Священномученик Михаил Накаряков, пресвитер

Священник Михаил Накаряков родился в 1866 году; служил в Преображенской церкви села Усолье неподалеку от города Соликамска. В храме о. Михаил был третьим священником; прихожане больше других любили его, особенно за милосердие и нестяжательность. Если нужно было что попросить, то всегда просили у о. Михаила. Кроме служб в храме, он преподавал Закон Божий в церковно-приходской школе, преподавал с любовью и благоговением к предмету. Когда собирались пожертвования в храме на подарки детям из бедных семей, то сборщики сначала подходили к о. Михаилу, зная, что он даст больше всех, а после него другим будет неловко пожертвовать меньше, и скуповатый настоятель храма, хотя и был недоволен щедростью о. Михаила, но уже сам давал столько же. На Пасху о. Михаил обходил дома бедняков и раздавал деньги, иной раз говоря: «это на обувь», «это на подарки детям».

В июне 1918 года после ареста архиепископа Андроника священники Пермской епархии перестали служить. Таково было распоряжение владыки, отданное им еще до ареста: если власти арестуют кого-либо из священнослужителей, перестать служить всем, пока не отпустят; и народу так объяснить – чтобы требовали освобождения священника. Священники прекратили служить. Вместе со всеми перестал служить о. Михаил. Власти, опасаясь народного возмущения, стали вызывать священников в ЧК, чтобы заставить их исполнять требы. Был вызван и о. Михаил. В ответ на угрозы он сказал:

– Я клятву давал перед крестом при рукоположении – подчиняться своему архиерею. И пока он не отдаст распоряжения – венчать, отпевать – я служить не буду. Вы его отпустите, и тогда я буду совершать требы.

Через несколько дней о. Михаил был арестован и отправлен в тюрьму Соликамска.

Под Ильин день епископ Феофан (Ильменский) за всенощной просил прихожан усердно молиться об о. Михаиле, так как тому грозил расстрел. Весь народ молился о нем, многие плакали, после всенощной прихожане выбрали представителей для переговоров с властями. Они предложили местным властям отпустить о. Михаила под залог; те отказали: «Он слишком популярен, собрал вокруг себя народ, его слишком многие слушаются». Тем временем было решено его убить, но чтобы избежать народного возмущения, объявили, что священника Михаила Накарякова отправят на принудительные работы в Чердынь. Некоторые солдаты стражи были из местных крестьян, они хорошо знали о. Михаила и раскрыли обман. В те дни священник находился в тюрьме на Усолке.

3 августа отсюда взяли на расстрел троих заключенных – врача, офицера и о. Михаила; к каждому арестованному приставлено было по два конвоира; они, помогая священнику забраться на телегу, заговорили с ним вполголоса:

– Батюшка, мы тебя везем расстреливать, а нам тебя жалко. Мы все помним тебя, ты нас учил, помогал семьям. Не можем мы тебя убить. Мы будем стрелять в воздух, а ты падай, а то иначе тебя застрелим, а мы этого не хотим.

– Нет уж, что распорядились делать со мной ваши начальники, то и делайте, – сказал священник.

Приехали на место казни в лес. Врач и офицер были сразу расстреляны: конвоиры повели о. Михаила в глубь леса и стали стрелять поверх головы. Священник стоял напротив красноармейцев, когда-то своих прихожан, и молчал. Тогда один из конвоиров подошел к о. Михаилу вплотную и с такой силой ударил его прикладом, что священник потерял сознание. Очнувшись, он увидел: смеркается, какие-то впереди тени мелькают. Он пошел прямо на них и натолкнулся на трупы врача и офицера, а неподалеку красноармейцы усаживались на телегу. Священник стал читать отходную молитву.

– А поп-то еще жив, – сказал один из них и в темноте несколько раз выстрелил наугад.

Пули попали в правую руку, в левую ногу и в грудь священника. На следующий день красноармейцев послали закапывать трупы. Подъезжают и видят – о. Михаил сидит на пне.

