Письма №№ 9 и 10.
Письма №№ 9 и 10, из коих первое к гр. Пратасову, а второе к К. Сербиновичу, наполнены исключительно вопросом о построении отдельного православного храма в Париже. Мысль о построении храма возникла у о. Иосифа тотчас же по прибытии в Париж при виде тесноты и убожества ютившейся при посольстве православной церкви. Настоятельная необходимость сооружения православного храма в Париже, сколько для достоинства нашего вероисповедания, столько и для удовлетворения духовных нужд, проживавших в Париже православных христиан, не только наших соотечественников, но и греков, молдаван и валахов, которые, не имея своих храмов, посещали нашу посольскую домовую церковь, побудила о. Иосифа написать в декабре 1847 г. гр. Пратасову, прося его исходатайствовать разрешение как на постройку церкви, так и на сбор пожертвовании для сего.
«Ваше Сиятельство[24], Милостивый Государь!
Давно русские путешественники высказывали искреннее желание построить в Париже православный храм Божий; в настоящее время это желание созрело, усилилось, благодарение Богу! — начало осуществляться. Соотечественники наши, находящиеся теперь в столице Франции, открыли подписку для внесения пожертвований на построение здесь церкви православно-католического восточного исповедания. Г-н наш поверенный по делам при французском дворе Николай Дмитриевич Киселев сердечно одобрил благое начинание и ожидает только мнения и разрешения Вашего С-ва, чтобы начать по этому делу сношение с министерством иностранных дел. Я вместе с моей временной православной паствой питаюсь сладкой надеждою, что Ваше С-во обратите благосклонное внимание на сне богоугодное дело, и умоляю Вас дать ему силу и добрый конец Вашим одобрением и ходатайством. Между тем, слыша часто от русских причины сего благого дела и разделяя их убеждения, осмеливаюсь изложить оные Вашему С-ву.
Приезжая во Францию из отечества, где православные храмы Божии обширны и благолепны, соотечественники наши бывают поражены удивлением и грустью при посещении здешней нашей посольской капеллы, которую они находят тесной, бедной, ветхой: стены не только не благоукрашенными без св. икон, но и не окрашенными, иконостас в некоторых местах прорванным. Невместительность ее особенно бывает заметна в большие праздники: Пасху, Рождество Христово и т. п. и не может быть устранена без построения обширного храма; потому что наша церковь в Париже служит прибежищем не только для русских, которые одни могли бы наполнить довольно большой храм, но и для греков, молдаван, славян, вообще всех христиан православно-католического Восточного исповедания, из которых никто своей церкви в Париже не имеет. И прискорбно бывает видеть, что они не находят места в храме своихъ единоверцев русских!
Часто по любопытству, или боле основательным побуждениям приходят к нашему богослужению жители Парижа и за бедность нашей капеллы не имеют уважения к православию и делают невыгодные суждения о нашем отечестве. Больно слышать подобные отзывы, хотя они и ложны, и не основательны: виновники их, привязанные ко внешности, сказали бы противное при взгляде на благолепный православный храм Божий. Бог знает может быть другие приведены были бы этим к более важным мыслям и чувствованиям — к предпочтению православия другим вероисповеданиям.
Особенно важные неудобства испытывает церковь при перемещении из одного дома в другой: иконостас, церковная утварь, удобства богослужения, приспособленные к одной комнате, подвергаются ломке, переменам: ветхий иконостас нашей капеллы не может выдержать никакого перемещения. Наконец, взор христианина невольно обращается и на то место, где прежде существовала церковь: церковные законы, освященные веками, не терпят, чтобы место, материалы и все, соприкасавшееся к храму Божию, подвергались неприличному, мирскому употреблению, и сердце стесняется от скорби, когда бывает мерзость запустения на месте святом. К сожалению, православные испытывают это в Париже, видя на месте прежней посольской капеллы кофейню, и боясь за священное место настоящего помещения церкви, которое скоро имеет быть переменено. Для избежания всех показанных неудобств необходимо построение храма достаточно поместительного, благолепного Восточно-православного во всех отношениях. Достаточные для сего средства представляются в доброхотных подаяниях русских путешественников: число их, средства и усердие подают твердую надежду на успех предпринимаемого благочестивого дела. Несомненно, можно ожидать не малых пособий от соотечественников, живущих в России, для которых весьма приятно содействовать процветанию православия в чужой земле. Наконец наши единоверцы: греки, молдаване и другие с радостью принесут свою лепту в сокровищницу добрых приношений: и что не может сделаться в один год, восполнится в другой, совершится в третий. Остается еще одно средство самое верное, безошибочное, источник всех средств: доброму делу всесильный Бог помощник!
