Парижские письма протоиерея Иосифа Васильевича Васильева к обер-прокурорам Святейшего Синода и другим лицам с 1846 по 1867 гг.

Парижские письма протоиерея Иосифа Васильевича Васильева к обер-прокурорам Святейшего Синода и другим лицам с 1846 по 1867 гг. - Письмо № 51.

(6 голосов4.3 из 5)

Оглавление

Письмо № 51.

Присоединенный к Православной Церкви аббат Гетте[130], продолжая свои труды против Рима, выпустил в 1862 году книгу «De la Papauté schismatique», которая тотчас же Ватиканом была внесена в список запрещенных книг. Восхваляя труд аббата Гетте, прот. Васильев просил А.П.Ахматова[131] приобрести это сочинение для семинарских библиотек, что послужило бы некоторым поощрением автору.

Редактирование «L’Union Chrétienne» доставляло не мало горечи прот. Васильеву. Полное безучастие заграничных священнослужителей, банкротство Константинопольского корреспондента, недоплатившего редакции 800 франков, наконец, стремление о. Иосифа возвратиться в Россию и др. причины заставили его подумать о прекращении издания.

Сильное возбуждение христианского мира, вызванное сочинением Ренана «Жизнь Иисуса Христа», постепенно улеглось, благодаря появившимся критическим статьям, в числе коих был труд Гетте, о чем прот. Васильев с радостью сообщал обер-прокурору. Другое значительное событие описываемое о. Васильевым в настоящем письме, — это ослабление влияния католического духовенства, вызванное сочинением «Le Maudit». Заканчивает настоящее письмо прот. Васильев выражением скорби о плохом состоянии богословского факультета Сорбонны, где молодые профессора ультрамонтанисты все свои лекции наполняли бранью против Православия, и по поводу междоусобия католиков — либералов с нелибералами. Нет более древней Сорбонны, осталась только тень и вывеска, писал о. Иосиф; борьба пока слышаться в подземных ударах, но она разразится извержением о междоусобии католиков.

«Соответственно поручению Вашего П-ва[132], я занялся отысканием латино-французской Библии. Новых изданий по этой части нет, по нерасположению Римско-католической Церкви к трудам подобного рода. Из преждеизданных — два мне показались слишком многотомными: — таковы Библия де-Вапся в пятнадцати томах, и Саси в тридцати двух томах.

Я избрал средину, т. е. Библию, изданную де-Женудом в пяти томах. К сожалению, нельзя было отыскать более нового экземпляра, как тот, который я приобрел за 30 франков. Генерал-адъютант Сергей Григорьевич Кушелев взял на себя труд доставить эту посылку Вашему П-ву.

Папа осудил книгу о. Владимира Гетте, поставив ее в число запрещенных книг (а l’index). Спустя три дня после этого Ватиканского грома, воссиял с Востока радостный луч солнца. Православный сочинитель «de Іа Papauté schismatique» имел утешение получить на свой труд одобрительную грамоту Св. Вселенского Патриарха Софрония. Кроме обычной своей важности, этот документ приобретает новую силу от совпадения с папским осуждением. Имею честь представить при сем Вашему П-ву подлинник упомянутой официальной грамоты первого пастыря Православной Церкви. Перевод же оной вы изволите усмотреть в «Христианском Единении».

Пользуюсь сим событием, чтоб возобновить пред Вашим П-вом покорнейшую просьбу о содействии к распространению в России книги о. Гетте. На Западе продано пока сто двадцать экземпляров; об отправленных в Россию двухстах экземплярах нет удовлетворительных известий. Между тем сочинитель положил на издание своего труда около четырех тысяч франков. Для него было бы благовременною помощью, если бы наши отечественные иерархи соблаговолили взять по одному экземпляру «Схизматического Папства», а равно если бы по стольку же было приобретено семинарскими библиотеками. Для духовных воспитанников книга о. Гетте была бы полезна и по содержанию, и по языку. Мне совестно быть докучливым. Но ходатайствуя в пользу православного писателя, я имею в виду благо Православной Церкви. Таково расположение умов и сила предрассудков на Западе, что защитник истины или должен обречь себя на тягостное молчание, или посвятить свои силы святому делу и вместе принести материальную жертву. О. Гетте не ищет вознаграждения за свой труд, ни даже возвращения своего пожертвования, а был бы счастлив встретить только некоторое сочувствие и облегчение. Польза от его труда в благо Православия несомненно, хотя успех и не кажется блестящим. Это закон всякого начинания на новом поприще среди многочисленных препятствий.

