Петр Валуев
Валуев Петр Александрович, граф (1815–1890) – государственный деятель, публицист, прозаик, поэт. Он принадлежал к одному из древнейших дворянских родов, но в 1836 году, женившись на дочери князя Петра Вяземского, породнился не просто с Рюриковичами, а с одной из самых знаменитых литературных династий, связанной с именами Ивана Дмитриева и Николая Карамзина. В 1838–1839 годах вместе с Лермонтовым входил в «Кружок шестнадцати», петербургской золотой молодежи. В этом отношении судьба Петра Валуева во многом напоминает судьбу Дмитрия Блудова, либеральная молодость которого была связана с арзамасцами. В 60-е годы они оба займут ключевые государственные посты и будут противостоять шестидесятникам вместе с Петром Вяземский и Федором Тютчевым. Блудов и Валуев, Вяземский и Тютчев, отстаивали религиозную идею монархии и самодержавия как «Божией правды». «Все богохульные умы, все богомерзкие народы // Со дна воздвиглись царства тьмы // Во имя света и свободы!» – скажет Тютчев о том самом призраке, который бродил уже не только по Европе, но и по России. В 1848 году о том же напишет Вяземский в стихотворении «Святая Русь»:
…Когда дух буйный и тревожный,
Когда разнузданная страсть,
Под знаменем свободы ложной,
Насилий воцаряют власть –
О, как в те дни борьбы мятежной
Еще любовней и сильней
Я припадаю с лаской нежной
На лоно матери моей!
Как в эти дни годины гневной
Ты мне мила, Святая Русь!
Молитвой теплой, задушевной
Как за тебя в те дни молюсь!
Дмитрий Блудов впервые увидел, какая бездна скрывается за словами о свете и свободе еще в 1825 году, когда через него, как делопроизводителя, прошли все документы Следственной комиссии по делу декабристов. С тех пор, занимая важнейшие государственные посты министра внутренних дел, министра юстиции, а с 1862 года – председателя Государственного совета и Комитета министров, он стремился, прежде всего, оставаться христианином, следовать высшим Божьим законам. «И сам Спаситель отпустил с любовью // Послушного и верного раба» – этими словами заканчивается тютчевское стихотворение на смерть Блудова. «Он как залог и клятву свято // Хранил и помнил до седин, // Что с ним шли об руку когда-то // Дашков, Жуковский, Карамзин», – напишет в эти же дни Вяземский.
Петр Валуев как политик серьезно заявил о себе в сентябре 1855 года, когда, будучи курляндским гражданским губернатором, написал записку «Дума русского», выразив в ней мысли, которые, что называется, витали в воздухе. Она заканчивалась словами: «В России так легко сеять добро! Русский ум так восприимчив, русское сердце так благодарно! Россия – гладкое поле, где воля првительства не встречает преград. Не скажет ли оно народу: да будет истина меж нами и не вспомнит ли красноречивых слов, сопровождавших герб одного из древних русских дворянских родов: «Уму нужен простор!»»
Вступивший на императорский престол Александр II не мог не откликнуться на этот призыв. Уже вскоре Валуев вошел в число его ближайших сподвижников, но за четверть века пребывания у власти смог убедиться лишь в том, как нелегко сеять добро, как много преград возникает у самой власти на этом гладком поле, как ограничен простор для ума. Об этом свидетельствует его дневник, впервые опубликованный в 1891 году и ставший одним из важнейших свидетельств эпохи. Вот некоторые из записей Валуева – министра МВД:
1865 год
7 марта. «В нашей политической среде я вынужден трудиться без всякой надежды на близкий успех. Я верю в будущность России, но в дальнюю, а не в ближнюю. Спокойно и мирно узел не развяжется. Признаки потрясения множатся. Если бы я не имел веры в будущее, я счел бы их признаками разложения. Для поворота к лучшему, видно, требуется, чтобы сперва дан был простор худшему…».
29 октября. «…Внутренний плач и внутренняя молитва непрерывны. Тяжело, больно, невыразимо горько. Исхода нет. Ни одного луча отрады. Я чувствую, что Провидение меня гнет и перегибает. Я имею ощущение физической боли. Я съеживаюсь под гнетом и страданием. Господи! Буди мне милосерд!»