Итак, снова обращаюсь к Вашему С-ву с покорнейшей сердечной просьбой утвердить начинающееся дело законным порядком: позволить продолжать подписку с собранием суммы, а для сего выдать в Парижскую церковь сборную законно скрепленную книгу, и позволить мне обращаться с просьбой о пожертвовании к соотечественникам, живущим в России.
Ходатайство и утверждение Вашего С-ва будет первым камнем для созидания храма нашего в Париже; а церковь никогда не забывает в своих молитвах блаженных созидателей храмов. В ожидании благодетельного решения Вашего С-ва честь имею всегда быть с глубочайшим почтением и совершенной преданностью
Вашего Сиятельства
Милостивого Государя
Покорнейший слуга и усердный богомолец Российско-императорского посольства в Париже
Священник
Иосиф Васильев, Париж, 28 декабря 1847 г. / 9 генваря 1848 г.»
Одновременно с этим письмом, о. Иосиф писал К.С.Сербиновичу:
«Вчера 29 декабря я отправил письмо к графу Николаю Александровичу[25], где прошу Его С-во о ходатайстве и разрешении построить православный храм Божий в Париже на счет доброхотных подаяний русских путешественников, соотечественников наших, живущих в России и других православных; теперь обращаюсь к Вашему П-ву с покорнейшей просьбой обратить благосклонное внимание на это дело, и добрым Вашим ходатайством содействовать к совершению и процветанию благочестивого начинания наших соотечественников. А прежде всего, Ваше П-во, окажите мне милость — выслушайте мои объяснения по начавшемуся делу построения церкви.
Мысль о построении храма Божия Восточно-Католического исповедания давно уже родилась в сердце православных путешественников и современном более и более укреплялась при взгляде на бедность, тесноту и ветхость нашей посольской каплицы. Собственно говоря, домовая церковь при Парижском нашем посольстве не есть достояние казны, или создание общества русских; нет, это частное пожертвование и построение Демидова, посему имя его и стоит под иконой Ап. Петра и Павла с объяснением дела. Что в 1817 году сделано одним Демидовым, очевидно может быть сделано пожертвованиями многих; что прежде было сделано в малом виде —домашняя церковь, — то, несомненно, не встретить препятствия быть совершенным в большом виде — в отдельном великолепном храме; словом, настоящее существование домовой при нашей миссии в Париже церкви своими обстоятельствами ручается за будущее существование храма отдельного. Так понял это дело г. наш поверенный при Французском дворе Н.Д.Киселев; он одобрил усердие русских, и не только не нашел к исполнению дела никаких политических препятствий, но и обещал со своей стороны содействие при сношениях с министерством иностранных дел и французским правительством. После такого благоприятного отзыва началась подписка довольно деятельно на трех тетрадках, из которых одной заведует Марья Яковлевна Нарышкина, другой — Владимир Давидов, третьей — я с кн. Куракиным. Подписка производится с означением имени деятеля и суммы пожертвования без внесения денег, которые не считаем себя вправе принимать без разрешения. Нельзя слишком хвалить щедрости деятелей; однако же приношения благонадежны: есть тысячи, пятьсот, двести, и нет менее ста; можно ожидать большей ревности после разрешения: теперь пока действуют робко и еще нерешительно. В сей раз я не посылаю Вашему П-ву подписки, потому что многие продолжают вносить свои имена, и в случае посылки дело принуждено было бы остановиться. Для совершенной законности подписки необходимо иметь книгу, скрепленную начальством, о чем я и просил графа Николая Александровича[26] и обращаю