Оглавление
Глава двенадцатая. Собачья жизнь
Размахивая дубиной, Рашпиль обошел весь двор. Потом вернулся на крыльцо и снова угрожающе сказал в темноту:
— Убью!
Он потоптался на крыльце, хлопнул изо всех сил дверью, ушел в дом.
Скоро свет в окне погас. На улице слышно было, как ухнул Рашпиль на кровать — заныли железные пружины.
В стороне от дома, под соснами, виднелись какие-то тени.
Две-то тени стояли спокойно, а третья, усатая тень, все время шевелилась, она прижимала к груди что-то лохматое и брыкающееся. Это старшина Тараканов держал в руках Матроса и напоминал сейчас старинного богатыря, который побеждает некрупного дракона.
Печально выглядывал этот дракон из милицейского кулака. Ему хотелось ужасно укусить старшину, но руки того были в специальных непрокусываемых перчатках.
Да, день сегодняшний оказался для Матроса днем сплошных разочарований. Просидев до вечера в крапиве, Матрос отправился на поиски Васи, с трудом разыскал его у сарая, а Вася дал ему по морде и стал душить. Не это ли называется собачья жизнь?
— Отпустите пса, — тихо сказал Болдырев.
Старшина разжал перчатку, и Матрос бухнулся на землю, прижался к Васиной ноге. За день он что-то совсем исхудал — шкура болталась на нем, как шинель с чужого плеча. Вася погладил его.
— Собака — друг человека, — насмешливо сказал Болдырев. — И этот человек вместе с собакой может отправляться домой. Мне такие водопроводчики не нужны.
Болдырев повернулся к Васе спиной и шагнул в сторону, старшина — за ним.
Мгновение — и они скрылись бы в темноте, но случилось неожиданное.
Матрос ринулся вдогонку и вцепился в галифе старшины.
Галифе тревожно затрещали.
— Чего!!! — шепотом крикнул старшина. — Обмундирование рвать!!!
Он махнул ногой — хорошо начищенный сапог, как сабля, сверкнул в темноте.
— Назад, Матрос! Ко мне!
Матрос выплюнул галифе, отскочил в сторону.
— Тихо! — сказал Болдырев и что-то шепнул на ухо старшине.
Тот козырнул: есть!
— Пойдем, — сказал Болдырев Васе. — Я тебя провожу…
— Собаку с человеком спутать трудновато, — говорил Болдырев, пока они шли по кармановским темным улицам. — Видно, ты здорово перепугался. Ну ничего, многие люди боятся темноты. А ты парень сообразительный, только, пожалуй, трусоват. Ладно. Домой тебе ехать поздно. Пойдем в милицию, там переночуешь.
— Ничего мне не надо, — сказал Вася. — Я на станцию пойду.
— Чего ж ты? Обиделся, что ли?
— Ничего я не обиделся. До свидания.
Он повернулся к Болдыреву спиной, свистнул Матроса и пошел к станции.
Все-таки Вася, конечно, обиделся. Правда, на Болдырева обижаться не приходилось. Оставалось обижаться на себя.
Так, обижаясь на себя, пришел Вася к станции. Была ночь, и последний поезд давно уж дремал в теплом депо.
По пустынной платформе слонялись два или три человека, которые тоже, кажется, обижались на себя. Один подошел к Васе и попросил закурить.
— Я не курю, браток.
— Эх! — сказал обиженный. — И тут не везет.
Да, бывают на свете такие люди, которым не везет. Они вечно опаздывают на поезд и покупают пса за поросят. Вся их жизнь — сплошное невезение. Иногда кажется: вот-вот должно повезти, вот-вот ухватят они за хвост синюю птицу, а оказывается, это и не синяя птица, а так себе, воробушек, воронье перо, куриная косточка.
Вася уселся на длинную железнодорожную лавку и стал думать о своих обидах и невезениях. И так получалось, что ни в чем-то, ни в чем ему не везет.
Матрос, которому в жизни тоже не везло, залез на лавку и улегся, свернувшись. Он превратился в рыжую пушистую подушку. Вася положил голову на эту подушку и скоро заснул, слушая, как бурчит у подушки в животе.
Ранним утром сел Вася на поезд, поехал домой и, когда уже подходил к деревне, издали увидел Евлампьевну.
Она сидела на бревнышке у скотного двора и горько плакала.
Комментировать