«Иван-Царевич»
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
А. С. Пушкин
Миф об Икаре, сказка о ковре-самолете порождены стремлением человека овладеть воздушной стихией, мечтой, глубоко запавшей в его душу. Так единогласно утверждают все ученые, работавшие над познанием психологии масс, выраженной в их поэтическом творчестве – фольклоре.
Этот вид народного творчества не умер с наступлением эпохи механизированной цивилизации. Пар, электричество и бензин, в корне изменившие материальные формы бытия, не смогли убить творческие порывы души. Сказки и легенды, выражающие ее порывы и устремления, творятся и в наши дни.
В первые годы революции по всей Руси ходил в различных вариантах рассказ, принесенный вернувшимися военнопленными. Особенно распространен был он в деревне. Это – новорожденная сказка о заветном рубле, великая правда, окутанная в покровы поэтического обмана.
В этой легенде рассказывалось о том, что какая-то партия военнопленных, возвращающаяся домой, была задержана в каком-то городе – то ли во Франции, то ли в Германии. Варианты менялись. Там к солдатам вышел одетый в штатское платье Император Николай Второй и держал приблизительно такую речь.
– Верные мои солдаты! Много тяготы и страданий вы перенесли, и еще больше вас ожидает. Знайте, что я чудом спасся, но вынужден еще скрываться. Верю, что милостив Бог; приведет Он меня вернуться к вам и облегчить вашу жизнь. А пока – всем вам на память дарю по серебряному рублю. На нем мой портрет. Не забывайте!
Эту сказку я слышал в Козлове, в Самаре и на Соловках. Говорили, что солдат даже показывал свой заветный рубль.
Крестьяне верили этой легенде, ибо хотели ей верить: интеллигенция, конечно, не верила, но сочувственно прислушивалась к другой, также рожденной в народных глубинах, в которой тоже со слов «очевидца» рассказывалось о том, что Великая Княжна Татьяна Николаевна (всегда она) бежала за несколько дней до убийства с влюбившимся в нее начальником стражи, и увезена им в Англию. Рождались какие-то смутные надежды…
В тридцатых годах нередко передавалась весть о том, что бродит по СССР Великий Князь Михаил Александрович, также чудом спасшийся от убийц, в образе нищего-странника и обещает колхозникам избавление в 1940 г. Крестьянство, загнанное в колхозы, верило жадно и трепетно.
Уже здесь, за рубежом, мне случайно удалось найти «зерно» этой легенды. Александр У-ко, бывший красноармеец, рассказал мне о его личной встрече с этим странником, принятым к ним в дом его стариком-отцом в 1937 г. Из опроса его стало ясным, что «Михаил Александрович» был смелым прощелыгой, выманивавшим деньги у монархически настроенных крестьян и живший за их счет. Но важно не это, а тот факт, что этот проходимец в течение нескольких лет находил себе приют и питание в силу принятого им царского имени и не был выдан ОГПУ, несмотря на непомерное развитие доносничества в СССР, и что легенда о скрывающемся, но ожидающем своего времени царе, могла развиться в стране «победившего социализма».
У этой легенды глубокая, чисто русская родословная. Заглянем в прошлое. Не именем ли Петра Третьего, таинственно погибшего «от злой жены», но склонного к «старой вере» царя, каким представлял себе народ, собрал свою огромную крестьянскую армию и повел ее в бой Пугачев? Он, несомненно, талантливый выходец из народа, знал его устремления и глубоко понимал, что только имя самодержца может принести успех затеянной им грандиозной авантюре.
А что такое все Смутное время, как ни трагический, мучительный поиск народом утерянного царя, физической главы народно-государственного организма, неразрывной с ним. Со смертью последнего Рюриковича, металась страждущая душа народная то к Лжедмитрию, победившему Годунова тем же царским именем-легендой, то в Тушино, то к Ивашке-царьку. Мучительно искал народ неразрывную часть своего целого и истекал кровью, пока не нашел ее в стенах Ипатьевского монастыря.
Идея государства Российского, конечного, полного оформления и осознания себя, выдвинутая на арену истории Иванами Третьим и Четвертым, зародилась задолго до того в среде самого народа и поэтически выразилась в сказке об Иване-царевиче, осветившем пламенным пером Жар-птицы дремучую темень бытия Руси. Она была неразрывна е представлением о царе, как о центре и венце всего организма.
Революционеры-народники 60-х и 70-х гг. знали это и в своей пропаганде прибегали к шулерскому приему, разбрасыванию «золотых грамот», якобы от имени Царя призывавших к восстанию против местной власти. Это знал великий провидец Ф. М. Достоевский, показавший в «Бесах» фанатика-нигилиста Петра Верховенского, на коленях умолявшего Ставрогина возглавить «смуту», став ее Иваном-царевичем.
Тяги к монархии в среде крестьянства был не в силах заглушить даже прокатившийся по России в 1917 г. оголтелый вой «долой самодержавие». В 1919 г. в Уренской волости Костромской губернии, защищенной от взбаламученной России лесами и топями, был избран крестьянами собственный царь, сосланный позже на Соловки и там погибший.
Духовные наследники авторов «золотых грамот», современные русские «прогрессисты» не забыли опыта своих предков, но вместе е тем, прекрасно понимают, что современный русский колхозник, прошедший в экспериментальном порядке школу «прогрессивного развития» и «построения социализма», никакими «золотым грамотам» не поверит, и, что монархия английского типа, с облеченным в порфиру манекеном, в России невозможна, как это правильно утверждает г-н Николаевский[35]. Следовательно, препону, стоящую на пути к власти в освобожденной России, надо заранее устранить иным способом. Иначе «завоеваниям февраля», и «нерушимым основам демократии» после неизбежного крушения коммунизма и уже совершившегося идейного его разложения, угрожает серьезная опасность. Для них, наторелых в партийно-фракционном шулерстве, вывод ясен:
– Нужно заранее обессилить возможного противника, исключив его из, казалось бы, общей борьбы за свободу России, перевести его в разряд лишенцев, как это успешно проделывают большевики.
Голоса подсоветской России мы не можем услышать. Не только железный занавес отделяет ее от нас, но и там, в ней самой, каждый человек принужден носить железную маску. Своих положительных устремлений он высказать не может, но выявить свое отрицательное отношение к чему-либо небольшевистскому – возможно. Именно от этой возможности и родилось ходкое в СССР слово «керенщина», выражающее презрение народных масс ко всему февральскому периоду революции.
Русскому народу – двумстам миллионам – и его современной «профтехнической» интеллигенции, хоть и не обладающей «широкими горизонтами», но воспитанной и школе сурового труда и решительного действия, а не в атмосфере маниловского словоблудия, ясен подлинный лик февраля с его единственным активным лозунгом: «долой самодержавие». Вот к нему-то, февралю, – возврата нет.
[Алексей Алымов]
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 7 августа 1949 г.,
№ 24, с. 2–3.
[35] Борис Иванович Николаевский (1887–1966) – революционер, в эмиграции (Германия, Франция, с 1940 г. США) – историк и общественный деятель.
Комментировать