Оглавление
Воспоминания духовных чад
«Востани, Господи, и вонми суду моему… на прю мою»
Первая моя встреча с отцом Серафимом произошла в 80-х годах. Я готовился к поступлению в семинарию и зашел в епархию (старый корпус), чтобы взять журнал, в котором печатались адреса духовных учебных заведений. Отец Серафим, как сейчас помню, в зеленом облачении, длинная косица сзади (на моей памяти волосы он никогда не стриг), разговаривал с верующей.
По-видимому, это была его духовная дочь. Женщина была в сильном смятении. Он её терпеливо, сердечно увещевал. Я отчетливо запомнил фразу, которую отец Серафим повторил с жаром несколько раз:
– Ради Бога молчи, не докажешь никому ничего!
Мне показалось, речь шла о каких-то серьезных вопросах, связанных с властными структурами. В словах отца Серафима звучала такая мощная энергетика, что я невольно приостановился. Таким ярким, мудрым, радеющим всем сердцем за человека предстал он мне в тот памятный день.
Очень плотно мы стали общаться с отцом Серафимом, когда меня назначили священником в возрождающийся Свято-Никольский монастырь. Обитель поначалу была заявлена как женская. Матушки, все до единой, были люди зрелые, с большим жизненным опытом. Игуменья Марина прошла три фронта. Естественно, что я, 25-летний клирик, не особо подходил им в качестве духовника.
Примерно раз в месяц матушка Ирина отпускала сестёр на исповедь к отцу Серафиму. Келейные правила, которые давал им старец, выполнялись в монастыре ревностно. Сама матушка игуменья (хотя она была духовным чадом двух схимников Санаксарского монастыря, отца и сына) частенько ездила на исповедь к отцу Серафиму.
Мне тоже не всегда удавалось выбраться к своему духовному отцу, Киево-Печерскому старцу отцу Нектарию. Постепенно я приучился со всеми текущими вопросами и жизненными проблемами обращаться к отцу Серафиму. Человек он был безотказный, принимал в любое время дня и ночи по первому требованию. В погожий день батюшка любил посидеть погреться на солнышке за апсидой храма. В приёмной тоже всегда было светло. Светлое-светлое солнце осеявало комнату, радостная атмосфера чего-то родного, домашнего (противоположное ощущение: больница, инструменты, бездушие медперсонала). Там и ремонта давно не было, но всё исключительно опрятно в этой светелке. Во всём неподдельная духовная красота, та благодатная убогость, о которой очень многие в сегодняшних роскошных апартаментах могут только мечтать.
Все батюшкины келейницы были большие молитвенницы, радетельницы, прекрасные хозяюшки, грубого слова от них никто никогда не слышал.
К приемной примыкала келья батюшки, дверь в нее была всегда чуточку приоткрыта (сокровенная моя мечта – побывать там хоть раз – так и не осуществилась).
Строгая очередность – кому за кем следовать на беседу – устанавливалась самим батюшкой. Ревности на приходе между священниками никогда не было. Вспоминаю: когда женился отец Глеб, в трапезной очень тепло, очень скромно, очень по-домашнему праздновали венчание. Все радовались за молодежное, как могут радоваться только очень близкие люди.
Батюшка был гостеприимный, хлебосольный хозяин. После беседы непременно приглашал с собой на трапезу:
– Теперь пошли кушать.
Девяностые годы, перестройка, общая неустроенность, отчасти недоедание и мой здоровый по молодости аппетит – все это вместе взятое делало для меня эту фразу неизъяснимо притягательной.
Батюшка имел добродетель кушать вместе с нами. Стол был обильным, но молодым монахам батюшка советовал воздерживаться от тяжелой пищи. Сам он строгого постничества никогда не придерживался, считая пищевую аскезу не смыслом, а средством для совершение более высоких, духовных подвигов. Вина нам никогда не предлагал и сам при нас никогда спиртного не употреблял.
Был исключительно наблюдательным. Обличая недостатки, облекал их в форму незатейливых историй о том о сем. Мы не сразу догадывались, что речь шла, собственно, о нас…
Исповедник был батюшка от Бога. Он никогда не мешал говорить, но и не ждал наших тяжких слов, всегда самостоятельно озвучивал греховные поступки. В этом не было ничего сверхъестественного: ведь грешат все одинаково, а он, человек с большим жизненным опытом, знал все искушения, в том числе и те, которые на каждом шагу подстерегают монашествующих. Я всегда уходил от него окрыленным.
Возил я к нему и маму в конце 90-х годов. Сыновние обязанности он считал священными и всегда наставлял меня, чтобы я не планировал никаких переездов, потому что маму я должен обязательно досмотреть сам.
Всегда получил я от него духовные откровения. Всегда мог поделиться внутренним. Несколько раз присутствовал у него на проповедях. Это был очень живой экспромт на тему подготовки к Причастию, келейной молитвы или жития святых. Никогда не касался политики, за исключением одного вопроса: в категорической форме предупреждал о вреде раскола. Тогда это воспринималось как прописная истина, сегодня, увы, некоторые горячие головы уже не видят в расколе ничего из ряда вон выходящего.
Разные люди приходили к нему за духовными врачеваниями, и всех надо было прежде всего умело смирять. Превыше поста и молитвы ценил он послушание. Некоторое время у него служила келейницей матушка Ангелина. Она совершенно не переносила палящего солнца. Из-за этого ей пришлось переехать на Украину из одной восточной республики бывшего Союза.
Однажды пропалывали бурьян вблизи храма, и батюшка, как будто специально, поставил Ангелину полоть против солнца. Она старалась увернуться, а он снова ее разворачивал к солнцу.
– Самое интересное, – вспоминала матушка Ангелина, – что, пересилив себя, дополола и даже жарко не было.
Был батюшка большой любитель и ценитель церковного пения. Любил акафисты, особенно Казанской. При батюшке в храме пел великолепный хор. Была прекрасная библиотека, старинные лаврские Минеи (к сожалению, после его смерти все это богатство неизвестно куда расточилось). А ещё в храме была старинная чудотворная икона Богородицы. Не знаю, сохранилась ли она…
Нынче стало в порядке вещей старинные иконы «по эстетическим соображениям» заменять новоделами. Искренне жаль. Никакой распрекрасный новодел не возместит намоленности и благодатной духовной красоты икон старого письма.
Виктор Ефимов, похороненный у нас в монастыре (был келейником батюшки в 70-х годах), рассказывал:
– Приход наш тогда был в Голубовке. Приход сильный. Одновременно отец Серафим принимал приезжих. Заезжали с пятницы на воскресенье. За батюшкой неусыпно следили. Были подсыльные, чтобы дать информацию уполномоченному. Чтобы отличать своих от чужих, существовал пароль: «Почту принесла». Я говорил отзыв: «Мы газеты не выписываем» – и человека оставляли в приемной.
Слежка за ним велась страшная. Надумал как-то батюшка расширяться. Из хатки сделал два притвора, обложил их кирпичом. Немедленно донесли. Явился уполномоченный и забрал у батюшки патент от власть предержащих, дающий право «справлять религиозные надобности». Оставшись «поза штатом», батюшка вынужден был скитаться. Безбожники дразнили его Бармалеем, за то, что он всегда говорил правду в глаза, не взирая на лица.
У каждого человека есть свой Фавор и своя Голгофа. Батюшкиной Голгофой были преследующие его доносы, порожденные феноменальной батюшкиной известностью. Все об этом помнят, но вряд ли кто-то захочет сегодня ворошить прошлое. Бог – Судья всем, кто обижал батюшку…
Несколько раз привозили батюшку в наш монастырь. Он, как-то удивительно быстро вникнув в ситуацию, предупреждал: здесь тяжело будет. Тогда казалось, что подразумеваются сложности с интернатом, который все никак не мог съехать. Но оказалось все значительно глубже.
– Служите каждый день, – наставлял нас батюшка.
Мы оправдывали свое нерадение тем, что это совершенно невозможно. Некому. А он всеравно настаивал:
– Служите каждый день!
Слава Богу, в год кончины батюшки в монастыре пошла наконец непрерывная служба.
В сентябре 2002 года, когда батюшка отошел ко Господу, владыка назначил меня старшим по облачению. Церемония проходила на ж/м Клочко, в частном доме – последнем земном пристанище батюшки. Когда я вспоминаю сегодня тот скорбный день, приходят на ум имеющие место в назиданиях многих старцев последних времен слова об омолаживающем эффекта воздержания.
Сегодня мало кто из молодых и относительно здоровых сможет похвалиться таким крепким, гармонично сложенным телом, какое было у почившего в 95-ти летнем возрасте самарского старца. С его смертью мы потеряли великого молитвенника и, не побоюсь этого громкого слова, прозорливца.
Слава Богу, нет забвения. Слышал, что не так давно хотели повредить памятник старцу. Немощные дерзости врага свидетельствуют о том, что он по-прежнему боится праведника.
Перед мысленным моим взором отец Серафим стоит на возвышении один, живой, непоколебимый никакими житейскими ветрами. На ум невольно приходит стих из 34-го псалма Давида: «Востани, Господи, и вонми суду моему … на прю мою».
Из тех батюшкиных предсказаний, который уже сбылись, могу назвать одно: постепенное, после резкого всплеска 90-х годов, охлаждение церковной жизни. Предостерегал батюшка от чрезмерного увлечения стройками.
– Церковь не в бревнах, а в ребрах, – часто повторял он. – Главное – строительство душ, а здания могут так и остаться пьедесталами.
Священников не уставал назидать:
– Держитесь канонического Православия. Службу не сокращать ни на йоту, служить только на церковнославянском языке и как огня остерегаться расколов.
Даже предугадывая нынешнее не вполне благополучное время, он смотрел на будущее с оптимизмом. Непоколебимо верил, что Церковь преодолеет все испытания и искусы, устоит до той, последней, решительной схватки с врагом. Но для этого надо крепко всем нам молиться, как учил батюшка, и подражать его жизненному подвигу.
Архимандрит Досифей,
настоятель Свято-Никольского мужского монастыря,
г. Новомосковск
Наставник
На протяжении ряда лет мне, многогрешному и недостойному, посчастливилось быть его келейником, свидетелем молитвенных и пастырских трудов. Днем отец Серафим, как правило, принимал посетителей. Часто их было много, приезжали, бывало, и целыми автобусами из разных городов. Душой и сердцем чувствовал отец Серафим их проблемы, каждому давал спасительные наставления, освобождая от отчаяния и безысходности. Многие после встречи с батюшкой обретали истинную веру.
По ночам батюшка выполнял молитвенное правило. Распорядок у него обычно был такой: с 8 до 9 вечера – молитва, с 9 до 12 ночи – сон, с 12 до 3 – молитва, с 3 до 5 – отдых, утреннее правило, чтение помянника и снова прием посетителей.
Часто бывал на службах у отца Серафима владыка Ириней.
Такие архипастырские визиты были настоящим праздником для батюшки. Насколько мне известно, владыка тоже ценил отца Серафима за послушание, пастырскую строгость и пламенную веру.
А благословил на монашество отца Серафима владыка Леонтий. Это он первый после смерти супруги – матушки Софии – поинтересовался у отца Серафима, не намерен ли тот принять монашество. На тот момент отец Серафим ещё не был готов дать утвердительный ответ, но некоторое время спустя сам вернулся к этому разговору. В конце 1991 года его постригли в монахи.
Отец Серафим обладал удивительным даром отцовства. Он принимал душу, чтобы спасти, вырвать её из греховных уз, привести в Царство Божие. Никому не отказывал в окормлении и молился о всех. Кающуюся душу принимал с любовью, с любовью и наказывал. Своими выговорами он выворачивал душу наизнанку, не щадил её слабых, греховных сторон. Если человек упорствовал в грехе, самости – мог и разгневаться не на шутку. При этом использовал все приёмы, чтобы спасти человека.
Но только одних батюшкиных молитв и наставлений для спасения было мало. Необходимо было собственное соизволение и усилия кающегося, напряженная борьба со грехом и следование советам старца в таком исправлении. В этом заключалось истинное послушание, которому нам, грешным, надо было учиться. На этом некоторые споткнулись и отошли от батюшки, так как компромиссов он не терпел.
С радостью благословлял желающих встать на путь монашества. Сам он горел исключительной верой и зажигал своей верой других. Он проповедовал Христа всем своим образом жизни, наружностью своей. Это горение, неравнодушие, нетеплохладность – отличительная черта и других старцев нашего времени.
Духовным наставником у батюшки был схиигумен Савва. Истинное духовное родство связывало отца Серафима со старцами Псковско-Печерского монастыря, куда он ездил на протяжении десятков лет. В последний раз такая поездка состоялась за два года до смерти отца Серафима. Я сопровождал его в этой поездке и был свидетелем той пасхальной радости, которую испытывал старец, общаясь со своими духовными братьями.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), встречая батюшку, со свойственной ему любвеобильностью восклицал:
– Красное солнышко появилось!
Особая близость связывала его с отцом Нафанаилом (сыном священномученика протоиерея Николая Поспелова). Наставления их поразительно совпадали, и оба старца почти одновременно отошли ко Господу.
На протяжении всей своей жизни отец Серафим усердно просил Бога не лишить его на старости разума. Господь выполнил его просьбу – батюшка почил на 95-м году жизни в полном сознании и твердой памяти.
Мудрость, непоколебимая строгость веры, любовь к людям делали его маяком, ведущим к жизни, ко Христу, подлинным наставником и неутомимым пастырем наших душ. Любовь к Богу – возможно, для некоторых «фанатичная», но действенная и живая – поливала семена веры всех, кто обращался за его советами.
Житие батюшки — это пример промысла Божия о спасении человеческой души. Господь спасал его с раннего детства и вел на протяжении всей жизни. В подтверждение сказанного приведу несколько впечатливших меня историй из воспоминаний батюшки.
Клирик Геннадий Макмак
келейник о. Серафима,
г. Днепропетровск
Избранник
Мама Миши Ольхового была человеком глубокой веры. А ещё жил в их селе духовно сильный старец, который постоянно приходил к ним в дом читать Евангелие. Поскольку глаза у старца стали от возраста слабеть, читать вслух он просил Михаила. Как всякий нормальный подросток, Миша любил подвижные игры на свежем воздухе, общение со сверстниками, но старца он никогда не перечил, безропотно выполнял его просьбы.
Старец был личностью незаурядной. Отец Серафим рассказывал, что в молодости, когда старец вознамерился жениться, прежде чем просить руки девушки, он предлагал ей поклясться на Евангелии, что она никому не расскажет одну его тайну. Тайна состояла в том, что жизнь свою молодой человек решил посвятить Богу, поэтому в брачные отношения намерен вступить фиктивно, сохраняя девственность. Обычно девушка, услышав о таком намерении парня, согласия на брак не давала. Но все же суженую ему найти удалось.
С этой своей фиктивной, по мирским понятиям женой, а по сути – с духовной сестрой, старец однажды остановился на ночевку в чужом селе в пустом доме, так как бушевала метель. Дом этот, как выяснилось впоследствии, считался «нечистым». Люди обходили его десятой дорогой даже днем. В темное время суток из него доносились странные звуки: хохот, визг… После ночного визита старца звуки в доме прекратились, и вскоре там снова поселились люди.
Этот старец сыграл в жизни Миши Ольхового решающую роль. А случилось вот что. Однажды на сенокосе 12-ти летний мальчик, не рассчитав свои силы, стараясь казаться взрослее, чем на самом деле, взвалил на себя слишком большую ношу и надорвался.
Силы стали медленно покидать его. Он потерял аппетит, ослаб и наконец совсем не мог вставать с постели. Когда ребенок перестал принимать воду, мама позвала друзей и соседей проститься с ним. Пришел к Мише и старец. Лежавший прежде без движения, с закрытыми глазами, мальчик на его голос слегка приоткрыл глаза. Старец заметил в его взгляде проблески сознания и заговорил.
– Миша, – обратился он. – Ты хочешь жить?
Миша сделал едва заметное утвердительное движение веками.
