Письмо № 5.
«В последнем моем письме, посланном в генваре с Г. Рюминым, я имел честь описать Вашему П-ву печальный оборот дел Г. Альбана; с тех пор я его не видел, и ничего не мог узнать о нем от других — удивительно, куда он делся! Г. Тирьон живет здесь в бедности (на хлебе у своего брата дворника) и без всякой пользы для православия, которого он не поддерживает ни словом, ни делом. Нельзя отрицать пользы от его перевода литургии Св. Златоуста, которую покупают русские для чтения и французы по любопытству: последние восхищаются простатою, возвышенностью и сладостью молитв. Один из прочитавших купец Le-Roi два раза был в нашей церкви, и, как он сам выразился, был очарован величием восточного богослужения: подобные же отзывы я слышал от парижских дам. О большей части пребывающих в Париже русских с сердечным удовольствием надобно сказать, что вера и благочестие их не только не ослабевают за границей, но еще укрепляются, по крайней мере, выражаются с большей силой. Каждое воскресенье и каждый праздник наша церковь бывает наполнена богомольцами, которые возносят свои молитвы в тишине и благоговении; после обедни часто просят служить молебны, панихиды и пр., нередко приглашают для служб церковных и в дома, чем прекрасно поддерживается и питается семейное благочестие. Кроме воскресных и праздничных дней, большая часть дней недели бывают заняты служением литургий по частным просьбам. Великим постом на 1-й, 4-й, 6-й и 7-й неделях была служба каждый день, в прочие недели три раза: в среду, пяток и воскресенье; исповедников и причастников было человек 200 с избытком! Вообще служба парижской православной церкви не уступит ни в многочисленности, ни в благолепии доброй в России приходской церкви. Одного не достает для полноты благолепия — обширного и благоукрашенного храма: все мои заботы по сему предмету пока не увенчались желанным успехом; причины тому а) в том, что о. протоиерей не считает построения церкви в Париже ни нужным, ни возможным; а действовать отдельно от него и неприятно и незаконно, b) Посольство не охотно слушает мысль и план об устроении церкви, и отказывает не только в содействии, но и покровительстве, считая это дело до него не касающимся и соблазнительным в то время, когда многие кричат о насильственном распространении Российской церкви. Оно предлагает построить дом и в нем устроить просторную и благоукрашенную церковь, на подобие нашей почтамтской. Первое затруднение встречается при покупке земли для постройки — на чье имя она может быть куплена, если посольство не возьмет это на себя? На имя общества православных, живущих в Париже? Но это общество не составляет ничего целого и постоянного. На имя священника, как сделал это английский епископ Люскомб, который таким образом на доброхотное подаяние построил церковь в Париже? Но это поставляет священника в сношения с полицией, и заставляет его продать церковь при своем отъезде к соблазну других, по примеру Люскомба. Второе препятствие: кто займется устройством церкви? Третье: голодная и беспокойная чернь может разрушить работу. Сии и подобные возражения были представлены некоторыми против всеобщего сердечного желания русских построить церковь в Париже; но все они не только не сильны остановить предприятия, но и заставить в нем усомниться. Холодность посольства, как легко можно было видеть, зависит от мнимой неверности предприятия по отношению к средствам: но настоящий год мог легко показать неверность этого мнения, ибо он представлял довольно средств. — Русских было много, и между ними считали много усердных дателей. К сожалению, время прошло и осталось от него доброго — крепкое и более распространившееся желание — построить церковь в Париже, которое поехало теперь вместе с русскими в Россию расшириться и возмужать, и возвратиться на место действования. Необходимо крепкое желание и постоянство, — препятствия исчезнуть сами собой: Бог помощник доброму делу, а для Него нет препятствий.
