Николай Языков
Языков Николай Михайлович (1803–1846) – поэт. В знаменитом послании «К Языкову» А.С. Пушкин обращался к нему в 1824 году из Михайловского:
Издревне сладостный союз
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз,
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью.
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе…
Общепринятые представления о Языкове как о певце Пиров (Дельвиг), юности раздольной (Пушкин), буйства молодости (Баратынский) относятся к раннему дерптскому периоду его творчества. Но в этот же период застольных песен создан и шедевр русской религиозной лирики «Молитва» («Молю Святое Провиденье…») Языкова-Алябьева. После выхода в 1833 году первого стихотворного сборника «все глаза», по словам Н.В. Гоголя, «устремились на Языкова. Все ждали чего-то необычного от нового поэта». Этим ожиданиям не суждено было осуществиться. «Болезненное ярмо» на долгие годы приковало его к постели. Сверкавший, гремевший «огнедышащим стихом», как писал о нем Петр Вяземский в скорбном стихотворении «Поминки», Языков оказался «узником на чужбине». Его новые стихи появились в печати лишь через десять с лишним лет, вновь оказавшись в центре внимания. Среди них было стихотворение «К ненашим» (1844), ставшее поэтическим манифестом славянофилов и вызвавшее окончательное размежевание их с «западниками». «Сам Бог внушил тебе прекрасные и чудные стихи «К ненашим», – напишет ему Гоголь. Его последнее стихотворение «Сампсон» появилось в «Московском сборнике» в 1846 году. Умирая, он обратился к легенде о гибели библейского богатыря… Первые его псалмы датированы 1830 годом. Тогда же, во время холеры, он создаст гимн «Велик Господь! Земля и неба своды…», положенный на музыку Александром Верстовским и впервые прозвучавший в исполнении хора в Благородном собрании как благодарственный молебен о спасении Москвы. Пушкин создаст в Болдино «Пир во время чумы», в Москву он сможет прорваться через карантины только в начале января 1831 года, когда и звучал молебен Языкова-Верстовского. С именем Береговского связана самая знаменитая пушкинская песенная премьера 11 ноября 1823 года, когда в исполнении Петра Булахова (Сергея Лещенко того времени) прозвучала «Черная шаль», но не в Благородном собрании, а в частном Пашковском театре. Для ссыльного поэта сцена Благородного собрания, как и въезд в Москву, были закрыты. В 1823 году Береговский был лишь восходящей звездой. В 30-е годы он руководил всеми московскими императорскими театрами. Николай Языков, только что закончивший Дерптский университет, в мае 1830 года гостил в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот и вместе Киреевскими совершил паломничество в Троице-Сергиеву лавру, подробно описав его в стихотворении, обращенном к Марии Киреевской.
В те дни, как путь богоугодный
От места, где теперь стоим,
Мы совершали пешеходно
К местам и славным и святым;
В те дни, как сладостного мая
Любезно-свежая пора,
Тиха от утра до утра,
Сияла нам, благословляя
Наш подвиг веры и добра…
И в это же самое время, одновременно с Пушкиным, стихотворение «Чума» напишет своекошный студент Московского университета Михаил Лермонтов, оно будет начинаться строками: «Два человека в этот страшный год // Когда всех занимала смерть одна // Хранили чувство дружбы…» В том же 1830 году, но не в мае, а 14 августа, он вместе с бабушкой и кузинами отправится пешком на богомолье в Лавру и напишет стихотворение «Нищий», а ровно через год после Пушкина и Языкова, будет подписывать в Благородном собрании новогодние мадригалы и эпиграммы. При всем этом их пути никогда не пересекутся ни в Москве, ни в Петербурге, ни на богомолье.
Третий псалом Николая Языкова датирован 29 ноября 1844 года и относится к тем «поздним» стихам, которые, как и «Землетрясение», Жуковский и Гоголь считали высшими его достижениями. «Что же, спросят, – писал Жуковский, – неужели поэт должен ограничиться одними гимнами Богу и всякое другое поэтическое создание считать за грех против Божества и человечества? Ответ простой: не произноси имени Бога, но знай Его, верь Ему, иди к Нему, веди к Нему – тогда, что бы ни встретилось на пути твоем откровенному оку и что бы ни было это встреченное – высокое или мелкое, прекрасное или безобразное, многозначащее или легкое, забавное или мрачное – все оно, прошед через твою душу, приобретает ее характер, не изменив в то же время и собственного… Но поэт, свободный в выборе предмета, не свободен отделить от него самого себя: что скрыто в глубине его души, то будет вложено тайно, безнамеренно и даже противунамеренно и в его создание; что он с а м, то будет и его создание. Если он чист, то и мы не осквернимся, какие бы образы, нечистые и чудовищные, ни представлял он нам как художник; но и самое святое подействует на нас как отрава, когда оно нам выльется из сосуда души отравленной». Такую неотравленную душу Жуковский видел, среди европейских поэтов, в Вальтере Скотте, а «бездну сатанинского падения» – в Байроне, о котором писал: «Сколько непорочных душ растлила эта демоническая поэзия, обезобразившая перед ними Божий лик». Из русских поэтов, преодолевших это сатанинское падение, Жуковский выделял Пушкина и Николая Языкова.