– Тогда слушай меня. Ты должен дать обет Богу: если Он тебя исцелит, ты посвятишь Ему всю свою жизнь, а это значит, ты будешь стараться во всем подражать святым. Когда окрепнешь и твердо станешь на ноги, соверши паломничество в Киево-Печерскую Лавру.
В знак согласия мальчик снова шевельнул веками, а старец его перекрестил.
На другой день утром слабым движением губ Миша попросил у мамы пить. Она дала ему несколько ложек чая. На третий день больной попросил кушать, ему дали хлебушка. С тех пор здоровье пошло на поправку. Стал подниматься, но ходил сначала с костылями, потом с палочкой. Пост уже подходил к концу. Мать начала сушить сухари в дорогу.
Договорился с братом и сестрой, чтобы помогли ему. Брат сказал:
– Если будешь просить милостыню, то пойдём с тобой, потому что этих сухарей не хватит.
Сестра и брать взяли с собой два мешка сухарей, а он шел с палочкой. Пять сотен километров прошагали так по городам и весям, ночуя у незнакомых добрых людей, а иногда и под открытым небом – в скирдах, посещая монастыри (где они говели и причащались), пока добрались наконец до Киева.
В Лавре мальчик поблагодарил Господа за исцеление, поклонился мощам святых и попросил у них помощи выполнить первую часть обета.
Назад Миша шел уже без палочки, но милостыню все равно просил. Кто давал, а кто и собак натравливал, потому что молодые, а ходят по дворам. Пришли домой завшивевшими. Мама в дом не пустила, сняла с них одежду и отправила мыться.
Ещё в детстве Миша хотел уйти в монастырь, бегут туда, просил принять, но старцы не благословляли, говорили:
– Нас будут разгонять. Если хочешь, то просто приходи к нам, выполняй послушания.
В 17-летнем возрасте Михаил сделался послушником в мужском монастыре.
– Это была самая счастливая пора в моей жизни! – вспоминал отец Серафим.
Миша летал как на крыльях. Отсекая свою волю, выполнял послушания. Но через год монастырь, как и предсказывал старец, закрыли. Духовник благословил Мишу идти в мир, жениться и воспитывать в страхе Божием детей.
Забегая вперёд, скажу, что это послушание, как и все остальные, он выполнил с честью. Все его дети стали глубоко верующими людьми, а сын Анатолий, окончивший духовную академию, стал священником, кандидатом богословия.
Заступничество Божие
Благодаря небольшому запасу муки у брата Мефодия, батюшкиной молодой семье, хотя и с трудом (водянка ног, обмороки), удалось-таки пережить голод 30-х годов.
Несколько раз батюшка тонул, но и тут Господь сохранил ему жизнь. Был случай, когда батюшка упал в воду, шагнув с причала на паром. Плавать он не умел. Вслепую сделав под водой несколько шагов, нащупал стойку причала, стал ползти по ней вверх и выбрался на воздух.
На батюшкину родню, как на верующих и зажиточных крестьян, были гонения, но Господь вывел их даже из Сибири, куда чекисты отправили их на голодную смерть.
Затем было батюшке откровение через старца, что по воле Божией ему надо ехать в Днепродзержинск. Там ему готовиться заступничество. Документов у него не было, но на тяжелую работу в карьер взяли без документов. Отработав положенное до отпуска, он получил справку о том, что такой-то числится на карьере рабочим. Эту справку парень предъявил при поступлении на металлургический завод, и его приняли каталем.
Труд каталя – физически один из самых тяжелых. Михаилу приходилось целый день разгружать в печь вагонетки с рудой и углём.
Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая его судьба, если бы не приключившееся с ним несчастье, обернувшееся, как это часто бывает, удачей. Дело было так: перевернувшаяся вагонетка засыпала Михаила рудой, травмировав ему позвоночник. Увечье сделало парня неспособным продолжать работу в качестве каталя, и его перевели на железную дорогу смазчиком колёс и узлов.
По сравнению с прежней новая работа была отдыхом и давала возможность перенимать опыт других специалистов. Михаил поставил перед собой цель овладеть специальностью машиниста тепловоза и, постоянно наблюдая, как выгружают вагонетки с углём, задавал технические вопросы. Однажды, когда машинист заболел и заменить его было некем, Михаил предложил свою кандидатуру. Положение было безвыходное, и его поставили на замену.
Работа машиниста состояла не только в том, чтобы управлять составом, он должен был одновременно следить за количественной пропорцией смеси (руда, кокс, известняк) для чугуна. Если в чём-то был перебор или недостаток, выплавленный металл браковался.
В смену Михаила чугун получался высокого качества и ни разу не было бракованной плавки, что грозило бы ему безпартийному машинисту лагерями.
На фронте
Из-за травмы позвоночника в начале войны Михаила на фронт не призвали. Но когда немцы добрались до Днепропетровщины, стали брать и белобилетчиков. Михаил Ольховой тоже получил призывной лист. Как в тылу, так и на фронте Михаил все приказы командира исполнял неукоснительно. Был такой случай. Выстроил командир всех бойцов в шеренгу и говорит:
– На кого укажу, сделать шаг вперёд. Двадцать бойцов за ним пойдут на особое задание.
Командир указал на одного парня, тот сделал шаг вперёд, а те, кто за ним стояли, пока командир отвернулся, обратно его в строй втащили.
Усмехнулся командир, увидев такую хитрость. Показал на другого бойца. Того тоже, едва он успел сделать шаг вперед, втащили в строй.
Указывает командир в третий раз и попадает на Ольхового. Михаил вышел из строя и ни с места. Бойцы его по ногам бьют, в бок толкают, за одежду дергают, кроют последними словами а он не шелохнется.
Отсчитал командир 20 бойцов за ним и скомандовал:
– Отряд, марш на уборку картошки. Всем остальным – готовится к бою.
Из полка выжили единицы. Отряд копачей картофеля остался невредимым в полном составе…
В конце войны Михаил попал в аварию. Перевернулась машина, на которой он ехал. Ему раздробило ногу. Врачи настаивали на немедленной ампутации, но раненый не дался.
Хирург, раздосадованный несговорчивостью бойца, не оказывал ему помощь, даже не промывал рану. Считал, что как только начнется гангрена, пациент сам запросится на операционный стол. Но у Михаила вместо гангрены началась грануляция.
Осколки кости выходили из ноги еще 30 лет. Нога сделалась чуточку короче, и периодически открывалась трофическая язва. Но это было мелкое (по сравнению с ампутацией ноги) увечье, которое не препятствовало Михаилу вскоре после войны принять хиротонию.
Терпение – мать учения. О методие воспитания о. Серафимом будущих батюшек
Тяга к духовной жизни проявилась у меня в зрелом возрасте. К этому моменту в миру у меня уже было некоторое положение, авторитет (я контролировал в области эпидемсостояние скота). Однако в храм пришел духовным младенцем: не знал церковно-славянского языка, не знал многих азбучных истин Православия. Таким младенцем я и попал на послушание к отцу Серафиму. Он сам пригласил меня в свой храм, узнав, что я мечтаю стать священником.
Перво-наперво он вознамерился закалить меня в плане смирения и послушания, которые считал первейшими добродетелями всякого человека, а будущего священника в особенности.
Помню, как в один чрезвычайно знойный день он дал мне поручение поливать обычное неплодовое дерево. Под палящими лучами солнца я провозился полдня, но вода испарялась, не успевая просочиться в землю. В обед пришел отец Серафим проверить мою работу. Он копнул под деревом лопатой – земля оказалась сухой.
– Ах ты бездельник! – закричал на меня отец Серафим. – Привык ничего не делать и здесь скучаешь!
Мне действительно поначалу тяжелый физический труд под открытым небом был не совсем привычен. После обеда я старался найти укромное местечко, чтобы отдохнуть, но не успевал устроиться поудобней, как налетал на меня вездесущий отец Серафим:
– Ты что, спать сюда пришел, бездельник?! Привык отсыпаться на своей работе…
Приходилось делать над собой недюжинные усилия, чтобы не вспылить в ответ. А он, казалось, напрягал всю мою фантазию, чтобы вывести меня из равновесия. Однажды отец Серафим раздавал нам «премиальные» за труды после очередного рабочего дня. Получив свой «заработок», я отправился на маршрутку. Протянув полученный от отца Серафима денежный знак кондукторше, я не сразу понял, почему она так резко изменилась в лице.
– Вы что, издеваетесь? – истошно закричала женщина.
Я посмотрел на купюру. Это был эквивалент нынешней металлической копейки. Извинившись, я стал рыться в карманах. Увы, как на зло, других денег у меня с собой не оказалось. Пришлось из Приднепровска возвращаться на своих двоих…
Униженности маленького, не защищенного формой и погонами, человека я, что называется, хлебнул сполна, переодеваясь по требованию отца Серафима в какие-то отребья. Неоднократно в этом новом «облачении» попадался на глаза сослуживцам.
Среди знакомых поползли слухи о моем «неадекватном» поведении. Люди воспринимали эту новость по-разному. Кто-то сочувствовал, кто-то злорадствовал. Советом большинства батюшек было принято решение «оздоровить» меня в учреждении закрытого типа, в просторечье именуемого психушкой.
– Ничего страшного, полечишься, отдохнешь, успокоишься – и всё как рукой снимет, – уговаривал меня мой бывший начальник, человек вполне лояльного ко мне отношения. И смех, и грех!
Не только мирские, но и некоторые из сотоварищей, проходившие рядом со мной выучку на будущих батюшек, стали подтрунивать надо мной, недоумевая, «как можно так долго терпеть подобные унижения»? К счастью, моя тяга к новому приоткрывшемуся мне поприщу была столь велика, что ради него я согласен был сносить любые насмешки и унижения. Тем более что отлично понимал: без той суровой школы, которую преподает отец Серафим, священства мне не видать.
Не обошлось и без козней врага рода человеческого. Поддавшись его наущению, группа завистников написала на батюшку донос, а вину возложили на меня. К счастью, отец Серафим был и прозорлив, и дальновиден. Он поверил мне, а не доносчикам.
И все-таки я покинул батюшку до рукоположения, о чем искренне сейчас сожалею. Дело в том, что об отце Серафиме старательно распространялись легенды, будто бы у него 8-10 лет можно находиться на послушании «безрезультатно». Я поверил этим побаскам и (поскольку был уже в возрасте), понимая, что времени у меня не так уж и много, при первой возможности рукоположиться в другом храме покинул Свято-Никольскую церковь.
Будучи уже в сане, как-то встретил батюшка Серафима. Всегда доброжелательный ко мне, он пожурил меня за то, что я покинул его «досрочно».
– А ведь я тебя уже вот-вот собирался рукоположить, – сказал мне отец Серафим.
Как бы то ни было, я считаю батюшку своим наставником, а его выучку, которая мне ох как в дальнейшем пригодилась, – настоящей профессиональной и жизненной школой.
Клирик Виктор Абакумов,
настоятель храма «Достойно есть»
при Днепропетровском городском
противотуберкулезном диспансере
Вернуть бы то время…
Правильно говорят, что большое видится на расстоянии. Вот и мы, духовные чада нашего дорогого батюшки, только со временем смогли в полной мере осознать нашу потерю. Под его крылом и защитой мы толклись, как цыплята в загородке, мало понимая, какая великая милость оказана нам Господом в эти сложные последние времена. Господь воздвиг этого святого человека среди грешного житейского моря как маяк. Всей своей жизнью отец Серафим показывал миру:
– Есть Небесный Отец, Он безмерно нас любит. Спастись может каждый из нас. Просите веру у Господа, не грешите, любите друг друга. Царство Небесное силою берется (Мф. 11:12).
Подвиг всей его жизни свидетельствовал об этом. Недаром все духовные чада отца Серафима говорили:
– Если отец Серафим не попадет в Царство Небесное, то кто же тогда попадет?
Уже прошло 10 лет с тех пор, как окончился земной путь любимого наставника. А мы продолжаем перебирать в памяти все эпизоды нашей совместной жизни, такие, казалось бы, обычные, но бесценные сейчас воспоминания.
При всем огромном духовном богатстве наш отец был сдержан, часто говорил:
– Благодарите Господа, а не меня.
Он вмешивался в чью-то жизнь лишь в случае крайней необходимости, говорил очень мало, старался уберечь от греха, однако не нарушал свободной воли человека. Послушания давал только посильные, жалел. Но за лукавство ругал крепко.
Большой радостью и поощрением было для нас получить просфору из его рук после воскресной Литургии. Это означало, что мы совершили духовное продвижение на этой неделе. А если отец отворачивался и не хотел смотреть – беда, беги на покаяние.
Батюшка любил порядок, был очень строг к себе и хотел и в нас видеть эти качества. Часто плакал за нас. Однажды удалось выудить из него, что он болеет за наши грехи, которые берет на себя. Вся жизнь его была в Боге, в Церкви. Такой живой, пламенной веры и любви к людям мы нигде больше не встречали.
Я узнала отца Серафима в последние годы его жизни. Это был уже неземной человек. Невозможно передать словами ощущения, которые мы испытывали рядом с ним. Именно из-за этой духовной радости так тянулись к нему люди.
В моем случае это постоянно подкреплялось чудом: глаза мои, которые только в очках могли читать, возле батюшки мельчайший текст видели без напряжения (сейчас это постоянно происходит на его могилке). Повторялось это множество раз. Когда же начинала отдаляться от отца, текст мутнел и снова требовались очки. Однажды я призналась батюшке в этом, надеясь услышать объяснение, а он просто сказал:
– Ну вот и не уходи.
Если бы тогда я могла осознать цену этого предложения…
Бывало, еду к нему со своей бедой, а попасть на прием не удается. Со слезами поворачиваю домой, но уже в автобусе сознание проясняется, на душе становится легко, и понятны ответы на вопросы, которые собиралась задать. Позже узнала, что практически у всех чад были такие случаи много раз.
Как-то пришла на беседу, а батюшка начал меня передразнивать, как я крещусь дома, говорил:
– Креститься она!
И я вспомнила, к своему стыду, что именно так, торопливо-небрежно, махала рукой. Или помню, как отец Серафим ругал нас с мужем за лишние разговоры в командировке. Мы, глупые, спросили:
– Откуда Вы знаете?
А он ответил:
– У меня есть самолет, я тоже туда летал.
Вся жизнь отца была подвигом. Я не знаю другого священника, который, будучи уже старчески немощным и больным, мог бы выдерживать такое количество исповедников. Практически все присутствовавшие в церкви на вечерних службах в пятницу и субботу выстраивались в длинную молчаливую очередь, которая стояла к отцу еще долго после службы. А ведь приход в Свято-Николаевском храме был большой. В воскресные дни храм часто не вмещал людей, а внутри невозможно было перекреститься из-за тесноты.
Отцу удавалось сплотить очень разных людей в одном стремлении к Богу. Мы даже не подозревали, насколько мы разные, пока были с рядом с батюшкой. Лишь последующие события в храме научили нас ценить потерянную благодать, изливавшуюся на нас через нашего наставника.
Летят дни и годы, и раз за разом жизнь подтверждает правоту всех его слов. Насколько безошибочны были характеристики, которые он давал людям, насколько верные ориентиры указал на оставшуюся жизнь. Грешников он не осуждал, а жалел. А вот к сектантам относился непримиримо. Однажды рассказывали, что он схватил тряпку, о которую вытирают ноги у порога, и этой тряпкой выгнал их со двора церкви, приговаривая:
– Вот так их гнать надо!
При внешней немощи наш отец был истинный воин Христов. Рассказывали, как в прежние застойные времена батюшка, узнав, что наутро власти намерены определить под детский сад только что перестроенную им церковь, вмиг сумел организовать своих прихожан, и в одну ночь они по кирпичикам разобрали все пристройки. Утром пришла комиссия, а пристроек нет – одна небольшая церквушка. Так этот вопрос и закрыли. Вот как находчиво и смело отец спас Божий храм от поругания и закрытия и не побоялся властей.
Промыслительная череда событий совершается и с живущими ныне людьми. Господь творит историю на наших глазах, нужно только не закрывать свои духовные очи.
