Парижские письма протоиерея Иосифа Васильевича Васильева к обер-прокурорам Святейшего Синода и другим лицам с 1846 по 1867 гг.

Парижские письма протоиерея Иосифа Васильевича Васильева к обер-прокурорам Святейшего Синода и другим лицам с 1846 по 1867 гг. - Письмо № 23.

(6 голосов4.3 из 5)

Оглавление

Письмо № 23.

Почти одновременно прот. Васильев писал К.С.Сербиновичу[64]:

«В дополнение к сведениям, сообщенным мной Его С-ву, гр. Николаю Александровичу[65], о вновь учрежденной Валахами капеллы в Париже, честь имею присовокупить следующее. Священнослужитель, избранный Валахами к учрежденной ими капеллы, есть архимандрит Иосафат; он принимал участие в возмущении, происшедшем в Валахии в 1848 г., и подвержен за сие Валахским Митрополитом запрещению от священнослужения. В том же году запрещенный архимандрит оставил свое отечество, не уплатив долгов около 35 т. франков, и после трехгодичного пребывания в Константинополе, прибыл в Париж. По чувству вражды к Росси и по непрерывным сношениям с Валахскими эмигрантами, он никогда не посещал нашей церкви, так что я и не знал о его пребывании в Париже. Только по поводу благодетельных действий Благочестивейшего Государя нашего на Востоке в пользу Православной Церкви Валахские эмигранты решились воспользоваться пребыванием в Париже блуждающего архимандрита Иосафата. Перед освящением капеллы Валахи хотели привлечь в свое общество и некоторых греков; но сии последние отреклись идти в ту церковь, где будет совершать служение священник, находящийся под запрещением. Это обстоятельство привело в недоумение самих Валахов, и они потребовали объяснения от архимандрита. Он отвечал, что действительно был запрещен Валахским Митрополитом, но в пребывание его (Иосафата) в Константинополе покойный Цареградский Патриарх будто бы разрешил его словесно от запрещения. В подтверждение сего он не мог представить никаких доказательств. Смущенные Валахи перенесли дело на суд к Турецкому посланнику Вели-паше (какая странность). Мусульманский сановник отвечал, что он в сем деле не судья, и что он может только снестися по сему предмету с Константинопольским Патриархом. Между тем просители, для которых вера была только делом посторонним, решили допустить архимандрита до священнослужения, в уважение того, что запрещение, если таковое и было, поразило архимандрита за его политические мнения, а не за преступление против Церкви, по сему не могло быть действительным. Так решило незаконное соборище к их самоосуждению и к соблазну Церкви! К счастью парижские журналы или не знали сего, или намеренно не обратили внимания, внутренне радуясь помянутому нестроению. Освящение церкви происходило 11 (23) октября. При церемонии, совершавшейся на Валахском языке, присутствовали человек тридцать Валахов и насколько любопытных. Торжество имело вид напряженный; и сквозь наружную радость проглядывало угрызение совести, возбужденной незаконностью дела. Церковь названа Руманской (l’Eglise Roumane d’Orient) и находится rue Rasine № 22, в довольно пространной комнате. Все это рассказано мне одним армянином, который, по любопытству, присутствовал при освящении церкви. Если бы Патриарх Константинопольский назначил к основанной капелле правильного священнослужителя, то дело в течение времени приняло бы оборот к пользе Церкви, ибо ненависть к России исчезла бы вместе с ее сосудами, а капелла осталась бы для хвалы Богу.

В Париже составляется общество, имеющее целью соединение Церквей. Основатель оного есть грек Яков Пиципио. Вот некоторые обстоятельства его жизни. Пиципио родом с острова Хиоса; воспитание начал в греческом училище в Константинополе и окончил оное в Париже от 1820–24 года. Затем он отправился в Россию и вступил в службу в Одесса при Новороссийском Генерал-Губернаторе, и оставаясь там до 1830 г., дослужился до чина коллежского асессора. Президент Греции Граф Каподистриа пригласил Г. Пиципио к себе в Грецию, и дал ему занятие по министерству народного просвещения и вместе и редакцию журнала «Спаситель».

