Алексей Жемчужников
Жемчужников Алексей Михайлович (1821–1908) – поэт, драматург, публицист. Брат Александра и Владимира Жемчужниковых, двоюродный брат А.К. Толстого, в соавторстве с которыми создал знаменитый сатирический образ Козьмы Пруткова. «Хотя каждый из нас, – вспоминал он, – имел свой особый политический характер, но всех нас соединяла плотно одна общая нам черта: полное отсутствие «казенности» в нас самих и, вследствие этого, большая чуткость ко всему «казенному»». Идейный пафос его гражданских стихов созвучен поэзии Н.А. Некрасова. В лирике, вслед за некрасовскими «Последними песнями», он создал свои «Песни старости» и «Прощальные песни». В конце XIX века его называли «последним могиканом идейной поэзии». В.Я. Брюсов отмечал: «Основная прелесть поэзии Жемчужникова состоит в его умении на все совершающееся взглянуть со своей самостоятельной точки зрения, и эту точку зрения определить ясно, кратко и метко».
В романсной лирике второй половины XIX века широкую известность получил романс «Уже давно иду я, утомленный…» Жемчужникова–Балакирева. Но это не единственное лирическое стихотворение Жемчужникова, положенное на музыку.
Во время Гражданской войны одним из популярнейших «белогвардейских» романсов стали его «Журавли» («Сквозь вечерний туман, под небом стемневшим…»). Наиболее полно творчество Жемчужникова представлено в издании Большой серии «Библиотеки поэта» (1962), но даже в него вошла далеко не вся его молитвенная поэзия. Мы восполняем этот «пробел».
Прощание Иоанна с Патмосом
Тогда мягкосердый был Нерва на римском престоле.
Смирилась нещадная злоба врагов христиан;
Открылись темницы, молиться и плакать на воле
Дозволил сам кесарь. Любимец Христа Иоанн,
Весь Патмос потрясши глаголом Христова ученья
Бесовскую прелесть – господство греха и страстей –
Молитвой низвергнув, и много устроив церквей,
И людям болящим явив чудеса исцеленья, –
Замыслил покинуть страну своего заточенья.
И все христиане, о горькой утрате скорбя,
К апостолу с плачем и громким рыданьем взывали:
«Как будем спасаться, убогие мы, без тебя?
О смысла податель! светило в дни нашей печали!
Глагол, пробудивший молчанье тяжелой дремы,
Средь коей мы все пребывали безумно и праздно!
Ковчег в бурном море мирской суеты и соблазна!
Спасенья нам книгу оставь, чтоб от призраков тьмы
Хранились сердца наши чисты и светлы умы!»
Была же та книга написана так Иоанном
(Христос вдохновил его, славой Своей осеня!):
На Патмосе пост заповедал он всем христианам
И вышел молиться в пустыню, где был Он три дня;
На некой высокой горе, непрестанно моляся.
И в небе явилось блистанье; и гром был велик;
И, двигнута Божией силой, гора потряслася;
И в страхе пал ниц бывший с ним на горе ученик
В то время апостол, исполнившись Духа Святого,
Безмолвно лежащего в прахе десницей воздвиг,
Воскликнув: «Пиши что из уст изречется моих!»
И в славу Спасителя мира уста Богослова
Отверзлись, и начал вещать он: В начале бе Слово…
Просившим вручил он сей светоч в юдоли невзгод, –
На Патмосе снова учивши по весям и градам.
Но слова спасенья и веры вселенная ждет…
Он сел на корабль и отплыл к ожидающим чадам.
Печально по берегу моря разбрелся народ,
Как с робким бывает утратившим пастыря стадом.
1854
* * *
Восторгом святым пламенея,
На все, что свершается в мире,
Порой я взираю яснее,
Я мыслю свободней и шире.
Я брат на земле всем живущим
И в жизнь отошедшим иную;
И, полон мгновеньем бегущим,
Присутствие вечности чую.
Надзвездные слышны мне хоры,
И стону людскому я внемлю, –
И к небу возносятся взоры,
И падают слезы на землю.
1857
Из поэмы «Сны»
Многотруден наш путь, нас усталость томит.