Вера Филиппова,
Заместитель главного редактора
журнала «Спасите наши души!»,
г. Днепропетровск
Вспоминаем со слезами на глазах
Когда приходишь к вере, душа полна этим первым порывом духовным, благодатным. Часто у людей он длится несколько лет, когда все новое и интересное впитываешь как младенец, смотришь на новый мир его глазами – чувствуешь себя верующим.
Это первые вздохи человеческой души, которая начинает освобождаться, каяться, приобретать радостное состояние. Когда такой порыв идет, с упоением читаешь книги святых отцов, начинаешь постигать азы монашеской жизни, монастырского уклада.
Когда я ездил к моей бабушке в Россию, в Новгород, в 1987 году, она меня повела в храм и крестила. С тех пор Россия для меня всегда связана с бабушкой, добрейшей души человеком. Может, она и не была особо сильной молитвенницей, но отношение к людям у нее было удивительное, доброе. Я все бабушку расспрашивал:
– Как в монастырь попасть?
Духовника у меня не было. Подошел я к местному новгородскому батюшке и говорю:
– Благословите в монастырь.
Он отвечает:
– А ты не мой.
Я и ушел. Поехал в Новгород, стою в соборе перед новгородской чудотворной иконой «Знамение» и молю:
– Матерь Божия, помоги! Помоги в монастырь попасть!
Вот и поехал потом в Хутонский. После службы батюшке чуть ли не в ножки падаю:
– Батюшка, поговори со мной. Я хочу в монастырь, благослови.
Немного побыл на послушании. Так уезжать не хотелось. Приехал к матери, говорю:
– Мам, я хочу в монастырь.
В общем, духовный ребенок был. Через год на какое-то время попал в Иверскую обитель под Новгородом. Там действительно почувствовал монашество. Как новоначальному, Господь давал благодать – каялся со слезами, от всего отключался. Сразу после Иверского монастыря начал просить:
– Господи, пошли мне духовника, дай его мне, укажи!
И вот так случилось: узнал про приднепровский храм, что там есть батюшка-монах. Поначалу из любопытства пришел на первую Литургию в храм и захотел причаститься. Думаю: «Надо же исповедаться. Когда же будут исповедовать?».
Полный храм людей, я протиснулся вперед. «А где же исповедники?» – думаю. Вижу: вышел из алтаря старичок такой большой, согнутый, двоих поисповедовал и ушел.
Потом выходит священник – видный, высокий, с очень длинный бородой. (Позже я узнал, что это был отец Георгий.) Я к нему.
– Батюшка, поисповедуйте меня!
А он мне говорит:
– А ты у отца Серафима исповедуешься, – и ушел.
Раз сказал так, значит, думаю, пойду к отцу Серафиму. И через женщину, которая ухаживала за подсвечником, вызвал батюшку. Он потихоньку вышел, стал, посмотрел на меня, махнул рукой и ушел в алтарь.
У меня внутри начала буря подыматься. А, видно, батюшка ушел в алтарь помолиться обо мне. И я, придя домой, разложил ситуацию по полочкам, попробовал разобраться. Нет, думаю, приду во второй раз. (Позже я узнал, что батюшка без вечерни не причащает. Он-то был прозорливый.)
Разузнал я распорядок служб, пришел на вечерню. В храме как обычно, полно людей. Все было спокойно, чинно. Исповедался. Утром на Литургии причастился, все так хорошо, внутри умиротворение. Думаю себе: «Раз так получилось, и отец Георгий сказал, то буду к отцу Серафиму ходить».
И только через некоторый промежуток времени я вспомнил свой старый сон. Вроде бы еду я по железной дороге, выхожу на остановке, вижу: стоит храм, такой небольшой, снаружи беленький. Внутри кругом иконы. Выходит батюшка – высокий, статный такой, с длинной бородой, очень красиво проповедует. Я аж заслушался. Вот, думаю, как хорошо я попал. Буду к нему ходить, познакомлюсь, буду общаться.
А внутренний голос говорит: «Нет, это не мой, мой вон там». Смотрю: в глубине храма, в полумраке сидит такой маленький батюшка, такой невзрачный, седой весь, старенький. К нему много-много народа стоит. Голос говорит: «Вот этот батюшка – мой». Я мысленно возмущаюсь: «Почему тот мой? А этот, красивый, высокий, статный, так хорошо говорит, – и не мой?». Ну, ничего, пошел к тому батюшке.
Как только я вспомнил сон, так сразу все понял. Понял, Кто меня привел к отцу Серафиму. А батюшка Серафим на проповедях говорил:
– Придерживайтесь все время одного батюшки. Не бегайте по церквам.
Вот таким образом Господь меня и управил.
Ну а батюшку нашего Серафима просто так сразу же и не узнаешь. Потихонечку, с течением времени начинаешь осознавать не первым телесным восприятием, а духовным сердечком. Дальше видишь его больше и больше.
Исповедь вроде у него обычная внешне, а ведь идешь и знаешь, что ничего от него утаить нельзя. Был у меня такой случай, что у другого священника исповедовал грех – к отцу Серафима неудобно было идти, не хотел его расстраивать. А он мне про это и сказал. Говорит:
– Каешься?
– Каюсь, – отвечаю.
Все мы дети, детки непослушные, каждый со своим характером, со своим «я».
У отца Серафима был великий дар исповеди. Для священника это, наверное, один из самых главных даров – вытянуть грехи человеческие, которые душу тяготят, освободить ее от греха. Пусть даже два дня подряд причащаешься: проходит несколько часов, идешь снова на вечерню, на исповедь, как на экзамен, знаешь, что от старца ничего не утаишь. Ведь за это время язык услужливый столько грехов наделает.
И все у батюшки внешне как у других: накрыл епитрахилью, прочел разрешительную молитву, но после – такая благодать, такое облегчение чувствуешь. И все вместе – такое чудо, такая милость Божия.
Возле отца Серафима была особая духовная атмосфера. Я в «Патерике» где-то прочел, как к одному старцу пришли духовные чада и все спрашивают и спрашивают, а один молчит.
– Чего ты молчишь? – говорит старец.
– А мне, батюшка, хорошо и так с вами, потому что вы есть. Даже этого одного мне хватает.
Рядом с батюшкой Серафимом быть – одно счастье. Бога благодарить надо за то, что мы были рядом с ним. Пусть не так часто с ним общались по-житейски, как близкие к нему, но даже знать, что он есть, – счастье. Потому что душа уверена: стоишь на камне Истины, даже не на камне – на скале, твердыне Божией! Вот такая у него была вера и радение о спасении наших грешных душ.
Он был строгий и справедливый. Мог наказать. Бывало, возмущаешься по слабости, но любое его наказание, любой гнев – все было по любви к нам. А где любовь, там и Бог.
А нас не накажешь, не прикрикнешь на нас, мы ничего не начнем делать духовно. У отца был такой высокий авторитет, что мы были рады, если он даже пригрозит или стукнет нас. Однажды я вмешался куда не следует, говорю:
– Батюшка, там мне передали то-то.
А он мне:
– Ты куда влазишь?! – и кулаком погрозил: – Какое твое дело?
Конечно, внутри побурлило, но понимаю: действительно, какое мое дело?
В Писании сказано, что отец, не наказывающий телесно своих чад, собирает горящие угли на главы их, то есть потакает их страстям. Нам малодуховным, слабодуховным, недуховным, наказание полезно. К духовному мы приходим через телесное. И к страху Божиему приходим через телесный страх перед своими земными отцом и матерью. Все мы с детства помним: «Папа строгий, накажет!». Это удерживало. И перед отцом Серафимом всегда чувствовал, что он все знает и может прогневаться.
Бывало, идешь с вопросом к батюшке, но пока выстоишь очередь, то либо в книге ответ прочтешь, либо кто-то подскажет. И я как-то раз самоуверенно говорю:
– Я уже знаю ответ.
А он мне говорит:
– А ты всеравно спроси.
И наставление даст такое, какое именно мне нужно. Говорит, что тот ответ был для других или от лукавого. А это только тебе. Бывает, и мысли наставит по-иному. Грех ведь изменяет наше сознание, наше сердце, ум помрачает. А батюшка возвращал к пониманию.
Вот уже три года батюшки нет. Плохо без него. После ухода отца из этого мира стали проявляться, как на лакмусовой бумаге, все наши страсти, которых при батюшке вроде и не видно было по его молитвам. А сейчас все повылезало, всплыло, да так, что сетуешь:
– Где ты, батюшка, пригрози своей палкой, чтоб подумали мы, куда идем, что делаем? Напрямую скажи.
К сожалению, сейчас приходится исповедоваться в разных местах. Но все равно – видно, по молитвам отца духовного – когда идешь к другому священнику, идешь как на испытание, как на экзамен, как к нему когда-то ходил.
Ныне живу в России. Тяжело, когда нет рядом никого из батюшкиных чад, близких по духу людей. Но зато какая радость, когда приезжаю домой в Днепропетровск!
Самое главное, чтобы мы старались, желали исполнять то, что нам отец заповедал. А говорил он прежде всего о Любви, путь к которой лежит через смирение, то есть видение своих грехов прежде всего. Чтобы мы ни на кого зла не держали и понимали, что против нас враг воюет особенно.
Когда отец Серафим почил, такая скорбь была. Все приходят, глаза у всех плачут, растерянность, горе. Вроде все свои, а самого главного нет. Духовник приводит к Богу, а батюшка был искусный в своем деле наставник, которого было очень горько терять.
Вспомним житие Симеона Нового Богослова, как он к своему старцу относился благоговейно, даже акафист написал ему и икону, молился ему. Его обличали в этом. А у Симеона к старцу настолько сильная любовь была, что он возражал:
— Это для вас он не святой, а для меня он – святой.
Вот это отношение к духовному отцу, который привел душу к Богу! На то и отец святой для каждого человека, тем более духовный отец, что раскрыл в тебе веру.
Сейчас, как и тогда, при батюшке, в трудных случаях начинаешь с ним разговаривать – и уходит тяжесть из сердца, потом душа начинает плакать. Все-все батюшке выговоришь, как будто он рядом. Ведь душа святая всегда рядом, когда призываешь её.
Будучи там, в духовном мире, где нет привычных нам расстояний и времени, он в любой момент будет с каждым из нас. И чувствуешь такую радость, как будто все проблемы сами собой устроились. Да нет же, думаешь, я же не такой молитвенник, я грешный человек. Это по его, по молитвам отца моего духовного все образовалось. Это он о мне, недостойной и нерадивом молится. Он и сейчас охраняет нас, как охранял всегда.
«Будьте как дети», – говорил Господь, тем более у такого старца, и Господь помилует и много даст по его молитвам, если будешь как ребенок слушать его наставления в вере, основанные на Евангелии и глубоком жизненном и молитвенном опыте. Упадешь – все равно Господь по молитвам батюшки спасет, поднимет, только бы каялись. И за наше искреннее, доверчивое отношение к духовному отцу, приведшему нас к Богу, да помилует нас Господь. Аминь.
Иеромонах Антоний (Ермаков),
Россия, Ивановская обл., 2005г.
Мне было легко и светло на сердце
Об архимандрите Серафиме я услышала впервые около 10 лет назад, будучи человеком далеким от веры, испытывающим только смутное желание постичь Тайну, хранящуюся за церковными дверями.
В то время у меня заболел младший сын. У ребенка четырех лет под коленкой образовалась опухоль. В поисках лечения обошла всех специалистов, и услышав приговор: «Только оперировать», отчаялась. Врачи не давали никаких гарантий качественного удаления опухоли, могли быть последствия, нарушение двигательной функции.
В этом тревожном состоянии я бросилась на поиски знахарей, экстрасенсов, которые помогли бы избежать операции. Заходила иногда в Преображенский собор. Стану, постою, поплачу – и что-то в душе проясняется, появляется уверенность в том, что все обойдется. Милостивый Господь утешал меня, грешную, звал к Себе.
Как-то накануне принятия решения о дате операции я спросила совета об этом у одного из священников. Он ответил, что медицина – от Бога и, если врачи настаивают, нужно ребенка оперировать.
Однако моя душа противилась этому. В таком состоянии в один из февральских дней я, отпросившись с работы, поехала в Свято-Николаевский храм на беседу к батюшке.
Пришлось долго ждать, а когда вошла в келию, меня охватило такое чувство, что я начала плакать. Отошли куда-то мои тревоги, душевная боль, проблемы с мужем и старшем сыном, даже болезнь младшего ребенка. Мне было легко и светло на сердце, и только слезы не останавливаясь заливали лицо.
Батюшка, видя мое состояние, тихонько похлопал по стоящей рядом с ним на табуреточке:
– Садись. Ну, что у тебя?
Я изложила ему ситуацию, а он задал вопрос:
– Опухоль какая, доброкачественная?
Я подтвердила, и он мне сразу же:
– Не давай резать, молись, все пройдет.
Спросил, как зовут ребенка.
Строгость, простота, тихий голос и какая-то необъяснимая проникновенность, и участие поразили меня. Я задала еще несколько вопросов, получила наставления и просто молча сидела. Так спокойно, надежно и тепло на душе мне даже в детстве не было. Батюшка тоже молчал, и сколько это длилось, не знаю.
Потом я приехала на первую в свои 40 лет исповедь и Причастие. Стала молиться о прощении Господом моих грехов, о выздоровлении сына.
Не сразу мой сыночек перестал мучиться по ночам от боли. Уже не помню, сколько времени прошло, когда мы увидели, что опухоль исчезла.
Сына стала брать с собой в храм. И сейчас, когда он, разучивая на занятиях в православном хоре псалом, тихонько поет: «Благослови, душе моя, Господа», я плачу, понимая, как близок к нам Он Сам, как милосерден и всещедр, посылая таких служителей Своих, как незабвенный наш батюшка, архимандрит Серафим.
Р.Б. Людмила,
г. Днепропетровск
Он мог утешить и обличить
Все еще не верится, что батюшки нет с нами, скорби не отступают, и некому пожаловаться.
Вспоминаю священную особенность его службы и его самого до мельчайших подробностей как на проповеди, так и на исповеди. Я, безобразная грешница, было, не успею батюшке до конца высказать свое наболевшее, а он тут же остановит меня и скажет:
– А твой муж сроду не ругался, не бился, все для семьи, а тебе все не так. Молись как положено!
Вот все точно. Остается только на колени упасть от такой исповеди. Главное, что после всего на душе рай, а в семье благодать. Мне очень не хватает сейчас отца Серафима. Сначала надо было сказать, как он брал меня к себе в чада: записал всех моих родных – и живых, и мертвых, охарактеризовал каждого при мне.
Но он этим самым открыл свет в моей душе. Это было девять лет тому назад.
Однажды на исповеди пожаловалась ему, что мне тяжело: и молюсь, и каюсь, а чего-то не хватает. А отец Серафим говорит:
– Там, где ты молишься, в столике лежит комсомольский билет. Сожги его. Будет все хорошо.
Точно так и было. В ящике лежал дочкин комсомольский со времен Союза. Я его уничтожила. Но опять же откуда старец узнал, что лежит у нас в столе? Этими подсказками наладилась моя молитва, а батюшка не забудется никогда. За все я благодарю Господа Бога, а в душе радуюсь за батюшку.
В общем, я боялась отца Серафима крепко. После исповеди он по делу мог обличить такую нерадивую, как я. Вот как-то раз:
– Что у тебя за шпаргалки лежат в Псалтири?
Я обомлела на месте.
– Отвечай!
Говорю:
– Я молюсь за свой приход. Дали мне эти молитвы в своем храме старшие. Там же у священников взяла благословение на молитвы.
– Выбрось эти молитвы и не молись, тот, кто дал тебе эти молитвы, с раскольниками связан и не покаялся.
Это тоже была истина.
– Другой раз приноси ремень из дома, я тебя поисповедую как положено.
Еще по благословению батюшки я посещала двух больных сестер, он за них тоже молился. В очередной раз спрашивает:
– Зачем взяла платок у больных?
У меня затрепетало внутри. Говорю:
– Батюшка, они мне подарили.