В 1844 г. по случаю объявления закона о правах Греков туземных (Αύτοχτόνος) и инородных (Ετεροχτόνος) после тщетного домогательства быть причисленным к категории первых, Пиципио в досаде оставил свое новое отечество и перешел в службу Турецкого правительства. В сей стране он занимал две должности: секретаря Решида-паши и попечителя всех греческих школь Оттоманской Империи. Не знаю, какие причины заставили Г. Пиципио оставить свою должность и Турцию; он уверяет, что это сделано единственно ради усталости от трудов и с целью посвятить остаток жизни (ему около 50 лет) пользам Христианской Церкви. В апреле месяце текущего года Г. Пиципіо поселился на острове Мальте и принял участие в издающемся на сем острове журнале «Portofolio Maltese». Он поместил в нем ряд писем в изобличение беспорядков и злоупотреблений, существующих в православном духовенстве Турецкой Империи. Письма сии, напечатанные после книжицей под заглавием ό Α’/ατολιχός Χρίςιανός, не отличаются кротостью и наполнены указаниями на лица православных епископов. Главные пункты обличений направлены против симонии, разврата, невежества и холодности к вере. Сии нападения обратили внимание, на автора оных, Римского двора; и кардинал Антонелли пригласил Г. Пиципио в Рим. В столице Римского католицизма грек писатель был несколько раз принять Папой, и приглашаем в общество кардиналов. Таким образом мысль о соединении Церквей, по уверению Г. Пиципио, давно питаемая им, утвердилась советом и содействием Папы. По прежнему ли знакомству с Парижем, или по удобнейшему распространению в сем городе всяких планов и мыслей, Пиципио избрал французскую столицу местом своего действия. Теперь он составил программу своих предположений и образа действия и рассылает ее ко всем лицам, могущим имеет влияние на осуществление его плана. Честь имею приложить при сем экземпляр программы[66] на французском и греческом языке, равно и копию с письма, при котором я получил сии книжицы. Из краткого образа жизни Г. Пиципио, ее перемен и странничества, можно вывести два следствия: 1) Перемена мест, занятий, образа жизни научают человека познанию людей, расширяют и разнообразят его понятия, обогащают опытностью. С другой стороны, 2) свидетельствуют о непостоянстве характера и развивают дух искательства. Сии обе стороны соединяются в лице Г. Пиципио. Имея много фактических познаний, он не имеет довольно спокойствия и основательности в своих взглядах на вещи, увлекается воображением; а в добавок в его действиях проглядывает желание приобрести известность. Г. Греческий посланник, князь Маврокордато, назвал мне его искателем приключений, и вообще греки имеют о нем мнение невыгодное. В этом суждении есть часть правды, но есть и преувеличение, происходящее от личных отношений. Более важным для меня вопросом было решить: — Г. Пиципио остался ли верным Православию или сделался униатом? Его непочтение к иерархам Греческой Церкви, его сношения с Римом приводят к уверенности в последнем. По крайней мере журналы («La pressе», «La Religieuse», «l’Independance», «Belge») провозгласили его таковым. Сам же Пиципио словесно уверяет, что он принадлежит к Церкви Православной, почти каждое воскресенье бывает в нашей капеллы, и по временам также строго судить римскую Церковь, как и греческую. Посмотрю, будет ли он говеть и приступить ли к таинствам в нашей церкви.

Программа Г. Пиципио начинается изложением побуждений и взглядом на состояние Церквей. Автор, как видно, более чувствовал дело, чем понимал: от того изложение побуждении не имеет полного и ясного развития. А историко-статистическое описание Православной Церкви как вообще, так относительно к отраслям Ее, неверно, поверхностно, чуждо основательного изучения. Неизвестно почему Г. Пиципио видит нестроение и разделение во взаимной независимости церквей православных в их внутреннем управлении. Может быть и верно изображение недостатков Греческой Церкви; но тому, кто избрал своим девизом: «imité et charité», следовало бы воздержаться от неумеренных и оскорбительных выражений.

Основание, на котором предполагается соединить церкви, тоже высказано не довольно ясно: выражение «соглашаться только в догматах, утвержденных Христом», повторяется всеми церквями с незапамятных времен, и каждая соединяет с сим выражением свой особый смысл. Второе встречающееся в программе положение: «соединиться на основании верований, существовавших до разделения», (tradition de i’Eglise primitive), яснее и указывает на путь к соединению. К сожалению, и свойство древности присвояется всеми церквами. На вопрос Г. Пиципио, как яснее выразить условия единства, я отвечал: а) Символ Веры Никео-цареградский без изменения, в) Древняя иерархическая отношения кафедр, т. е. святительское равенство патриархов, при относительном различии преимуществ чести, с) Взаимное сохранение чиноположений богослужения. Из замечаний Г. Пиципио я видел, что он избегает ясности для большего успеха дела. Сколько я понял из программы и объяснений, он не имеет в виду достигнуть соединения догматического; он желает только приготовить к оному устранением взаимного недоверия и ненависти между церквями христианскими и водворением терпимости и любви. Догматические же определения он предоставляет впоследствии Вселенскому собору. Нельзя не согласиться, что подобный путь не чужд оригинальности и удобоисполнительности. Прежние попытки к соединению Церквей начинались способом противоположнымъ, т. e. рассуждениями и прениями. Опыт показал, что таковые прения не ведут к цели при существовании недоверия и ненависти. Один Бог знает время сего вожделенного события; один Он избирает орудия! Если Пиципио и не достигнет цели, то может принести пользу и вообще христианам напоминанием о единстве и любви и молитвой о сем; Православной же Церкви он может быть полезен распространением об ней верных сведений, особенно если ему удастся, как он предполагает, основать для сей цели журнал.

