атаки старосты, настоятель как-то в алтаре спросил:
— А ты вообще-то у нас кто?
Не поняв глубокого смысла вопроса, ответил, что знал по этому поводу:
— Вы с митрополитом записали меня сюда. Я не проявлял своей инициативы.
Неожиданно он сменил тему разговора:
— Тебе надо будет съездить со мною к старцу Николаю, на остров Залит, отвезти от владыки продукты, — приказным тоном скомандовал настоятель.
По пути к острову заехали в Печеры-Псковские и встретились сразу с отцом Иоанном Крестьянкиным в дверях братского корпуса.
— Голубчики! За мной, на службу! — обнял обоих батюшка. — Завтра обязательно приму, а сегодня к отцу Адриану сходите.
Увидев утром настоятеля с видеокамерой, отец Иоанн развеселился.
— Танечка! Что это у них такое?! Ах, это камера? Я уже был в одной камере. Немедля конфисковать камеру. А что, вы уже что-то сняли? Отца Адриана! А где он здесь? Вот в этот маленький глазок? Ага! Он. Что разбойник творит? Мыслимое ли дело — архиерея учить!? Опять разбойник заболеет. Ай-я-яй, опять заболеет!
Обернувшись в мою сторону, батюшка неожиданно спросил:
— А почему ты не в клобуке? Ты же иеромонах?
— Нету своего, давали на постриг в Академии, — ответил я.
— Танечка! Это негоже, это мы немедленно исправим. Неси сюда мой клобук скорее, а камеру в другую комнату конфискуй. А то я их знаю, разбойников. Давай и зеркало сюда, Танечка. Как хорошо, как хорошо! Ему идет. Гляди сюда в это зеркало. Я подержу, Танечка, зеркало сам. Вот и носи во здравие души, — приговаривал отец Иоанн.
— По молитвам владыки доедете, хоть и дорога трудная, — напутствовал батюшка.
По озеру на лодке нас вез огромного телосложения чуть захмелевший мест-ный рыбак.
— Рази от водки избавишься? Знамо дело, как охота! Тут одних лечиться к батюшке нашему вот так же вез. Раз хошь, то хоть кто не вылечит, даже и наш батюшка Николай не поможет.
К маленькому зеленому домику подошли уже совсем затемно. Постучались. Дверь открыл старый батюшка с бледным лицом и реденькой белой бородой.
— Нету, нету. Ничего мне не надо. Продуктов и так не знаю кому раздать. От владыки? Ну, проходите хоть в избу. Священники, говорите? — тихим голосом спрашивал батюшка.
Выслушав все высказывания настоятеля, отец Николай попросил двух стоявших в избе бабушек взять обоих на ночлег.
Лежа на кровати, в теплой избе, в темноте, отец настоятель давал наставление:
— Отец Иоанн — это что! Вот отец Николай — прозорливец. Хотя батюшка Иоанн тоже по-своему старец. Ну, давай спи, завтра сам убедишься. Я к нему уже не раз приезжал.
Рано утром отец Николай нас встретил со словами:
— С утра приходили ваши хозяйки, все мне говорят да толкуют. Ангели, говорят, вы, не люди. Да где они ангелев-то видели? Ангелев-то они и не видали. Ну проходите ближе. Да. Значит, священники. А вот каноны-то на каждый день читаете всегда? Да, говорите, не всегда. А когда? Плохо. Вот где грешники-то живут, — показал отец Николай на репродукции Страшного Суда места грешных в аду и добавил сокрушенно, — жарко там будет им.
Отец Николай замолчал и стал, не мигая, смотреть прямо мне в глаза, двигая постоянно губами. В его синих, бездонных, «космических» глазах невозможно было ничего прочитать и предугадать.
Вдруг он нагнулся под стол, достал оттуда трехлитровую банку, полную меда, взял в руку большущую стальную ложку.
— Откройте рот, — скомандовал он мне и стал заталкивать огромную порцию меда в рот.
Эта процедура продолжалась три раза. Не успев проглотить все, услышал следующее:
— А у нас чаек есть, запейте. Ага. Теперь в туалетик пойдемте, он почти в избе, в сенях он у нас.
Оказавшись в туалете, я вдруг сообразил: надо что-то спросить о себе, но что? Господи, вразуми! Ага, вот и мысль пришла.
— Батюшка! А я на своем месте? Может, к матери домой ехать, служить на родине? — задал первый свой вопрос.
Тихий до того батюшка резко повернулся и, махнув рукой куда-то сверху вниз, с силой произнес:
— Вы! На своем месте!
И из души ушел куда-то камень.
— Надо же, дышал в треть груди, а теперь так легко, — подумал я.
— Идите с Богом! Давайте Вас благословлю. Иди в мир, Платонушка! — хлопнул меня по спине старческой рукой два раза отец Николай, и мы вышли из его избы.
Комментировать