Где прошли мы в труде и в неволе, –
Реки слез там текут, море крови стоит…
Сжалься, Боже, над нашею долей!
Где же мукам предел? И куда мы идем
Через тьму этой ночи глубокой?
Боже! Скоро ли день? Скоро ль свет обретем,
Призываемый нами с востока?
Хотя много уж сил жизнь у нас отняла, –
Наших сил и теперь не измерим;
Хоть изведали мы много горя и зла, –
Все надеемся, любим и верим!
Боже, нас не оставь и нам помощь пошли!
Когда злая нас гонит невзгода,
Дай нам знать, что Тебе слышны стоны земли,
Что Ты видишь страданье народа!
1867
У Всенощной на Страстной неделе
На улице шумной–вечерняя служба во храме.
Вхожу в этот тихий манящий к раздумью приют,
Лампады и свечи мерцают в седом фимиаме,
И певчие в сумраке грустным напевом поют:
«Чертог Твой я вижу в лучах красоты и сиянья;
Одежды же нет у меня, чтобы в оный войти…
Убогое, темное грешной души одеянье,
О Ты, Светодатель, молюся Тебе: просвети!»
Христос воскрес!
Христу не надобны ни страстность изувера,
Ни фарисейское приличье ханжества.
Лишь добрыя дела Ему угодны. Вера
Без дел – мертва.
Подумайте ж о всех тяжелой доли жертвах,
О вы, которых рок взлелеял и вознес!
Подумайте о них в тот день, когда из мертвых
Воскрес Христос!
И может оживить вас благодать Господня,
Как землю мерзлую весенний луч с небес;
И вы воскликнете: «Во мне самом сегодня
Христос Воскрес!»
1890
Стенькино
Ранняя весна
I
Три последние года подряд я встречал весну в деревне. Казалось бы, что я, как любитель природы, должен радоваться, что мог следить шаг за шагом за постепенным ее оживлением; а между тем именно в пору ранней весны я тоскую по городу. Вторая половина марта возбуждает во мне особое духовное настроение, которое сильнее и глубже любви к природе. В это время я живо вспоминаю те давно минувшие годы, когда, мистически-религиозный юноша, я жил в Петербурге и любил посещать великопостную службу.
II
Бывало, на первой или на Страстной неделе выйдешь на улицу – обычной сутолоки не замечаешь; движение народонаселения – спокойное; пьяных, которых будет так отвратительно много после, в праздник, – вовсе не видно; везде слышится монотонный, приятно раздражающий звук железных лопат, соскабливающих мокрый снег с тротуаров; на солнечной стороне каплет с крыш; легко дышится мягким воздухом; и говоришь себе: постом Великим пахнет;
И благовест над городом звучит;
Не радостный, обыкновенно в праздник
Сзывающий во все колокола;
Но медленным и тихим перезвоном,
Задумчиво и грустно с высоты
Он падает, слезам подобен крупным.
«Во храм зову! – так плачет этот звон. –
Сегодня там в молитвах поминают
Жестокие мучения и казнь
Учителя любви и милосердья».
И я иду, глубоких полон дум,
Страстям Христа с молитвой поклониться.
III
Я понимал, что значит для людей
Смерть на кресте Учителя благого:
То – мировой судьбы переворот!
Явленье в жизнь и чувств, и мыслей новых;
Между людьми падение преград;
Вознесено что было в доле низкой;
Низвергнуто что было высоко;
Исканье благ нетленных; жажда правды,
И торжество духовной красоты,
И сладость слез, неведомая прежде…
IV
О, сладки молитвенные слезы!
Я их знавал. Мне памятны они.
Уж никогда я после так не плакал,
Как в юности восторженной моей.
На утренней заре духовной жизни
Я возлюбил учение Христа
И мыслию, и сердцем умиленным.
В те грубые безправья времена
Один Христос смягчал людское сердце.
Он юного меня учил любить
Трудящихся и всех обремененных…
Чем был бы я на старости – как знать! –
Когда б в те дни евангельского слова
Не снизошла мне в сердце благодать?
V
От юности моей борола много
Меня страстей безумная тревога.
Потом ко мне, мечтательности враг,
Пришло чредой законной размышленье;
И, засорен отбросами сомненья,
Источник слез молитвенных иссяк.