«L’Union Chrétienne» вступило в пятый год своего воинствующего существования. Большая часть подписчиков этого листка доселе оказались ему верными: надеемся на умножение. Из России, без сомнения благодаря благосклонному содействию Вашего П-ва, тоже возвратились почти все наши читатели. Редакция ожидает исполнения Вашего обещания о даровании, как в прошлом году, тысячи двухсот франков на покрытие части дефицита. С нами случилось по пословице: «где тонко там и рвется». Корреспондент наш в Константинополе, книгопродавец Полихрониадес, собрав с подписчиков деньги обанкротился и мог выслать нам некоторую часть, а остальных восемьсот франков мы лишились. Эта просьба о помощи есть последняя. Если в конце будущего года «L’Union Chrétienne» не покроет своих издержек (10,000 фр.), то я решился прекратить издание оного. Кроме некоторых личных пожертвований и труда, бодрость слабеет от неучастия моих заграничных товарищей. Один из них четыре года собирается писать статьи, и доселе извиняется не досугами; другой предпочитает основать свой журнал на русском язык; тот предлагает преобразовать «L’Union Chrétienne» в журнал, оппозиционный своей Церкви; иной доставил три статьи, но совершенно негодных к помещению в какой бы то ни было листок. Верно, не приспело время, а, с другой стороны, неумное и недостоинство трудящихся делает их труд малоплодным. Как будто светил луч надежды со стороны англичан, расположенных к соединению с Православной Церковью, да и тот начинает померекать, как можно усмотреть из последних объяснений англиканских богословов в столбцах «Христианского единения». При том с окончанием предстоящего года исполнится моему заграничному служению девятнадцать лет, и я серьезно начинаю думать о возвращении в отечество. Кроме того, что я никогда не хотел прожить всю жизнь вне России, Бог напоминает мне о возвращении обстоятельствами моего семейства: старшей моей дочери скоро шестнадцать лет, второй четырнадцать. Пора на родину! Оставляя же Париж, я не хочу возложить на плечи моего преемника произвольно предпринятых мной трудов в роде «L’Union Chrétienne». Волнение, произведенное в Христианском мире, кичливой и вместе пустой книгой Ренана, начинает успокаиваться. Время, которое ныне так скоро сокрушает все явления; сильный и единодушный отпор, который противопоставили дерзкому нападению на Спасителя христиане всех вероисповеданий; строгий суд о Ренане многоученой и рационалистической Германии, дошедший наконец в переводах до слуха малоучёных французов, — все эти обстоятельства послужили противоядием зловредному действию мнимой «Жизни Иисуса». Почтенный о. Гетте принес свою добрую лепту в эту сокровищницу. Его труд печатается на греческом языке в Лейнах под редакцией известного профессора богословия в Афинском университете Константина Контогони. И однако ж сто тысяч экземпляров плевел Ренановых, падших на почву маловерия и малознания, произвели и произведут важный ущерб ниве Христовой! Теперь явилась новая стенобитная машина, направленная исключительно против Римско-католической Церкви. Разумею нравоописательный роман: «Le Maudit». Сочинитель его еще остается неизвестным. Гадают, что это есть произведение женевского пастора Бунгенера (Bungener), известного своими двумя антикатолическими повестями: «Un sermon sous Louis XIV» и «Julien ou la fin d’un siecle». Другие вернее предполагают, что «Le Maudit» вышел из-под пера римско-католического священника, как это и значится на обертке книги, и думают узнать в авторе аббата Мишона. В самом деле многие обстоятельства жизни Г. Мишона, его шаткое положение в своей Церкви, независимость его характера, его литературные достоинства и недостатки, сам отъезд его в Палестину за несколько дней до появления в свет «Le Maudit», все это, взятое вместе, дает вероятность предположению о написании книги аббатом Мишином. Наконец ходит мнение, что «Le Maudit» есть плод нашего почтенного о. Гетте; но это неверно. По прочтении упомянутого нравоописательного романа, о. Владимир Гетте нашел изображение предмета весьма верным, указал на многие лица, едва прикрытые псевдонимом; но, по его мнению, дело весьма смягчено и не полно, без сомнения, потому что вернейшее и полнейшее описание внутреннего быта римско-католического духовенства, подвергло бы сочинителя суду, а сочинение — запрещению. О. Гетте уверяет, что легко составит дополнение к «Проклятому» столь же обширное, как новопоявившийся роман.

Несмотря на сдержанность тона сочинения, «Le Maudit» нанесет большой ущерб влиянию здешнего духовенства. Неуместное порицание этой книги в заседании Сената послужило новой приманкой к чтению оной.

