О ловле шляп
Дикая зависть гложет меня: в Лондоне наводнение, а я сижу в деревне. Моему Бэттерси[87] насколько я знаю, выпала особая честь — там сомкнулись воды. Вряд ли стоит говорить, что Бэттерси — и без того самое красивое место на свете. Но теперь, когда его еще украсили громады вод, как прекрасен, должно быть, мой романтический город! Наверное, там сейчас настоящая Венеция; лодка мясника скользит по струящемуся серебру с мягкостью гондолы, зеленщик везет капусту на угол Латчмер-род, налегая на весло с грацией гондольера. Нет ничего поэтичней, чем остров; а затопленный квартал становится целым архипелагом.
Многие считают, что романтические взгляды на наводнение не совсем жизненны; в сущности же, такой взгляд не менее практичен, чем любой другой. Истый оптимист, который видит здесь повод для радости, не менее логичен и гораздо более поэтичен, чем Негодующий Налогоплательщик, находящий поводы для ворчания. Настоящая боль, например, зубная, вполне объективна; ее можно вынести, но вряд ли можно ею наслаждаться. Но в конце концов зубы болят не каждый день. Большинство же неприятностей, от которых женщины плачут, а мужчины ругаются, зависит всецело от наших чувств и воображения, — они чисто духовны. Так, например, мы часто слышим, как взрослые жалуются, что проторчали долго на вокзале. Но слышали ли вы, чтобы на это жаловался мальчик? Для него вокзал — пещера чудес, дворец наслаждений. Для него зеленый и красный сигналы семафора — новая луна и новое солнце. А когда деревянная перекладина опускается, великий король опускает свой меч, и начинается славный турнир поездов. В этом вопросе я разделяю мнение мальчиков. Много лучших часов моей жизни я провел на вокзале, который сейчас, наверное, под водой. Я стоял там в таком сосредоточенном и отрешенном состоянии, что вода могла дойти мне до груди, а я бы и не заметил. Но при таких неприятностях, как я уже говорил, все зависит от точки зрения.
Так, например, обычно считают, что неприятно ловить уносимую ветром шляпу. Что же тут неприятного? Бег не утомителен — те же самые люди бегают гораздо быстрее, когда играют в гольф, и гоняются за ненужным кожаным шариком с гораздо большим интересом, чем за хорошей шелковой шляпой. Все дело в том, что ловить шляпу считается унизительным, а когда люди говорят «унизительно», они имеют в виду «смешно». Конечно, это смешно; человек — вообще смешное существо, и многие действия его смешны — еда, например. А смешнее всего он тогда, когда лучше всего; скажем, когда он влюблен.
Если бы люди правильно относились к делу, они ловили бы шляпу с истинным спортивным азартом. Они могли бы считать себя охотниками, преследующими дикого зверя. Ни один зверь не дичится нас больше, чем слетевшая шляпа. Вообще я склоняюсь к мысли, что шляполовство станет в будущем излюбленным спортом высшего света. Леди и джентльмены соберутся в ветреный день, им сообщат, что егеря загнали шляпу в такую-то и такую-то чащу, или как там оно говорится у охотников… Заметьте, что этот спорт будет исключительно гуманен: охотники никому не причинят зла; более того, они будут знать, что делают добро, доставляя огромную радость зрителям. Когда я в последний раз видел в Гайд-парке, как старый джентльмен гонится за шляпой, я подумал, что его душа наполняется миром и благодарностью от одной мысли о том, сколько чистой радости доставили гуляющим каждый его жест и каждая поза.
Тот же принцип можно применить ко всем типичным домашним неприятностям. Тот, кто вынимает муху из молока или пробку из вина, обычно раздражается. Пусть он представит себе на минутку терпеливых людей, сидящих в это же время у темных прудов, — в его душу немедленно снизойдут благодарность и спокойствие. Я знал людей очень современных взглядов, которые доходили до применения богословских терминов (правда, не придавая им догматического значения) только потому, что какой-то ящик никак не хотел выдвигаться. Один мой друг особенно страдал от повседневной борьбы с ящиком. Но я обратил его внимание на то, что его ощущение субъективно, относительно и исходит из предположения, что ящик должен, может и будет выдвигаться легко. «Представьте себе, — сказал я, — что вы боретесь с мощным злым врагом, и борьба покажется вам поистине захватывающей. Представьте, что вы вытягиваете из моря шлюпку; представьте, что вы вытягиваете друга из расщелины во льду; представьте, что вы мальчик и перетягиваете канат». Сказал и ушел; однако не сомневаюсь, что теперь он с улыбкой хватается за ручку ящика, глаза у него сверкают, лицо горит, ободряющие крики зрителей звенят в ушах.
Таким образом, я не считаю, что непрактично или невозможно радоваться даже лондонскому наводнению. Оно не причинило нам ничего худшего, чем некоторое неудобство. А неудобство — только одна сторона (и не самая существенная) истинно романтических ситуаций. Приключение — правильно воспринятое неудобство. Неудобство — неправильно воспринятое приключение.
[87] Бэттерси — район Лондона.
Комментировать