Но, увлечен забвеньем ли преступным, В
холодное ль раздумье погружен, –
Лишь раннею весной заслышу звон,
Что падает, слезам подобен крупным,
Задумчиво и грустно с высоты, –
О молодость! в душе всплываешь ты;
И хочется тогда мне возвратиться
К утраченным раскаянья слезам;
И я иду в забытый мною храм
Страстям Христа с молитвой поклониться.
VI
Опять под сводами церковными стою;
И сердце смягчено; и духа прибывает;
И совесть я блюду свободную мою
Пред Тем, Кто лишь хулы на Духа не прощает.
Стою среди толпы, склоняющейся в прах,
И чувствую: душа участьем к ней согрета.
Источник истины, любви, добра и света,
Один лишь Бог Христа – помощник ей в скорбях.
В надежде, что придут ей свыше утешенья,
Она лишь просит сил в страданьях и в борьбе;
И, с нею заодно, я полон умиленья
При пенье: «Господи! воззвах к Тебе…»
VII
Выносится в толпу святая плащаница.
Все расступаются, склоняясь перед ней.
Я слышу тихий плач. Заплаканные лица
Мне видны сквозь огни безчисленных свечей.
Свершилось! Кончены предсмертные страданья.
Умерший на кресте, положен в гроб Христос.
И в пенье клироса мне слышится рыданье,
И я роняю сам скупые капли слез…
VIII
Благодарю мое задумчивое детство
И юность пылкую мою благодарю;
Я не растратил их духовного наследства
И прежним пламенем порой еще горю.
Но я – отжившего обломок поколенья…
О, прежде чем придут последние мгновенья, –
Тот дух евангельский пусть овладеет мной,
Что веял благостно мне раннею весной!
И мой к могиле путь, среди житейских терний,
Тогда бы озарил свет тихий, свет вечерний.
1891
Стенькино
* * *
Мольбу сложить бы в гимне: –
Господь! Храни от бед
И честным помоги мне
Быть в семьдесят пять лет!
10 февраля 1896
Петербург
* * *
Дух идеже хощет, дышет.
Ев. от Ин. 3:8
Всесилен и благостен Дух, исходящий от Бога,
Не мерой дает Он Его,
Но Дух своевластен; дарует Он избранным много;
Другим не дает ничего.
Есть в мире пустыни, забытые благостью Духа,
Пустыни для чувств и ума.
Там слово благое звучит боязливо и глухо;
Там властна духовная тьма.
Как чахнут на грубых землях благородные зерна,
Но сильно растут плевелы;
Так в этих пустынях, где веет неправда тлетворно,
Те сильны, кто лживы и злы.
О, если б у нас времена слепоты и гордыни
Сменила сознанья пора,
Тогда бы предстало нам зрелище нашей пустыни,
Без дум, без любви, без добра.
Дух дышет, где хочет; но в людях есть сила призыва,
Просите Его, и Он даст.
Лишь только б молитва была горяча и правдива,
Призыв был настойчив и част.
Разбудим отзывчивость в сердце сухом и холодном;
Из камня добудем огня,
И, в скорби о разуме праздном и деле безплодном,
Помолимся, сердцем стеня.
Ты дышешь, где хочешь, о Дух, призывающий к жизни!
Дай жизни познать нам пути;
Любви, правосудья и света дай нашей отчизне!
Дохнуть на нее захоти!
<1896>
Ожидание
Еще молитвенного зова
В колокола не прозвучало;
Но храм открыт, и все готово;
Уж близко всенощной начало.
Он наполняется народом;
Пред образами ставят свечи;
И в тишине, под гулким сводом,
Звучат шаги и говор речи.
Но все смолкает понемногу,
Стоят и ждут безмолвно люди;
И только вздох невольный к Богу
Порою вырвется из груди…
О, если б был я удостоен
С грядущей смертью тихой встречи;
И таял, светел и спокоен,
Как пред иконой тают свечи;
И ждал конца, как ждем, что скоро
Наступит строгое мгновенье
Удара в колокол собора,
Что началось богослуженье!
<1898>
* * *
Богом именуем, о великий Зодчий!
