Новое имя
В нашем обществе зарождается нечто такое, что способно спасти его, но что еще не получило своего имени. Пусть никто не думает, что, говоря о безымянном, я говорю о несуществующем. Мораль, именуемая пуританством; тенденция, именуемая либерализмом; реакция, именуемая демократией тори, — все эти явления не только набрали силу задолго до того, как получили свои наименования, но уже практически сыграли бо?льшую часть отведенной им роли. Тем не менее я полагаю, что было бы неплохо дать какое-нибудь емкое, практичное название тем, кто разделяет наши убеждения. А именно, что в данный момент англичанами правят скоты, отказывающие им в хлебе, лгуны, отказывающие им в информации, и глупцы, не умеющие управлять, а потому стремящиеся поработить.
Позвольте мне объяснить, почему меня не удовлетворяет обычно употребляемое слово, которым я и сам частенько пользовался и которое в определенном контексте совершенно законно. Я имею в виду слово «бунтарь». Я опущу тот факт, что многие из тех, кто понимает правоту нашего дела (в большинстве своем это университетские круги), по-прежнему употребляют слово «бунтарь» в его старом и строгом значении: возмутитель порядка. Я перейду сразу к более практическим соображениям. Слово «бунтарь» преуменьшает значение нашего дела Оно слишком мягкое и позволяет врагам нашим легко отделываться. В западной цивилизации и литературе бытует традиционное представление о Прометее, бросающем вызов звездам, о человеке, восстающем против вселенной и мечтающем о том, о чем не осмеливается мечтать сама природа. Все это очень хорошо, но не имеет никакого отношения к нашему делу и даже вредит ему. Плутократы лишь обрадуются, если мы станем проповедовать новую мораль, ибо им прекрасно известно, что старая мораль ими разрушена. Им будет только на руку, если они смогут сказать, что мы, по собственному признанию, всего лишь возмутители спокойствия, «пустое место», что мы всего лишь бунтари или, на их языке, ненормальные. Образцовый миллионер куда более ненормален. Алчность также обуяла сегодняшние правящие классы, как некогда похоть обуяла приближенных Нерона. В разговоре с Рокфеллером мне не к лицу говорить: «Я бунтарь». Я скажу: «Я порядочный человек, а вы нет».
Важно то, что признание просто бунтарем смягчает поразительное беззаконие наших врагов. Предположим, издательский клерк вежливо попросил хозяина прибавить ему жалованье, а получив отказ, сказал, что вынужден оставить место. Предположим, хозяин сбил его с ног, связал, упаковал в оберточную бумагу, написал на свертке (аккуратным почерком делового человека) адрес губернатора Рио-де-Жанейро, а потом уговорил полицейского не арестовывать его за все это. Вот вам и точная копия как с моральной, так и с юридической точек зрения «депортации забастовщиков». На них напали и насильно вывезли только за то, что они не приняли условия, и ничего более. Действия правительства были настолько преступны, что для сокрытия преступления пришлось впоследствии изменить закон. Теперь предположим, что почтовый чиновник где-то между нашей страной и Рио-де-Жанейро заметил слабое шевеление внутри свертка и решил выяснить, в чем дело. Предположим также, что клерк сумел только объяснить приглушенным оберточной бумагой голосом, что он по сути своей бунтарь. Не кажется ли вам, что этим он как бы согласился со своим положением? Не кажется ли вам, что он будет смиренно сносить полученные оскорбления? Возможно, его и вынут из свертка, но зато сразу упрячут в сумасшедший дом. Говоря символически, именно так хотели бы поступить со всеми нами. Правящие нами подлые скряги всех упрячут в сумасшедший дом, если только мы сами не запрем их там… Нам нет нужды выдвигать аргументы в пользу нарушения закона. Капиталисты сами нарушили его. Нам нет нужды разрабатывать новые основы морали, коль скоро они нарушили собственную мораль. Это все равно, что бежать по улице за человеком, укравшим ваши часы, и кричать: «Чур поровну! Чур поровну!»
Нам нужен такой термин, из которого всем станет ясно, что, согласно общепринятым нормам, откровенное мошенничество и жестокость достигли наивысшей отметки и мы боремся против них. Мы утверждаем, что нас обманывают и угнетают, и мы готовы и способны доказать это любому суду, который позволит нам назвать мошенника своим именем. И именно под защитой существующей системы большинство ее судов не позволит этого сделать. В настоящий момент мне не приходит на ум ни одно подходящее название для нашей партии, которое отмежевало бы нас от более сильных и процветающих наших противников, разве что мы взяли бы название, которым именовали себя первые якобинцы, — Честная партия.
Комментировать