Не озирайтесь вспять!
Так всех нас в трусов превращает мысль
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От долгих отлагательств.
Шекспир. Гамлет[53].
Бытует мнение, что непременно необходимо получить на уход в монастырь благословение от духовника, а лучше от старца. Иногда игумении даже спрашивают, кто прислал; одна девочка чистосердечно поведала: священник на исповеди устало вздохнул: шла бы ты, милая, в монастырь… что тут хорошего – трамваи, машины, вонь, гарь, вода хлоркой пахнет… киллеры кругом, воры… Чем не благословение!
А вот Л. поехала в Лавру, собравшись в монастырь по достижении, ради близких, пенсии, и услышала: мать, кому ты нужна, там вкалывать нужно, а ты старая уже…У нее язык прильпе к гортани, и не смогла выговорить, что шесть лет каждый праздник и отпуск проводит в монастыре, там ее знают и согласны принять… плачет, продолжает ездить в монастырь, но живет дома – не благословили! Когда хочешь принять благословение, надобно смотреть, имеет ли право благословлять обещающий благословение и как и в какой степени получил он это право[54].
История монашества содержит не так уж много примеров предварительного обращения к духовнику; Александр Гренков, будущий преподобный Амвросий Оптинский, ездил к старцу Илариону Троекуровскому, но и получив конкретное указание, даже с направлением, еще долго, по собственному выражению, жался; так же знаменитая Горицкая игумения Феофания (Готовцева): годы прошли от благословения до исполнения. Гораздо чаще будущие святые уходили, если достоверны жития, внезапно, прямо с того места, на котором настиг Божий зов, не советуясь с плотью и кровью[55]. Преподобный Кириак, когда за литургией до него дошли слова Спасителя аще кто хощет по Мне идти…[56], не заглянув домой, побежал к пристани и на первом корабле отплыл из Коринфа в Иерусалим.
Симеон Столпник так же внезапно удалился, однажды услышав заповеди блаженства. Поразительного случая касается блаженный Августин в «Исповеди»: тайный осведомитель, из придворных, во время прогулки набрел на хижину, где нашел книжку, жизнеописание преподобного Антония, немножко почитал и тут же принял решение: ожидавший его почетный титул «друга императора» променять на звание друга Божия – в монашестве. Святитель Гурий Казанский переосмыслил жизнь, находясь в темнице; обнаружив однажды дверь незапертой, он без всяких духовников прямиком отправился в Иосифо-Волоцкий монастырь.
Далее, монастырь советуют выбирать уже благоустроенный и не бедный, чтобы в нем не преобладала борьба за выживание и тяжкие в связи с этим труды; т. е. рекомендуется отдавать предпочтение уже обустроенному, восстановленному, как правило, исторически знаменитому монастырю, чтобы греться в лучах былой его славы, жить, как предвещал св. Антоний Великий, не в вертепах и хижинах, а в великолепных зданиях… заботиться о роскошных яствах… величаться отцами своими. В то же время ни в коем случае не должно быть материальной зависимости от спонсоров, потому что последние, вмешиваясь в монастырский уклад, нарушают его, да и деньги их неизвестно какого происхождения.
Наконец, считается, надо уходить постепенно. Понравился монастырь – поездить туда, сначала на три денечка, потом задерживаться на неделю, месяц, квартал, пока не возжелаешь остаться навсегда. Вероятно можно и так, зависит от темперамента, но встречается редко. Е., собравшаяся в Пюхтицу (1979), ни о чем таком не размышляла; «только бы взяли! Господи, только бы взяли!»…В самом деле: если горит сердце, уместны ли далеко простирающиеся расчеты, – хватит ли средств, сил, энтузиазма, словно собираешься мебель покупать или отпуск проводить за границей.
В былые времена при выборе монастыря думали не об удобствах; «искали, где бы жестокая жизнь была, подольше службу выбирали – в Саровской пустыни… Нет, еще слабо; пошли к о. Феодору в Санаксар, обитель без ограды, забором огорожена, церковь маленькая, волоковые окошки, внутри и стены не отесаны, и свеч-то не было: с лучиной читали в церкви»[57]…
Испрашивали воли Божией; митрополит Николай (Могилевский) рассказывает, как он, в самом начале ХХ века, решал проблему выбора: купил толстую книгу с описанием российских монастырей, помолился: да направит Господь Сам, куда Ему угодно; с тем и лег спать; утром задел книгу, она упала и раскрылась на Нило-Столобенской пустыни.