Кроме богослужения большая часть моего времени употреблялась на преподавание детям Закона Божия и русского языка. О. диакон, к сожалению, приехал поздно (в половине генваря) и тяжесть уроков этот год лежала на мне одном; я называю уроки тяжестью частью вообще по трудности преподавания, а, особенно по их многочисленности. Преподавая в 9-ти домах, по два, или даже по три раза в неделю в каждом, я оставлял мою квартиру в 8 часов утра (если не было службы) и возвращался в нее в 5 часов пополудни с усталостью, с пустотой и слабостью в груди, крепостью которой я не могу похвалиться. В преподавании уроков по домам есть сторона светлая — это исполнение обязанности священника — учить прихожан истинам веры; обязанность эту я старался выполнить в обширнейшем смысле, т. е. уча детей, я часто учил вместе с ними их отцов и матерей, которые присутствовали при уроках и иногда предлагали свои вопросы и недоумения. Вторая выгода от преподавания уроков та, что узнаешь людей вообще и, в частности, своих пасомых, которых нужды должны быть известны пастырю; Аз знаю моя, сказал Спаситель. Наконец к выгодам надобно отнести и то утешение, какое имеет наставник от успехов своихъ учеников. Я не говорю о выгодах внешних материальных, частью потому, что это для священника должно быть последним делом; а частью и потому, что они очень незначительны: мне платили даже 2 и 3 франка за урок; более просить совестился. Темная сторона преподавания уроков, — это потеря времени для занятий ученых и серьезных. Эту же невыгоду видел я и от посещений моих соотечественников и обязанности удовлетворять настоятельным их просьбам не оставить их посещением: но всегда утешительно было видеть наклонность здешних православных к важным и благочестивым разговорам. О. диакон ничего не помогал мне в этот год; потому что он приехал в Париж, когда я уже быль обременен уроками; а, с другой стороны, и сами отцы и матери не хотели брать его наставником по непривычке его к обществу и по его диаконскому, а не священническому сану. Последняя причина есть предрассудок, который я по возможности истреблял, и, надеюсь, что в следующий год он исчезнет сам собой.
Остальное время я употреблял на приобретение полезных познаний. В Великий пост проповедники без умолку оглашали храмы поучениями, я слышал пять проповедников. Лакордера, Кера (Coeur), Дегерри (Deguerry), Дюпанлу (Dupanloup), Ратисбона. Лакордер несмотря на всю свою славу, не может почесться истинным проповедником; это славный оратор светский, Демосфен, Цицерон или кто-нибудь другой; но никак не Златоуст, ни Григорий Богослов, ни св. Димитрий Ростовский, даже ни Массильон, Бурдалу, или кто-нибудь из настоящих наших известных проповедников; это оратор для камеры депутатов, или адвокат для судилища (чем и был он до поступления в орден Доминиканцев — проповедников), или, наконец, профессор для чтения уроков. Главная причина всех недостатков его проповеди — до крайности простертое желание приспособляться к своим слушателям, ложное выполнение слов Ап. Павла: бых всем вся, да всяко некия спасу. Посему г. Лакордер иногда из проповедника делается смехотворцем: один раз при мне он намеренно произнес насколько Английских слов самым жалким искаженным образом к удовольствию своихъ слушателей. Часто также острить над лицами и мнениями, рассуждает о предметах, не имеющих отношения к проповеди — о политике, физике и т. п. и проповедует христианство иногда в ложном свете. Приметив однажды в числе своих слушателей много аристократов, сей проповедник начал доказывать, что религия христианская есть религия дворян; parce que lesus Christ est un premier gentilhomme; a забыл изречение Ап. Павла: о Христе Иисусе несть Иудей, ни Еллин, ни раб и свобод. Вообще проповедь Лакордера производит скорбное впечатление на людей, привыкших слышать из уст проповедника чистую, Божественную истину, выраженную с благоговением и верностью. «Слышали ль Вы Лакордера?». «Слышал». «Каково