Осенью прозрачной в сельской тишине
Ты перед природой мне с любовью Отчей
Снял с очей завесу и открыл их мне.
И Твой храм я вижу просветленным взором,
Храм, где вечно служба в славу бытия,
И духовным слухом слышу пенье хором:
«Аллилуйя!»
Звуки старины далекой
Зимой мне были молчаливы
Явленья жизни; я ведь глух;
Но музыкальные мотивы
Ласкали мой духовный слух.
Сижу, бывало, одинокий,
В невозмутимой тишине,
А звуки старины далекой
Былое воскрешают мне.
Все боле отрочества годы
Мне шлют радушный свой привет.
Я уж тогда был друг природы,
Уже тогда я был поэт…
В аллее лип, в аллее вишен
Весенним днем гуляю я;
Мне птичий гам отвсюду слышен;
Я светел, добр; мой дух возвышен;
Я полон счастьем бытия.
Я убежден, что мошки, пчелы
Таким же счастием полны,
И все слагают гимн веселый
Во славу жизни и весны.
Я увлечен петушьим криком;
И объяснил мне чуткий слух,
Что, в удовольствии великом,
Поведать силится петух:
«Как хорошо!» – кричит он, славя
Природу щедрую за все;
И юный сын его, картавя,
Кричит за ним: «Как халясё!»
Сижу я в классной. Не пускают
Меня гулять в ненастный день;
Но звуки скоро развлекают
Мою задумчивую лень.
То чтенье слышится: красиво
Звучит «Онегина» строфа;
То мать поет иль «Саsta diva»
Иль «Una vосе росо fа…»
В столовой – всенощной служенье,
Открыты окна настежь в сад;
И дым кадильного куренья
Цветам струит свой аромат.
Стал уставать я понемногу
И стал рассеян, но потом,
При пеньи: «Слава в вышних Богу!»
Души я чувствую подъем.
И в то же время из-за сада
Я слышу топот, ржанье, рев
Домой вернувшегося стада –
Овец, коней, телят, коров.
Сперва все взрослые смутились;
Но дал пример священник сам,
Чтобы погромче возносились
Молитвы клира к небесам.
Весь труд, однако, был напрасен;
И стадо заглушить не мог
Ни дьякон басом громогласным,
Ни звонким тенором дьячок.
А мне приятен выси с долом
Такой нечаянный союз;
И я, в велении веселом,
Еще усерднее молюсь…
Так звуки старины далекой
Былое воскрешали мне,
Когда мечтал я, одинокий,
В невозмутимой тишине.
Март 1903
Тамбов
В наши дни
Опять известий ниоткуда;
Просвета нет средь нашей тьмы…
И сердце чует близость худа,
Какого не знавали мы.
Не видя смысла смуты дольной,
Мы взор возводим к небесам –
И вспоминается невольно:
«Мне отомщенье; Аз воздам».
21 ноября 1905
Тамбов
Возрождение
Вступил я в жизнь к борьбе готовый, –
Но скоро кончилась борьба!..
Неумолим был рок суровый
И на меня надел оковы,
Как на мятежного раба.
Покорно нес я злую долю,
И совесть робкая лгала;
Она меня на свет, на волю
Из тьмы безмолвной не звала.
Шла мимо жизнь, шло время даром!
Вотще я братьев слышал стон, –
Не ударял мне в сердце он
Больным, сочувственным ударом…
Когда теперь смотрю назад,
На время юности порочной, –
Среди пустыни, в тьме полночной
Блуждает мой печальный взгляд.
Вот мной пройдённая дорога…
Ее предательский изгиб
Вел к страшной бездне!.. Много, много
Из нас погибло… Воля Бога
Меня спасла, – я не погиб.
Но не стою я горделиво,
Увенчан славою побед…
Еще в душе воскресшей нет
С минувшим полного разрыва.
Я долго жил средь скверн и зол!
У их нечистого подножья
Тупела мысль, немел глагол,
Изнемогала сила Божья.
Еще я трепетом объят,
Еще болит живая рана
И на меня, как из тумана,
Виденья прежние глядят;
И, полн знакомой мне боязнью,
Еще я взгляды их ловлю,
Мне угрожающие казнью
За то, что мыслю и люблю…
1859
Комментировать