Многочисленные и многообразные разглагольствования о плохих временах, духовном оскудении и болезнях монашества всегда вуалируются и облагораживаются цитатами из сочинений епископа Игнатия (Брянчанинова). Кто бы ни обрушивался на монашество, прогрессисты в XIX веке, атеисты в ХХ или особенно пессимисты в XXI, неизменно в качестве сокрушительной дубины используют имя и слово святителя Игнатия.
Но почему бы для равновесия и объективности не обратиться к другому свидетелю, того же ранга и того же времени, к епископу Феофану: «Говорить, что монастыри потеряли свое значение – грешно. Это ложь… Подите в какой угодно монастырь, по внешнему виду там всё чинно, а так ли и внутри – про это кто может говорить? один Бог и совесть живущих в монастыре; сторонние судители о сем не избегают греха неправедного осуждения и клеветы… Я полагаю, что ни одной монахини и ни одного монаха не найдете, который совсем не имел бы заботы о внутреннем добром настроении… но успех не у всех одинаков»[58].
Да и святитель Игнатий, признавая, что «ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская», тем не менее утверждал: «еще монастыри, как учреждения Святого Духа испускают лучи света в христианство; еще есть там пища для благочестивых; еще есть там хранение евангельских заповедей; еще там – строгое и догматическое и нравственное Православие; там, хотя и редко, крайне редко, обретаются живые скрижали Святого Духа» (заметим в скобках, что общепризнанные «живые скрижали Святого Духа» не столь уж часто обретались во всю историю монашества и христианства).
Тенденциозный подбор цитат может создать впечатление, что епископ Игнатий, разочаровавшись в современном ему монашестве, признавал ошибочным юношеский выбор, порицал монастыри в принципе, а их быт считал лишь объектом для критики. Но это совершенно не так! Святитель всем сердцем любил иноческие обители: «воинство духовное! Да снизойдет на вас благословение неба за то, что вы возлюбили небо!.. Братия! Благую часть вы избрали! Не озирайтесь вспять, не привлекайтесь снова к миру… держитесь этого пристанища!»[59]. Сам он пребыл в монастыре до смерти, хотя, как аристократ по рождению и епископ на покое, вероятно, мог избрать для жительства что-нибудь более комфортабельное, уж конечно не устрашившись покинуть «неверную» стезю, если бы посчитал ее таковой.
И нельзя же Оптину, Валаам, Бородино и другие монастыри, высокое значение которых засвидетельствовано современниками и историей, считать лишенными монашеского делания, истлевшими нравственно, бездуховными[60], основываясь на предпочтении одного мнения; самое восторженное почитание святого не исключает, как известно, его человеческих недостатков, а иногда заблуждений, и почему не признать: епископ Игнатий шел далеко не обычным путем, который, даже зная конечный результат, вряд ли кто порекомендует к повторению: сменил в короткое время несколько обителей, неудовлетворенный то многолюдством, то окружением, то питанием, то климатом; в двадцать пять лет, не пройдя школы послушания, стал, при вмешательстве сильных мира сего, настоятелем, а затем устремился покинуть вверенное ему стадо по причине наветов и неприязней.
Автор жизнеописания объясняет «сословными свойствами, вплоть до кастовой отдельности», такие черты его характера, как всегдашнее стремление к самостоятельной деятельности по собственным убеждениям и мыслям, независимо от постороннего влияния[61]. В самосознании духовно гениальной личности заключена разгадка его особливости, одиночества и неприступности для понимания. Здесь же причина бесплодности поиска им старцев: их нет, потому что души созвучной, конгениальной и в то же время являющей желательное в наставнике неоспоримое превосходство, и впрямь не обретается.
Конечно, святой владыка, благодаря своей образованности и культуре, яснее других понимал несоответствие наличной монастырской действительности святоотеческому идеалу: он знал покаяние и ощущал это несоответствие в себе самом; его чуткая, нежная, тонкая душа страдала и плакала от боли. О. Георгий Флоровский указывает на сопротивление святителя Игнатия мистическим влияниям Александровской эпохи, проникнутой прелестной, мнимой, не трезвой, торопливой духовностью, отравленной гордыней; но странным образом черты той же эпохи отразились и в его личном облике: этим, может быть, объясняется вся резкость его отрицаний: борьбой с самим собою[62].