Слава Богу
О, слава Богу, слава Богу!
Я не влюблен, свободен я;
Я выбрал лучшую дорогу
На скучной степи бытия:
Не занят светом и молвою,
Я знаю тихие мечты,
И не поклонник красоты,
И не обманут красотою.
Февраль 1824
Молитва
Молю Святое Провиденье:
Оставь мне тягостные дни,
Но дай железное терпенье,
Но сердце мне окамени.
Пусть, неизменен, жизни новой
Приду к таинственным вратам,
Как Волги вал белоголовый
Доходит целым к берегам.
12 апреля 1825
Романс А.А. Алябьева (1834).
Хор,
петый в Московском Благородном собрании
по случаю прекращения холеры в Москве
Велик Господь! Земля и неба своды –
Свершители судеб Его святых!
Благословен, когда казнит народы,
Благословен, когда спасает их.
Пославший нам годину искушенья
Не до конца рабов своих карал;
Нам воссиял желанный день спасенья,
День милости Господней воссиял.
Велик Господь! К Нему сердца и руки!
Ему хвалу гласи, тимпана звон!
Ему хвалу играйте, песен звуки!
Велик Господь! И свят Его закон!
1830
Музыка А.Н. Верстовского (1830).
Подражание псалму 14
Кому, о Господи! доступны
Твои Сионски высоты?
Тому, чьи мысли неподкупны,
Чьи целомудренны мечты;
Кто дел своих ценою злата
Не взвешивал, не продавал,
Не ухищрялся против брата
И на врага не клеветал;
Но верой в Бога укреплялся,
Но сердцем чистым и живым
Ему со страхом поклонялся,
С любовью плакал перед Ним!
И свят, о Боже, Твой избранник!
Мечом ли руку ополчит?
Велений Господа посланник,
Он исполина сокрушит!
В венце ли он – его народы
Возлюбят правду; весь и град
Взыграют радостью свободы,
И нивы златом закипят!
Возьмет ли арфу – дивной силой
Дух преисполнится его –
И, как орел ширококрылый,
Взлетит до неба Твоего!
3 сентября 1830
Подражание псалму 136
В дни плена, полные печали,
На Вавилонских берегах,
Среди врагов мы восседали
В молчанье горьком и слезах;
Там вопрошали нас тираны,
Почто мы плачем и грустим.
«Возьмите гусли и тимпаны
И пойте ваш Ерусалим».
Нет! Свято нам воспоминанье
О славной родине своей;
И не даем на посмеянье
Высоких песен прошлых дней!
Твои, Сион, они прекрасны!
В них ум и звук любимых стран!
Порвитесь, струны сладкогласны,
Разбейся, звонкий мой тимпан!
Окаменей, язык лукавый,
Когда забуду грусть мою
И песнь отечественной славы
Ее губителям спою.
А Ты, среди огней и грома
Нам даровавший Свой закон,
Напомяни сынам Эдома
День, Опозоривший Сион.
Когда они в весельи диком
Убийства, шумные вином,
Нас оглушали грозным криком:
«Все истребим, всех поженем!»
Блажен, кто смелою десницей
Оковы плена сокрушит,
Кто плач Израиля сторицей
На притеснителях отмстит!
Кто в дом тирана меч и пламень
И гибель грозную внесет!
И с ярким хохотом о камень
Его младенцев разобьет!
1830
Молитва
Моей лампады одинокой
Не потушай, светило дня!
Пускай продлится сон глубокой
И ночь глухая вкруг меня!
Моей молитвенной лампады
При догорающем огне,
Позволь еще забыться мне,
Позволь еще вкусить отрады
Молиться Богу за нее.
Его прелестное созданье,
Мое любимое мечтанье
И украшение мое!
Да жизни мирной и надежной
Он даст ей счастье на земле:
И в сердце пламень безмятежный,
И ясность мысли на челе!
И даст ей верного супруга,
Младого, чистого душой,
И с ним семейственный покой,
И в нем приветливого друга;
И даст почтительных детей,
Здоровых, умных и красивых,
И дочерей благочестивых,
И веледушных сыновей!
