Письмо № 18.
«До меня дошел слух о назначении диакона к церкви нашей миссии. Приношу Его С-ву, графу Николаю Александровичу[46] и Вашему П-ву искреннейшую благодарность за восполнение причта нашей церкви. Присутствие диакона весьма много будет содействовать благолепию богослужения; с другой стороны, помощник в богослужении будет в некотором отношении моим помощником и в попечении о православной пастве парижской. Милостивое участие Вашего П-ва в сем деле есть ручательство за то и другое. Необширность нашего храма Божия имеет нужду в голос не столько громком и сильном, сколько в чистом и образованном; последнего особенно требует развитый и взыскательный вкус путешествующих соотечественников. К сожалению, здешние певчие не вполне могут удовлетворять сим условиям: два тенора сносны, а недавно прибывший бас Михаил Мансветов и по голосу слаб и необразован, и недовольно привержен к своему делу. Употребляю мои последние усилия к образованию стройного пения; а в случае неуспеха, приму смелость беспокоить Ваше П-во покорнейшей просьбою о перемене певчего Мансветова. От его пребывания в Париже трудно ожидать и других усовершенствований, т. е. по языку, наукам и т. п.; его нездоровье служит тому препятствием. Для составления отечественной библиотеки при нашей церкви я собрал пожертвований 400 фр., и обращаюсь теперь к живущему временно в С.-Петербурге учителю детей кн. Куракина Александру Ивановичу Поповицкому[47] за покупкой и высылкой книг через книготорговца Исакова. Ободренный прежним вниманием Вашего П-ва ко мне я осмелился поручить Г. Поповицкому представить мой каталог книг на просвещенное благоусмотрение Ваше. Откровенно признаюсь, — здесь вдали весьма трудно было сделать выбор книг; многие произведения мне известны только по объявлениям и отзывам журналов, — ненадежное ручательство!; появление других, может быть, мне еще неизвестно. Даже относительно тех книг, с которыми я был прежде знакомь, не доверяю одной моей памяти и суждению; можно думать, что они уже заменены лучшими произведениями в том же роде. Между тем цель и средство библиотеки возлагают на меня обязанность величайшей осмотрительности. Усерднейше прошу в сем деле мудрого руководства Вашего П-ва. Приготовляю к сведению Вашему, если не к напечатанию в журнале Министерства народного просвещения, изложение с пояснениями нового закона народного просвещения во Франции, а теперь честь имею при сем представить Вашему П-ву некоторые сведения и замечания, имеющие отношение к нашей Церкви и нашему отечеству.
Париж, 14/16 июня 1850 г.»
Планы Терлецкого, враждебные Православной Церкви, еще нисколько не приведены в исполнение. Причина тому в недостаточности финансовых средств униата. Кажется, римские католики, занятые собственными нуждами и обстоятельствами, не довольно деятельно сочувствуют замыслам Терлецкого. Может быть, самая обширность их ручается за их несбыточность; в одной статейке, отпечатанной в газете «La Pologne» и подписанной «un prêtre slave» (это произведение Терлецкого), излагаются следующие предначертания: «в интересах духовных и светских римского двора — поддерживать начинающееся дело униатской пропаганды; Папа придает сему делу важность и блеск, поставив славяно-униатского Патриарха и учредив несколько кардиналов в сей отрасли римско-католической Церкви. Пока центром унии будет Галиция, а со временем он перенесется в Киев». Словесно же Терлецкий высказывает свои надежды с успехом действовать на секты раскольников, в России и Болгарии находящихся, в уверенности, что, по их ненависти к Православной Церкви, они легко дадут доступ униатскому католичеству. Путей и средств к этому он не обозначает; таким образом, его предприятия ограничиваются фантазиями, не лишенными, впрочем, тонкости и изобретательности. Предположенное построение славяно-униатской церкви, или лучше каплицы, еще нисколько не подвинулось.
Для помещения оной проповедник унии хочет избрать одну праздную мастерскую живописца, сокрушаясь, впрочем, о возвышенной цене (1000 фр. в год). Устройство каплицы он думает скопировать с нашей посольской церкви, а для сего, как я узнал, подсылает по Воскресеньям к обедне художников из поляков, дабы глазомером усвоить расположение нашей Церкви. Два поляка даже в будни приходили ко мне с просьбой посмотреть и заметить устройство алтаря и церкви. По их хотя не ясным намекам я узнал руку Терлецкого, и отвечал его посланцам, что даже Православный, непосвященный в чин церковный, не может входить в алтарь, тем более запрещен туда вход иноверному; самая церковь существует для молитвы и таинств, и простое любопытство было бы непочтением к святому месту. Поляки нашли этот ответ естественным и верным, и объяснив мне прямо, от кого они пришли (от Терлецкого), вежливо раскланялись со мной. На иконостас Терлецкий решился поместить, кроме местных икон, изображения Св. Мелодия и Кирилла, славянских Апостолов, и Свв. Равноапостольных Владимира и Ольги, как будто бы они были приверженцы западного католичества. Через сие он надеется сгладить внешнюю разницу своей церкви от нашей, и, таким образом, успешнее действовать в совращении православных. Живописцы из поляков обещали Терлецкому даром или, по крайней мере, за дешевую цену написать образа. Даже один из поляков правит должность пономаря и певчего при богослужении униата в церкви Св. Сульпиция, припевая «Господи помилуй!»[41].
Сердцу больно видеть, как Святое и благолепное богослужение православное искажается на алтаре латинском! Отсутствие проскомидии, которую Терлецкий совершает в ризнице, отсутствие каждения, по уверению служащего — по неудобности, частый звон колокольчика, уничтожение Св. входов, заманенных простыми поворотами, а в заключение — совершение литургии тихим голосом на подобие тайной мессы, все это совершенно скрывает величественную и многознаменательную физиономию Божественной литургии православной.
