Николай Mихайлович Языков
Среди творцов русской литературы, близких славянофильскому направлению, из первых нужно назвать Николая Mихайловича Языкова (1803-1846). Ему, помимо всего прочего, выпало навеки быть причисленным к «поэтам пушкинской поры». Да он и знаком был с Пушкиным, пользовался взаимной дружеской приязнью. Не осмыслению ли творческой близости великому поэту посвящён языковский «Гений»?
Когда, гремя и пламенея,
Пророк на небо улетал,
Огонь могучий проникал
Живую душу Елисея:
Святыми чувствами полна,
Мужала, крепла, возвышалась,
И вдохновеньем озарялась,
И Бога слышала она!
Так гений радостно трепещет,
Свое величье познаёт,
Когда пред ним гремит и блещет
Иного гения полёт;
Его воскреснувшая сила
Мгновенно зреет для чудес…
И миру новые светила —
Дела избранника небес!
1825
В самом понимании назначения поэзии Языков был духовно един с Пушкиным, он также услышал глас Творца: «Исполнись волею Моей» — для него, так же как и для Пушкина, поэтическое творчество сознавалось близким пророческому служению. В обращении «Поэту» он свидетельствует о том непреложно:
Иди ты в мир, да слышит он пророка;
Но в мире будь величествен и свят:
Не лобызай сахарных уст порока
И не проси и не бери наград.
Языков остерегает литературных собратьев от собирания земных сокровищ — в деле поэтического служения:
Но если ты похвал и наслаждений
Исполнился желанием земным, —
Не собирай богатых приношений
На жертвенник пред Господом твоим:
Он на тебя немилосердно взглянет,
Не примет жертв лукавых; дым и гром
Размечут их — и жрец отпрянет,
Дрожащий страхом и стыдом!
1831
Языков был человеком — и поэтом — религиозным, православным. И любил свою родину истинно. За что был объявлен адептами революционно-демократической идеологии — реакционером. Его «сурово осудил» сам Белинский. В своей реакционности Языков часто сопоставлялся с другим великим современником — Гоголем. И иные исследователи всерьёз обсуждали, кто на кого больше повлиял в этом отношении — Гоголь на Языкова или же Языков на Гоголя, — и подразумевалось, что один без другого, быть может, удержался бы на «передовых позициях».
Но можно ли серьезно рассуждать о несамостоятельности поэта, который уже в двадцать два года написал «Молитву»:
Молю святое Провиденье:
Оставь мне тягостные дни,
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени.
Пусть, неизменен, жизни новой
Приду к таинственным вратам,
Как Волги вал белоголовый
Доходит целый к берегам.
1825
Признаем некоторое несовершенство слога, но мужества мысли отрицать не решимся.
Языков был не чужд традиции поэтического переложения текстов Писания. И опять-таки должны отметить мы мужество поэта, обратившегося к одному из «беспощадных» псалмов, смущающему многих своею суровостью. Языков написал «Подражание CXXXVI Псалму», то есть знаменитому псалму «При реках Вавилона…». Но должно признать, что в духовном осмыслении текста он оказался не вполне твёрд. Сопоставим завершающие стихи Псалма с соответствующими строфами переложения.
«Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:8-9).
Блажен, кто смелою десницей
Оковы плена сокрушит,
Кто плач Израиля сторицей
На притеснителя отмстит!
Кто в дом тирана меч и пламень
И гибель грозную внесёт!
И с ярким хохотом о камень
Его младенцев разобьёт!
1830
У Языкова не просто большее изобилие эмоционально-изобразительных образов (меч и пламень, яркий хохот, смелая десница…), но и отсутствие важного символа: дочери Вавилона. Без него завершающие строфы начинают восприниматься как гневный призыв к мести, как апофеоз ненависти, сродни пушкинскому
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу!
Состояние, недостойное православного.
В Псалме же иное: по толкованию Святых Отцов, дочь Вавилона есть символическое обозначение греховности, сатанинского владычества над душою, все следствия которого (детей, младенцев её) мы должны разбить о камень, обозначающий Христа (1Кор. 10:4).
Из этого примера видно, с какою ответственностью следует подходить к текстам Писания, ибо всякое переложение есть и комментарий — а ложное толкование есть хула на слово Божие. Даже духовно устремлённые люди могут невольно впасть в такой грех.
Однако искренность веры Языкова подвергать сомнению невозможно. В вере он и узревает залог спасения, пророческий же долг поэта сознаёт в креплении человеческих душ среди бед и испытаний святыми истинами веры.
Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха,
И ликам ангельским внемли,
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины, —
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.
1844
Комментировать