Александр Пушкин
Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837) – поэт, прозаик, драматург, критик. Знаменитые речи И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, А.Ф. Писемского, И.С. Аксакова прозвучали в Благородном собрании на второй день торжеств в честь столетнего пушкинского юбилея и открытия памятника на Страстной площади. В первый день в том же Благородном собрании Федор Достоевский прочитал монолог Пимена из «Бориса Годунова», а Иван Тургенев на бис – «Тучу». В самом же начале торжеств после панихиды у Страстного монастыря прозвучали слова митрополита Макария: «Ныне светлый праздник русской поэзии и русского слова. Россия чествует торжественно знаменитейшего из своих поэтов открытием ему памятника. А Церковь отечественная, освящая это торжество особым священнослужением и молитвами о вечном упокоении души чествуемого поэта, возглашает ему вечную память». Эта речь одного из самых авторитетных богословов того времени, автора многотомной «Истории Русской Церкви» положила начало особому разделу в литературоведении – православному пушкиноведению. В столетний пушкинский юбилей 26 мая 1899 года в Петербурге прозвучала речь митрополита Антония (Вадковского), а в Казани – епископа Антония (Храповицкого). Через двадцать лет Антоний Храповицкий, уже будучи митрополитом, главой Русской зарубежной православной церкви опубликовал в Белграде исследование «Пушкин как нравственная личность и православный христианин», а в 1937 году в Париже, в дни столетней годовщины гибели Пушкина, прозвучали речи протоиерея Сергея Булгакова «Жребий Пушкина», митрополита Анастасия (Грибановского) «Пушкин в его отношении к религии и Православной Церкви». Во второй половине XX века появилась одна из лучших статей архиепископа Иоанна (Шаховского) «Пушкин у порога инобытия». Таковы основные исторические вехи православного пушкиноведения XIX – XX веков, вошедшие в уникальное издание еще одного юбилея, 200-летия со дня рождения Пушкина – «Дар. Русские священники о Пушкине». Составители М.Д. Филин, В.С. Непомнящий (М., 1999), к которому мы и отсылаем читателей. В нашей подборке представлены стихи Пушкина и комментарии к ним, продолжающие разговор на данную тему уже в XXI веке, которому предстоит заново осмыслить очень многое как в великом пушкинском наследии, так и во всей величайшей тысячелетней Русской цивилизации.
Молитва русских
Боже, Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли!
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
Все ниспошли!
Там – громкой славою,
Сильной державою
Мир Он покрыл.
Здесь безмятежною
Сенью надежною
Благостью нежною
Нас осенил.
Брани в ужасный час
Мощно хранила нас
Верная длань –
Глас умиления,
Благодарения,
Сердца стремления –
Вот наша дань.
<1816>
До 1833 года гимн В. А. Жуковского «Боже, Царя храни!..» исполнялся на музыку английского гимна, более всего соответствовавшего величию победы и самой идее Священного союза, в котором Россия впервые выступила в коалиции с Англией как мировая держава. Это был звездный час России и Александра I. В Николаевскую эпоху Англия вновь противостояла России. Государь попросил Жуковского и придворного композитора Алексея Львова написать новый. Так появилась «Молитва Русского народа», в которой были сохранены слова предыдущего гимна, дополненные новыми строфами. Но такое же «дополнение» было сделано и ранее – оно принадлежит лицеисту Александру Пушкину. Известно, что в 1816 году, в дни пятилетия Лицея, узнав о прибытии в Царское Село императора, лицеисты встретили его пением «Боже, Царя храни!», добавив к официальному гимну четыре пушкинских строфы. В дальнейшем этот гимн Жуковского–Пушкина исполнялся на всех лицейских годовщинах.
Подражания Корану
Посвящено П.А. Осиповой
I
Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой:
Нет, не покинул Я тебя.
Кого же в сень успокоенья
Я ввел, главу его любя,
И скрыл от зоркого гоненья?
Не Я ль в день жажды напоил
Тебя пустынными водами?
Не Я ль язык твой одарил
Могучей властью над умами?
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и Мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
III
Смутясь, нахмурился пророк,
Слепца послышав приближенье:
Бежит, да не дерзнет порок
Ему являть недоуменье.
С Небесной книги список дан
Тебе, пророк, не для строптивых;
Спокойно возвещай Коран,
Не понуждая нечестивых!
Почто ж кичится человек?
За то ль, что наг на свет явился,
Что дышит он недолгий век,
Что слаб умрет, как слаб родился?
