Александр Крылов
Крылов Александр Абрамович (1798–1829) – поэт. В поэзии Пушкинской эпохи – два Пушкиных (Лев Пушкин и его племянник Александр), два Дмитриева (Иван Дмитриев и его племянник Михаил), два родных брата – Сергей Глинка и Федор Глинка, два Крылова (Иван Крылов и Михаил), не имевших никаких родственных связей и несоизмеримых, как и все остальные. Псевдонимы в ту пору еще не прижились. Это уже в Серебряном веке стали применять знаменитые, как ныне выражаются, «бренды». Так появился Федор Сологуб (но с одним «л»), который не рискнул дебютировать под своей подлинной фамилией Тетерников.
Обо всем этом восемнадцатилетний Александр Крылов из города Вытегра Олонецкой губернии, к счастью, не ведал, когда, будучи студентом Санкт-Петербургского педагогического института, принес свои стихотворные опусы в Вольное общество любителей российской словесности, которое в то время возглавлял Федор Глинка. И никто ему не сказал, что при живом-де «дедушке Крылове» ему в поэзии делать нечего. Увидели в нем, если и не Божий дар, то хотя бы Божью искру, главное, что Божью… Так, в русской поэзии появился Крылов-2. Его первые стихи увидели свет в журналах ВОЛРС «Соревнователь» одновременно со стихами Вильгельма Кюхельбекера, одно из которых – «Поэты» прозвучало в авторском чтении на заседании Общества 22 марта 1820 года и вскоре появилось в апрельском номере «Соревнователя». Оно предварялось эпиграфом из В.А. Жуковского: «И им не разорвать венца, // который взяло дарованье!» и прозвучало как декларация поэтов нового поколения, заявившего о себе в первые же месяцы ссылки Пушкина. Особенно примечательными были заключительные строки, в которых, перечислив имена «певцов и смелых и священных // Пророков истин возвышенных» – Ломоносова и Державина, он восклицал:
И ты – наш юный Корифей –
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана?
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
О други! Песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен –
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства;
И что ж? пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!
Над Кюхельбекером тоже нависла угроза ссылки. Тем временем в «Соревнователе» появилось еще одно стихотворение, прочитанное на заседании ВОЛРС 17 января 1821 года. Со стихотворным посланием к «К. К-у» обратился Александр Крылов. В нем были и такие строки о высшем предназначении поэта:
Он в будущем живет: на крыльях легких дум
Летит в тот край, где ждут его безсмертных тени;
Во сне внимает он рукоплесканий шум
И похвалы грядущих поколений!
Волшебный глас его пленяет всех сердца;
То ручейком журчит, то громом поражает.
Пусть зависти змия шипит у ног Певца –
Он звуком струн шипенье заглушает!
Александр Крылов перефразировал самые крамольные строки Кюхельбекера, тем самым выразив свою солидарность. Но для молодых поэтов – Кюхельбекера, Александра Крылова, Платона Ободовского, Василия Григорьева – публичные чтения и обсуждения в ВОЛРС были не только общественной трибуной. Все эти годы на заседаниях читались и в журналах публиковались переложения псалмов и библейских сюжетов самого Федора Глинки, которые выйдут отдельным изданием в роковом 1825 году. Эти «Опыты священной поэзии» Федора Глинки и были, по сути, поэтической школой, продолжившей традиции выдающихся псалмистов XVIII века.
Поэтическое наследие Александра Крылова невелико. «В глуши лесов я жизнь веду; // Не слава, а покой мне нужен», – напишет он, удалившись в свое имение. Но несколько стихотворений Крылова-2 остались в истории русской поэзии, в том числе и его псалмы.
Псалом 4
Внегда призвати ми, услыша мя Бог,
правды моея проверити.
Стесненный скорбию сердечной,
Воззвал я к Богу вышних сил.
И се! Дух истинный, предвечный
Мой плач на радость преложил.
Распространил Он мои члены,
Ущедрил, оживил и спас;
Услышь и впредь, Творец вселенны!
Моих молений теплый глас.
А вы, о хладны истуканы!
Доколе будете иметь
Сердца железны, изваяны,
Любить тщету и ложь терпеть?
Смотрите, как Господь прославил
Того, кто преподобен был!
Меня Он в скорби не оставил,
Когда к Нему я возопил.
На зло мы гневом вспламенились,
И что сознаете в сердцах,
На ложах ваших умилитесь,
Пред Вышним, о своих грехах.
Омойте вашу совесть мертву
Слезой от сердца своего,
Пожрете[49] Богу правды жертву
И уповайте на Него.
Иной, ища себе отрады
В богатствах и грехах, гласит:
«Кто добродетели и правды
И блага нам пути явит?»
Не в сердце ли у нас основан
Естественный закон Творца?
На нас, на нас ознаменован
Свет, Боже! Твоего лица.
Вино, елей, плоды, пшеницы
И все обилие земли,
От щедрыя Твоей десницы,
Виновник благ! произросли.
Усну я в мире и почию,
В надежде полной на Творца,
И ослабевшу дряхлу выю
Склоню на лоно у Отца.
Псалом 5
Глаголы моя внуши, Господи, разумей звание мое.
Внуши слова мои, Предвечный!
И их значенье разумей;
Внемли моления сердечны,
Мой Боже и Царю царей!
К Тебе я глас свой простираю!
Склони, склони мой слух ко мне,
И виждь, как сушу утру рану
В Твоем святилище предстану
В безмолвьи сердца тишине;
Да чистым духом созерцаю,
Что Ты – тот правосудный Бог,
Который к беззаконным строг.
Не придет муж к Тебе лукавый,
Ниже пред Твой предстанет взор
Гордец, нечестьем величавый,
Ни весь подобный им собор,
Неправдой дышущий и злобой;
Возненавидел Ты лжецов,
Гнушаешься языком льстивым,
Коварным сердцем и строптивым,
Разженным варварством на кровь.
Но я по милости особой
Войду в Божественный Твой храм
И с трепетом повергнусь там.
Настави правдою Твоею
Меня спасения на путь;
Не даждь в посмешище злодею,
Чтоб ногу мог он мне препнуть.
Враги мои меня прельщают;
Но нет в устах их правоты;
Сердца их к суете преклонны,
Гортань – как гроб отверст зловонный,
Суди им, Боже, с высоты,
Да всю надежду потеряют
Во предприятиях своих
И в начинаниях злых их.
Низринь во ад всех развращенных
По множеству нечестья их
И огорчений, нанесенных
Тебе, Святейший из Святых!
Да облекутся в вечну радость,
Во имя Вышняго любя,
В Нем лишь надежду полагают
И сердце в жертву предлагают
Достойну, Господи! Тебя.
Вселися в них, верховна Благость!
И праведных покрой людей
Благословения броней.
[49] Пожреть – пожертвовать.
Комментировать