Что и кто теперь Россия? Все сословия разъединены. Внутри их разлад и колебания. Все законы в переделке. Все основы в движении. Оппозиция и недоверие проявляются везде, где есть способность их выказывать. Трехсотголовое земство поднимает свои головы, лепечет критики, скоро будет вести речь недружелюбную. Половина государства в исключительном положении. Карательные меры преобладают. Для скрепления окружности с центром употребляется сила, а эта сила возбуждает центробежные стремления.
Один Государь теперь представляет и знаменует собой цельность и единство Империи. Он один может укрепить пошатнувшееся, остановить колеблющееся, сплотить раздвоившееся. Он призван умиротворить умы, утешить страсти, воссоединить воли, указав им общую цель и открыв пути к этой цели. Он призван быть нравственным собирателем земли Русской, как Иван III был ее собирателем материальным. Угодно ли ему будет уразуметь и исполнить это призвание?»
1867 год
27 марта. «День св. Пасхи… Со мною говорят о празднике, о наградах и т.д. Никто не знает, как надрывается мое сердце, как измучен я и какие грустные думы на мне лежат свинцовым бременем. На дворе солнце. Есть жизнь, движение, есть что-то действительно праздничное. Внутри меня одно только отрадное чувство, что Бог видит мое горе и что перед Ним оно не пропадет».
3 апреля. «Утром у обедни».
4 апреля. «Покушение на жизнь Государя по милости Божьей тщетное…»
Александр II, ставший Царем-освободителем, действительно, больше всего напоминал Ивана III. Ни до покушения Каракозова, ни после он не смог стать Иваном IV – Иваном Грозным. Это удалось только Александру III, не давшему в России «простора худшему» и при этом впервые доказавшему, что быть «грозным» вовсе не значит быть «кровавым»…
Петр Валуев был министром внутренних дел с 1861 по 1868 год, до рокового дня 11 марта 1881 года занимал ряд других ведущих постов, закончив свою карьеру председателем Совета министров. Но одним из первых, кого отправил в отставку новый император Александр III, был именно Валуев. У императора, как и у некоторых других современников, были причины упрекать его в «либерализме», в неспособности возглавляемого им Особого совещания «для изыскания мер к лучшей охране спокойствия и безопасности Империи» изыскать эти меры. В сатирической поэме А.К. Толстого «Сон Попова», опубликованной в Берлине в 1878 году, создан образ министра-либерала, как считается, вобравшего в себя валуевские черты. Министр произносит монолог:
…Прошло у нас то время, господа, –
Могу сказать: печальное то время, –
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес – но не вполне – да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке, Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда,
Надеюсь, вам понятно, господа?
Валуев, возглавив с 1872 года Министерство государственных имуществ, выступил с новой экономической программой сохранения самобытности России, опубликовал около 200 статей, так сказать, о «НЭПе» того времени. При Александре III он оказался невостребованным ни как государственный деятель, ни как экономист, зато в полной мере проявил себя в новом Граф Дмитрий Блудов. Начало 1860-х гг. качестве – историка Церкви, прозаика и поэта.
Сохранилось его наставление сыну, звучащее как завет: «Помни: одно утешение, одна опора, одно спасение – молитва, одно умиляющее и умиротворяющее пристанище – церковь, один покровитель и спаситель – Трисвятый Бог».
Таковым был итог всей жизни экс-министра. Об этом можно судить по его стихам, впервые опубликованным в книге, которую он составил и издал в 1884 году под названием: «Сборник кратких благоговейных чтений на все дни года». Наряду с выдержками из Священного Писания и богословских книг, Валуев поместил в «Сборнике» духовные стихи русских поэтов – от Ломоносова и Державина до Пушкина, Лермонтова, Федора Глинки, Вяземского, Хомякова и других своих современников, включая собственные, подписанные его отчеством «Александров». Таких стихов более тридцати, и некоторые из них нисколько не уступают лучшим образцам представленной им русской религиозной классики. И дело здесь даже не в профессиональном уровне, далеко не любительском, а в том, что такие стихи не пишутся, а рождаются, свидетельствуют о глубоком духовном опыте, о собственных религиозных переживаниях и сопереживаниях. В дневнике – внешняя канва событий.