За то, что Бог и умертвит
И воскресит его по воле?
Что с неба дни его хранит
И в радостях и в горькой доле?
За то ль, что дал ему плоды,
И хлеб, и финик, и оливу,
Благословив его труды
И вертоград, и холм, и ниву?
Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.
И все пред Бога притекут,
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.
IV
С Тобою древле, о Всесильный,
Могучий состязаться мнил,
Безумной гордостью обильный;
Но Ты, Господь, его смирил.
Ты рек: Я миру жизнь дарую,
Я смертью землю наказую,
На все поднята длань Моя.
Я также, рек он, жизнь дарую,
И также смертью наказую:
С Тобою, Боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева Твоего:
Подъемлю солнце Я с востока;
С заката подыми его!
V
Земля недвижна; неба своды,
Творец, поддержаны Тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.
Зажег Ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,
Как лен, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.
Творцу молитесь; Он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древесну сень.
Он милосерд: Он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.
VII
Восстань, боязливый:
В пещере твоей
Святая лампада
До утра горит:
Сердечной молитвой,
Порок удали
Печальные мысли,
Лукавые сны!
До утра молитву
Смиренно твори;
Небесную книгу
До утра читай!
1824
Михайловское
Федор Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине, произнесенной 8 июня 1880 года в Дворянском собрании, говоря о его «всемирной отзывчивости», особо отметит: «И не в одной только отзывчивости здесь дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов, перевоплощении почти совершенном, а потому и чудесном, потому что нигде, ни в каком поэте целого мира такого явления не повторялось». Все это в полной мере сказалось в пушкинском цикле стихотворений «Подражания Корану», созданном в 1824 году в Михайловском. Этому циклу посвящен целый ряд исследований пушкинистов, в том числе С. А. Фомичева «Подражания Корану». Генезис, архитектоника и композиция цикла», почти не оставляющие «белых пятен». И все-таки мы вряд ли когдалибо получим ответ на самый главный вопрос: а почему вдруг Пушкин в Михайловской ссылке обратился к Корану? Что привлекло его в весьма сложном переводе с «перевода с арабского на французский язык» поэта и драматурга Михаила Веревкина, изданном в 1790 году. Даже такой признанный ориенталист как Дмитрий Ознобошин не предпринимал попыток поэтических переложений Корана, а Пушкин писал:
В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран;
Внезапно ангел утешенья,
Взлетев, принес мне талисман.
Его таинственная сила
………..
Слова святые начертила
На нем безвестная рука.
Этот таинственный орывок до сих пор принадлежит к числу нерасшифрованных. Ясно лишь, что речь идет о «пещере тайной» в Михайловском, в которой он создавал свой цикл «Подражания Корану», обратившись к нему именно потому, что эта было неподсилу никому из современников. В 1827 году в «Северных Цветах» и «Московском Телеграфе» появятся «Подражания Корану» Александра Родчева, а в 1828 году они выйдут отдельным изданием. Но первым был Пушкин. Александр Родчев в своих «Подражаниях» уже п о д р а ж а л Пушкину. Обратим внимание, что Пушкин никогда не ходил, что называется, хожеными тропами, всегда стремился быть первым. Поэтому у него нет, к примеру, ни одного стихотворения в жанре «русской песни», точно так же, как нет ни одного переложения псалма. Он не видел для себя новых возможностей в этих уже разработанных жанрах, зато «Коран» как раз и оказался тем новым материалом, к которому еще не прикасался ни один русский поэт. Причем арабские суры у него превращаются в библейские псалмы и русские молитвы. Это едва ли не самая важная черта его цикла и его «всемирной отзывчивости».
Молитва[38]
Из трагедии «Борис Годунов»
Москва. Дом Шуйского
Шуйский. Множество гостей. Ужин.
Шуйский:
Вина еще.
Встает, за ним и все.
Ну, гости дорогие,
Последний ковш!
Читай молитву, мальчик.
Мальчик:
Царю Небес, везде и присно сущий,
Своих рабов молению внемли:
Помолимся о нашем Государе,
Об избранном Тобой, благочестивом
Всех христиан Царе Самодержавном.
Храни Его в палатах, в поле ратном,
И на путях, и на одре ночлега.
Подай Ему победу на враги,
Да славится он от моря до моря.