ту же усердную просьбу к Вашему П-ву. И особенно умоляю дать делу сколько возможно скорейший конец: замедление будет для подписчиков неприятным предзнаменованием; с другой стороны, многие из них выедут из Парижа, и гораздо труднее будет получить с них подписанную сумму. Пожертвования, конечно, не ограничатся пребывающими в Париже; их принесут и соотечественники наши, не оставлявшие России; в сем случае я прошу разрешения обращаться с письмами к тем, которые в прошедшем году высказывали свое усердие к построению храма Божия и не могли удовлетворить своему благочестивому желанию, и вообще ко всем известным своей любовью к процветанию Православия. Не откажутся принести посильные подаяния и наши единоверцы: греки, болгары, молдаване и другие, которые, не имея своей, в нашу церковь собираются для молитвы. Нельзя сказать решительно может ли дело собрать достаточные средства в один год; но смело можно надеяться этого в два, три года. По количеству суммы должна быть определена и форма храма: в 200,000 руб. можно устроить храм достаточно благолепный. Разрешение начать дело будет главным шагом, половиной дела. Ваше П-во своим добрым ходатайством включите себя в число блаженных создателей храма!
В декабре месяце я посещал и теперь по временам продолжаю посещать богословские публичные лекции в Сорбонской Академии. Воспоминание о Сорбонне, о важности ее влияния в древние времена, о великих именах ее профессоров, о рождении и укреплении в ней Галликанских прав и льгот (libertés), воспоминание обо всем этом наполняет душу благоговением к этому великому месту. Что же теперь богословская Сорбонна? Невольная грусть стесняет сердце при ее посещении: место для преподавания богословия отведено в 3-м этаже, залы, если так можно назвать их из снисхождения, тесны, грязны, ничтожны, но и в них столько слушателей, сколько колосьев на пожатой ниве, преподавание профессоров — голос в пустыне. От чего же это? Частью от направления века — от безразличия религиозного и суеты, частью от направления профессоров, от ультрамонтанизма, который родился от стеснения церкви правительством и славы нового Папы, частью наконец от достоинств профессоров, которые люди весьма незамечательные. В следующем письме изложу сие подробнее.
С Николаем Арсеньевичем Жеребцовым я имел счастье послать Вашему П-ву только что вышедшее в свет сочинение: «Etude sur la législation de la France et de la Russie en matier de la Religion. Par M-r le Duc de Wahny»; явление замечательное по автору и взгляду.
Примите Ваше П-во мое усердное приветствие с новым годом. Не преставая молить Господа о ниспослании на Вас своих щедрот честь имею и пр.
Париж, 30 декабря 1847 г. / 11 генваря 1848 г.»
[24] Гр. Николай Александрович Пратасов, род. в 1798 г. Образование получил домашнее. В 1817 г. поступил на службу в лейб-гвардии гусарский полк юнкером. С 1819 г. состоял адъютантом попеременно при ген.-адъют. Васильчикове, гр. Бенкендорфе и ген.-фельдм. гр. Дибич-Забалканском; в 1831 г. — флиг.-адьютант; в 1834 г. — член правления училищ, главн. правл. цензуры и комит. по устройству учебн. заведений; в 1835 г. 11 апр. — и д. товарища мин. нар. просвещения, в 70-м же году ему поручено наблюдение над главн. педагогич. институтом и Румянцевским музеем и заведывал Белорусским учебным округом. 24 го февраля 1835 г. — и. о. обер-прокурора Св. Синода; 21-го июня — чл. Ком. дух. училищ; 25 июля — обер-прокурором Св. Синода, с оставл. членства главн. правл. учил.и цензур. Сконч. 16 янв. 1855 г.
[25] Гр. Пратасову. См. выше.
[26] Гр. Пратасов.
Комментировать