Уже несколько тысяч раскуплено, и я едва мог отыскать экземпляр для Вашего П-ва.

Печатают новое издание. Римско-католическое духовенство ведет себя в этом случае смиренно и осторожно; запретив через духовников читать зловредную книгу, оно пока отмахивается. Да и трудно было бы опровергать подобный род сочинения. С другой стороны, в молчании есть невыгода: оно может быть принято за знак согласия. Полагают, что епископы коснутся «Le Maudit» в грамотах, которые здесь печатать в обычае, по случаю Великого поста. Другой литературной и богословской новости нет.

Уровень учености здешнего духовенства довольно низок; важных сочинений не пишут, а ограничиваются перепечаткой трудов ученых XVII и XVIII веков, да трудятся над составлением благочестивых книг, направленных единственно к сердцу и воображению. Это направление духовных творений вышло от иезуитов. Опытные в управлении совестью сыны Игнатия дошли до уверенности, что доводы и изыскания мало помогают поддержанию и усилению веры и духовной жизни. Вернейшее средство к тому есть действие на сердце, которое составляет главную основу и пружину жизни. Насколько раз я был на богословских курсах в Сорбонне, и могу только сказать: «нет древней Сорбонны, осталась только ее тень и вывеска». Профессора все молодые, малоученые и страшные ультрамонтаны. Как необходимое последствие этого направления есть их вражда к Церкви Православной. При всяком удобном и неудобном случае эти учители гремят против Нее не доказательствами, а бранью и клеветой; название «schismatique» кажется им слишком благосклонным, и для большого унижения они называют Ее «photienne».

В этом роде отличается особенно аббат Перев, воспитанник покойного Лякордера.

Если есть геликан в Парижской епархии, то это Архиепископ Дарбуа, но и тот, как человек крайне осторожный, умерил свой галликанизм со времени восшествия на епископскую кафедру.

Ему ставят в заслугу то, что он не расположен к иезуитам, которых весьма малое число, сравнительно с прежним, он допустил к проповеданию в приходских церквях Парижа в пост перед Рождеством Христовым. И иезуиты не жалуют Парижского Архипастыря, оплакивая между своими его холодность к Риму.

При мысли об ультрамонтанах и галликанах нельзя не сказать, что пресловутое Римское единство еще не так плотно, как привыкли о нем думать. Не даром отступница Свечина называла галликанизм малым расколом, в отличие от большого раскола Православия.

Но благоразумие латин здесь то и является во всей силе, т. е. в умении прикрывать разногласия обаятельными словами: Папа, католицизм, единство. В самом ультрамонтанском лагере свирепствует теперь важное междоусобие между католиками либералами и нелибералами. Во главе первых стоят обломки школы Ламене: де-Монталамберт, де-Броли, Епископ Маре и др. Вторыми руководят иезуиты. Борьба пока слышится в подземных ударах, но она разразится извержением. Речь графа де-Монталамберта, произнесенная на Малинском конгрессе, в которой порывистый оратор защищал так называемые завоевания современной цивилизации: свободу политическую, свободы совести, вероисповеданий, книгопечатания, — эта речь служит предметом пререканий не только между писателями, но и между епископами, иезуиты ведут либеральные тенденции под индекс. После останется выбор между двумя крайностями: покорность или восстание. А если вспомнить о брожении умов в Италии, заразившем значительную часть низшего духовенства, то единство средневековое окажется еще более шатким.

Переходя от чужих дел, если только позволено считать события в христианском мире чужими, к своим, к кругу моего служения, имею утешение доложить Вашему П-ву, что по церкви, причту и здешнему летучему приходу все, благодаря Бога, обстоит благополучно. У нас есть разногласие, но не важное, чисто физическое, — в голосе нашего почтенного о. диакона. Если время может исправить недостаток гортани и слуха, то на этого одного, как говорят, служителя Божия (le temps est un ministre de Dieu) возлагаем надежду. Русских в Париже не более трети сравнительно с прежним. Седьмого текущего декабря я имел радость освятить домовую церковь княгини Бутера. Еще одна точка иностранной земли посвящена православной молитве — да будет благословен Бог!

Искренно приветствуя Ваше П-во с новым годом и проливая мои бедные молитвы о Вашем здоровье и успехе благих трудов Ваших, с истинным почтением и пр.

Париж, 22 декабря 1863 г. / 6 января 1864 г


[130] См. выше письмо № 38.

[131] Обер-прокурор Св. Синода. См. выше письмо № 50.

[132] А.Н.Ахматов. См. выше письмо № 50.

Комментировать