<span class=bg_bpub_book_author>Дунаев М.М.</span> <br>Православие и русская литература. Том I.(b)

Дунаев М.М.
Православие и русская литература. Том I.(b) - Степан Петрович Шевырёв

(8 голосов4.9 из 5)

Оглавление

Степан Петрович Шевырёв

Не обойти нам вниманием и поэтическое творчество Степана Петровича Шевырёва (1806-1864). О нём ведь что всегда писали и говорили еще в прошлом веке? Реакционный-де профессор, противник и гонитель Белинского и Чернышевского, «кликуша Шевырёв», низкопоклонник, педант… Но надо признать (и опыт накоплен для того уже немалый), что как начнут обвинять человека в консерватизме да реакционности, то воспринимать это надо скорее как похвалу, ибо бездумное стремление к непременной новизне во что бы то ни стало («рабство у передовых идеек», как называл это Достоевский) и, того хуже, — к революции, есть свойство незрелости ума, если вовсе не отсутствие такового. К тому же о Шевырёве похвально отзывались Пушкин, Жуковский, Гоголь, Вяземский и пренебречь такими именами мы не вправе.

Не следует, однако, полагать, что в наследии Шевырёва всё для нас должно быть приемлемо без оговорки. Но оставим в стороне его взгляды и уделим краткое внимание его поэтическим опытам, хотя поэзия и не была для него главным делом жизни: он более прославил своё имя как историк отечественной словесности, при том, что круг его интересов был значительно шире.

В стихах Шевырёва можно без труда заметить — и в том их своеобразие — парадоксальное сочетание непреодолённого романтизма с тяготением к архаичности формы, языковой материи. Ясно ощутима его склонность к библейскому слогу, что, несомненно, созвучно внутреннему консерватизму поэта.

Поэтическому мировосприятию Шевырёва явно присуща символизация явлений природы, наполнение их духовным смыслом и одновременно стремлением точнее разгадать этот смысл.

Гром грянул! Внемлешь ли глаголу
Природы гневной — сын земли?
Се! духи и горе и долу
Её вещанья разнесли!
Она язык свой отрешает,
Громами тесный полнит слух
И человека вопрошает:
Не спит ли в нём бессмертный дух?
Мой дух — не спи! — на зов природы
Ответ торжественный воспой,
Что ты, небесный страж свободы,
Нe дремлешь, праздный и немой.
И с благозвучными громами
Земные песни огласи
И вместе с горними духами
Её глаголы разнеси.
……………………………….
Мой дух! Там Он следит за тучей!
Завесу неба раздери
И прямо с верою могучей
К престолу славы воспари.
И, в огневую багряницу
Облекшись, ангелом сияй,
И громоносную десницу
У Милосердного лобзай.

1825

Эти строки по образному восприятию Творца напоминают оду «Бог» Батюшкова, но лишь отчасти. Богочувствие поэта здесь можно назвать не языческим, но апокалиптическим скорее, то есть возводящим наше видение к символике «Откровения».

Соединение романтического и молитвенного настроя привлекает внимание в другом раннем стихотворении Шевырёва (в тот момент двадцатилетнего поэта):

О, не знаю, что меня стесняет,
Что мой дух и давит и терзает,
Словно я от казни иль от грома
Рвусь, бегу из отческого дома?
Чем виновен, чем пред Богом грешен
И за что страдаю безутешен?
Божий Сын! Ужель Твоя отрада
Не смирит бунтующего ада,
Не пошлёт святого откровенья
Разогнать души моей сомненья,
Не внушит безумцу мысли здравой
И стези мне не укажет правой?
О, спаси меня, Любовь и Сила!
Иль вели земле, чтоб поглотила,
А не то я — жертва чуждой власти:
Увлекут меня слепые страсти,
И, Твоей лишённый благодати.
Убегу из отческих объятий.

1826

Стихотворение можно назвать поэтической вариацией на тему притчи о блудном сыне (Лк. 15:11-32). Священное Писание становится, как видим, не предметом для поэтического переложения, но источником создания поэтических аналогий или подражаний. В этом отношении интереснейшим образцом духовной лирики Шевырёва является ода «Мудрость», написанная библейским слогом. В завершающей строфе оды особенно ощутимо стремление подражать торжественному псалмопению:

Но в каждом стоне бытия
Духовным слухом слышал я
Великолепный гимн любови
Во славу Бога и Отца,
И прерывалося стенанье,
И Всесотворшего Творца
Хвалило всякое дыханье.
И выше, выше я парил,
За грани вечные светил,
В чертог духов и Божьей славы,
И слышал их, и видел трон,
Где восседит незримый Он,
И сотряслись мои составы
И зазвучали, как тимпан:
Мне долу вторил океан,
Горе мне вторили перуны:
Мои все жилы были струны,
Я сам — хваления орган.

1828

Принимать или не принимать такого рода поэзию каждый волен по собственной склонности, но уважать, не порицая с высокомерием, — должно.

Комментировать