проповедует?». «Очень хорошо; но я не могу назидаться красноречием, которое очень часто оскорбляет христианское чувство». Часто слыхал я подобные отзывы русских о знаменитом французском проповеднике, тогда как он не возбудил против себя неприятного чувства нехорошими отзывами об нашей церкви. Предметом проповедей Лакордера в настоящий год было утверждение истинности христианства со стороны исторической, догматической и нравственной; здравая и строгая критика нашла бы недостаток основательности в его доводах и опровержениях: но опыт доказал, что его слово не было без плода для неверующих. Я слышал, что проповедник имел утешение преподать таинства исповеди и Св. причащения, обращенным словом его с пути заблуждения. Кроме этой духовной награды, проповедник довольно награжден славой этого мира, если только можно назвать ее возмездием: на художественной выставке настоящего года украшали Луврскую галерею два живописных портрета и бюст Лакордера, которые скоро же были куплены почитателями славного оратора. Много также уважают священника Coeur’a, который проповедует в церкви Св. Магдалины. Этот проповедник вышел из школы о. Равиньяка, иезуита, который за болезнью, по совету докторов, оставил кафедру на год или на два, чтобы восстановить свои силы на юге Франции. Равиньяк пользовался большим уважением и любовью, чем Лакордер: по поводу изгнания иезуитов из Парижа, или лучше запрещения жить им в обществе, жители Парижа, разделились на две партии — одни утверждали, что иезуиты хороши, потому что Равиньяк иезуит; другие жалели о нем, что он в заблуждении, причисляя себя к числу нехороших людей; но никто не оскорбил его чести и цели. Главное достоинство Равиньяка состоит в тихом чувстве благочестия, благоговения и христианской любви, которым одушевлены все его проповеди; этому желает подражать г. Кер, но, к сожалению, не умеет держаться в пределах умеренности: его проповеди полны энтузиазма, нетерпимости, неровности чувства, неестественности, так что проповедник живо напоминает собой Петра-пустынника. Впрочем французы, пристрастные к эффекту, шуму и жестикуляции с удовольствием слушают г. Кера. Не меньшим вниманием, хотя заслуживают большего, пользуются священники Дегерри и Дюпанлу; первый — главный священник церкви св. Евстафия, второй — секретарь архиепископа Парижского. В этих лицах я нашел истинных проповедников, которые передают истины веры и благочестия с простотой, основательностью и назидательным чувством: особенно понравилась мне проповедь г. Дегерри о вере, которая может убедить и тронуть каждого христианина, и слово г. Дюпанлу о покорности воле Божией и повиновении властям. Последняя была вызвана обстоятельствами — возмущением черни по случаю голода, и дышит смелой и сильной убедительностью: я видел многих мужчин, которые от души плакали. Г. Ратьебон, прежде всего, известен своей биографией: это недавно (1844 г.) обращенный еврей. О брате его написали целую книжку, где изложено, после безуспешных увещаний друзей его, чудесное явление Божией Матери в одной из римских церквей, которым будто бы обращен был в христианство этот упорный потомок Авраама. Вскоре после этого он пробрел для римской Церкви своего брата, который теперь одним из уважаемых священников в Париже. Искренность своего обращения братья Ратьебоны засвидетельствовали плодами истинно христианскими, пожертвовав все свое имение 200,000 франков на устройство заведения в пользу новообращаемых евреев. Неутомимо действуя в обращении евреев, священник Ратьебон дает в своем заведении наставление в истинах христианства, а бедным пристанище. Недавно я был в его капелле при крещении взрослой еврейки и сделал с ним легкое знакомство через графиню Бобринскую. В своихъ проповедях, которые он говорит при каждом крещении новообращенной, г. Ратьебон отличается истинным благочестием; но в нем есть еще остаток духа талмудического, особенно в изображении жизни будущей, где он дает много свободы своей фантазии.