К тому времени, выйдя в отставку, он уже дебютировал как прозаик, выпустив повесть «V Покрова в Левшине» (1881) и роман «Ларин» (1882), но с публикацией стихов он не спешил, видимо решив не привлекать к ним внимания, оставить этот заповедный уголок вне публичных критических обсуждений. В 1887 году несколько его стихотворений опубликовал журнал «Новь», в 1892 году в журнале «Труд» появилась подборка «Из посмертных стихов графа П.А. Валуева». Посмертной была и сенсационная публикация его дневников в журнале «Русская Старина» (1891, № 4 – 11), после которой о молитвах никому неведомого Александрова никто и не вспомнил. Так и остались они в его «Сборнике» рядом с классикой…
Из «Сборника кратких благоговейных чтений на все дни года»
* * *
Мой дух! за все благодари Творца!
Во всем познай Его святую волю!
Он дал тебе твою земную долю.
Он создал нас. Он нам вложил в сердца
И жажду благ, и светоч упований,
И радости благословенный жар,
И многозвучную струну страданий.
Он благ, – и от Него благ всякий дар.
Благодари всегда, – за все – за радость,
Коль радость благостью Его дана;
И за печаль. В печали нам видна, –
Но в темной ризе, – та же благость!
* * *
Средь кратких радостей и долгих бурь и бед
Текут земные дни! Дай веры силу,
Дай упованья свет! Дай мне, сходя в могилу,
Взглянуть без трепета на мой в сей жизни след!
* * *
К кому идти, когда дыханье сжато,
Когда земных надежд затмился пестрый рой,
Когда наш ум в тисках и сердце в нас объято
Мучительной тоской?
К кому идти, когда печалей бремя,
Удвоивши напор, на плечи налегло,
И двукрылатое одно нам кажет время
Железное крыло?
К кому идти? – К Тому, чье иго – благость,
Чье бремя всем легко, кто с верою пришли
К Нему, чтоб в Нем найти и свет, и мир, и радость,
И в Нем одном нашли!
* * *
Агнче Божий! Вземляй грех мира, помилуй нас, грешных!
Первым из грешных себя признаю. – Спаси и помилуй!
* * *
Господь живет в душе моей, буди со мной!
Покров и Защитник в душе моей, буди со мной!
В пылу страстей, борьбы, в дни знойной жизни,
Как в светлую юности пору, буди со мной!..
Дай песням моим безгрешные звуки, чтоб слово
Мое пред Тобой меня не винило, буди со мной!..
Господь Утешитель, мой щит, моя сень, беззакатное солнце!
До дня и часа последнего жизни буди со мной!
* * *
Господь нам три звезды дал в небо наших дум,
Чтоб сердце умилять и освещать наш ум.
В небесной выси, над главою,
Горит в венце лучей, лампадой золотою,
И сквозь мглу туч видна всегда
Нам веры яркая звезда.
На западе – звезда воспоминаний,
Прошедших радостей, пережитых страданий,
Всего, – что некогда сбылось, – чего уж нет,
Льет на минувшее прощальный тихий свет.
А на востоке, перед нами,
Мерцая дальними лучами,
Звезда надежды зажжена,
Грядущее – вещает нам она.
Светило двух миров, – она земных желаний
Глашатай здесь, – загробных упований.
* * *
«Да хранит тебя Бог!» – говорим, расставаясь,
Мы тому, с кем прощанье нам сердце щемит;
И когда мы расстались, – к нему обращаясь,
Наше сердце не раз те ж слова повторит.
Чтобы выразить лучшие чувства участья,
Чтоб молитвой обнять пожелания счастья,
Не могло б наше сердце и ум бы не мог
Найти слов лучше слов: «Да храни тебя Бог!»
* * *
Господь! Услыши нас! Ни злата, ни сребра
Не просим мы себе во дни земной неволи.
Дай веры светоч нам! И жажду дай добра,
И к ближнему любовь, и силу доброй воли!
* * *
Вера – и светоч, и якорь, и щит.
Светоч погас ли – вся жизнь помрачилась.
Якорь ли сдал – челн о камни разбит.
Щит ли разбился – борьба прекратилась.
* * *
Из тьмы грядущего, стезею потаенной,
Навстречу нам идет последний жизни час.
Склонялся пред ним, блажен лишь тот из нас,
Кто ждал его, в ком луч надежды не угас
И свет ее храним был верою смиренной.
* * *
Вечер, днесь, Господь, как было
В Эммаусе в оны дни.
Солнце долу лик склонило
И, склоняя, озарило
На горах верхи одни.