Тот же автор приводит свидетельство иностранца, путешествовавшего по России и побывавшего в 1840 году в Сергиевой пустыни; В. Пальмер цитирует резкие критические замечания настоятеля архимандрита Игнатия по поводу лицемерного православия и даже мертвости Церкви, сохраняющей лишь хорошую внешность, символы и обряды. Но обвинения касались лишь белого духовенства, зараженного духом еретического либерализма[63].
Святитель несомненно всегда отдавал предпочтение монашеству, верному святоотеческой традиции, и «приближаясь к концу земного странствования», недвусмысленно заключал: «духовным благом, объемлющим и совмещающим в себе прочие блага, называю монашество, к которому я призван с детства чудным призванием и неизреченною милостью»[64].
[53] Перевод Б. Пастернака.
[54] Слова свт. Филарета, митрополита Московского. В кн: Принадлежу всем вам. Жизнеописание игумении Спасо-Бородинского монастыря Марии (Тучковой). М., 2003, с. 99.
[57] Архим. Феофан Новоезерский. Цит. по: И. М. Концевич. Оптина пустынь и ее время. М., 1995, с. 62.
[58] Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Собрание писем. Паломник, 1994, с. 197 – 198.
[59] Святитель Игнатий (Брянчанинов), собр. соч., указ. изд., т. 1, с. 640, 515.
[60] Душа ну никак не хочет довериться высказываниям святителя о современном ему русском монашестве! Святость, как известно, не исключает человеческих ошибок, в данном случае породивших недоразумение, ставшее от частого повторения чуть ли не аксиомой; например, монах Иаков в книге «Созидатели Руси», соглашаясь с оценкой русского иночества, высказанной в письме епископа Игнатия (№ 49 (111, 18) от 4 февраля 1864 года; см. собр. соч., т. VII, М., 2001, с. 67), цитирует: «существует по некоторым местам телесный подвиг, и то более на показ людям. О. Макарий Оптинский решительно отвергал умное делание, называя его причиною прелести, и преподавал одно телесное исполнение заповедей (nota bene: как возможно телесное исполнение заповедей?). Св. Исаак Сирский говорит, что телесное делание без душевного – сосцы сухие и ложесна бесплодны; это видно на воспитанниках Оптиной пустыни» (!).
Святитель Игнатий знал преподобного Макария со времен своего недолговременного пребывания в Площанской пустыни зимой 1829 года; Димитрию Брянчанинову – 22 года; о. Макарию – 41, он уже девятнадцать лет монах и проходил обучение молитве, между прочим, у иеросхимонаха Афанасия, непосредственного ученика преподобного Паисия Величковского. Возможно, о. Макарий и пытался предостеречь новоначального, следуя святоотеческому завету: аще видишь юна, в небеса возносящася, верзи его за ногу на землю. Письма же о. Макария ясно указывают и на знание им святоотеческих воззрений, и на личную опытность в прохождении сокровенного поучения: «молитва умная есть высша всех деланий, по слову св. Григория Синаита… нынче много издано книг о сем делании, но надобно проходить оное с наставником, а не самочинно… молитвою Иисусовою нужно молиться всем и отгонять помыслы, но не искать ничего, кроме помилования; а Господь, даяй молитву молящемуся, даст и умную молитву, по слову Петра Дамаскина; а то у врага много подсад подвижников обольщать под видом истины ложными действиями» (Душеполезные поучения преподобного Макария Оптинского, изд. Введенской Оптиной пустыни, 1997, с. 317). Эта маленькая выписка содержит совершенно те же положения об Иисусовой молитве, которые проповедовал сам святитель Игнатий, и, кажется, исключает обвинения в предпочтении внешнего внутреннему. То же можно сказать и о преподобном Феофане Новоезерском, житие и писания которого опровергают аналогичную характеристику, данную ему святителем Игнатием.
[61] Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского. М., 2002, с. 162.
[62] Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991, с. 394.
[63] Там же.
[64] Святитель Игнатий (Брянчанинов), указ. изд. т. 5, с. 3.
Комментировать