Алексей Васильевич Кольцов
Алексея Васильевича Кольцова (1809-1842) историки русской литературы не числят, кажется, в поэтах духовных, религиозных. Иные современники, напротив, скорее склонны были укорять его в безбожии. Но в чем это «безбожие» могло кому-то привидеться? В том, что поэт как будто избегал тем сугубо церковных? Так это ещё не довод. Истинно религиозный человек и не обязан к месту и не к месту твердить имя Господне постоянно, дабы не совершалось то всуе.
Кольцов — поэт истинно народный, что признаётся всеми за бесспорную истину. Религиозность же народная — часто особого свойства, что и отразил Кольцов в своей поэзии. Простой человек не торопится выставить напоказ собственное отношение к Богу, тщательно укрывает его порою (что давало в своё время религиозно нечуткому Белинскому повод объявить русский народ равнодушным к вере). Религиозность народа, как и духовность поэзии Кольцова, сказывалась в обращении к вере в минуты сокровенных раздумий над важнейшими вопросами бытия.
Испытание веры совершается тем выбором, который постоянно предлагает человеку жизнь, — выбором между небесными и земными сокровищами. Как русский православный писатель, Кольцов в этом выборе не колеблется. И он предается размышлениям о «земном счастье» — для человека эвдемонической культуры нет важнее вопроса, — и счастье это разумеет несомненно:
Не тот счастлив, кто кучи злата
Сбирает жадною рукой
И — за корысть — родного брата
Тревожит радостный покой;
Не тот, кто с буйными страстями
В кругу прелестниц век живёт,
В пирах с ничтожными глупцами
Беседы глупые ведёт
И с ними ценит лишь словами
Святую истину, добро,
А нажитое серебро
Хранит, не дремля, — под замками.
……………………………
Не он! — Но только тот блажен,
Но тот счастлив и тот почтен,
Кого природа одарила
Душой, и чувством, и умом,
Кого фортуна наградила
Любовью — истинным добром.
Всегда пред Богом он с слезою
Молитвы чистые творит,
Доволен жизнию земною,
Закон небес боготворит,
Открытой грудию стоит
Пред казнью, злобою людскою,
И за царя, за отчий кров
Собой пожертвовать готов.
1830
То, что в основе такого убеждения лежит евангельская мудрость, — сомневаться не приходится.
Религиозность народа, отражённая поэзией Кольцова, проявляется и в том ещё, что, отыскивая ответы на обступающие его вопросы, человек как бы бессознательно ищет опору в наставлениях церковных, не мудрствуя лукаво сознаёт в них высшую правду. Показательно стихотворение «Удалец» (1833).
Мне ли, молодцу
Разудалому,
Зиму-зимскую
Жить за печкою?
Мне ль поля пахать?
Мне ль траву косить?
Затоплять овин?
Молотить овёс?
Кольцов повторяет мотив разбойничьих песен, логика которых влечёт мысль по накатанной колее: силы много, тратить их попусту в обыденном труде негоже, лучше обратиться на иное:
Если б молодцу
Ночь да добрый конь,
Да булатный нож,
Да темны леса!
Стану в тех лесах
Вольной волей жить,
Удалой башкой
В околотке слыть.
С кем дорогою
Сойдусь, съедусь ли, —
Всякий молодцу
Шапку до земли!
Оберу купца,
Убью барина.
Мужика-глупца
За железный грош!
Так называемые «блатные» песни, столь хорошо известные человеку XX века, строятся по той же схеме, разве что вульгарнее и по форме и по содержанию. Но у народного поэта находится важнейший довод, разрушающий все соблазны:
Но не грех ли мне
Будет от Бога —
Обижать людей
За их доброе?
В церкви поп Иван
Миру гуторит,
Что душой за кровь
Злодей платится…
Поэтому и молодецкой силе указывается иное приложение;
Лучше ж воином,
За царёв закон,
За крещёный мир
Сложить голову!..
Обращение к Богу, к вере мы нередко видим в тех стихотворениях Кольцова, которые и не связаны прямо с духовным поиском, а говорят о простейших жизненных ситуациях, ибо это так же естественно для поэта, как дыхание. И в том также признак истинности его веры.
Как всякая вера, она может и колебаться сомнением:
На что мне, Боже Сильный,
Дал смысл и бытие,
Когда в стране изгнанья
Любви и братства нет.
…………………………
А люди — те же звери:
И холодны и злы;
Мишурное величье —
Молебный их кумир,
И золото и низость —
Защитник их и бог.
И Ты, Отец Небесный,
Не престаёшь вседневно
Щедроты лить на них.
Важно: такое состояние способно питать безверие — жизнь даёт тому множество подтверждений, — но у Кольцова на пути к безверию заслон: молитва к Богу с просьбою дать мудрость для постижения такого труднопостижимого противоречия:
О, просвети мне мысли,
Нерадостны оне,
И мудрости светильник
Зажги в моей душе.
1829
Так и во всяком сомнении — свет не от рассудочного знания, но от Божией мудрости. В размышлении над тайнами природы («Великая тайна», 1833) поэт так же переходит от тяжких дум к сладостной молитве:
Что же совершится
В будущем с природой?…
О, гори лампада,
Ярче пред распятьем!
Тяжелы мне думы,
Сладостна молитва!
Внешне: никакой логики. Но в том-то и искренность и истинность такого духовного проявления, что оно совершается наперекор всякой логике. Такое противопоставление основано на понимании простейшей и важнейшей истины:
Две жизни в мире есть:
Одна светла, горит она, как солнце…
…………………………………
И это — жизнь земного духа:
Долга она — как Божья вечность…
Другая жизнь темна:
В её очах земная грусть и ночь…
…………………………………
И это — жизнь земного праха:
Кратка она, как блеск звезды падучей.
1837
Отсюда и истекает состояние, которое так сродни тому, что выражено в мольбе евангельского персонажа:
«Верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк. 9:24).
Поэт может явить себя и подлинным религиозным философом, прозревшим великую тайну единства мироздания, тайну не постижимого рассудком влияния духовного мира человека на проявления бытия мира всеобщего:
Не может быть, чтобы мои идеи
Влиянье не имели на природу.
Волненье страстей, волненье ума,
Волненье чувств в народе —
Всё той же проявленье мысли.
Небесный свет перерождает воздух,
Организует и живит элементы
И движет всеми — по произволу Духа.
1840
Кольцов с большой поэтической силой выразил укоренённую в народной жизни и народной душе не нарочитую, но органически присущую русскому человеку бесхитростную веру:
Пред Тобою, мой Бог,
Я свечу засветил,
И премудрую книгу —
Пред Тобою раскрыл.
Твой небесный огонь
Негасимо горит;
Бесконечный Твой мир
Пред очами раскрыт!
Я с любовью к Тебе
Погружаюся в нём:
Со слезою стою
Перед светлым лицом!
И напрасно весь мир
На Тебя восставал,
И напрасно на смерть
Он Тебя осуждал:
На кресте, под венцом,
И спокоен, и тих,
До конца Ты молил
За злодеев Своих!..
1838
Вот и ответ на то раннее сомнение, вот и помощь неверию. Вот и духовное прозрение: истина в любви Милосердного.
Комментировать