Ответ барона Бюлера на проповедь Лякордера не будет напечатан. Автор, для избегания ответственности, обратился за позволением к графу Орлову, приложив свое сочинение не в полном виде, а граф представил оное на Высочайшее благорассмотрение.
Государь Император, по прочтении, изволил отозваться: «замечания полны ума и благородных чувств, но полемика с Лякордером не нужна Барон Бюлер занимается теперь перепиской своих замечаний вполне, дабы снова через графа Орлова представить их Августейшему Монарху, без прошения о напечатании, а просто как выражение верноподданнических чувств. Есть причины радоваться, что сочинение Бюлера не будет напечатано. Проповедь доминиканца своими увеличениями ослабила то действие, которое имел в виду проповедник, время и легкость французов сгладили, можно сказать, последние следы, так что теперь все уже забыли об исступленных восклицаниях, произнесенных против нашего правительства 2–14 апреля. Напечатание же возражений против проповеди снова воскресило бы ее в памяти и вызвало бы ответы и критики, похожие на саму проповедь. Правда, в упоминаемом сочинении есть много истин и фактов, которые полезно было бы знать западным; но для более подробного объяснения и для успешнейшего их действия, кажется, требуется сочинение более обширное, чем брошюра Бюлера. От Терлецкого не скрылись невнимательность и забвение публики к его делу. Чтобы пробудить от этого состояния римских католиков, он написал отзыв о проповеди Лякордера в пользу унии; можно предвидеть, что здесь не будет недостатка ни в похвалах соучастнику дела, ни во внушениях содействовать оному.
Честь имею приложить при сем эту статейку «Moniteur Catholique». Ответные грамоты восточных патриархов на послание Папы Римского Пия IX покупаются медленно и как бы неохотно; причина тому в молчании журналов. Католические периодические издания намеренно ничего не говорят об ответах патриархов, чтобы не дать им известности; а протестантских журналов молчание, не знаю, чем объяснить. В редакцию протестантского журнала «Semeur» положено по принятому обычаю по два экземпляра; под этим только условием он делает отзывы. Кажется, «Semeur» имеет обычай говорить о произведениях и происшествиях уже после того, как другие произнесут о них приговор. Того же надобно ожидать от сего журнала и в суждении новейшей контроверсии Запада с Востоком. Неутомим и никогда не молчит только один Терлецкий; давно уже он собирается отпечатать свои замечания на патриаршие окружные послания в «Moniteur Catholique», и несколько тому времени назад оттиснул род предисловия к своей критике; статейка ничем не замечательная, она даже говорит о посторонних вещах. Удивительно только дерзость Терлецкого, с которой он утверждает, что переводом и опубликованием грамот патриархов занимались агенты русского правительства (agents Russes).
Статья Тютчева о делах Рима не произвела впечатления, какого можно было ожидать. Причина тому в мнимо официальном значении, которое придано сочинению, в подписи сочинителя «un diplomate Russe», и в многословном и не довольно определенном языке. Появление этой статьи подало повод в скором времени журналам высказать поверхностно заматеревшие на Западе мысли о главенстве церковном нашего Государя (в этом немного виноват Г. Тютчев), о рабстве духовенства, о притязаниях России на Запад. С особенной словоохотливостью распространился об этом «Constitutionel». Подобные отзывы не заслуживают никакого внимания; я ожидал отзывов более серьезных. «L’ami de la religion» обещал было ряд статей по сему предмету, но поместивши только две коротких, в которых не было ничего, к делу относящегося, до сих пор не выдает продолжения. Более достойный внимания отзыв был помещен в ежемесячном журнале «L’autorité». Лоренси (Laurentiе) сочинитель, прекрасно владеющий пером, начал статью философическими доказательствами необходимости авторитета в делах духовных; как можно предвидеть, он вел свои силлогизмы к Папе, которого выдал за утверждение Церкви. Затем долго рассуждал о несообразности абсолютного участия правительств в церковных делах, сделав приложение сего начала к Восточной Церкви. В заключение высказал необходимость и желание соединения Церквей, понимая под этим безусловное присоединение православной Церкви к латинской. Все рассуждения были перемешаны с остротами на Г. Тютчева, и с хулой на мнимое бесплодие нашей Церкви.
Нельзя не заметить в статье Г. Тютчева наклонности к индиферентизму, — это его уверение, что между Восточной и Западной Церковью нет разности существенной, догматической. Если это были со стороны сочинителя осторожные выражения, то они были не благовременны и весьма худо гармонировали с появившимися окружными посланиями восточных патриархов, где весьма строго судится отступление Запада».
К сему письму приложен № 126 от 30 апреля 1850 г. «Le Moniteur Catholique», в коем помещена статья: «L’Eglise Slave à Paris» и подписана «Un Slave».
[46] Гр. Протасова.
[47] Поповицкий Александр Иванович — публицист-богослов. Род. в 1826 г. По окончании СПб. Духов. Академии в 1849 г. отправился в Париж; преподавателем русского языка детям секретаря посольства кн. Л.Б.Куракина и был псаломщиком при посольской церкви; с 1864 по 1881 гг. преподавал французск. яз. в СПб. Дух. Акад.; одновременно сотрудничал в разных светских и духовных журналах, а с 1867 г. редак. «Современного Листка», издаваемого при журнале «Странник»; с 1874 по 1884 гг. — редак. «Церковно-Общественного Вестника»; с 1885 по 1904 гг. редак. «Русского Паломника». Ск. 29 марта 1904 г.
[41] См. дело Канцелярии обер-прокурора. № 37475.
Комментировать