– Отдай, потом придешь на Причастие.
Не описать всего, что было за эти годы. Со страхом Божиим подходила я к отцу на исповедь, с трепетом души. Но зато после – дай-то, Боже, каждому иметь такую награду в душе радостную. Слава Богу за такого наставника.
Р.Б. Лидия
«Все будет хорошо, только молись…»
24 сентября 2002 года осиротели прихожане Свято-Николаевского храма, что на Старой Игрени. Я говорила эту фразу в те дни много раз, а вот осознала это позднее. Трудно высказать и объяснить, кем для нас всех был отец Серафим, но многие так и говорили: «Поеду к отцу, он поможет», «Беги скорее к отцу, он объяснит».
А теперь куда ехать и кто объяснит? Каждый вечер многие из нас всматриваются в его фотографии и хотят увидеть и услышать, что советует нам наш батюшка. А многие просто говорят:
– Батюшка, помоги!
Я хочу, с Божией помощью, рассказать о том, как пришел на помощь отец Серафим мне. Если бы не он и его молитвы к Богу обо мне и моей семье, меня, мне кажется, уже бы не было и не было многих членов моей семьи.
В храм к отцу я пришла где-то в 1995 году. Как и многих, к Богу привела нужда. Я очень строго ощущала свое личное и семейное неблагополучие. То, о чем говорила отцу на первой своей исповеди, мог выдержать не всякий священник. Так казалось мне. А батюшка на все мои вопли, сопли, размазанные слезы сказал:
– Молись, и все будет!
Первое время я никак не могла понять, что хочет сказать мне отец Серафим, иногда его фразы как бы и не были связаны с тем, что я ему рассказывала. И вот однажды, когда вдруг подумала, что он просто не слышит, о чем я ему говорю, батюшка сказал:
– Убери знамя из дома!
Я обомлела. Ведь недавно он говорил о том, что я должна по-настоящему отречься от своего коммунистического прошлого. А я его слушала и не слышала.
– Убери знамя из дома!
У меня до этих пор хранилось огромное, из красного бархата, знамя обкома комсомола, а я все как-то обходила его стороной. Вот и с партбилетом рассталась, и комсомольский сожгла. Откуда батюшка мог знать о знамени? И только тогда я поняла, что отец Серафим знает о каждом все. А когда он однажды во время исповеди мне сказал: «А ты убери бомбу из дома!» – я обомлела: повод был. С этих пор я, даже если чего-то и не понимала, старалась выполнить все сказанное им. А понимание его слов иногда приходило гораздо позднее.
А вот как я была мгновенно наказана за непослушание. В слезах исповедалась отцу о том, что страшно поругалась с пьяным взрослым сыном, ударила его. Рассказала, что муж меня обидел и с ним тоже поругалась. Мне казалось, что и для гнева, и для обиды, и для моих слез есть причины. А батюшка сказал:
– Так нельзя делать! Ты так больше не делай.
И утешать меня не стал – сама виновата. Я покаялась. Шла домой из церкви поздно вечером. Иду и рассуждаю сама с собой: «Ну мужики мои, ну подлецы, ну надоели! И чего я буду им все это так спускать? Да не будет же этого!»
Очнулась я, мягко говоря, лицом на асфальте. Стекла от очков рядом… Не говорю уже о других поломках. Но я встала и тихо сказала себе:
– Я все поняла. Каюсь, грешна.
По молитвам батюшка в моей жизни были и настоящие чудеса. Заболел муж. Лечиться сразу не захотел, больным ходил на работу, попивал. И вдруг так скрутило – чуть жив. Рентгеновские снимки показали: дело плохо. Положили его в тубдиспансер. Лечат, а он тает. Я бегаю в больницу, а мои духовные сестры – к отцу Серафиму с просьбой помолиться о болящем Алексии.
Случилось так, что два человека почти одновременно просили о молитве за мужа моего. Отец молится, муж жив. А дела его совсем плохи. Вызвала меня лечащая врач и сказала, что у мужа запущенная онкология и жить ему осталось всего ничего. Анализы, снимки – все говорит об этом. А самое главное я вижу сама: он тает на глазах. Врач говорит:
– Готовьтесь.
Я к отцу добежала, прошу совета. А он как-то долго смотрел на меня и говорит:
– На все воля Божия, а только врачи ошибаются.
– Так умирает же, помолитесь.
– И ты молись, – говорит отец, – и он сам пусть молится.
– Так он же еле дышит.
А отец свое:
– Пусть молится.
Тут я еще с отцом Георгием поговорила (он в то время с батюшкой в нашем храме служил). Спрашиваю:
– Может, соборовать мужа?
Отец Георгий объяснил, что у неверующего человека это может вызвать самую неожиданную реакцию, и предложил и вовсе для меня неожиданное:
– Приводите мужа и всех своих домочадцев на исповедь и Причастие.
Неверующего, чуть живого мужа и неверующих детей? Как?
А отец Серафим сказал:
– Ты им передай, что я их жду.
Трудно поверить, но муж согласился сразу, детей тоже особенно уговаривать не пришлось. С температурой 39°С я на машине увозила мужа из больницы домой на выходные под предлогом искупать и отдохнуть.
В субботу мы все исповедались. Я не могу передать, что творилось с моим мужем в ночь с субботы на воскресенье: поднималась до 40°С температура, останавливалось сердце. Мы еле дожили до утра, еле достояли до Причастия. К Чаше муж едва дошел, я его поддерживала как могла, от Чаше он отошел уже сам.
В понедельник мы общественным транспортом и пешком дошли до тубдиспансера. В больнице моего Алексея не узнали. Это был совсем другой человек. Через день мне позвонила его лечащий врач и сказала, что анализы и последний снимок показали: онкологии нет. Муж начал выздоравливать, и его туберкулез (а теперь это был именно он) поддавался лечению.
Пока муж лечился, все мы ежемесячно исповедовались и причащались. Так по молитвам батюшки, отца Георгия, моих духовных сестер был спасен мой муж…
Был еще случай в моей жизни, когда я увидела, как боятся бесы одного имени батюшкиного. Мой сын тяжко переживал семейный разрыв – от него ушла жена. Он запил. С ним творилось такое, что все мы опасались за его жизнь. После почти недельной изнурительной борьбы в отчаянии позвонила в церковь к отцу, так как доехать к нему в тот момент не могла. Я просила помощи, просила помолится о заблудшем.
Отец расспросил все обстоятельства. Я рассказала, что беснуется сын, невменяемый, не спит трое суток, пьет и не пьянеет.
– Не бойся, – сказал отец, – сейчас он угомонится и уснет.
Не успела я повесить трубку, как услышала шаги по направлению к его комнате, потом стук и падение. Вошла в комнату к сыну – он уже спал. Проспал чуть не двое суток…
К отцу Серафиму мы всегда шли как к мудрому наставнику, любящему и строгому отцу и доброй матери. А как можно забыть его ласковое постукивание пальцами по твоей голове и слова:
– Не плач, дитя, все будет хорошо, ты только молись!
– Кем я был, узнаете, когда я умру – так кому-то говорил наш отец.
Теперь нам его так не хватает, подлинного родного, исцеляющего любовью духовного отца, которого мы порой при жизни не ценили…
Для всех нас он не был – он есть и сейчас. И стоит только подумать плохое или сделать плохое, ощущаешь твердое постукивание его пальцем по твоей склоненной голове:
– Не делай этого, дитя!
А как отец Серафим молился!
Я была у отца Серафима послушницей. Помню, как он молился и плакал по ночам. Я даже просыпалась от тех его слез. И так до 6 утра. Потом собирался в Днепропетровск на службу. Пока глаза видели, сам читал молитвы, потом помогал Гена келейник.
Отец всегда молился со слезами, и когда проповеди в храме говорил, плакал часто. Он всех призывал молиться и спасаться. Сколько ему не приносили записок на сорокоуст, он ни одну записочку не пропустил. Не только 40 дней чита, а и 50, и больше.
Но болезни брали свое. Болел он часто: то воспаление легких, то другое. Но в церковь всеравно ехал. На проповеди батюшка со слезами просил всех, чтобы молились и каялись, так как времени нам мало осталось.
Когда дома я, бывало, впадала в грех осуждения, он говорил:
– Мария! Мария! Да он же несчастный, ты за него лучше помолись, а не осуждай.
Он никого не осуждал, а просил молится за тех, кто ему что-то сделал плохое. А помогал он многим, всем помогал чем мог – и деньгами, и продуктами.
Однажды, когда он болел, рассказывал мне:
– Снилось мне, что я полетел вверх. И там моих домов целый квартал, 40 домов, и такие хорошие, красивые, деревянные. Мне так хорошо, не хотелось оттуда уходить. Но было сказано: «Нет. Иди и просвещай. Ещё рано». Я вернулся.
Он говорил, что это были домики для его духовных чад, что Бог Своих чад не оставляет.
А вот что было уже после смерти отца, после 40 дней. Одна женщина рассказала, что раньше, как только какое-то несчастье у нее случалось, бежала она к отцу. Поговорит с ним, а он приласкает ее, уговорит. Тогда на душе так хорошо, что не шла от него, а летела. И вот у ее сыночка ручки заболели экземой. Ходила она с ребенком ко всем врачам, ничто не помогало. Тогда они взяли свечи, пошли на могилку к батюшке. Упали на колени и давай молиться и просить. Сын ручки на могилку клал так и так. После этого болезнь прошла. К врачам больше не обращались. Вот такое было чудо.
Все батюшкины чада плачут о нем, жалеют, что не спросили многое. Кем он был для нас, доходит только после его смерти. Куда идти теперь? Советами он помогал, молитвами. Уезжал из дома в 7 утра, а приезжал зачастую в полдесятого вечера. А пока молитву прочитаем вечернюю, уже и полунощница. И молится он до 5-6 утра. Если до пяти, то прикорнет немножко – и опять в церковь. Бывало, скажу: «Отец, ну отдохните, останьтесь дома», а он: «Там люди ждут, а я буду лежать?».
А люди и ехали, и шли. Батюшки из России приезжали. Отец был очень большой противник того, когда батюшки не надевали церковную одежду. Тогда он обязательно отчитывает виновника:
– Откуда я вижу, что ты батюшка? Батюшка должен быть батюшкой везде. И дома дети не должны видеть батюшку без подрясника.
Наш отец обязательно наставлял: не стричься, не бриться, всегда носить священническую одежду, правильно дом содержать и детей воспитывать, не отказываться служить без причины, все делать только по церковным канонам.
Помню, был такой епископ Глеб (упокой, Господи, его душу). Он созвал собрание, и отец на него пошел. Приходит – счастливый, довольный. Он был в костюме. Снимает его, надевает свой голубой подрясник (шили ему в Загорске) и так рад. Рассказывает, что епископ сказал: «Батюшка везде должен быть батюшкой» – и пошел радостный по Днепродзержинску. Все свои костюмы раздал сразу же и как надел подрясник, больше он его никогда не снимал. Для дома у него был подрясник, белый.
Было время, когда батюшка остался в храме сам, даже без диакона. А тут Великий пост. И он весь пост служил сам каждый день (а потом уже на Пасху дали диакона). А ведь он ночью молился, а днем служил. И где у него силы брались? Так его Господь держал, а Царица Небесная его не оставляла, подкрепляла.
Если какой батюшка умрет, он сразу же записывал и подавал на вечное поминовение. Когда ездил в монастырь в 96-м году, и владыку Иринея записал на вечное поминовение о здравии. Добрых дел у отца было очень много. Всем помогал. За 18 лет, что я была рядом, видела только доброе, плохого ничего не видела.
Р. Б. Мария, г. Днепропетровск
В жизни каждого человека есть встреча с Богом
Однажды перед человеком встает вопрос выбора: то ли ты идешь по узкой дороге за руку с Богом, то ли совсем в другую сторону за руку с миром. И вот в моей жизни тоже произошла такая встреча с Господом, а привел меня к Нему наш дорогой батюшка Серафим. В то время, когда по промыслу Божию я узнала батюшку, у меня была уже семья: муж и двое маленьких детей. Жизнь проходила бессмысленно, в потоке греха, порока и страстей. И казалось, что так и надо жить, что это правильно. Но милосердный Господь всегда рядом, всегда печется о нашей душе и не хочет, чтобы она погибла.
По попущению Божию в семье одно за другим стали случаться несчастья: то семейные ссоры, то болезни детей, и самое последнее – моя тяжелая болезнь. У меня оказалась опущена почка, и нужно было срочно делать операцию, иначе, как сказал профессор (посмотрев мой снимок), была угроза остаться совсем без почки.
С детства всегда был какой-то страх перед врачами, больницей, и на почве всего этого ухудшилось и мое душевное состояние. Мне казалось, я стала приближаться к сумасшествию. Разные мысли просто одолевали меня, и я не знала, что делать.
Я потеряла сон, перестала есть, не могла находиться в доме одна. Мама давала мне сильные снотворные и успокоительные, но ничего не помогало.
И я, как всегда в крайних случаях, обратилась за помощью к Богу. Поехала в Троицкий собор, так как тогда знала только этот храм. Уже на выходе со двора храма ко мне вдруг подошел молодой батюшка, которого я видела в первый раз, и сказал, что знает о моем горе и что помочь мне сможет один старенький мудрый батюшка Серафим, который служит в храме на Старой Игрени.
Не сразу я попала к отцу Серафиму. Первый раз поехала, но в храме шла служба, а после нее я не решилась подойти. Так ни с чем и уехала. Во второй раз храм был закрыт, служб не было, и мне удалось поговорить только со сторожем. И вот мама моя стала настаивать, чтобы я ехала к экстрасенсу, так как она договорилась. Вышла я на остановку, а в голове мысль, что не поможет мне экстрасенс. Стою и думаю, что мне делать: на одной стороне дороги остановка автобуса в сторону к экстрасенсу, на другой стороне – к батюшке Серафиму. И я решила: какой автобус быстрее приедет, туда и поеду.
Пришел автобус №35 и повез меня к батюшке. Это был третий раз, и именно в этот раз я встретилась с ним. Зашла к нему в келью, он меня с такой добротой принял, и так мне стало рядом с ним хорошо и спокойно, все мои страхи вмиг исчезли, а душа утихомирилась. Батюшка объяснил и показал мне, как нужно молиться перед едой, сказал, чтобы обязательно крестили пищу, и добавил:
– Никого не бойся, будешь так делать – все пройдет.
Слова его были так сильны и звучали так твердо, что я поняла: здесь мое спасение. Собираясь уже уходить, я вспомнила, что забыла сказать о предстоящей операции. И снова услышала твердый и успокаивающий ответ:
– Операции не нужно, ты будешь причащаться, и пока станет на место.
Я стала часто причащаться и с тех пор забыла, как болят почки. Больше к врачам не обращалась.
Помню, когда первый раз вышла от батюшки, сначала не поняла, где нахожусь – на небе или на земле. Мне хотелось весь мир обнять, радость в душе была необыкновенная, такого я не испытывала ни разу в жизни. Я готова была всех людей расцеловать. И это состояние длилось несколько часов. Потом снова начинали надвигаться черные мысли, снова я теряла душевный мир. Что делать?
На следующий день снова еду к отцу Серафиму. Захожу, плачу:
– Батюшка, мне снова страшно, я все делаю, как Вы сказали, а не помогает.
Батюшка родной с такой отцовской лаской и любовью смотрит на меня и говорит:
– Э, какая ты хитрая, хочешь все сразу получить, а так не бывает. Если тебе все сразу дать, что с тобой будет?
Я, наивная, тогда не понимала, что Господь не дал сразу душевного успокоения, чтобы испытать меня и закалить.
Батюшка говорил:
– Мы должны быть как золото в горниле. Господь желает, чтобы мы были сильными, крепкими, поэтому и медлит с воздаянием.
Борьба моя продолжалась в течение трех лет, и почти через день я была у батюшки. Посижу, поговорю – снова в душе мир, тишина, радость и никакого страха, только любовь.