Сумрак уж царит в долине,
Где от крови далеки,
Одиноки, как в пустыне,
Как тогда, свершают ныне
Путь Твои ученики.
Их, Господь, Своим явленьем
От тяжелых дум избавь!
Осени благословеньем!
Положи конец сомненьям
И на веры путь наставь!
* * *
Не помяни, Господь, в вечерний час,
Всего, чем пред Тобой винить могли бы нас
Предтекшие часы. И вольно, и невольно
Бывали грешны мы. Но тяжело и больно, –
Ты это зрел, Господь, – нам было по пути
Закон Твой сохранять и данный крест нести,
И духом бодрствовать, когда, изнемогая
Земною силой, мы, в час бури, в час печали,
В час искушений злых, в час бед, в час смутных дум,
Терзавших сердце в нас и помрачивших ум.
Но было в нашем дне и солнечное время,
Ты миловал, Господь, Ты облегчал нам бремя;
И не забыли мы, в вечерней жизни час,
Чем Ты благословил и чем утешил нас!
* * *
В реке времен волна сменяется волною,
И в море вечности всем волнам есть предел.
За днем так день идет, уставною чредою,
И с днями мы идем, – и общий наш удел
У моря вечности ступить на брег конечный,
Где завершается для странников земных,
В неведомый им час, путь жизни скоротечной.
За ним другая жизнь. В стране всегда живых
Нет смены дней. Царит день присный, беззакатный.
Господь! В Твоей руке земные наши дни!
Дай мирный им черед, исход дай благодатный,
И в вечном дне Твоем нас, грешных, помяни!
* * *
Воины Христовы! К вам глас! На молитву!
Утро настало. Пробита заря!
Голос Господень зовет вас на битву!
В битву идите, мольбы сотворя.
Веры примите щит несокрушимый,
Божьим глаголом стрясающий гром!
Смело идите и вашею кровью
Поле омойте! Настанет конец.
Вечною славой и вечной любовью
Вам уготован победы венец.
* * *
Источник вечных сил, священные скрижали,
Господней благости завет!
В вас мы всегда найдем и разуменья свет,
И помощь в дни труда, и мир во дни печали.
* * *
Услышь, Господь! Помилуй нас,
Хотя мы гнев Твой заслужили,
Хотя закон Твой не хранили,
Хотя весь день в затменьи жили
И на спасенья путь вступили
В единодесятый час!
* * *
Когда за ближнего тревожно сердце бьется,
И за него слеза участия прольется,
И за него тобой молитва вознесется
К Тому, Кто всем Господь, к Тому, Кто всем Отец,
Кто помыслы умов и тайны всех сердец,
Как хартию пред Ним раскрытую, читает,
И ближних к ближнему любовь благословляет, –
Когда, молясь Ему, забудешь о себе, –
Тогда внимает Он, – и близок Он к тебе.
* * *
Я видел сон. Был вечер; час заката.
Со всех сторон, в долину Иосафата,
По склонам гор, не ровною стопой,
Шли странники несметною толпой.
И каждый шел особою тропою,
И каждый нес свой крест перед собою.
Во всех концах долины виден был,
Из края в край, открытый ряд могил;
И каждый странник шел к своей могиле,
И каждый перед ней, ему по силе
На путь земной крест данный водружал,
Чтоб крест лучом заката озарился.
И видел я, что свет зари ложился
На все кресты, и ярче освещен
Был всякий крест, что до конца несен
Покорною и твердою рукою,
Как веры стяг, – высоко над главою…
* * *
Не о себе одном горячую молитву
К Тебе, Господь, я днесь смиренно возношу.
Ты дал мне крест; вести Ты дал мне с жизнью битву:
И битву я веду, и крест свой я несу.
Но Ты не одного в пути меня оставил.
Ты спутников мне дал; Ты в душу мне вложил
Способность их любить; Ты сердце мне наставил
И пламенем любви его благословил.
О них молю, Господь! За них и сердце бьется,
И ум упорною тоскою угнетен.
Молю, – да благодать Твоя на них прольется,
И путь их здесь Тобой да будет озарен.
Иных уж нет со мной; но живы пред Тобою
И те, кто на пути, и те, кем путь земной
Уж пройден. Всех могу обнять двойной мольбою:
Благослови живых – усопших упокой!
* * *
Не отклоняй протянутой руки;
Не говори, что нужды те легки,
К которым ты рассудком равнодушен.