Да здравием цветет Его семья,
Да осенят ее драгие ветви
Весь мир земной – а к нам, своим рабам,
Да будет Он, как прежде, благодатен,
И милостив и долготерпелив,
Да мудрости Его неистощимой
Проистекут источники на нас;
И, царскую на то воздвигнув чашу,
Мы молимся Тебе, Царю небес.
<1825–1827>
Пророк
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, –
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, –
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
1826
* * *
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучной жизни шум.
26 мая 1828
Стихотворение написано в день рождения (26 мая – по старому стилю), но впервые опубликовано в альманахе «Северные Цветы на 1830 год», вышедшем в 1829 году. И уже в январе появилось послание к Пушкину митрополита Филарета и пушкинский ответ на него «В часы забав иль праздной суеты…» «Ты удивишься стихам Пушкина к Филарету: он был задран стихами его преосвященства, который пародировал или, лучше сказать, палинодировал стихи Пушкина о жизни», – напишет Петр Вяземский в письме к А.И. Тургеневу 25 апреля 1830 года. «Не возражение, а переиначенное стихотворение Пушкина, пародия», – скажет о них сам митрополит Филарет, противостоявший секуляризму не только в своих фундаментальных философско-богословских трудах, но и в стихотворной полемике с Пушкиным. Известно, что проповеди Филарета во многом легли в основу «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя. В одном из писем 1845 года из Франкфурта Гоголь просит настоятеля русской посольской церкви Димитрия Вершинского переписать для него «стихи Филарета в ответ Пушкину». Эти стихи были впервые приведены без указакия на авторство в статье Семена Бурачка «Видение в царстве духов» («Маяк», 1840, № 10) и опубликованы в журнале «Звездочка» (1848, № 10). Почти все дальнейшие публикации послания Филарета приводятся по тексту «Звездочки», но в нем есть весьма существенные разночтения с текстом Бурачка:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Господа дана!
Не без цели Его тайной
На тоску осуждена!
Сам я своенравной властью
Зло из бездн земных воззвал;
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, забытый мною!
Просияй средь смутных дум –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светлый ум!
25 февраля 1830 года в «Литературной газете» был опубликован ответ Пушкина «В часы забав иль праздной скуки…» с пометой: «19 января 1830. СПб.». Современный исследователь В. Непомнящий пишет по поводу этой стихотворной полемики: «Стихи святителя – простые, как бы совсем безыскусные (а на самом деле с тонким искусством использующие строфику, рифмовку, фразеологию стихотворения «Дар напрасный») – тронули Пушкина глубоко не только мудростью, точностью в «диагнозе» духовного недуга (в котором автор «Анчара» уже и сам отдавал себе отчет), но не в последнюю, а может быть, в главную очередь, – как поступок именно «христианина», и именно «русского епископа». Глава Русской церкви не осудил поэта за богохульство, не стал укорять, как укоряли Иова его друзья, – он, может быть, единственный из читателей этого отчаянного стихотворения правильно понял его, понял как жалобу, как стон о помощи, как вопль «из глубины»; понял и, пройдя мимо предосудительной «бунтарской» формы, оставив ее без внимания, пожалел автора, стал утешать его, объясняя, что тот просто ошибся: нет, «Не напрасно, не случайно…»».
* * *
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда Твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь Ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.
1830
Мадона
Сонет
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель –
Она с величием, Он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
1830
* * *
Чудный сон мне Бог послал:
В ризе белой предо мной
Старец некий предстоял,
С длинной белой бородой,
И меня благословлял.
Он сказал мне: будь покоен,
Скоро, скоро удостоен
Будешь Царствия небес,
Скоро странствию земному
Твоему придет конец.
Уж готовит ангел смерти
Для тебя святой венец…
Отрешись волов от плуга
На последней борозде.
Сердце жадное не смеет
И поверить, и не верить.
Ах, ужели в самом деле
Близок я к моей кончине?
Казни вечныя страшуся,
Милосердия надеюсь.
Успокой меня, Творец!
Но Твоя да будет воля,
Не моя… Кто там идет?
<1835>
В пушкиноведении этот загадочный отрывок обычно связывают с одной из вариаций пушкинского переложения поэмы английского поэта Р. Соути «Родерик, последний из готов» – «На Испанию родную» (1835). Но существует гипотеза, согласно которой «Чудный сон мне Бог послал» является самостоятельным стихотворением, отражающим сложное внутреннее состояние самого поэта в этот последний период его жизни и творчества.