Так мой родной батюшка рождал меня, грешницу, в духовную жизнь, осторожно, мудро, любяще. Он настолько стал мне дорог, и настолько ощущалась сила его молитвы, что, даже не находясь у него, а только подумав, что есть батюшка, что он молится, что поможет в любую минуту, я становилась сильнее и терпеливее.
Однажды тяжелые мысли так одолели меня, что я не выдержала, решила бросить все дела и немедленно бежать к отцу. И чудо: еще по дороге, в автобусе, тревожные мысли оставили меня, в душе воцарился мир. Приехав к батюшке, я была совсем спокойна. Вот так враг боялся нашего отца, что одно намерение ехать к нему повергала врага в бегство.
Первые годы моего становления в вере я часто бывала у батюшки, иначе без его сильной поддержки не выдержала бы. Иногда он был в веселом настроении, шутил, наставлял, а иногда мне казалось, что он где-то здесь, где-то там, куда мне вход запрещен. Нет, он сидел рядом, иногда отвечал, но ощущалось в то же время, что его рядом нет.
В моей жизни батюшка был и отцом, и матерью. Все тяжести, все горести несла я к нему и никогда без помощи и утешения не оставалась. Бывало, приедешь к отцу, поговоришь, некоторым словам не придашь значения, а потом, через время, случается так, как говорил отец, и вспоминаешь: да ведь об этом батюшка говорил мне.
Однажды стою в храме, окончилась служба, жду взять у батюшки благословение ехать к маме (а отношения у нас в тот момент были очень непростые. Я, честно сказать, боялась к ней ехать). И вот стою, жду, на душе кошки скребут. Выходит отец наш, я к нему:
– Батюшка, благословите к маме съездить.
А батюшка увидел все, что в моей душе, и отвечает:
– Ты же боишься, зачем ехать? – и пошел.
Я обомлела: как он мог знать, что в моей душе? Господь ему все открывал, прозорливый был наш батюшка родной. Одна раба Божия Елена (упокой, Господи, её душу), чадо батюшкино, мне всегда говорила:
– Юля, пока жив отец, только сюда в храм ходи, ведь мы здесь как у Бога за пазухой.
И она была права. Так и было. Мы это очень остро ощутили, когда отца не стало. Ушел самый родной, самый дорогой человек, который был ближе всех близких и родней родных.
Многие говорят, что батюшка был очень строгим и не все это выдерживали. Да, он был строгим, но именно таким и должен быть пастырь в наши дни. С нами, ленивыми и гордыми, иначе нельзя. Батюшка умел, когда нужно, и отругать, но любовь его была к нам безгранична. Он сам умел любить и нас учил любить Бога и друг друга. Еще отец благоговел перед Божией Матерью. Как он преклонялся пред Ней! Эту любовь к Царице Небесной передал нам, духовным чадам. Он всегда говорил:
– Чтите праздники Царицы Небесной.
Как-то раз я приехала к нему, и мы разговаривали с ним о приходе антихриста. Батюшка сказал:
– Когда придет антихрист, с неба не упадет на землю ни капли дождя, ни капли снега, и земля потрескается на такие трещины, что люди будут в них проваливаться. Но Господь может продлить жизнь на земле еще на тысячу лет, если все люди покаются.
Батюшка часто повторял:
– Но вы ничего не бойтесь, молитесь, крепитесь, запасайтесь терпением, у Бога его просите, и Господь спасет и вас, и ваших детей. Только крепко стойте в вере православной.
Такой духовник, как батюшка Серафим, дается Богом, наверное, один раз в жизни. И, как сказала моя подруга, выполняя все то, чему учил нас отец, уже можно спастись. Батюшка часто повторял:
– Спасение не трудное, но мудрое.
Вечная память нашему дорогому и горячо любимому батюшке Серафиму. Слава и благодарение Богу за все!
Р. Б. Юлия с домочадцами
(Юрий, Мария, Александр, Пелагея, Алексий),
г. Днепропетровск
Глядя в его глаза, невозможно было солгать
Господь трижды подарил мне встречу с этим удивительным старцем. Впервые я прочила о нем в газете «Днепр вечерний» и сразу решила, что непременно поеду к нему. Не сразу состоялась эта встреча. Было это три года назад. Я приехала со своей личной бедой. Отец Серафим поразил меня внешним видом. В 93 года он вел еще службу и имел ясный, пронзительный взгляд, перед которым невозможно солгать. Впервые я зашла к нему со словами:
– Отче, я, наверное, не имею права даже переступать порог Вашей кельи, но я пришла.
Уходила я от него, унося в сердце надежду, что все образуется. Благодаря его молитвам я выстояла в своем тяжком горе.
Р. Б. Мария,
г. Днепропетровск
Последнее дежурство
Венчал нас с женой отец Серафим, и после этого мы стали его духовными чадами. А перед венчанием батюшка беседовал с нами. Спрашивал:
– А зачем люди женятся?
Мы смутились, замешкались с ответом, а отец и говорит:
– Чтоб делить все поровну. Вот садится жена чистить картошку – и ты садись. Делает что-то другое – и ты помогай. А ты, – сказал он жене, – держись мужа, как вошь кожуха.
Мы часто вспоминаем эти слова. Поначалу многое в поведении батюшки было нам непонятно, но постепенно мы уже начали разбираться, как к чему относиться. Например, приходишь к отцу, рассказываешь о наболевшем, а он вроде как спит. С мирской точки зрения – невежливо. Но не такой он простой, каким казался на первый взгляд. В конце приема давал ответ именно на самый главный вопрос, минуя словесную шелуху.
Как-то раз дает жена батюшке записочку, просит:
– Помолитесь, отче.
Он подержал записочку, подержал и отдает назад, говоря:
– А помолитесь сами, самая сильная молитва – это молитва матери за своих детей.
В записочке-то были имена детей наших. Всеми своими действиями отец побуждал нас к самостоятельной духовной работе. На проповедях батюшка всегда давал такие ценные советы, которые не забываются до сих пор. Особенно за детей он переживал, говорил, чтобы в церкви дети стояли возле родителей, не разговаривали, не шалили, не ели в церкви конфеты, не бегали, ведь родители в ответе за своих детей.
Отец учил, чтобы, когда дитя еще младенец, родители складывали его пальчики и учили креститься, еду крестить, слушать молитвы после еды, обязательно часто причащали, чтобы не устраивали детям дни рождений, «а то потом они вам и иконы на голове побьют» – так отец приговаривал. Еще строго наказывал родителям, чтобы дети в мирской новогодний праздник не грешили, не участвовали в маскарадах и других увеселениях.
Но больше всего я хочу рассказать о последнем дне земной жизни отца Серафима.
Это был осенний, теплый, солнечный день. Батюшка после травмы ноги лежал дома, а духовные чада по очереди дежурили возле него. В этот день получилось так, что дежурить было некому, и староста попросил:
– Кто может, приезжайте.
Отпросился я на работе, приехал. Погода такая хорошая. Подъезжаю к воротам, слышу магнитофонную запись утренних молитв. После молитв все сели трапезничать. Батюшка что-то просит, а мы не можем понять, о чем речь. Наконец догадались, что он хотел малины, которую ему вчера давали. Я сразу подхватился, объехал базары, нашел малину, привез. Отец и поел-то чуть-чуть. От лекарств в этот день он отказался.
Кто-то мне рассказывал, как батюшка говорил, что когда он будет умирать, никого рядом не окажется. Фактически так оно и получилось.
К обеду немножко вроде начало моросить. Батюшке все жарко и жарко, воздуха ему не хватает. Вывезли мы его на колясочке во двор, а он сразу сильно вспотел, так как организм был уже очень слабый. Инокиня Лариса подбадривает: «Вот батюшка поправится и через месяц уже будет служить».
По самочувствию отца все-таки не было похоже, что так все закончится.
Все разъехались, а я, как самый молодой и дежуривший первый раз, сижу возле колясочки, чтобы быть на подхвате. До последней минуты он был в полном сознании.
После обеда все, кто был после бессонной ночи, легли спать. Сижу я один возле него, читаю книжку. А отец жалуется:
– Душно мне, душно.
На нем осталась уже одна рубашка. Я говорю:
– Батюшка, можно же заболеть, сейчас ветер подует…
А отец возмутился:
– Что ты мне перечишь?
Ему, видно, было совсем плохо, а медсестры рядом не было чтобы укол сделать. Стали звонить ей.
Смотрю, вроде погода начинает портиться. До приезда медсестры мы переодели отца в чистую рубашку, положили на кровать. И только набрала медсестра лекарства в шприц, как отца не стало. Я, честно говоря, тогда даже не понял, что произошло.
Отец просто перестал дышать и тихо-тихо отошел ко Господу. Я думал, что он уснул. Я же первый раз дежурил. Может, если бы раньше укол сделали, он бы еще продержался. Но на все воля Божия. Так и получилось, что я вроде и духовное чадо, но из тех, которые в минуту оказались бесполезными.
Когда увидели, что отца не стало, все женщины стали плакать, голосить…
Знаете, что мне запомнилось? Я читал, что когда отходят праведники, то в таких случаях и природа скорбит. Такой ливень начался! Машины тонули, глохли.
Такая резкая перемена погоды произошла, что к батюшке люди просто не могли доехать. Самым первым приехал отец Арсений, батюшкино чадо. Потом уже другие стали подтягиваться. Вот так прошло мое первое и единственное дежурство возле отца Серафима.
Р. Б. Мария,
г. Днепропетровск
Посмертное явление отца Серафима
Мы с доченькой Еленой совсем немного времени окормлялись у батюшки Серафима – два года с небольшим. Но такую радость испытали, пребывая под покровом его молитвы, так были согреты его любовью, такое облегчение получали в сложных жизненных ситуациях, пользуясь его советами. Чего только стоят отсечение всех предрассудков, которыми была заполнена моя душа, вразумления, как жить, страшась только своих грехов, и упование на милость Творца.
Мы очень привязались душой к батюшке. Но приезжать могли нечаст, так как живем в Харьковской области. Незадолго до кончины отца Серафима стали меня посещать грустные мысли: «Вот не станет батюшки, а мы и проститься не сможем. Некому будет сообщить. До нас ли будет чадам его во время дни скорби?»
Но ни с кем мыслями своими я не делилась, считая их предрассудительными. Ведь в жизни и смерти волен только Бог – а если я умру раньше?! И вот случилось так, что сам батюшка позвал нас на последнюю встречу.
Вот как это было. Наступило 25 сентября. День прошел в обычных трудах и суете, какие бывают осенью в селе. Мы поужинали и собрались ложиться спать. Но вдруг в девять часов вечера кто-то постучал в дверь, и дедушка, живущий за три двора от нас, дает нам телеграмму, в которой совершенно неопределенный адрес и даже не указана наша фамилия, а просто: «Хозяйке Светлане». В содержании же: «Умер отец Серафим».
Я не поверила своим глазам и в следующее мгновенье испытала такую скорбь, какую испытывала только по кончине своей любимой бабушки – молитвенницы за всю семью нашу. Чувство такое, будто мы приблизились к краю пропасти и некому защитить нас от гибели. Но пришло и утешение. Вспомнились слова одной монахини. На ее вопрос: «На кого Вы оставите нас, батюшка?» – отец Серафим ответил: «На Пресвятую Богородицу».
И вот, преисполненные печали, мы начали думать, как же добраться до станции за 15 километров от дома на ночной поезд. Муж уговорил знакомого водителя, и в два часа осенней безлунной ночи мы выехали на станцию.
Густой туман окутал землю. Ехать же нам предстояло по дороге, имеющий очень опасный участок – крутой спуск с крутым поворотом. Здесь даже днем в хорошую погоду ехать надо осторожно, так как рядом обрыв. Я всей душой ушла в скорбные мысли. Моя девятилетняя дочь не спала и смотрела в окно. Вдруг она замерла и не мигая смотрела несколько минут. Я не придала этому значения, только, глядя в окно, подумала: «Как же водитель сориентируется по дороге? Такой туман, что в двух шагах ничего не видно даже в свете фар».
Но мы благополучно добрались до станции, сели в вагон, и, когда немного проехали, моя задумчиво молчавшая доселе дочка вдруг спросила:
– Мама, а ты батюшку видела?
Я удивилась:
-Где?
– На дороге, – ответила она, – когда мы с горы спускались. Я увидела его в белых одеждах, украшенных золотыми лилиями, с посохом в левой руке, а правой рукой он благословил нас несколько раз и скрылся в тумане.
После ее слов мне стало понятно, каким чудом мы благополучно проехали такой сложной дорогой. Это явление дорогого батюшки несколько смягчило горечь утраты, и в душе начала расти надежда, что он не совсем ушел от нас, но по-прежнему молит о нас Бога.
Мы благополучно добрались до Приднепровска и успели на последние часы прощания с батюшкой. Вот так отец Серафим явлением своим показал нам, маловерным, что есть жизнь за гробом и что после смерти телесной он бессмертной душой нас, чад своих, не оставил своими молитвами.
Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Серафима и святыми его молитвами прости наши согрешения. Аминь.
Р. Б. Фотиния,
Харьковская обл.
Всё это было и со мной
Однажды я приехала за советом к батюшке. На работе не заладилось, хоть рассчитывайся. Поговорили. Вроде бы пора уходить, а отец Серафим не пускает. Вот заходит на прием женщина, я порываюсь уйти, а батюшка:
– Сиди.
Хоть и неловко мне, а осталась. Женщина начинает рассказ: запуталась в жизненных ситуациях, что делать, не знает. Замужем, двое детей. Вроде бы жили хорошо, а тут парализовало свекровь, взяли ее к себе.
И началось – сплошные обиды. Все не так: и сына ее не любят, и детей не так невестка воспитывает. Как только муж с работы приходит, свекровь начинает лить слезы и кричать, чтобы сдали ее в дом престарелых. Женщина хочет расходиться с мужем, ей кажется, что ушла любовь.
Что же батюшка?
– Не смей думать о разводе. Как останешься наедине со свекровью, упади ей в ноги: «Простите меня, мама, если что не так делаю. Я люблю вас и мужа своего, у нас дети — ваши же внуки… Что же нам делить?». Только искренно, с любовью говори. Ладь с нею, угождай ей. Оставь свою гордость, мирись! Подумай, легко ли твоему мужу? Ведь он между двух огней — между матерью и женой. А нужно и в горе, и в радости быть вместе.
Сор из избы не выноси, на все расспросы любопытных отвечай: «Слава Богу, все хорошо». В храм ходи в воскресные дни вместе с детьми, исповедуйтесь и причащайтесь. Все, что кушать готовишь, крести. Молитесь, пост соблюдайте. Пост и молитва – как два крыла у птицы.
Батюшка говорил, женщина слушала. Потом получила благословение и гостинец – печенье для свекрови – и ушла. Я сидела, затаив дыхание, ведь все это было со мной, только пят лет назад.
На следующий день я не шла, а бежала на исповедь. Жаль, что не все можно исправить – моей свекрови уже нет в живых. Молюсь Богу об упокоении ее души и о прощении наших взаимных обид, досад, огорчений.
Р.Б. Мария,
г. Днепропетровск
Слава Богу за духовного отца
Я, раба Божия Любовь, жительница Никополя, раньше жила в Днепропетровске. Выпало на мою долю иметь духовного отца – архимандрита Серафима. Слава Богу!
Вот какая моя история. Прожили мы с мужем 8 лет и не имели детей. Обращалась и к врачам, и, по своему незнанию, к бабкам, принимала лекарства, но результата не было. В один из приемных дней пошла к отцу Серафиму и спросила:
– Почему у меня нет детей?
Он ответил, что я выбросила много детей. Но ведь детоубийства у меня не было! А батюшка все-таки настаивал, что я убила многих, и спросил:
– Ты кем работаешь?
Работала я в медицине, доставала людям лекарства для срыва беременности, то есть была соучастницей в детоубийстве, и не вменяла это себе в грех. Отец сказал, что надо покаяться и дети будут. Вскоре по молитвам отца Серафима у меня, слава Богу, появился сыночек.