Но ты взошло. Сияньем чистым
Ты озарило небеса,
И блещет пурпуром златистым
Их величавая краса;
И воды пышно заструились,
Играя отблеском небес,
И свежих звуков полон лес;
Поля и холмы пробудились!
О! будь вся жизнь ее светла,
Как этот свод лазури ясной,
Высокий, тихий и прекрасный,
Живая Господу хвала!
1835
Землетрясение
Всевышний граду Константина
Землетрясенье посылал,
И геллеспонтская пучина,
И берег с грудой гор и скал
Дрожали, – и царей палаты,
И храм, и цирк, и гипподром,
И стен градских верхи зубчаты,
И все поморие кругом.
По всей пространной Византии,
В отверстых храмах, Богу сил
Обильно пелися литии
И дым молитвенных кадил
Клубился; люди, страхом полны,
Текли перед Христов алтарь:
Сенат, синклит, народа волны
И сам благочестивый царь.
Вотще. Их вопли и моленья
Господь во гневе отвергал,
И гул и гром землетрясенья
Не умолкал, не умолкал!
Тогда невидимая сила
С небес на землю низошла
И быстро отрока схватила,
И выше облак унесла.
И внял он горнему глаголу
Небесных ликов: свят, свят, свят!
И песню ту принес он долу,
Священным трепетом объят,
И церковь те слова святыя
В свою молитву приняла,
И той молитвой Византия
Себя от гибели спасла.
Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха
И ликам ангельским внемли,
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.
18 апреля 1844
Подражание псалму
Блажен, кто мудрости высокой
Послушен сердцем и умом,
Кто при лампаде одинокой
И при сиянии дневном
Читает книгу ту святую,
Где явен Божеский закон:
Он не пойдет в беседу злую,
На путь греха не ступит он.
Ему не нужен пир разврата;
Он лишний гость на том пиру,
Где брат обманывает брата,
Сестра клевещет на сестру;
Ему не нужен праздник шумный,
Куда не входят стыд и честь,
Где суесловят вольнодумно
Хула, злоречие и лесть.
Блажен!.. Как древо у потока
Прозрачных, чистых, светлых вод
Стоит, – и тень его широка
Прохладу страннику дает,
И зеленеет величаво
Оно, красуяся плодом,
И своевременно и здраво
Растет и зреет плод на нем!
Таков он, муж боголюбивый;
Всегда, во всех его делах
Ему успех, а злочестивый…
Тот не таков; он словно прах!..
Но злочестивый прав не будет,
Он на суде не устоит,
Зане Господь не лестно судит
И беззаконного казнит.
29 ноября 1844
Сампсон[72]
Л. С. Хомякову
На праздник стеклися в божницу Дагона
Народ и князья Филистимской земли,
Себе на потеху они – и Сампсона
В оковах туда привели,
И шумно ликуют. Душа в нем уныла,
Он думает думу: давно ли жила,
Кипела в нем дивная, страшная сила,
Израиля честь и хвала!
Давно ли, дрожа и бледнея, толпами
Враги перед ним повергались во прах,
И львиную пасть раздирал он руками,
Ворота носил на плечах!
Его соблазнили Далиды прекрасной
Коварные ласки, сверканье очей,
И пышное лоно, и звук любострастный
Пленительных женских речей;
В объятиях неги его усыпила
Далида и кудри остригла ему, –
Зане в них была его дивная сила,
Какой не дано никому!
И Бога забыл он, и падшего взяли
Сампсона враги, и лишился очей,
И грозные руки ему заковали
В медяную тяжесть цепей.
Жестоко поруган и презрен, томился
В темнице и мельницу двигал Сампсон;
Но выросли кудри его, но смирился
И Богу покаялся он.
На праздник Дагона его из темницы
Враги привели, – и потеха он им!
И старый, и малый, и жены-блудницы,
Ликуя, смеются над ним.
Безумные! бросьте свое ликованье!
Не смейтесь, смотрите, душа в нем кипит:
Несносно ему от врагов поруганье,
Он гибельно вам отомстит!
Незрячие очи он к небу возводит,
И зыблется грудь его, гневом полна;
Он слышит: бывалая сила в нем бродит,
Могучи его рамена.
«О, дай мне погибнуть с моими врагами!
Внемли, о мой Боже, последней мольбе
Сампсона!» – И крепко схватил он руками
Столбы и позвал их к себе.
И вдруг оглянулись враги на Сампсона,
И страхом и трепетом обдало их,
И пала божница… и праздник Дагона
Под грудой развалин утих…
1 мая 1846
[72] Впервые: «Московский Сборник» (М.,1846). Это предсмертное стихотворение, посвященное Алексею Хомякову, стало поэтическим завещанием Николая Языкова. В образе библейского богатыря Сампсона он воплотил идею непобедимости Руси.
Комментировать