Будь сердца голосу послушен:
Не отклоняй протянутой руки.
* * *
Притихла буря; пронеслись
На запад тучи грозовые
И, гривы опустив седые,
На горных склонах улеглись.
Гремучий ливень замолчал;
С лугов и нив стекают воды,
И вихорь, спутник непогоды,
Рвать в роще ветви перестал.
Поля дымятся сизой мглой,
Посевы полегли грядами:
Гроза их влажными рядами
Путь очертила за собой.
Но к утру встанут те ряды.
Господь, дня летнего дыханьем
И солнца своего сияньем
Благослови грозы следы.
* * *
День склонился; вечереет;
Быстро тени гор растут,
Неба синий свод темнеет;
Тише мимо нас бегут
Жизни волны чредовые;
Тише говор сердца стал;
Все желания земные
Он твердить нам перестал.
Тише стал печалей ропот,
Тише мира шумный крик,
И надежд немолчный шепот,
И мятежной воли крик.
Нами пройден путь печальный,
Путь всех слабых чад земли.
В час вечерний, в час прощальный
Ты, Господь, мольбе внемли!
Плачь услышь души смятенной!
Все долги ей отпусти
И грехами помраченный
Ум наш свыше просвети!
* * *
Память минувшего, память святая!
Пламени светлого искра живая!
Неба заката звезда золотая!
В кладень надежный тебя я вложил,
В сердце глубоко тебя сохранил.
Но не закрылась та в сердце могила;
Не безпробудным в ней сном опочила
Дней безвозвратных живящая сила.
Искра горит, – и видна мне всегда
Неба заката златая звезда.
Сердце хранит упованье святое;
С новым днем станет вновь сущим былое;
Смолкнет пред Богом все горе земное;
На небе новом взойдет мне тогда
Утра звездою заката звезда.
* * *
Ангел мира, ангел света,
Чье незримое крыло
С тихим веяньем привета
Осенило мне чело!
Из небесного чертога
Кто ко мне призвал Тебя?
Где ты слышал имя Бога?
Кто молился за меня?
Кто любовью, мыслью нежной
В этот час мне близок стал
И моей душе мятежной
Утешение послал?
Кто б он ни был, – брат, сестра ли,
Улетая в звездный рай,
Всем, кто мира мне желали,
Ты спасибо передай.
Ангел мира, ангел света,
Чье незримое крыло
С тихим веяньем привета
Осенило мне чело!
* * *
Над видимым миром мы знаем другой,
Мир сущий вкруг нас и над нами.
Тот мир познаем мы лишь чуткой душой,
Не видим земными очами.
Тот мир не пространство небес голубых,
Не света денного потоки,
Не воздух, – не звезд хороводов ночных
Искрящийся отблеск далекий.
Тот мир не несет на себе тех оков,
Которых привычно нам бремя.
Незримому миру безплотных духов
Ни узы, ни место, ни время.
Безследно те духи над нами парят,
Беззвучно меж нас пролетают,
И часто, по воле Творца, нас хранят,
По воле Творца нас спасают.
* * *
Блажен пловец, во мгле туманной ночи
Узревший маяка руководящий свет,
Он твердо держит руль, с огня не сводит очи
И знает, – тот огонь спасения завет.
Блажен стократ, кто в бурном жизни море
Был родственной души огнем путеводим,
Всегда следил за ним с молитвою во взоре
И светом веры в нем сам в вере был храним.
* * *
Блажен, кто молится и верит,
Кто не земною мерой мерит
Свое призванье на земле,
Кому в греховной мира мгле
Светит грядущего светило,
Чье сердце неземным лишь жило
И неземным одним живет,
Кто бодро крест в пути несет
И помнит, что его хранила
Средь бурь и бед Господня сила,
И знает, что та сила с ним,
Где верой он руководим.
* * *
Внемли, Господь, моей мольбе смиренной,
Сподоби храм Тебе соорудить.
Не золото, не мрамор многоцветный,
Не серебро могу в него вложить,
Чтоб лепотой богатых украшений
Усердие мое знаменовать
И дань молитв, и дань благодарений
Тебе за все дары Твои воздать.
Лишь в сердце я, печалями смягченном,
Могу тот храм создать и сохранить;
Лишь верою и духом сокрушенным
Могу его и красить и святить.