Вскоре после Святой недели, именно 28 апреля по старому стилю, я был откомандирован посольством в Швейцарию. Великая княгиня Анна Феодоровна[17], которая живет в Женеве, писала нашему посланнику в Швейцарии г. Барону Крюденеру — доставить ей утешение веры, которого она лишена уже более года, не имея возможности, за отсутствием священника Каченовского[18], исповедаться и приобщиться Св. Тайн. Наш посланник в Швейцарии, зная о пребывании двух священников в Париже, обратился к г. нашему поверенному в делах при Французском дворе Николаю Дмитриевичу Киселеву, который назначил меня для исполнения благого желания Великой княгини. Прибыв через Базель в Берн, где находится наша посольская церковь, я отслужил здесь Св. литургию и с запасными Св. Дарами отправился в Женеву. На даче, отстоящей на версту от города, я отслужил для Ее Имп. Высочества всенощное бдение, за которым последовала исповедь, а на другой день в 10 часов 8 мая пропели мы с Бернскими причетниками обедницу, т. е. краткую обедню Златоуста без освящения Св. Даров. Великая княгиня уже в почтенных летах, но крепкая и живая, показывает истинную привязанность к православной вере: с величайшим чувством благоговения, которое выражалось в Ее виде, а еще более в обильных слезах, она приняла Св. Тайны. К сожалению, она не говорит и не понимает по-русски, что много скрывает от Нее смысл и достоинство Богослужения. Она обыкновенно говорит на французском языке, посему и приняла весьма милостиво французский перевод литургии Св. Златоуста, который я представил Ее Высочеству. Здесь же в Женеве я имел утешение присоединить к Св. Восточной Церкви жену певчего при нашей капелле в Берне Иринея Великославинского Анну Эммануилову протестантского исповедания; Великая княгиня была восприемницей: трогательность обрядов, важность отрицаний, возвышенная теплота молитв, трогательное положение новообращенной доставили новую пищу благочестно высокой восприемницы. По ее желанию я совершил обряд и таинство на славянском языке с переводом на французский, что и необходимо было для новообращенной, которой природный язык есть французский. Наш посланник в Швейцарии представил певчего Великославинского, которого жена приняла православие, к диаконскому сану с условием служить при капелле на прежних условиях; осмеливаюсь покорнейше просить Ваше П-во обратить милостивое внимание на дело Великославинского; это будет для него награда за любовь к своей вере и обеспечение его семейства на будущее время, тем более что означенный певчий не пользуется крепким здоровьем.
На возвратном пути из Женевы, где я пробыл четыре дня, я воспользовался случаем осмотреть Швейцарию, ее природу, жителей, памятники. С этой целью посетил я кантоны: Базельский, Бернский, Лозаннский, Фрибургский, Унтервальден, Люцерпский и Цюрихский. О природе Швейцарии не могу сказать ничего другого, как что она есть лучшая проповедь славы Божией и его бесконечных совершенств: в Швейцарии полезно путешествовать безбожникам, если они есть на свете. Жители Швейцарии совершенны в физическом отношении — здоровы, веселы, но ум их недостаточно образован; а воля дика и необуздана. Религия в Швейцарии весьма неблагоустроена, — такой крутой переход от неограниченной свободы Кальвинизма к крайней строгости католицизма: от того ужасная борьба мнений.
Религиозные памятники в Швейцарии очень замечательны, и все они обязаны своим бытием католичеству. Какие великолепные соборы в каждом кантоне, и теперь в кантонах протестантских они в совершенном запустении! полы изломаны, надписи затерты, картины в небрежении, статуи обезображены: это сделано в беспокойные времена реформации. Этого мало: в мою бытность в Женеве в соборе устраивали скамьи, хоры и т. п. для публичного заседания по случаю принятия конституции. Вот какое назначение получили теперь храмы Божии! Вот какие соборы и советы заняли место в дому Божием!
В Базеле делают не лучше, дают в церкви концерты! Самая примечательная из протестантских соборных церквей в Базеле: она построена в XII веке, хранит в себе прах Еразма Ротердамского, Иоанна Эколампадия — этих оракулов и преобразователей Базеля.
За алтарем еще существует зала, в которой Западные Епископы держали Собор Базельский, замечательный низложением папы Евгения IV и возведением на престол Феликса; этот собор много содействовал успехам реформации, поколебав безусловное повиновение папе. В Базельской библиотеке я видел автографы Лютера, Меланхтона, Еразма Ротердамского, — это собрание их писем. Неизъяснимое чувство родилось во мне при взгляде на почерк преобразователей, неправильный, неразборчивый, небрежный: но сколько перемен произвели эти перья!
Между прочим, на древних образах и свящ. статуях в церквях Швейцарии я заметил, что благословляющая рука Спасителя изображена в том виде, как рисуют и слагают в церкви православной; почему же католики и протестанты не верны своей древности? Католическая церкви представляют совсем другое зрелище — тишину, великолепие, драгоценность: особенно это можно сказать о соборной церкви в Фрибурге и Иезуитской в Люцерне. Странно только обыкновение — выставлять мощи совершенно открыто в виде скелетов в прозрачных и странных одеждах. В Фрибурге я осмотрел Иезуитский пансион, в котором воспитываются молодые люди всех наций, есть, слышал я и русских два воспитанника — Бутурлин и еще кто-то. Внешний порядок заведения, чистота, удобства — удивительны; на мои вопросы о науках, о наставниках и проч., мой вожатый отвечал: я не знаю, это не мое дело. Путешествие в Швейцарии вообще много мне сделало пользы и доставило приятных воспоминаний.