– Батюшка, ты разве жив? Как же мы будем тебя живым закапывать? Ну, ладно, может, обойдется, повезем тебя отсюда.

Выкопали могилу, засыпали землей тела расстрелянных, посадили о. Михаила на телегу и повезли. Но везти через села священника, приговоренного к расстрелу и не расстрелянного, истекающего кровью, было опасно, и, желая от него поскорее избавиться, красноармейцы спросили:

– Батюшка, скажи, куда тебя спрятать?

– Вы меня не прячьте, – спокойно ответил тот.

Тем временем въехали в село, стали спрашивать жителей, кто бы приютил священника. Но ужас от деятельности карательных большевистских отрядов столь был велик, что никто из крестьян не решился предоставить приют раненому. Поехали к дому приходского священника, но тот, увидев издалека красноармейцев и раненого священника, замахал руками, делая знаки, чтобы они скорее проезжали мимо. Просили конвоиры, чтобы кто-нибудь из жителей хотя бы перевязал раны. Но то ли жестокосердный все попадался народ, который, как зачарованный, не мог очнуться от ужаса, какой наводили повсюду большевики, то ли неверующий, а может быть, не верили в искренность красноармейцев, но только никто не согласился предоставить священнику кров и перевязать раны. Поехали дальше. В соседней деревне женщина напоила о. Михаила парным молоком, но приютить отказалась, и конвой повез его дальше, и так привезли обратно в тюрьму. В камеру его поместили вместе с белым офицером Пономаревым, и священник рассказал ему обо всем, что с ним произошло, и добавил:

– Знай, что если будут меня забирать и будут говорить, что на работу – это значит поведут на расстрел.

Действительно, на следующий день тюремная стража объявила о. Михаилу и офицеру, чтобы собирались на работу. Памятуя слова священника, Пономарев приготовился к худшему. Их вывели во двор. Один из конвоиров ударил священника прикладом по голове – легонько, второй стукнул с другой стороны, и так били по очереди, пока не убили.

Поглощенные убийством о. Михаила палачи забыли об офицере. Он тем временем перебрался через забор, бросился в реку и спрятался за сваей моста. Обнаружив его отсутствие, стража кинулась на поиски, но они ни к чему не привели. Пономарев видел, как красноармейцы приволокли тело священника на берег реки, привязали к нему большой камень, раскачали и бросили в воду.

На следующий день женщины пришли на берег полоскать белье. На середине реки, крестообразно раскинув руки, с крестом на груди лежал замученный накануне священник. Женщины подняли крик, отовсюду стал сбегаться народ, и известие быстро дошло до чекистов. К реке подогнали лошадь, красноармейцы выловили из воды тело священника, положили на телегу и повезли из города. Чудо было явное, и за неходко катившейся телегой пошла толпа народа. Красноармейцы пытались отогнать народ то руганью, то угрозами, но это не помогло, и они стали стрелять поверх голов, но люди продолжали идти. Выстрелили по толпе, некоторых ранили, и тогда только остановили народ.

Жена о. Михаила приехала домой в Усолье в трауре; ее стали навещать прихожане и спрашивать:

– Родная матушка, где же наш батюшка? Где наш кормилец? Что с ним?

Она подробно обо всем рассказала. Через несколько дней представители властей предупредили ее: если будешь о своем муже рассказывать, сама туда же пойдешь.

Епископ Феофан отслужил по о. Михаилу всенощную, поминая его на службе священномучеником, о котором не только мы молимся, сказал владыка, но и он молится о нас перед Богом. После всенощной он позвал к себе сына о. Михаила – Николая, служившего диаконом в Троицком храме в Перми, и сказал:

– В память твоего отца-мученика будешь рукоположен в сан священника. Иди вслед за отцом.

После рукоположения о. Николай служил в селе Кольцове. Часто по церковным делам он бывал в Перми, куда переехали его мать, и сестры. В одну из таких поездок село Кольцове захватили красные.