Г. Пиципио уверяет, что его общество уже заключает в себе до тридцати тысяч членов[67], число, по общему мнению, слишком преувеличенное; что рекомендует его в моих глазах, — это удаление от униатов Телецкого, который предлагал ему свое содействие. Пиципио, по коротком объяснении с сим выходцем, понял, что его цель есть земная и политическая[68].

Я имел честь довести до сведения Вашего П-ва, что направление духовенства и вообще стремление Французской Церкви обратились к ультрамонтанизму. По силе и напряженности сего оборота можно было ожидать противодействия, и действительно открываются признаки оного в некоторых новых сочинениях в защиту Галликанизма: одно из них под заглавием: «De l’Eglise gallicane et de ses droits»[69], направленное против Монталамберта, принадлежит перу неизвестному, по-богословски ученому и с сильной логикою. Автор основательно доказывает, что галликанские идеи существовали в Церкви с древних времен, и по времени и основательности достойны гораздо большого уважения, нежели идеи ультрамонтанские, обязанные своим происхождением средним векам. Другое сочинение: «Du siege du pouvoir ecclesiastique dans l’Eglise de Jesus Christ» написано аббатом Промпса (Prompsault), священником в богоугодном заведении слепых. Сей сочинитель пошел далее первого, доказывая, что Апостол Петр не был начальником Апостолов, что Церковь управлялась не одним, а сонмом учеников Христовых. Сия тема развита с большой подробностью и основательностью, по указаниям Священного Писания. Книжица показалась опасной, и Лионский кардинал осудил его торжественной грамотой, а Архиепископ Парижский пастырскими внушениями убедил сочинителя отказаться от своих мыслей. Письменная ретрактация аббата Промпса не тверда и не ясна. Полагают, что и сам Архиепископ Парижский внутренне разделяет мысли аббата до некоторой степени, ибо не без основания его почитают вождем Галликанской партии. Недавным установлением учебного праздника, который всегда будет совершаться в конце ноября, — в церкви Св. Женевьевы (Пантеоне), прелат столичный возбудил к себе неприязнь многих своих собратий ультрамонтанов. Мысль сего праздника — примирить науку с верою, университет с Церковью. Поклонники Рима называют это общением Христа с Велиаром. Как посмотришь ближе на Римско-Католическую Церковь, то она очень далека от того единства, которым величается!

В начале ноября скончался Иван Степанович Лавров[70], служивший протоиереем при нашей церкви в Париже и лишенный священного сана за непокорность и удаление от Церкви и отечества. Во время его болезни я пытался два раза узнать о расположении его сердца и напутствовать его в другую жизнь. Лавров не хотел видеть меня, отказался от всякой помощи веры и молитв, сделав распоряжение вести его труп прямо на кладбище; что и сделано при распоряжении комиссара полиции. Так непокорный и заблудший в жизни, окончил ее ожесточением при смерти. Страшно! Но он перед судом Божиим! К счастью, смерть Лаврова не была никем замечена и описана.

Париж, ноябрь/декабрь 1853 г.»

Письмо это было доложено Государю 21 декабря 1853 г.

В деле есть записка, что по приказанию Константина Степановича Сербиновича никакого исполнения не требуется.


[64] См. выше письмо № 1.

[65] Гр. Пратасов, см. письмо № 9.

[66] См. дело К. О. Π. 1853 г., № 236, I о. 2 с

[67] Греков весьма немного; большая часть латины. Принимаются в общество и протестанты; например, адмирал Baudin.

[68] Архиепископ Парижский очень холодно принимает Пиципио и равнодушен к его предприятию.

[69] О Галликанской церкви и ее нравах.

[70] Лавров Иван Степанович, прот. церкви при медико-хирургической академии. 21 окт. 1818 г. назначен свящ. церкви при миссии нашей в Париже. 1823 г. — награжден орд. Св. Анны 2-й ст.; 1829 г. — наперсным крестом с алмазами; в 1832 г. — крестом с бриллиантами; в 1834 г. —  уволен с пенсией; в 1841 г. — самовольно возвратился в Париж; в 1848 г.— лишен сана, так как посланник наш в Париже гр. Орлов доносил, что прот. Л. сделался республиканцем и примкнул к революционной партии. Ск. в 1853 г.

Комментировать