Хочу рассказать еще об одном случае прозорливости нашего батюшки. Однажды, когда я была на беседе у отца Серафима, он мне сказал сжечь комсомольский билет. А я говорю:
– Его у меня нет.
Он утверждает:
– Есть!
Вскоре я приехала к родителям и среди документов увидела этот самый комсомольский билет. Отец наказывал сжечь его, но я, по своему невниманию, выбросила его на мусорник (каюсь в том, что ослушалась отца, – огнем ведь очищаются).
Помню, сколько раз приходила к батюшке расстроенная по своим грехам, а уходила как на крыльях – легко было на душе. Он говорил мне о моих недостатках. Слова его все время звучат в голове и напоминают об этом разговоре, но не вызывают никакого давления неприятного, а просто чувствуешь свою немощь.
Нам с мамой очень дороги его советы и подсказки. Мы сожалеем, что очень мало времени был у нас отец духовный, но очень рады, что именно старец Серафим встретился на нашем пути. Мама – очевидец, что творилось на могилке отца Серафима с одной женщиной, одержимой нечистым духом.
Р.Б. Любовь и Тамара,
г. Никополь
Отец не советовал ездить по батюшкам
В сентябре 2002 года я ехала в Днепропетровск к мужу, который работал там. На ж/д вокзале встретила женщину с ребенком из нашего Свято-Архангело-Михайловского храма. Разговорившись с ней, поняла, что она много знает о Православии и духовно образованная. А я еще только начинала становиться на путь спасения, и хотелось побольше знать о Святом Писании, духовном назидании святых отцов, о молитвах.
Вот тогда она поведала мне о чудесном старце, архимандрите Серафиме (Ольховом). Женщина и дочь её были духовными чадами старца, который служил настоятелем Свято-Николаевской церкви. Ещё она открыла мне, что Бог одарил батюшку даром прозорливости, и посоветовала съездить к нему.
В то время я была беременна и мне очень хотелось родить мальчика, так как у нас с мужем есть уже три дочери: Надежда, Вера и Любовь. И в один из зимних дней я поехала к отцу Серафиму.
Это было 5 декабря 2000 года. Отец Серафим только вышел из келии. Невысокого роста, худенький, в черном монашеском одеянии, опирался на палочку. Я подошла к батюшке и взяла благословение.
Отец Серафим спросил:
– Чего ты ко мне приехала?
Я вначале не знала, что ответить, но потом осмелела и начала говорить. Поведала о своей болезни, а он:
– Обращалась ли ты к Главному нашему Лекарю?
Я сказала, что тяжкие свои грехи уже исповедала духовнику, молюсь утром и вечером.
– Плохо молишься, не от чистого сердца, не раскаялась так, как нужно.
Ещё он мне сказал:
– Не езди по батюшкам. У тебя есть свой пастырь?
– Есть, – отвечаю.
– А как его зовут?
– Отец Стефан
– Так вот слушайся его, не бойся все спрашивать, чтобы все знала.
Потом он говорит (уже в церкви):
– Неужели ты не знаешь, что женщины должны ходить в платках, а девчата могут и в шарфах, а ты почему в шапке?
Я что-то стала объяснять в свое оправдание (мол, дорога дальняя, так удобнее). А он как крикнет:
– Не оправдывайся!
Я умолкла и оторопела.
В голове у меня была одна мысль: как бы спросить у отца Серафима, рожу ли я мальчика? Но что-то мне подсказывало, что так спрашивать нельзя (наверное, ангел-хранитель). И я попросила у батюшки благословения родить сына. Так и уехала в свою Зачепиловку.
Хоть батюшка и встретил меня, грешную, строго, но радость на сердце была у меня большая (словами передать нельзя).
10 мая 2001 года я родила мальчика Алексия. Но, к сожалению, пожил он на земле недолго, всего месяц, и 10 июня умер от воспаления легких. Кажется мне, что по молитвам архимандрита Серафима он отошел ко Господу, потому что грядут тяжелые времена и, чтобы очистить мою грешную душу, Бог посылает мне скорби и болезни (испытания).
24 сентября мы с мужем ездили на годовщину со дня смерти отца Серафима и помянули нашего доброго, чудного старца.
Р.Б. Неонила,
пос. Зачепиловка
Харьковская обл.
Его устами Сам Господь глаголет
Хочу вам, братья и сестры, с Божией помощью поведать мою историю прихода к истинной вере православной. К ней меня привел, воцерковил мой духовный отец, старец, наш дорогой батюшка – архимандрит Серафим, ныне покойный., Царствие ему Небесное. Его наставления и поучения – это была воля Божия.
С полной уверенностью заявляю, что батюшка был прозорливы старцем, столпом Православия на Екатеринославщине. Это священник высокой духовной, воистину святой жизни, как и его духовный наставник – схиигумен Савва.
Всему этому доказательство – явление святого креста в небе над Свято-Николаевским храмом во время поминальной трапезы на 40-й день упокоения отца Серафима.
И еще свидетельства святости нашего батюшки: наставления, предсказания и предостережения мне и моим, ныне усопшим, родителям в точности сбылись, бо устами отца Серафима Сам Господь нас поучал и наставлял. Подтверждением сем и моя история.
В августе 1997 года я стал духовным чадом старца Серафима. Перед этим в июле с Божией помощью я бросил курить. А выкуривал больше пачки в день – так бес меня мучил. Так вот приехал я к батюшке на предварительную беседу.
Отец Серафим сказал, что перед тем как брать меня в духовные чада, он хотел бы побеседовать с моими родителями. Я выполнил его указание. Моя мама, человек верующий, очень обрадовалась этой новости. А отцу, правда, пришлось сказать, чтобы повез меня к врачу. Отец на ту пору был неверующим, сильно пил, курил, матерился – в общем, его сильно эти страсти одолевали. Но перед смертью он так покаялся в своих грехах – нам бы каждому такое покаяние! Однако обо всем по порядку.
Когда подъезжали к Свято-Николаевскому храму, что в поселке Старая Игрень, отец, увидев церковь, рассердился:
– Что, к попу приехали, фанатики?
Понятно, что это бунтовал не он, а тот, кто в нем сидел, – бес. Но я сказал отцу, что он действительно привез меня к врачу, потому что батюшка с помощью Божией есть врач душ наших
Отец Серафим встретил нас радушно – ждал нас. Выслушав рассказ моих родителей обо мне, о моей болезни (тогда прогрессировавшей, а сейчас уходящей), батюшка, помолившись Богу, сказал моим родителям:
– Ваш сын страдает по вашим и прародительским грехам нераскаянным. Исцелиться он сможет после своего и вашего искреннего покания.
А прародительнский грех по маминой линии был большой: ее отец в 30-х годах прошлого века участвовал в разрушении святого храма Воскресения Спасителя нашего Иисуса Христа в селе Воскресеновка Новомосковского района и взял оттуда красную ткань с алтаря.
Батюшка Серафим продолжил:
– За кощунство над святыней, надругательство над ней, Господь наказывает род того изувера аж до четвертого колена. А за покаяние – только истинное, не пустословное, – милует до седьмого колена. Вот и наказание вам за это прародительское кощунство (действительно, мамина сестра в 35 лет стала одержимой; у ее сына невроз – руки трясутся, когда нервничает; мамин брат, которому в детстве была пошита шапочка из алтарной[!] ткани, стал одержим бесом винопития и умер от болезни сердца). И сын ваш болеет за этот грех. Они не виноваты в этом – это наказание Господне для вразумления вам и детям вашим. Господь поругаем не бывает!
И еще батюшка сказал:
– Насколько страшно родительское проклятие! Это когда родители проклинают своих детей, внуков. Как страшно, когда отец с матерью со злобой только, от отчаяния своего не желают счастья детям и внукам. Этим они их проклинают, порой даже тех детей, которые пребывают в утробе. Родители, будьте осторожны в выражениях, ибо когда вы раздражаетесь, это уже не вы говорите, а бес злобы и гнева орудует вами. Помните это, чада мои.
Оказывается, то же было и со мнойю: еще в утробе матери я был проклят моей бабушкой при ее ссоре с отцом. И страдаю я не только за кощунство над святыней, но и за проклятие.
Старец сказал моим родителям:
– Вас через болезнь сына Господь призывает к покаянию, к вере во Христа Спасителя. Через болезнь Господь смирил сына вашего, привел к Себе. Одному Богу ведомо, кем бы стал ваш сын, если бы был здоров, может, вором, наркоманом, пьяницей или еще хуже – убийцей. А так видите, Многомилостивый наш Спаситель смирил его и привел к вере православной.
А я спрашиваю у батюшки:
– Почему я страдаю за грехи прародителей моих? Пусть они сами отвечают за свои грехи, а я за свои отвечу пред Богом.
Батюшка очень строго отвечает мне:
– Нельзя так судить. Это жестоко с твоей стороны. Вспомни: Господь, Безгрешный наш Спаситель, Себя не пожалел, чтобы спасти нащи души и открыть нам путь спасения в Царствие Небесное, пошел на смерть крестную, потому что больно было смотреть, как погибают людские души во грехах. Отец Небесный Своего Сына послал на смерть крестную ради нас. А мы боимся капельку пострадать ради Христа за ближнего, боимся помолиться, покаяться в грехах прародительских, облегчить им загробную участь.
Не переживай, Господь и тебя не оставит без внимания, и тебя наградит за твою мученическую земную жизнь. Не переживай за земную жизнь, а думай, как стяжать Духа Святого, как заслужить Вечную жизнь. Потому тчо земная жизнь дается человеку для подготовки к вечности, а какой – рай или ад, выбирай сам.
Кайся в жестокосердии, стяжай смирение и милосердный дух, чадо мое, сострадай чужому горю, не осуждай ближнего, ибо немилосердие – смертный грех, и трудно будет на мытарствах той душе, которая не покаялась в немилости своей. А мы, грешные, этой страстью все одержимы и должны постоянно в ней каяться.
Так поучал нас батюшка Серафим
Р.Б. Игорь,
Днепропетровская обл.
Он служил Богу и любил людей
В Свято-Николаевскую церковь, где был настоятелем отец Серафим, я пришла в конце октября 1990 года. Крещена была в младенчестве, но о Православии не знала ничего. Зайду в церковь, свечку поставлю перед иконой, поплачу – станет легче, и иду домой.
В тот день поразили меня глаза человека, который после исповеди шел на встречу мне. В них было счастье освобождения, хотя и блестели слезы.
Потом была и моя первая в жизни исповедь. Задавал вопросы батюшка Серафим, а порой просто перечислял мои грехи, как будто знал их. На многое, что я и за грех не считала, взглянула иными глазами – и ужаснулась: это я?
Когда окончилась исповедь, шла и не видела ничего перед собой. Все в жизни делала не так и свою семью чуть не разбила. Искала истину в других религиях, а оказалось, она рядом – в Православии.
Слова отца Серафима: «Обратись к Богу, ходи в храм в воскресные дни, чаще причащайся, с мужем не разводись… еще и повенчаетесь, и он молиться будет». Тогда не верилось. Но… муж пришел в церковь (хотя и через 8 лет), мы повенчались. Слава Богу!
Это были долгие 8 лет. Я постоянно ходила на исповедь. А вот каяться, видеть глубину падения и ужаснуться содеянному, оплакать, исправиться… Сколько любви и терпения проявил батюшка ко мне, грешной! Как слой за слоем снимает художник грязь с полотна во время реставрации картины, так и отец Серафим очищал мою душу. Она была больна, и лекарство нужно было не всегда сладкое – батюшка и вразумлял, и обличил. Он служил Богу и любил людей. Верой в Бога, своей жизнью звал за собой.
Бывало, заболеешь – и сразу же услужливая мысль: полежи, отдохни… Вдруг вспомнишь отца Серафима: а как он? Ему ведь 95 – дух тело в церковь ведет. И тут же собираешься. Он был воин Христов! Любил людей, молился за всех. Скольким помог отстать от греха, изменить свою жизнь!
В 1995 году мне предстояла операция, и отец Серафим соборовал меня. Раньше, когда я слышала слова из Псалтири «постель мою омочу слезами», не понимала, как такое возможно. А во время соборования – лужа слез, сразу и не поняла, что за вода. Батюшка, когда благословлял, сказал:
– Идите и не грешите.
Потом врачи недоумевали: в брюшной полости кровь, а перитонита нет. Ведь это Господь по молитвам батюшки помиловал меня, грешную.
Это великая милость Божия ко мне, недостойной, имевшей духовное окормление отца Серафима.
Мы все были как язычники, а он учил нас быть христианами. Он учил нас мерить жизнь Христом – по любому поступку задавать вопрос: угодно ли это Богу? Вера его – живая и деятельная, а проповеди и наставления будут помниться всегда. Батюшка учил в любом житейском случае не отчаиваться, а видеть во всем Промысел Божий. И еще учил не прилепляться сердцем к мирскому. Повторял часто:
– Любите друг друга.
Прошел год, как почил батюшка, но он всегда с нами – Бог не есть Бог мертвых, но живых. Отец наш духовный по-прежнему утешает и берет людскую боль на себя: и сейчас люди идут на могилку отца Серафима со своими скорбями.
Вечная память нашему дорогому батюшка, архимандриту Серафиму.
Р.Б. Полина,
г. Днепропетровск
Пирог преткновения
Хочу рассказать о вразумлении меня, грешной, по молитве архимандрита Серафима. Перед отпуском поехала я взять благословение у батюшки в дорогу. Хотелось явить свою любовь, и я испелка для него пирог.
Батюшка расспросил о моих домашних, о работе, куда еду и есть ли там храм, чтобы в воскресенье я была на Литургии.
Вот мне уже и уходить, а тут приезжает один наш прихожанин и заходит к батюшке. Отец обрадовался его приезду и говорит: «Вот хорошо, вместе в город поедете».
Сижу я на лавочке в церковной ограде: птички поют, небо голубое, на душе мир и покой. И тут выходит от батюшки тот, с кем мне ехать, с моим(!) прирогом (который, конечно, батюшкин). Что тут с моим миром в душе сделалось! Я отказалась ехать с этим человеком, сказала, что хочу побыть возле храма. А у самой помыслы: «Зачем тот, у кого все есть (ведь он богатый), взял пирог у отца? Батюшка ведь такой, что готов все другим отдать…».
Отец Серафим, конечно же, все понял (и у меня на лице все было написано). Перед моим уходом он дает мне книгу епископа Ивановского и Калужского Амвросия «Вопросы и ответы». Приезжаю домой и вечером читаю там, как важна заповедь «возлюби ближнего своего».
А я, получается, этого ближнего не люблю, раз он обо мне как-то не так отозвался. Враг рода человеческого разжигает вражду между людьми, где есть неприязнь – там нет любви. Совет: примириться с обидчиком, угостить чем-то, приготовить с любовью своими руками и помолиться за него. Лукавый будет видеть и знать, что нет зла, и оставит нападение.
Отец Серафим вместо меня своими руками дал этот пирог, желая примирить нас, а я, гордая и глупая, ничего не поняла. Он хотел, чтобы мы были дружными, помогали друг другу.
Вот я теперь и думаю, почему мы мало спрашивали, а спросив – не делали. Ведь вера без дел мертвы. Прости нас, Господи! Светлая память отцу Серафиму. Простите, батюшка, наас, духовных чад, не радеющих о спасении своих душ.
Р. Б. П.,
г. Днепропетровск
Не бойтесь бесов
Несколько лет назад я заболела остеомиелитом нижней челюсти. Сильная, нестерпимая боль не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Мне казалось, что этот кошмар никогда не закончится. Обезболивающие средства почему-то не облегчали мое состояние. Силы меня покидали. В полости рта мне сделали разрез для оттока гноя, который нужно было постоянно выполаскивать специальным раствором. Все назначенные лечения я выполняла добросовестно, принимала сильные антибиотики. Во многих церквях о моем здравии читались сорокоусты, молебны.
Недели через три боль слегка приутихла. Консультант по челюстно-лицевой хирургии, посмотрев на мои рентгеновские снимки, сказал, что мне необходима операция. Но сейчас оперироваться нельзя, так как воспалительный процесс не останавливается, а прогрессирует глубже по кости.