– Где поп? С белыми удрал? – спрашивали они прихожан.

– Нет, он поехал в Пермь по церковным делам, – пытались их убедить прихожане.

– Нет, удрал! – настаивали красноармейцы.

Видя, что большевики твердо решили арестовать священника, прихожане отправили доверенного человека в Пермь предупредить о. Николая, чтобы он не возвращался в село, так как красные собираются его расстрелять и дом его уже разграблен.

Для о. Николая это известие оказалось большим потрясением. Утром он пошел в храм и, остановившись среди народа, долго со слезами молился. После службы к нему подошла монахиня и спросила:

– Батюшка, о чем вы плачете?

Ему было тогда двадцать четыре года, выглядел он моложе своих лет, и ей было странно, о чем может так горько плакать молодой священник.

– Да как же мне не плакать? Приехал я в Пермь по церковным делам и тут узнаю, что дом мой в селе отобрали, имущество разграбили и меня хотят расстрелять.

Монахиня предложила о. Николаю поехать вместе с ней в Бахаревский монастырь, в это время оставшийся без священника. Он согласился. Игумения монастыря, мать Глафира, нашла для него и его семьи квартиру, собрали необходимую одежду, отыскали, чем квартиру обставить. Место о. Николаю понравилось, и он начал служить.

В Успенский пост 1919 года священник ехал из Перми в монастырь, путь лежал через лес. Здесь навстречу ему вышли два красноармейца.

– А, поп, выходи из телеги, – остановили они его. – Мы тебя сейчас расстреляем.

Молча о. Николай вышел, они стали напротив, вскинули винтовки, чтобы стрелять, и один из красноармейцев сказал:

– Нет, садись на телегу, езжай, не надо нам тебя.

Молча о. Николай сел в телегу, поехал. Потрясение было, однако, столь сильным, что, приехав в монастырь, он тяжело заболел. Болезнь развивалась стремительно, сопровождаясь сильными головными болями. На третий день по приезде в монастырь он скончался.

После мученической кончины о. Михаила власти долго преследовали его семью, лишали продуктовых карточек, не допускали детей учиться в школе, но семья молитвами мученика жила безбедно. Господь не оставлял их. Бывало, кто-нибудь из детей или матушка выйдет утром из дома, а на пороге – пакет с едой, припорошенный снегом, с запиской.

Некоторые прихожане поминали о. Михаила как мученика и обращались к нему в своих молитвах. Один из учеников приходской школы, где преподавал о. Михаил, стал священником, был во время гонений арестован, и в заключении, видя неминуемое приближение смерти, стал усердно молиться мученику, чтобы сподобил Господь пережить заключение и выйти на волю. И Господь молитвами священномученика Михаила исполнил его просьбу: он дожил до конца срока и еще долго прослужил потом в храме.

Брат жены о. Михаила, священник Павел Конюхов, служил после смерти своего отца, протоиерея Василия, в Троицкой церкви. При храме он организовал школу для детей из бедных семей, кто не мог отдать своих детей в гимназию. Кроме других учителей, в школе преподавали сам о. Павел и его жена Елизавета, учившая детей рукоделию и церковному пению. Местные жители так и называли – школа о. Павла. Образование в ней давалось такое, чтобы выпускники могли работать учителями. После революции школа была закрыта, но храм продолжал служить.

Арестовали о. Павла в 1935 году. Формальным поводом для ареста послужил донос, что священник помянул за литургией убиенного Императора Николая с супругой. Вместе с о. Павлом были арестованы священники Алексей Дроздов, Петр Козельский, Феодор Долгих и миряне Панкратов и Лаптев. Все они скончались в заключении. Одна из сестер о. Павла была замужем за священником Сергием Баженовым, который служил под Екатеринбургом и здесь был замучен большевиками.

Игумен Дамаскин (Орловский)

«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2»
Тверь. 2001. С. 180-187

Библиография

Пермские епархиальные ведомости. 1919. № 1, 2.

Источник: fond.ru