Сердечно благодарю Ваше П-во за милостивое внимание ко мне, оказанное в рекомендации меня Г. нашему министру при Оттоманском дворе. К крайнему моему сожалению, я не мог воспользоваться полезными его беседами, ни быть ему полезным в руководстве по Парижу: после первого свидания, которое продолжалось часа два, я должен был проститься с ним по причине отъезда моего в Швейцарию.
Перед самым моим отъездом случилось еще одно дело, достойное внимания: к нам в капеллу явился католический священник из Неаполя из собрания Св. Таинства (congregation de S-t. Sacrement) по фамилии Коррадо, и искал присоединения к православной церкви, именно к Российской. Для сего он хотел отправиться в Россию и просил дать ему на это пособие; здесь-то и встретилось затруднение, потому что наше посольство не хотело принять участия.
О другой церкви — в Венеции, или Германии о. Коррадо и слушать не хотел, боясь везде преследований со стороны папы. В мое отсутствие он имел с о. протоиереем долгую беседу и, узнав об отказе денежных пособий и невозможности вступить в брак, после уже не приходил. Нельзя сказать, чтобы этот священник (он даже миссионер, и на это у него есть документы) имел хорошее образование; но его вид, разговор, манеры показывают в нем порядочного человека; от роду ему лет 30.
Скоро ожидаю я к себе моего родственника о. Полисадова[19], который общался быть у меня на пути в Швейцарию; может быть я могу быть ему полезным некоторыми предварительными сведениями о Швейцарии. Бернская наша капелла очень хороша; жаль только, что она ни при посольстве, которое в Цюрихе, ни при Великой Княгине, которая в Женеве: церковь одинока и без покровительства.
Пользуясь досугом, я составил некоторые литературные заметки[20], которые честь имею представить Вашему П-ву; надеюсь еще прислать с Михаилом Васильевичем Шишмаревым, который теперь в Киссингене, или Николаем Федоровичем Евреиновым.
Париж, 24 июня / 6 июля 1847 г.»
[17] Анна Феодоровна, Цесаревна и Великая Княгиня, первая супруга вел. кн. Константина Павловича. Дочь герцога Саксен-Кобурского; род. II сент. 1781 г. в Готе; 2 фев. 1796 г. приняла православие, а 16 февраля соверш. бракосочетание ее с в. кн. Константином Павловичем; в 1801 г. принуждена была уехать из России и проживала в Париже и Швейцарии; 20 марта 1820 г. последовал развод ее с Константином Павловичем. Ск. 12 авг. 1860 г. в Эльфенау близ Берна.
[18] Каченовский, Лев Яковлевич, протоиерей. Род. в 1794 г.; оконч. курс в Черниговск. семинарии; 1 янв. 1823 г. рукополож. во свящ.; 2 авг. 1828 г. — свящ. 4-го Бугского полка; 6 июня 1830 г. — свящ. при Ясском госпитале; в конце тридцатых годов назнач. свящ. в Швейцарии, где состоял духовником в. к. Анны Феодоровны; в 1847 г. — уволен с пенсией и в том же году скончался.
[19] Полисадов Василий Петрович, прот. Род. в 1815 г.; в 1842 г. оконч. Моск. Дух. Академию со степ. магист. богословия; в том же году опред. на кафедру богословия в СПб. Дух. семинар.; в марте 1845 г. рукоположен во священники; 26 мая 1847 г. опред. к церкви в Женеве и духовник, вел. кн. Анны Феодоровны; в 1849 г. — свящ. посольск. церкви в Париже; в 1854 г. — настоятель посольск. церк. в Берлине; в 1858 г. — настоят. Петропавловского собора в СПб. и проф. богословия СПб. универ.; в 1871 г. — свящ. Исаакиевского собора; в 1874 г. — в отставке. Ск. 2 авг. 1878 г.
[20] В деле не оказалось.
Комментировать