Собравшись с силами, поехала к моему духовному отцу архимандриту Серафиму. Поведала о своей беде, попросила его молитв. Батюшка сказал, что оперироваться не надо, а таблетки и уколы – принимать.
Отец Серафим посадил меня близко возле себя и долго рассказывал о том, как он во время Великой Отечественной войны с ранением ноги попал в госпиталь, как неправильно срослась кость. Ему там же предлагали сломать кость и сложить правильно. Батюшка не соглашался.
Рассказывая все это, отец Серафим приставлял свой кулачок к моей больной челюсти, нажимая с силой, и говорил:
– А я вам говорю – пошли вон!
Отнимает кулачок и продолжает:
– Не дам ломать ногу, свою ломайте.
Мгновенно осознаю, что в данный момент произошло. Вспоминая жития святых и блаженных отцов, которые словами «пошли вон» воскрешали мертвых, изгоняли бесов, вылечивали.
Не бойтесь бесов! Отгоняйте их молитвой: «С нами Бог! Разумейте языцы и покаряйтеся, яко с нами Бог!». Еретикам отвечайте: «С нами Бог, все остальные веры погибнут.»
В тот день батюшка рассказывал много полезного для меня. Я слушала его и удивлялась, как он деликатно открывал тайны моего сердца и отвечал на вопросы, которые я не успела еще ему задать.
Много лет назад я поняла, что отец Серафим – прозорливый батюшка. И в этот раз я увидала в нем любящего отца и Великого Старца, хорошего, доброго и сострадательного человека, от общения с которым в моем сердце поселилась какая-то тихая радость.
Удивляло и то, что отец Серафим посоветовал обратиться к какому-то очень хорошему врачу, который мне обязательно поможет. Предполагаю, что батюшка, конечно, хотел скрыть факт происшедшего чуда и, предлагая мне посетить своего знакомого врача, таким образом замаскировался (как потом выяснилось, в этом посещении не было необходимости). На следующий день я почувствовала явное облегчение в болезни.
Через несколько дней с очередным рентгеновским снимком я опять поехала на консультацию к тому хирургу, который начинал меня лечить. Он долго рассматривал мои снимки и сказал, что оперироваться уже не нужно.
Я благодарю Господа Бога, Который через Своего угодника исцелил меня. В тот момент, когда происходило это чудо, глаза батюшки сияли, весь он преобразился.
О происшедшем я никому не рассказывала, потому что нельзя было говорить. Отец Серафим меня об этом не предупреждал, но это я поняла по выражению его лица. Теперь, после кончины земного пути батюшки, решила поведать о моем исцелении людям. Во славу Божию.
Р.Б. Ирина,
г. Днепропетровск
Началась у нас другая жизнь
Я никогда не забуду наше первое знакомство с батюшкой весной 1994 года. По совету друзей мы с мужем поехали в приднепровский храм, чтобы увидеть этого необыкновенного человека. Батюшку мы застали работающего в огороде возле храма. Встретил он нас с радостью, провел в келью и начал с нами беседовать. Мы тогда не могли даже подумать, что с этой встречи изменится вся наша жизнь, а батюшка Серафим станет не просто батюшкой, а нашим духовным отцом, который поведет нас за руку по жизни.
Сказал нам тогда батюшка, чтобы мы сожгли пионерский галстуки, комсомольские билеты, чтобы муж бросил курить, чтобы крестили пищу и готовились к Причастию. Когда я пришла на свою первую исповедь, руки и ноги стали у меня ватными, горло перехватило так, что не могла даже сказать свое имя. Рассказывая батюшка то скверное, что накопилось в душе за всю мою жищнь, я почувствовала облегчение, и слезы ручьем покатились из глаз. Такого чувства никогда ранее я не испытывала.
И вот началась у нас другая жизнь, жизнь с Богом. Старые друзья постепенно отходили, так как им с нами становилось неинтересно. Я испугалась, что так мы можем остаться одни, на что батюшка сказал: «Ты не скорби. Ненужные для вас люди сами отойдут, а тех, с которыми будете спасаться, Господь пошлет». Так оно и вышло.
Каким сильным было благословение батюшка и от какой беды ограждал он нас, не благословляя какое-либо дело, мы тогда не до конца понимали. Захотелось нам водить старшую дочку на гимнастику. Пришли к батюшке:
– Отче, благословите.
А он:
– Нет, не нужно.
Вернулись домой, а знакомые нам говорят:
– Вы неправильно объяснили батюшке. В гимнастике нет ничего плохого, это просто зарядка.
Я опять к отцу. Он опять не благословляет. А с третьего раза я таки выпросила благословение. Ну и что? Поводила дочку три месяца на гимнастику, а потом мы попали в больницу, да так попали, что нам не только гимнастикой, но и просто физкультурой заниматься запретили. Вот такое выпрошенное благословение, когда на то нет воли Божией.
Еще мне хотелось бы рассказать о молитвенной помощи отца Серафима, связанной с рождением двух моих младших детей.
…Беременность протекала с осложнениями. В начале беременности заболела гриппом, затем анемия, пищевое отравление, подвернула ногу. И вот за две недели до родов старшая дочь заболевает ангиной, а от нее заражаемся я и муж.
Дома полный лазарет, все с лежим с температурой 40. Проходит три дня, температура не падает, врач говорит, чтобы я начинала принимать антибиотики, так как ребенок может погибнуть. Я с неохотой начинаю пить таблетки.
Проходит еще два дня, высокая температура держится по-прежнему. Я постоянно прислушиваюсь, бьется мой малыш или нет. И вот когда отчаяние охватило душу и не было сил молиться, решила позвонить батюшке и взывать о помощи.
Трубку взял инок и сказал, что батюшка в храме и будет позже. Я ему все рассказала и попросила его с батюшкой помолиться о мне, грешной. На что инок ответил:
– Авы попросите Матушку Богородицу, Заступницу нашу, Она никому не откает и обязательно вам поможет. А мы с батюшкой тоже помолимся.
Я стала как могла просить Царицу Небесную о помощи. Ночью проснулась оттого, что почувствовала сильный запах ладана, и в углу, где у нас находится иконостас, увидела батюшку Серафима, инока и еще незнакомых мне монахов. Они молились, и потом я услышала радостное приветствие:
– Христос воскресе!
В голове у меня пронеслось: «Воистину воскресе!» (все события происходили через неделю после Пасхи). Однако мне показалось, что все совершается не у нас в комнате, а в каком-то монастыре во время богослужения.
Я лежала с открытыми глазами, дыхание перехватило, попыталась пошевелить рукой и понимала, что это не сон. Меня охватил страх, и я решила, что потихоньку схожу с ума. После этого я сразу уснула.
Проснувшись утром, муж спросил:
– Ты что-нибудь видела сегодня ночью?
И стал рассказывать мне все то, что видела я сама. В квартире еще слышался запах ладана.
И тогда мы поняли, что это был не сон. Наутро температуры уже не было, и я стала поправляться. Через неделю, с Божией помощью и по молитвам батюшка Серафима, родила дочку.
Девочка появилась абсолютно здоровой. Врачи сказали, что с моим течением беременности это просто чудо, что ребенок родился без патологии.
Следующая беременность протекала у меня более спокойно, пока я не стала на учет к гинекологу. Обратилась в больницу уже поздно, в 30 недель. Гинеколог стала ругать меня и сразу направила на УЗИ, чтобы уточнить срок беременности. Там мне рассказали столько всего, что из кабинета я вышла со слезами. «Ребенок лежит неправильно и вряд ли сможет занять правильное положение, потому что у него трехкратное обвитие пуповиной».
– Кого вы ждете? – спросила доктор.
Я ответила, что на все воля Божия, но муж хотел бы сына. Врач посмотрела на монитор и ответила: «Девочка, 100 процентов девочка, мальчика не ждите».
Узнав обо всем, муж очень расстроился. Дома сложилась напряженная обстановка. Я сразу же поехала к батюшке Серафима и все рассказала ему. На что он ответил:
– То, что говорят врачи, то такое… – и махнул рукой. – Ты молись, Господа проси. На все воля Божия».
Просила я Господа и Матушку Богородицу только об одном – чтобы выносить и родить здорового малыша. Лишь один раз с дерзновением прочитала молитву Александру Свирскому (ему молятся о рождении младенцев мужского пола), а сама просматривала календарь с женскими именами.
И вот наступило время родов. Когда раздался детский крик и врач сказала, что родился мальчик, я не могла в это поверить. Для нашей семьи это было действительно чудо Божие и милость Его ко мне, грешной…
С батюшкой Серафимом нам было так легко. Беда какая или вопрос какой – сразу к нему за советом, и сразу все стновится понятным, и на душе спокойно и легко.
Отец Серафим возился с нами как с малыми детьми, вкладывая в каждого из нас свою душу. Он столько нам дал, столькому научил, что дай нам Бог пронести все это по жизни так, чтобы батюшке не было стыдно за нас, его духовных чад.
Р. Б. Елена, Николай, Анастасия, Ирина, Алексий,
г. Днепропетровск
Как я по молитвам отца Серафима вызволен был из ада
Сей случай произошел со мной в 2000 году, когда я еще работал на НТЗ в ремонтно-механическом цехе слесарем по сборке металлоконструкций, проще говоря, помощником сварщика – поддержи, придержи, пока сварщик приварит, и гуляй минут 20-30. И так целый день. Время-то было трудное, зарплату задерживали на 2-3 месяц. И, чтобы как-то продержаться, в моей (теперь уже бывшей) семьй гнали самогон, а я, грешный, носил его на работу и продавал (прости меня, Господи.)
До того допродавался, что и сам пристратился к окаянной бесовской жидкости: выпивал по бутылке самогона в день. Начинал по чуть-чуть – 100-150 грамм, а там и засосало. Cлава Богу, я ездил уже к батюшке Серафиму три года и был его духовным чадом, бросил курить. Батюшка молился за меня, грешного, и мою семью. И так Господь управил, что накануне описываемого мною происшествия я был у батюшки в Приднепровске и причастился Святых Христовых Таин.
За неделю до Причастия я в рот спиртного не брал. Помню, что попросил у батюшки святых молитв за меня, окаянного душегубцы и пьяницу, за свою семью и по настоянию отца Серафима заказал сорокоуст о здравии болящего. Уточню, почему называл себя душегубцем. Батюшка говорил, что те, кто продает водку, самогон, сигареты (особенно кто торгует в барах, магазинах), губят души людей, ибо делать этого нельзя. «Это дело скверное, бесовское» – так, помню, сказал мне батюшка.
А я еще, грешный, помогал своей бывшей жене недельку-другую в месяц приторговывать в баре. Вот и получалось, что губил не только свою душу, но и души множества молодых людей.
Но возвращаюсь к своему рассказу. Когда я вышел на работу после Причастия, мой учитель, выучивший меня специальности каменщик-печник, потребовал с меня за учебу магарыч. В конце рабочей недели я принес на бригаду из пяти человек 1,5 литра самогона (70-градусного). Выпили по сто граммов, и три человека отправились по домам. Остались мы вдвоем с моим горе-учителем. Он был тоже любитель выпить. Вот он и говорит мне:
– Надо обязательно допить, чтобы профессия не пропала.
Я отказывался, ссылаясь на домашние проблемы, но он настоял, и я, грешный, сдался. Выпили мы весь оставшийся самогон, то есть литр, вдвоем. Как лукавый спокусил меня на такое? Но был во всем том и Промысел Божий. Шел уже в тот момент молебен обо мне, страждущем недугом пьянства. После такой алкогольной дозы я опьянел изрядно. Помылся в душе и вроде немного протрезвел.
Пошли мы с учителем на проходную. Чтобы избавиться от запаха, я предусмотрительно съел мятную конфету. Подойдя к главной проходной, неожиданно потерял сознание. Вызвали скорую, и меня увезли в реанимационное отделение г. Новомосковска. Два часа спустя бывшая жена догадалась позвонить в реанимацию, взяла деньги и поехала меня «выкупать», то есть имела намерение заплатить медикам, чтобы не упоминали в записях о моем нетрезвом состоянии.
Приехав в реанимацию, она отыскала дежурного врача, а он у нее спрашивает:
– У вас что, муж верующий?
– Да. А откуда вы знаете?
– Он лежит еще в бреду, плачет, крестится и причитает: «Господи, прости меня, окаянного пьяницу! Если я выживу, больше и капли не возьму в рот этой гадости!»
А мне в тот момент шло видение: варюсь я в котле кипящем или в озере огненом. Рядом со мной какие-то черные человеки то вынырнут, то потонут. Когда они выныривали, бесы их палками снова загоняли в огонь, и они кричали: «Господи, прости нас, грешных, мы больше не будем пить эту гадость!»
Как огонь Благодатный отличается от огня обычного, так и геенский в тысячи раз более жжет, нежели огонь обычный. Вот тогда-то, когда опалило меня огнем геенским, я и вскричал: «Прости меня, Господи, окаянного пьяницу, больше пить я не буду».
И услышал я глас свыше: «Станешь пить эту кровь сатанинскую, – будешь гореть вечно!».
Приехав на следующее воскресенье в храм, я первым делом побежал к батюшке под благословение. А он, строго постучав меня своим кулачком по лбу, говорит:
– Что, напился крови сатанинской? Ко мне на благословение только после исповеди.
Тогда я узнал, что водка сия нечестивая и самогон – это кровь сатанинская. Нигде это не написано, никто нас этому не учил, ибо мир лежит во зле, а вот Господь устами батюшки Серафима еще раз сказал мне, что такое водка и самогон. Пить их нельзя павославному христианину.
Хотел я батюшку спросить, что можно пить на церковные праздники, но он, опережая мой вопрос, сам сказал:
– Выпить – не грех. Упиваться – грех. Можно выпить кагора или другого вина, из винограда соделанного, 2-3 рюмочки, и все. Или коньяка настоящего, из винограда, а не суррогата.
– Господь претворил воду в вино, но не в водку не в самогон. Помните сие – так поучал нас дорогой наш старец, батюшка Серафим.
Так, братья и сестры, молитвами нашего дорогого батюшки, ныне усопшего, я, грешный раб Божий Игорь, бросил пить эту гадость и уже более 12-ти с половиной лет в рот ее не брал ни разу.
Р.Б. Игорь
Как молитвы отца Серафима освободили моего усопшего отца из горящего котла
Все, что в жизни нашей ни делается, все по воле Божией бывает. Наши только грехи – так поучал нас духовный отец наш, архимандрит Серафим. Анализируя те прожитые 10 лет со дня его кончины, понимаю, что все, что нам батюшка пророчествовал в своих проповедях, что предсказывал в своих наставлениях, все сбывается по воле Божией, ибо устами старца Сам Господь говорил.
Помню, когда в 1997 году я впервые с моими родителями приехал на беседу к батюшке в Приднепровск, чтобы выяснить причину моей болезни – родовой грех (см. «СНД», №65, 2004 г.), батюшка сказал моему отцу:
– Ты, Иван, выйдешь за церковную ограду, достанешь пачку сигарет из правого кармана и порвешь. Бросишь курить, покаешься, придешь в Церковь – будешь жить долго, а не покаешься – заболеешь и скоро помрешь.
Помню, отец мой вышел тогда из церковной ограды сильно удивленный и спрашивает:
– Откуда он это все знает? Ясновидящий?
А мама моя (очень верующая была и тоже духовное чадо батюшка Серафима) говорит отцу моему радостно:
– Так это же, Ваня, он Святым Духом все прозрел!
Да, тогда в 1997 году отец мой был еще неверующим человеком, хотя и крещеным. Жаль, не бросил ни курить, ни выпивать, маму ругал за то, что в церковь ходила. Понятно, что это был не он, а бесы, которые его мучили, искушая других. Но умер мой отец с трехперстием на руках, раскаявшись в своих грехах. Нам бы всем так каяться! Умер он 8 апреля 2002 года, сразу после праздника Благовещения. Батюшка наш был тогда еще, Слава Богу, живой и молился за своих чад и их сродников.