Молитва
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И, падшего, крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
1836
«Молитва» написана 22 июля 1836 года, но опубликована в первом посмертном номере пушкинского «Современника». Пятый том «Современника» за 1837год, посвященный памяти Пушкина, открывался факсимильным воспроизведением автографа его предсмертной «Молитвы», а в том же 1837 году был создан вокальный шедевр А. С. Даргомыжского «Владыко дней моих…». Почти во всех советских изданиях название «Молитва» опущено, хотя «Отцы пустынники…» являются не просто «переложением», а именно пушкинской покаянной молитвой, в основе которой, как это и было принято во всей русской молитвенной поэзии, лежит канонический текст. В данном случае Пушкин в своем покаянии обратился к одной из самых великих великопостных покаянных молитв Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруйми, рабу Твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
Романсы А. С. Даргомыжского («Владыко дней моих» (1837), Н.А. Римского-Корсакова, хор без сопровождения (1876), Н.И. Христиановича (1899), И.Г. Чеснокова (1911), А. Г. Гречанинова (1922) и других композиторов.
Молитва Господня
(Приписываемая А. С. Пушкину)
Я слышал в келии простой
Старик молитвою чудесной
Молился тихо надо мной:
«Отец людей, Отец небесный!
Да имя вечное Твое!
Святится нашими сердцами!
Да прийдет Царствие Твое!
Да будет воля Твоя с нами,
Как в небесах, так и на земли!
Насущной хлеб нам ниспошли
Твоею щедрою рукою!
И, как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, своих детей!
Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прелыценья
Избави нас…»
Перед крестом
Так он молился. Свет лампады
Мерцал чуть-чуть издалека…
А сердце чаяло отрады
От той молитвы старика.
«Молитва Господня» была впервые опубликована в 1881 году в первой книжке «Русского архива» и вошла в некоторые издания как пушкинское стихотворение или приписываемое Пушкину. Автор изданного в 1899 году исследования «Религиозный элемент в произведениях А. С. Пушкина» священник И. Троицкий утверждал: «…»Молитва» эта, безусловно, пушкинское стихотворение… написана, вероятно, одновременно с переложением молитвы Ефрема Сирина. В этих молитвах обнаруживаются сходные приемы поэтического творчества: обе имеют в начале нечто вроде вступления, обе одинаково гармонируют с настроением Пушкина. Переложение «Отче наш» воспроизводит излюбленный Пушкиным мотив о ночной лампаде и стоит близко к «Подражаниям Корану». Эту точку зрения оспаривают многие пушкиноведы, считающие «Молитву» мистификацией. Но при этом каким-то странным образом никто не обратил внимания на то, что «Молитва» была впервые опубликована не в 1881 году, а в 1842-м – ею открывается девятый номер «Москвитянина». И опубликована не анонимно, а под криптограммой « И Шрк……….», которой нет в указателе И. Ф. Масанова, но по другим источникам можно установить, что это Петр Шереметевский, автор книги «День основания и открытия Московского Воспитательного дома (М., 1843), к питомцам которого принадлежал он сам, получивший в нем почти графскую фамилию. Вероятно, что это не единственная его публикация, но издатели «Москвитянина» Николай Погодин и Степан Шевырев поместили его «Молитву» на первой странице конечно же вне всякой связи с именем Пуш кина. «Москвитянин» с первого же номера, вышедшего в 1841 году, вступил в нелегкое противостояние с петербургским и «Отечественными Записками» и «неистовым Виссарионом». Что, собственно, и я вилось одной из причин, по которой многие публикации славянофильского «Москвитянина» были в дальнейшем настолько «забыты», что через сорок лет стала возможной повторная публикация «Молитвы» Петра Шереметевского под именем Пушкина.
[38] Молитвы входят или являются неотъемлемой частью не только «Бориса Годунова», но и других произведений А. С. Пушкина разных лет: в сказке-балладе «Жених» (1825), в наброске «Медок» (1830), в поэме «Анджело» (1833), в четырех стихотворениях из цикла «Песни западных славян» (1834) – «Видение короля», «Похоронная песня», «Янко Марнавич», «Марко Якубович», в рыцарской балладе «Родрик» (1835), не говоря уже о явных или скрытых цитатах из молитв. «Бог помочь вам, друзья мои...» в стихотворении «19 октября 1827» – это молитвенное обращение. Молитвой заканчивается и «Борис Годунов». В рукописи, представленной Николаю I, следует пушкинская запись: «Конец комедии в ней же первая персона царь Борис Годунов. Слава отцу и сыну и святому духу. Аминь».
Комментировать