Но Ты, Господь, не требуешь, чтоб злато
Иль серебро Твой красило алтарь.
Убого ли он убран иль богато, –
Везде над ним Ты Бог, Отец и Царь!
* * *
Господь! Услышь мольбу мою: буди со мной!
От мысли кичливой затменья меня сохрани!
Как злаком роса, Твоя благодать мне нужна.
Безсилен я без Тебя: наставь меня, буди со мной!
Чтоб смело на доброе дело руку поднять
Решиться я мог и дело свершить, – буди со мной!
* * *
В Твои блаженные селенья,
В обитель радостей святых,
Введи, Господь, путем спасенья,
Усталых странников земных.
Тот труден путь. Изнемогали
На нем в безсолнечные дни
И с трепетной мольбой взывали
К Тебе о помощи они.
И Ты, Господь, сквозь мглу ненастья,
Им солнца луч ниспосылал,
Дарил им в горе проблеск счастья,
Упавших духом воздвигал
Глаголов силой чудотворной;
И дал умение страдать,
И веры твердой и покорной
Таинственную благодать.
Господь! не презри их молений,
Одних в пути их не оставь
И в мраке тайных искушений
На правые стези наставь.
В Твои блаженные селенья,
В обитель радостей святых,
Введи, Господь, путем спасенья,
Усталых странников земных!
* * *
Меж туч порой звезда одна
Нам в ночь осеннюю видна,
В туманной мгле окружена,
Как на иконе лик святого,
Венца сияньем золотого;
И той звездой озарена
Небесной выси глубина.
Так день один, из мглы былого,
Струею пламени живого
Вкруг нас свой разливает свет.
Он нам минувшего завет,
Он нам грядущего обет,
И нас зовет к добру, к молитве,
К труду, к терпению – и битве.
Из журнальных публикаций
Молитва
Спаси меня, Господь! затмился надо мною
Твоих святых небес лазоревый покров.
Просвета нет; гроза находит за грозою,
И между гроз, от мглы нависших облаков,
На все вокруг меня ложится тень седая.
Гнетущею тоской я день и ночь томим.
То с бурею в борьбе, то бурю ожидая,
Я верою одной в Тебя, Господь, храним,
Господь, храни меня!
Спаси меня, Господь! Таинственную силу
Той веры до конца даруй душе моей,
Пока я не свершу пути, пока в могилу
С земною не сложу я жизнию своей
Все то, чем некогда Ты дал ей озариться,
Что я считал моим, о чем Тебя молил,
Что Ты мне дал любить и дал к чему стремиться,
Чем испытал меня и чем благословил.
Господь, веди меня!
Спаси меня, Господь! Трудна была дорога:
Борьба с преградами, ненастье, близость бед
И сердца чуткого немолчная тревога
Мой утомили дух. На прошлой жизни след
В раздумье тягостном смотрю усталым взором,
Воспоминаний ряд проходит предо мной,
И больно мне, когда они звучат укором,
И грустно мне, когда я слышу звук другой.
Господь, прости меня!
Январь 1887
Молитва[118]
Господь, мольбе моей смиренной
С высот небес Твоих внемли,
И мира, для души смиренной,
Мне дуновенье ниспошли!
Как хартия, перед Тобою
Раскрыта повесть моих дней;
Давно туманной пеленою
Дум тяжких тень лежит на ней;
Давно мне чудится невольно,
Что новая печаль близка,
И ум в тисках, и сердцу больно,
И скорбью связана рука.
Я не ропщу, Господь, я знаю,
Что я виновен пред Тобой,
Но я молюсь, я уповаю,
Суд милостив мне будет Твой.
Да даром благости верховной
Земная явится печаль…
Принять ее душой покорной
Велит священная скрижаль.
Я ведаю, что в ризах темных
Ты часто Ангелов Твоих
Ниспосылал спасать бездомных,
Скорбящих странников мирских.
Кому печали здесь не новы,
Тот помнит Ангелов привет:
Тому сквозь темных риз покровы
Их крыльев серебристый свет.
Господь! Дай скорби мне забвенье
И удали печаль с чела,
Даруй узреть мне на мгновенье
Край серебристого крыла.
Не радостей земных на время
Прошу, Господь, чтоб отдохнуть;
На миг забыть бы только бремя
И раз свободно лишь вздохнуть!
[118] Впервые: «Русский Паломник» (1890, № 44).
Комментировать