Когда умер папа, я на следующий же день (во вторник) поехал к отцу Серафиму в Приднепровск. Батюшка сразу мне сказал 40 дней читать по отцу 17-ую кафизму в полночь, поминать постной пищей, раздавать в качестве милостыни его одежду, подавать в церковь 40 дней ежедневно записочки об упокоении на панихиду. Особенно ценна материнская молитва. Мать свое усопшее дитя со дна ада достанет.
Так, с 12 апреля я начал читать 17-ю кафизму. Батюшка напомнил мне, чтобы всем родным велел поминать отца на 9-й и 40-й день без спиртного и скоромного. А на 40-й день хорошо бы отслужить панихиду по новопреставленному и помянуть постным обедом в церкви, пригласив и нищих.
Когда я читал кафизму в третью ночь, то скорбно и усердно просил у Господа показать мне, где на данный момент находится мой отец. По молитвам батюшки Господь услышал меня, недостойного. Читать Псалтирь вообще тяжело, да еще неопытному, да еще на церковнославянском, которого так боятся бесы, да еще за полночь, когда бесы лютуют и наводят дремоту, сон, лишь бы не читалась Псалтирь.
Вот и меня начала одолевать сон. Но я умылся, прочитал «Да воскреснет Бог» и продолжил чтение. Вскоре снова как бы задремал. В тонком сне вижу, как подлетают ко мне два юноши в белых одеяниях, сзади у них накидки, как плащи. Я сразу почувствал сердцем: это ангелы Господни.
– Да, се мы, – отвечают на мой помысел. – Ты хотел посмотреть, где твой отец, тогда полетели.
Взяли они меня под руки и понесли. Сколько времени прошло, не знаю. Летели как будто в трубе. Сверху виднелось яркое свечение, как солнце, но еще ярче. И вот, вылетев как бы из трубы, ангелы мне говорят:
– Смотри, где твой отец сейчас.
Я смотрю: стоит дом, точно такой же, как и отцовский в миру. Подхожу к нему, открывается дверь. Вхожу в коридор, в прихожей, так же как у отца, стоит котел, только сделан тот котел из водочных бутылок! О, ужас! Я чуть не упал от неожиданности.
Внизу были полулитровые бутылки от «Русской», «Советской». К верху со средины пошли литровые от «Смирноф», «Распутин» и разные другие, которые отец, будучи в теле, выпивал в советское время и после раскола Союза, когда его мучил бес пьянства.
А вверху вместо градусника стояла бутылка «SV» (0.5л), которую его родной брат Михаил взял (точнее я ему дал) для напоения самогоном, чтобы на второй день идти поливать могилку – «будить душу». Но мама моя и сестра категорически отказались участвовать в этом безчинстве, и мы втроем пошли поминать отца панихидой в храм Покрова Пресвятой Богородицы в Кулебовке.
Брат отца рассердился на нас за это, кричал:
– Вы фанатики! Не любили своего отца! Не хотите волю его исполнить! Ведь он наказывал перед смертью поминать его водкой и чтоб на столах все было: мясо, колбаса и прочее. Воля умирающего – воля Божия.
– То не он кричал в предсмертном бреду, – отвечала мама, – а бес, который его мучил. Помяни брата в церкви, и он будет тебе очень благодарен.
Но Михаил ее не послушал и в конце концов поссорился с нами. Вот как враждовал бес! Даже самых родных рассорил…
Но я остановился на том, что увидел котел из пустых бутылок. Посредине котла было маленькое отверстие (где-то 5х10 сантиметров, как в сварочном щитке), и там я увидел своего отца. Он был молод, лед тридцати. Его голова то выныривала из бушующего в середине пламени, то пропадала, как будто его кто-то тянул сниза за ноги. Увидев меня, отец, точнее его голова, затыл на месте и зарыдал.
– Сыночек, прости меня, грешного, – стеная проговорил отец, – ибо я не ведал, что творил на земле. Тело мое грешило, а душа моя была отделена от Бога каменной стеной. И хотя я перед смертью покаялся (как Валечка, мама твоя, того хотела), но не от чистого сердца, а ради Причастия. Но все грехи, нераскаянные с семилетнего возраста, так и довлеют надо мной. За них и страдаю теперь. Вот это окошечко – ваши молитвы, мои дорогие, – сыночка, дочечки, женушки моей дорогой (не ценил я ее, глупец, при жизни), но особенно батюшки Серафима.
И отец снова заплакал. Всхлипывая, опять умолял передать его просьбы батюшке Серафиму, чтобы он горячо помолился Богу и Матери Божией за него, окаянного пьяницу, а также и батюшке Григорию в Комсомольске, и отцу Сергию в наш кулебовский храм – его родной храм, куда он по глупости не ходил.
И еще отец попросил меня передать его маме, моей бабушке (тогда еще живой), чтобы она каждый день читала за него молитву Богу о детях усопших и подавала записочки о нем в церковь на панихиду.
– Как здесь дорога материнская молитва! – добавил он. – И счастливы те, за кого молятся на земле родные, особенно матери. Как я жалею, что моя мама не научила меня молиться. Какие здесь страшные муки! Все вместе земные мучения ничто по сравнению с каплей адских мук.
Я передал эти слова бабушке, но она, как маловерующий человек, ответила, что подала «как все» за него «сорокоуст», а каждый день не собирается ходить, ноги болят. Еще не верят у нас люди, а жаль! Также отец попросил передать брату, чтобы не поминали его водкой и самогоном – кровью сатанинской.
Итак, мне в третий раз было открыто, что есть кровь сатанинская. Дяде я тоже передал просьбу отца, но он решил, что я свихнулся на церковной почве, вот мне такие сны и снятся. Поминали они отца отдельно от нас с сестрой и мамой.
Моля о помощи, мой отец сильно стонал и плакал, и я вместе с ним. Моя бывшая жена, неверующая, проснулась от моих стонов. Сочтя, что у меня начинается судорожный приступ, она начала крутить мне руки за спину. Я сразу проснулся, сказал, что со мной все в порядке и рассказал ей видение.
Она, конечно же, не поверила и заснула. А я продолжил читать 17-ю кафизму. Но вскоре задремал и опять увидел отца, горящего в котле. Он снова стал просить меня не поминать его водкой и скоромным на 9-й и 40-й день, а помянуть его в церкви панихидо и постной трапезой (эту просьбу отца я вскорости выполнил, помянул его в приднепровском храме у батюшка Серафима).
Еще отец дал мне некоторые наставления, сходные с теми, которые давали отец Серафим и инок Иоанн из Елизарово, – и видение кончилось. Будильник разбудил меня на работу. По дороге я заехал к маме, чтобы рассказать ей о ночном видении. Она всему поверила, расплакалась.
На работе едва выдержал до обеда, очень хотелось спать. Слегка перекусив, я прилег. И снова увидел отца в горящем котле.
-Что же ты не заехал к бабушке и дяде? – с упреком сказал он мне.
Я оправдывался тем, что спешил на работу.
– Эх, сынок, – сказал мне отец, – знал бы ты, какие здесь адские муки!
Немного погодя он стал просить у меня прощения за все, что причинил мне плохого. Напомнил, что родительсткое благословение есть воля Божия и за неисполнение его будет наказание. Папа напомнил мне, чтобы я не забывал молиться святителю Николаю Чудотворцу и Царю-мученику Николаю.
Я исполнил все, о чем просил меня отец. Взяв отгул, на следующие день поехал к отцу Серафиму. Батюшка еще отдыхал. Келейнице Ольге я рассказал мое первое видение. Матушка расплакалась и поспешила к отцу Серафиму. И слышу через дверь его голос:
– Ну что, рассказал он тебе второй сон, или нет?
И тут мне сразу стало ясно, что батюшка все прекрасно знает. Это по его святым молитвам я, грешный раб Божий Игорь, побывал за гранью земной.
Выйдя, матушка Ольга спросила, в котором часу было мне видение. Я ей все рассказал, а она мне в ответ:
– Так знай: когда ты читал в полночь 17-ю кафизму за отца, отец Серафим молился Богу горячей молитвой, прося Его и Матерь Божию помиловать новопреставленного Иоанна. А когда тебе было второе видение, батюшка служил Литургию и вынимал частичку за новопреставленного Иоанна.
Позже я спросил у отца Серафима:
– Почему папа приснился мне молодым?
– Все мы там будем Иисусова возраста, – ответил батюшка.
Напоследок скажу, что после панихиды в Свято-Никольском храме Приднепровска нами была устроена поминальная трапеза: два стола – один для батюшек, другой для всех, кто хотел помянуть моего отца. И вот, когда трапеза закончилась, за тем и другим столом пели благодарственные молитвы, я отчетливо увидел перед иконостасом силуэт моего отца.
– Спаси, Господи, тебя, сынок, отца Серафима, Валечку, дочечку и всех, молившихся за меня, грешного! Мне уже хорошо, – сказал он.
И понял я, что нашими молитвами (в первую очередь, батюшки Серафима) наш отец был вымолен из ада. Знаю я, что батюшка и сегодня молится за нас, грешных, у Престола Божиего, прося милости у Бога и Матери Божией.
– Только веруйте в сие, и будет вам – так нас поучал отец Серафим.
Р. Б. Игорь
Невоспринятый совет старца
24 сентября каждого года духовные чада незабвенного архимандрита Серафима (Ольхового) отмечают скорбную дату – день блаженной кончины духоносного старца. С момента, когда из земной жизни ушел батюшка Серафим прошло уже много лет, но с каждым годом мы более явственно понимаем, насколько велика наша утрата, оставившая нас в этом мире сиротами. За эти годы было много написано и опубликовано наставлений и поучений старца, долгое время готовилась к печати книга воспоминаний его духовных чад. Вот и я решил поделиться одним случаем из своей жизни, связанным с батюшкой Серафимом, с его прозорливым советом, которым, к моему горькому сожалению, не воспользовался. Но обо всем по порядку.
Лет пятнадцать назад я созрел, не без помощи верующих, до того, что если называешь себя православным, то необходимо участвовать в церковной жизни: посещать богослужения и участвовать в церковных таинствах. Для чего, опять же по советам верующих, стал ходить в Свято-Николаевский храм в поселке Старая Игрень.
Я, вообще-то, и раньше заходил в храмы, ставил свечки и молился у икон своими словами…. А началось все с того, что в младшем школьном возрасте я обнаружил привязанный к старой детской кроватке мой крестильный крестик. С тех пор старался с ним не расставаться. Повзрослев, уже открыто носил крест на груди и считал себя православным. Однако это мне не помешало в 90-м, когда самые «принципиальные» и «демократичные» прилюдно рвали партбилеты, вступить в ряды КПСС. В те времена «ускорения» и «перестройки» вероисповедание кандидатов никого не интересовало, и я решил, что именно в рядах партии смогу предотвратить развал Союза…
Спустя лет пять снова купился на идеи восстановления СССР и, как пишет Сергей Есенин, «задрав штаны, побежал за комсомолом» – с группой молодых людей принялся восстанавливать областную комсомольскую организацию. А затем вступил и в КПУ. Все мы тогда наивно верили, что сможем изменить жизнь к лучшему. Да и тогдашний комсомол – это был уже не тот старый «пленумно-съездовский», а новый. Мы организовывали интересные мероприятия – такие как, например, городской шахматный турнир, ставили спектакли и показывали их на городских праздниках, проводили дискусионные клубы, вывозили молодежь за город, где проводили «Зарницы»… Да и компартия в то время была иной, чем КПСС и чем то, во что она затем превратилась. К моему вероисповеданию, которое я демонстрировал открыто, отношение было спокойным. Сначала я стал редактором комсомольской газеты, а затем и областной партийной, помощником депутата ВР.
И вот в этот период времени я попал в храм святителя Николая… Повторюсь, до этого я не был на богослужении ни в одном ином храме, поэтому думал, что все происходящее здесь точно так же происходит и во всех других православных храмах. В том числе и приглашение священником прихожанина «на разговор». Это произошло во время первой в моей жизни исповеди. Батюшка Серафим, понимая, что я впервые участвую в Таинстве, помог мне исповедаться наводящими вопросами, а затем пригласил в один из ближайших дней «на разговор» в свою келью.
Как же я был удивлен, когда спустя несколько лет, уже после смерти старца, обратился с подобной просьбой к другому священнику близлежащего к моему дому храма. Я до сих пор помню его «квадратные» глаза и предложение обсудить возникшие у меня вопросы здесь же, на паперти… Но сейчас не об этом.
Так вот на «разговоре» с архимандритом Серафимом среди ознакомительных и, как мне тогда казалось, малозначительных тем как гром среди ясного неба прозвучал вопрос: «А ты что, в комсомоле состоишь?». Какой комсомол, когда на дворе двухтысячные? О возрожденном ЛКСМУ, несмотря на все наши старания, знал довольно узкий круг лиц. Где угодно я готов был услышать такой вопрос, но только не в Церкви. Откуда здесь могут знать о новом комсомоле?
Я, ошарашенный такой информированностью батюшки, подтверждаю. Следующие слова старца привели меня в полное уныние: «А ты знаешь, что это антихристианская, безбожная организация? Что она активно боролась и борется с Православием?». Мои оправдания, что, мол, комсомол нынче уже совсем другой, что там есть и верующие ребята, что, мол, мы в комсомольской газете публикуем и православные материалы, батюшка, казалось, не слышал: «Сейчас же уходи оттуда». Его объяснения о том, что находиться в комсомоле верующему вредно для души, уже не слушал я. Как выйти из комсомола? Там ведь мои друзья, мои интересы, моя работа наконец. Там вся моя жизнь.
«Я тебе советую выйти из комсомола сейчас, тихо, мирно. Но если ты этого не сделаешь, то спустя немного времени уйдешь оттуда со скандалом, рассорившись со всеми… Они тебя сами выгонят», – заключительные слова батюшки прозвучали приговором.
Для меня это было тяжелым испытанием. С одной стороны – однозначный совет старца, о прозорливости которого я уже кое-что слышал, а с другой – вся моя предыдущая жизнь, убеждения, интересы, друзья… Выбор сделать было невозможно. Для этого у меня не хватило духовного опыта. И я пустил все на самотек. Больше батюшка эту тему в разговорах со мной не поднимал.
Но только не прошло и полугода, как отношение ко мне, в первую очередь как к православному, и в комсомоле, и в партии начало меняться. Заметки в партийной газете (которую я редактировал), касающиеся Православия, ранее не вызывавшие вопросов, вдруг стали подвергаться критике и насмешкам. Одна из сотрудниц газеты, набиравшая на компьютере текст о шествии протестной колонны по городу с иконой Божией Матери во главе, буквально вышла из себя – она громко смеялась и кривлялась, ее явно одолевали бесы.
Дошло до того, что один из секретарей обкома потребовал у моего товарища снять нательный крест, который стал заметен в жаркую погоду, а первый секретарь после жалобы рядовых коммунистов ворвался в редакцию и сорвал висевшие там иконы. Все вчерашние друзья и товарищи из-за моего вероисповедания стали буквально моими врагами, замышлявшими всякие гадости. Оставаться там далее было для меня невыносимым. И, как предвещал батюшка, после одной принципиальной статьи со скандалом и ссорами я и покинул комсомол, и партию. По рекомендации отца Серафима сжег билеты и учетные книжки КПСС, КПУ, ВЛКСМ, ЛКСМУ. Кстати, горели они очень плохо, с неприятным запахом, пришлось даже воспользоваться бензином.
С тех пор не проходило и года, чтобы эти организации не сотрясались от очередного скандала с отчислением из их рядов самых искренних и принципиальных людей. А вот проходимцы и приспособленцы с упехом сделали себе там карьеру, поднялись по социальной иерархии, заработали капитал, стали депутатами разных уровней. Но, похоже, и этому уже пришел конец.
Я с содроганием представляю, что было бы со мной, останься я там. Но, к сожалению, для понимания прозорливого совета батюшки Серафима мне пришлось набить шишки. Не послушал я и еще одно его наставление с такими же последствиями для себя. Но это уже совсем другая история….
Р. Б. Георгий
Комментировать